Г. В. Черепахин

1912 г.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

XPOHOC

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Г. В. Черепахин

ВОСПОМИНАНИЯ О ЛЕНСКИХ СОБЫТИЯХ

Председатель стачечного комитета второго состава Григорий Васильевич Черепахин (слева)
и член стачечного комитета Моисей Сергеевич Украинцев.
Фото с с сайта http://express.irkutsk.ru/.

В сибирской тайге царствовало Ленское золотопромышленное товарищество. Тайга, где находились прииски товарищества, расположена от линии железной дороги в 1800 верстах. Для того чтобы добраться до приисков, нужно было ехать на лошадях тайгой из Иркутска до Жигалово 365 верст и от Жигалово на пароходе свыше 1000 верст по Лене до Витима и по Витиму против течения на протяжении 300 верст. Дальше уже ни прохода, ни проезда, так как тут даже нет тракта. Единственный путь-подняться на пароходе. Зимой же туда почти невозможно пробраться, потому что, с одной стороны, стужа, доходящая до 57 градусов, а с другой - на протяжении 400 верст нет никакого жилого помещения, за исключением маленьких сторожевых будок, где летом заготавливаются дрова для пароходов.

До 1910 г., когда Ленское золотопромышленное товарищество не охватило еще весь Приленский край, там были и другие хозяева, например компания Сибиряковых, а также и более мелкие, когда рабочие нанимались по другим условиям найма: с весны до весны. Как только Ленское товарищество забрало в свои руки все прииски, овладело Бодайбинской железной дорогой и пароходством, наем рабочих начал производиться с 10 сентября по 10 сентября, причем расчет затягивался до 1 октября (Даты в воспоминании приводятся по старому стилю). Это не давало возможности рабочим выезжать из тайги, потому что река Лена останавливалась. Изредка находились такие "счастливцы", которым удавалось уезжать среди лета, получив расчет, но в то же время попав в "черную книгу".

В каких же условиях держало Ленское товарищество своих рабочих? По договору казармы должны были стоять известный срок, а потом меняться, так как их строили из бревен на мхе, и там заводились насекомые, а сами казармы сырели и оседали в землю. Но ЛЗТ игнорировало договор. Венцы казарм оседали в землю, казармы становились ниже конюшен, текли всякие нечистоты, и рабочие жили в грязи.

На приисках имелась так называемая "черная книга", куда заносились фамилии рабочих (Рабочий, попавший в "черную книгу", подлежал расчету), если они сами или их жены не подчинялись администрации. Если такой расчет происходил среди зимы, то рабочий должен был либо умирать, либо идти "копачить", то есть воровать, золото из выработанных шахт, рискуя задохнуться от газа, утонуть, либо погибнуть от обвала.

Ленское товарищество имело свои магазины, и если рабочие шли покупать не в их лавки, а в другие, то стражники ловили рабочих и обвиняли в том, что они воруют золото и носят продавать.

Еще один абсурдный закон, установленный старыми традициями. Рабочие все время думали о самородках. Если рабочий нашел самородок, сумел его вынести, донести до лавки товарищества и положить на стойку, то за каждый золотник ему давали 3 руб. 60 коп. Но если стражник догнал его еще до магазина, у него отбирали золото и он получал 3 месяца тюрьмы. Этим законом поощрялась хитрость, умение воровать, тем более, что в частных магазинах за золотник давали 4 руб. 60 коп.- 4 руб. 85 коп. Все-таки рано или поздно таких рабочих увольняли.

После 10 сентября всех рабочих рассчитывали, и с 10 сентября по 1 октября начиналось переливание с Андреевского на Феодосиевский, с Феодосиевского на Весенний прииск Ратькова-Рожнова и т. д. Каждый хотел устроиться там, где можно было поживиться и использовать свою смелость в течение года. Длинной очередью стояли рабочие у конторы, предлагая свои услуги. Выходит управляющий Самохвалов-толстая, ожиревшая свинья, сверху с балкона осматривает рабочих и выбирает лучших, чтобы рабочие у него были на подбор, исключительно здоровые и сильные. Работы просят очень многие, принимают же немногих. Управляющий кричит: "Серая фуражка, выйди сюда; красная рубашка, ты, с серебряной цепочкой, выходите сюда". Управляющий зычным голосом выкрикивает, служащие подхватывают его слова, и рабочих нанимают без всякой очереди. Те, которых выкрикнули, расписываются и остаются здесь. Условий, на которых они наняты, рабочие никогда не видят, что они подписывают, они не знают, лишь бы попасть на прииск.

В 1912 г. Феодосиевский прииск назывался "бархатным", так как 10-15% рабочих жили там в сравнительно хороших условиях, а Утесистый, Андреевский прииски назывались "кулевые шаровары",так как белье и верхняя одежда рабочих были сделаны из мешков. Рабочие там были оборванные, полубосые. В таких нечеловеческих условиях рабочие работали, а ЛЗТ получало на этом сверхприбыли.

В конце концов на Андреевском прииске дело дошло до того, что рабочий Быков 25 февраля 1912 г. получил конское несъедобное мясо.

После этого 29 февраля андреевцы забастовали. Управляющий приисками телеграфировал в Петербург правлению ЛЗТ, и на эту телеграмму было прислано телеграфное распоряжение от Белозерова произнести расчет всем забастовавшим рабочим и прикрыть водоотливы, а это значило затопить шахты на целый год. Андреевцев поддержал Утесистый прииск, потом выступил Пророко-Ильинский, затем Александровский, а в ночь на 3 марта и феодосиевцы вылезли из шахт и не пошли на работу. От каждого прииска были избраны делегаты. На общем рабочем собрании 4 марта, на котором присутствовало около 5 тыс. человек, были выработаны требования. Здесь же организовался стачечный комитет, в который вошли в большинстве политические ссыльные.

Руководящая стачкой организация состояла из 3 ступеней. В каждом бараке имелся староста - это была передаточная инстанция между делегатами и рабочими, живущими в бараках. Староста имел связь с делегатами и со стачечным комитетом. Председателем стачечного комитета был Баташев. Я был его заместителем, но перед арестом стачечного комитета стал председателем.

Пятого марта помощник главного управляющего приисками Теппан вывесил объявление о том, что если рабочие не выйдут немедленно на работу, то все будут рассчитаны и будет прекращена выдача продуктов. Шестого прибыл заменявший Тульчинского окружной инженер Александров. Когда рабочие показали ему пищу и хлеб, который выдавался, он признал, что ЛЗТ нарушило договор и рабочим должно быть уплачено по 10 сентября. Рабочие требовали того же самого, то есть уплаты по 10 сентября. В самый момент забастовки рабочие взяли под свою охрану водоотливы. Они взяли под свою охрану и монопольку, поставив там часовых, и отобрали от старост подписки, чтобы рабочие во время забастовки не пили водку.

Затем, по распоряжению Теппана, рабочих начинают постепенно жать. Прежде всего уменьшают паек, думая вынудить их на какие-либо выступления, а затем попытались выселять из бараков, но неудачно.

22 марта приехали окружной горный инженер Тульчинский и ротмистр Трещенков, а 24-го Тульчинский пригласил к себе делегатов со всех приисков. Принял он их очень вежливо, но вместо того, чтобы выслушать, познакомиться с требованиями и т. д., начал им показывать свои хоромы. Делегаты заявили, что нужно приступить к делу. Тульчинский ответил, что сейчас будет заседание и просил их быть откровенными, указывая, что он нарочно показал им свою квартиру, чтобы они знали, что в ней никого нет постороннего. Сам же он стал говорить о посторонних вещах, а о деле ни слова. Наконец сказал, что еще в прошлом году он стремился улучшить положение рабочих, но получил письмо от министра Тимашева, который ему дал понять, что на ЛЗТ нажимать не годится. Все это было так сказано, что рабочие поверили его откровенности... Выехали мы от него без четверти 12 часов.

На другой день некоторые делегаты начали агитировать за то, чтобы выйти на работу, и когда вопрос был поставлен перед делегатами Феодосиевского стана, 17 голосов высказались за забастовку, а 13 против. Таким образом, вопрос нужно было перенести на разрешение самих рабочих.

Это было 28 марта. Сам Тульчинский взялся проводить собрание в присутствии делегатов. Феодосиевцы, как один, заявили, что после всех бесчеловечных обращений с рабочими они не могут продолжать работу с прежней администрацией. Если бы даже были удовлетворены все требования, но старая администрация останется на месте, все равно на работу они не выйдут. А сейчас, поскольку Ленское товарищество не удовлетворяет их требований, они также не могут приступить к работе. Тульчииский уговаривал: "Выйдите на работу, а я вам выдам бумажку за моей подписью на руки, что Ленское товарищество нарушило договор".

Тогда рабочие вкатили две бочки из-под сахара. На одной бочке была приклеена записка: "пойду на работу", а на другой-"не пойду". Таким образом была устроена урна. В бочки была подостлана солома, чтобы не было стука. По узкому проходу шли рабочие и бросали камешки. Скоро в одной из бочек (левой) стал слышаться стук. Когда заглянули в бочку, на которой было написано "не пойду на работу", то в ней было полно камешков, а в другой их было только 17.

Меньшинству стачечного комитета пришлось согласиться с большинством и всем единодушно поддерживать забастовку.

Из Иркутска была прислана телеграмма во что бы то ни стало ликвидировать стачку. 27 марта состоялось заседание местной администрации: товарищ прокурора Преображенский, Теппан, мировой судья Хитун, Трещенков и офицер Санжеренко. Трещенков предложил приступить к найму "копачей", тех, которые были раньше уволены и находились в затруднительном положении; говорилось и о расстреле. Мы в то же время имели связь со ссылкой в Бодайбо и, поскольку у них была своя агентура, постольку она была и у нас. Тогда мы решили выпустить прокламации. Прежде всего был призыв к штрейкбрехерам и затем предупреждение к рабочим,- никуда не ходить, не поддаваться провокации, а сидеть в бараках, чтобы не подвергнуться возможному расстрелу.

30 марта мы узнали, что во враждебном лагере идут упорные совещания, очевидно, насчет расстрела. Нам необходимо было договориться со старостами, чтобы они не поддавались ни на какую провокацию.

Как сейчас помню, пароль был "Ц. Б. Надежда". Почему был такой пароль и кто его дал - не помню. Часть членов стачечного комитета пошла в другие станы, а в ночь на 3-е, когда не было уже ни одного члена стачечного комитета, были произведены аресты выборных и старост бараков.

Стараясь припомнить, кто же из стачечного комитета был все-таки арестован, впоследствии я восстановил в памяти не всех. Кажется: Украинцев-рабочий, был арестован в Дальней Тайге, Зелионко, Герасименко, Попов и Баташев. 6-7 человек арестовали, одних раньше, других позже, а в этот вечер все же забрали троих.

Кажется, нигде в литературе этого не упоминается, но мне отчетливо помнится, что в ночь со 2-го на 3-е были обыски, аресты и 3-го, как будто к вечеру, новый состав делегации во главе с т. Петуховым (Петухов зверски убит бандитами Унгерна в Троицкосавске за Байкалом в 1920 г. в тюрьме) (впоследствии большевиком) был послан к Преображенскому и Теппану. Делегация эта должна была указать на то, что рабочие вполне сознательно забастовали и что арестованные выборные не являются агитаторами, а лишь руководителями рабочих, выражающими волю большинства. Была составлена гарантия на куске бумаги, и была собрана тысяча подписей. Когда делегация с этим пришла, Трещенков в грубой форме заявил: "Сейчас вас, негодяев, собралось 30 агитаторов и вы разной рукой расписались за рабочих. Пусть каждый рабочий в отдельности принесет гарантию, и мы тогда посмотрим". Так было заявлено делегатам в присутствии окружного инженера Александрова и товарища прокурора Преображенского.

Когда делегация пришла с сообщением в стачечный комитет, то последнему пришлось еще энергичнее руководить забастовкой. Поскольку администрация предлагала каждому рабочему идти с сознательными записками и петицией, постольку можно было чувствовать, что здесь готовится расстрел. Сейчас же делегаты и все члены стачечного комитета разъехались по приискам, стремясь через старост передать в каждый барак, чтобы рабочие никуда не ходили, так как подходил момент расстрела.

Однако рабочие не могли этого понять, а в некоторых местах оказались слабыми и члены стачечного комитета. Многие кричали, что нужно идти. "Что, дескать, нам сделают, если мы пойдем туда с бумажками, никакого расстрела не будет".

Рабочие не послушались представителей стачечного комитета и пошли с сознательными записками. Феодосиевцы оказались более организованными, они не пошли. Те же, которые не послушались и ринулись, захватывали по пути и другие прииски. В это время феодосиевцам предложили расчет, и они подошли к конторе прииска. Служащие почти все уже выбрались, кое-кто из оставшихся еще укладывал на подводы свои вещи. Вышел управляющий прииском Самохвалов и спрашивает у рабочих: "Чего нужно?" Ему ответили: "Мы пришли за расчетом, нас звали". Он отсылает рабочих на Надеждинский прииск, а когда его спросили, не будут ли там стрелять в рабочих, он ответил: "Может быть и буду". Ему задали вопрос, почему арестовали представителей? Это, говорит, надо Тульчинского спросить.

В это время приехал Тульчинский. К нему был выделен член стачкома. Тульчинский начал говорить, что нужно разойтись, так как дело может кончиться скандалом, и начал божиться и креститься, что он не принимал никакого участия в аресте.

Тогда были выбраны два делегата, которым поручили от имени общего собрания сказать администрации, что рабочие знают, что им готовится ловушка и расстрел. Когда делегаты прибыли обратно, то сообщили, что натолкнулись на Тульчннского и Трещенкова, которые приказали вывести войска. Рабочие сговорились сегодня никуда не идти и разошлись по казармам. Но прошло час-полтора, появились провокаторы, которые кричали: "Что же вы не идете, александровцы вот пришли на Надеждинский прииск, им дают расчет".

Эта провокация удалась. Рабочие двинулись. В это время я находился в одном из бараков, и когда узнал, что рабочие вышли, выскочил. На санках проезжал мимо становой-это вроде старшего нарядчика. Нам с Петуховым, делегатом Феодосиевского стана, удалось сбросить станового с санок, сесть самим и догнать рабочих.

Догнали у Мало-Александровского стана, влезли на крышу и стали кричать рабочим: "Куда вы идете?"- "Идем к Надеждинскому прииску, там, говорят, рабочие получают жалованье". Мы их убеждаем, что это провокация. Тогда кто-то из середины кричит: "Это они сами провокаторы, хотят напиться рабочей крови". В этот момент толпа была так возбуждена, что нас могли бы растерзать при малейшем колебании.

Мы предложили послать делегацию на Надеждинский прииск и проверить, что там творится. Тогда снова послышались выкрики: "Провокаторы, бейте их" и т. д. Мы отвечали, что не боимся угроз и если подведем рабочих под расстрел, то готовы быть сами убитыми, но если же действительно наше предупреждение имеет основание, тогда убейте тех, которые кричат, что мы провокаторы. В это время влезли на крышу двое молодых рабочих и начали говорить: "Что-то здесь готовится. Мы пойдем туда в качестве делегатов, знаем, что погибнем, но мы спасем полторы тысячи человек".

Как только ушли эти рабочие, начали доноситься выстрелы, и через 3-4 минуты прибежал рабочий Дуке, совершенно окровавленный, лицо в крови, тужурка вся истрепана. Он влез на крышу и сообщил: "Я прибежал предупредить рабочих феодосневцев, чтобы они не повторили той глупости, какую сделали остальные. Сотни людей лежат там убитыми или ранеными". Между прочим, он же сказал нам, что представитель Демидов, активный член стачечного комитета, убит.

Рассказ очевидца расстрела понудил меня выступить перед рабочими Феодосиевского прииска и сказать им: "Вас звала свора провокаторов идти туда и вот вам результат. Александровцы не послушались делегатов и вот так жестоко они за это поплатились". Тогда феодосиевцы решили разойтись и устроить разведку.

Далее выяснилось, что когда делегаты пытались заняться подборкой убитых и раненых, то Трещенков заявил: "Уходите, пока целы, а то получите то же".

После расстрела было вывешено объявление о том, что рабочие должны выйти на работу, не слушаться агитаторов, а если не выйдут, то будут отвечать по закону.

Рабочие тем не менее не вышли. Рабочие приисков обратились с просьбой о том, чтобы им разрешили похоронить убитых. После настойчивых требований похороны были разрешены так, как хотели этого рабочие.

Вскоре приехал на прииск сенатор Манухнн со всей своей сворой. Он предложил рабочим выйти на работу. Они, мол, жалуются на тяжелые условия, а в тяжести этих условий можно убедиться только тогда, когда они будут на работе. Рабочие потребовали ареста Трещенкова, но он от этого отказался. В то время члены стачечного комитета собрали делегатов, чтобы посоветоваться, как поступить. И рабочие решили, что если действительно надо выйти, чтобы продемонстрировать те условия, в которых они работали, то они выйдут только на две недели и не больше. Так и поступили.

Как только прошло 12 рабочих дней, все рабочие, как один, покинули работу и заявили требование немедленно убрать старую администрацию, с которой им позорно работать, а в противном случае забастовка будет продолжаться.

Так до конца рабочие не сложили оружия и покинули прииски.

Журнал "Горнорабочий", М., 1927, специальный номер "15 лет ленских событий", стр. 21-23.

Документ опубликован в книге "Предвестник революционных бурь", электронная версия которой перепечатывается с сайта http://express.irkutsk.ru/.

Здесь читайте:

Ленский расстрел - события 4 апреля 1912 года на Ленских приисках.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ