И. М. Шибанов

1912 г.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

XPOHOC

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

И. М. Шибанов

СТРАНИЦЫ ПРОШЛОГО

Жертвы Ленского расстрела.

По обоим берегам горной речки Бодайбинки рассыпались бревенчатые постройки приисков золотопромышленника Сибирякова. Сам он и его подручные наживали здесь в глухой северной тайге немалые капиталы, ведя хищническую разработку богатых содержанием золота россыпей, жестоко эксплуатируя рабочих. Досужая же людская молва разносила по сибирским городам и деревням славу о несметных богатствах Ленских приисков, вызывала золотой мираж, притягивала, как магнитом, любителей легкой наживы, разжигала неуемные аппетиты алчных предпринимателей.

Так было более полувека назад.

Золото. Магическим было это слово до революции. В сердцах обездоленных зажигало оно призрачную надежду избавиться от вечной нужды, выйти "в люди", попытать счастья. И молодые парни из бедных крестьянских семей, неимущий городской рабочий люд отправлялись за тридевять земель на прииски, на заработки.

Так и меня 19-летним парнем судьба забросила в 1909 г. на далекую Бодайбинку из Иркутска, где я работал за пятаки грузчиком то у одного, то у другого хозяина.

Сумрачные, покрытые зеленой щетиной сопки встретили неласково. Несколько дней скитался со своим деревянным сундуком от прииска к прииску в поисках работы, но безуспешно. Таких, как я, набралось несколько сотен. Спали под открытым небом, питались, как говорится "чем бог послал", и готовы были наняться на любую работу и за любую плату. Мне удалось, наконец, устроиться на строительство железной дороги, которую в то лето тянули от станции Васильевская до прииска Феодосиевского. К осени приняли на работу в шахту на прииске Утесистом. Там и проработал зиму. А потом стал работать на шахтах прииска Феодосиевского. Этот прииск считался в то время самым большим и богатым по содержанию золота в породе. В поселке проживало примерно до 1,5 тыс. человек, в том числе около тысячи рабочих. Здесь я окончательно освоился с шахтерской жизнью на приисках и уж не питал никаких иллюзий о скорых заработках.

Жизнь на приисках была тяжелой. Управляли ими 40 предпринимателей, бывших служащих приисков, откупивших весь этот золотоносный район у Сибирякова. Шахтеры их называли между собой "сорока мучениками". Не знаю, откуда взялось это прозвище и испытывали ли хозяева приисков какие-либо мучения, но верно одно, что сами-то они народ мучали безбожно. Их интересовало одно: как бы подешевле, без особых затрат выжать из людей и из земли, которую они копали, как можно больше доходов.

Рабочие, как правило, жили в общих бараках по 15, 20 и больше человек. Это были обыкновенные бревенчатые амбары с окнами и печкой посредине. С горькой иронией их называли "номерами". Вдоль стен стояли парные деревянные топчаны, перегороженные пополам доской, с узкими проходами между ними. У каждого своя половина топчана, под ним сундучок со скудным скарбом, чашка, ложка - вот и все имущество. Здесь сушили после работы мокрую шахтерскую одежду, стирали белье, здесь готовили пищу, ели, спали. Здесь проходила вся жизнь. Семейные обычно ютились по углам в "номерах", за ситцевой занавеской. Тут и детей рожали. Но семейных было немного. Их не принимали на работу - хлопот с ними больше. Да и не входило, видимо, в планы хозяев строить для семейных рабочих более подходящие жилища.

Не было на приисках, конечно, ни столовых, ни трактиров. Обычно одну из женщин, шахтерских жен, выбирали хозяйкой в бараке, и за небольшую плату она готовила еду на всю компанию, стирала белье, следила за порядком. Звали этих хозяек "мамками".

Продукты рабочим выдавали в приисковых лавках сразу на месяц по заборным книжкам. Цены на продукты и товары устанавливали сами хозяева. В конце месяца заборные книжки отбирали в контору. Там подсчитывали заработную плату, определяли стоимость забранных в лавке продуктов и остаток выдавали на руки. Приходилось обычно в остаток по 10-15 руб., самое большее 20 руб., а обыкновенные сапоги, к примеру, стоили в лавке 8-12 руб.

Заработок в шахте зависел от работы, смотря какой участок дадут. И от смотрителя шахты - сколько определит, столько и получишь. Но больше 1,5 руб. в день не начисляли никому.

Рабочий день начинался в 6 час. утра и продолжался до 6 час. вечера, но приходить на шахту нужно было раньше для раскомандировки. И не дай бог, если опоздаешь на нее, загонят в такой угол, где ничего не заработаешь, а то и вовсе не пустят на работу. За любую провинность-штраф, увольнение. Возвращались с работы в свои "номера", как правило, в 7-8 час. вечера. Часто приходилось работать сверхурочно, это оплачивалось, но силы изматывало окончательно. Был, например, у нас один смотритель на шахте, мы его "плаксой" прозвали, так ему сколько породы не выдашь-все мало. Ходит и стонет: "Давайте, мол, поработаем еще, еще соточку". Хоть у людей от натуги уже светляки в глазах плавают, а попробуй - возрази. Условия труда на шахтах были самые примитивные, тяжелые, никакой механизации. Кайла, лопата да балдушка с деревянными клиньями. Целый день в мокром забое, подчас прямо в воде кайлишь и грузишь породу в тачку при тусклом свете сального огарка свечки. Были, правда, и керосиновые "коптилки" без стекол, но с ними еще хуже- дым застилал штреки и забои, не давал дышать, вентиляция в шахтах отсутствовала.

В 1910 г. организовалось Ленское золотопромышленное акционерное товарищество, и все прииски перешли в его подчинение. Пайщиками в этом "Товариществе" остались и прежние хозяева, но вошли в него и новые крупные капиталисты: российские и иностранные. Говорили, что крупными акциями владела и царская семья. Однако рабочим от изменения формы правления приисками легче не стало. Наоборот, порядки стали еще более жесткими, эксплуатация еще тяжелее. Если раньше можно было уволиться на одном прииске и наняться на работу на другой, то теперь такая возможность исключалась. Если рабочего за какую-либо провинность увольняли, то он уже мог быть уверен, что ни на одном прииске его на работу не возьмут. Увольняли и по старости, и по болезни, разумеется, без всяких выходных пособий и пенсий. Запрещались любые рабочие организации. Большинство шахтеров были неграмотны, многие даже не знали о существовании рабочих профсоюзов.

В бараки к шахтерам категорически запрещалось входить посторонним, не работающим на шахте, видимо, из боязни возникновения опасных разговоров, проникновения в среду рабочих революционных идей.

Администрация всячески старалась препятствовать общению рабочих со служащими приисков и членами их семей, в какой бы форме это общение не выражалось. Служащих, нарушивших это правило, преследовали. За всем этим следили полицейские, или казаки, как их называли на приисках.

Условия жизни становились все труднее, все невыносимее, а противостоять этому люди еще не умели и боялись.

Большое значение в смысле повышения самосознания рабочих имело появление на приисках политических ссыльных. После революции 1905 г., в годы разгула реакции в России, многие революционеры из числа рабочих были сосланы в Сибирь, в частности на Лену. Принимать их на работу, конечно, запрещалось, но некоторые из них, видимо по чужим документам, все же устраивались работать на Ленские прииски. Люди грамотные и политически опытные они внесли как бы свежую струю в тяжелую атмосферу жизни на приисках. От них узнали правду о революционных событиях в России 1905 г., о РСДРП, о рабочих организациях и собраниях в крупных промышленных центрах России.

У нас, на прииске Фсодосиевском, в частности, работал политический ссыльный Григорий Черепахин, грамотный, развитый человек. Как сейчас помню, на одном из собрании еще до забастовки 1912 г. он говорил рабочим, что отстаивать свои права нужно сообща, организованно. Вот, говорит, представьте обыкновенный веник, сколько его ни гни, не сломаешь. А если рассыпать, каждый без труда переломает все прутики. Также, мол, и коллектив рабочих: в целом он сила и может отстоять любые свои требования, а по одному с хозяевами-капиталистами никому не справиться.

Просто было сказано, но образно и запомнилось на всю жизнь.

На Надеждинском прииске в механическом цехе работал еще один ссыльный товарищ, кажется, Баташев его фамилия. Он пользовался большим авторитетом и уважением у рабочих многих приисков, а может быть, даже и руководил всей разъяснительной работой. Конечно, в то время все это делалось в строгой тайне, потому что полиция зорко следила за всеми, кто мог вести революционную пропаганду. Мы это понимали и всячески оберегали товарищей.

К весне 1912 г. обстановка на приисках особенно накалилась. Жить в скотских условиях дальше становилось невыносимо. Администрация же приисков и не думала даже облегчать положения рабочих. Главный управляющий приисками Белозеров находился в Петербурге и оттуда руководил выкачиванием золота из шахт, судьбой же людей, которые это золото добывали, он не интересовался.

В первых числах марта 1912 г. на прииске Андреевском рабочим выдали непотребное в пищу мясо. Возмущенные таким издевательством они потребовали расследования и наказания виновных. Когда же увидели, что администрация не принимает никаких мер, отказались выйти на работу. Началась забастовка.

В накаленной атмосфере всеобщего недовольства она оказалась искрой, которая зажгла пожар стачки на всех приисках Ленского золотопромышленного района. Стачка продолжалась более 4 месяцев и вошла в историю революционного рабочего движения кровавой страницей проклятого прошлого.

Как протекала забастовка и как совершилась дикая и почти беспримерная по своей жестокости расправа над безоружными рабочими, уже неоднократно описано писателями и историками.

Мне хочется, как свидетелю этих событий, еще раз подчеркнуть, что расстрел ленских шахтеров 17(4) апреля 1912 г. был умышленно спровоцирован и заранее подготовлен.

Во время забастовки рабочие вели себя спокойно, не было никаких беспорядков, мы сами со своей стороны охраняли шахты, чтобы никто туда не пробрался для тайной промывки и хищения золота. Но несмотря на то, что многим уже не на что было питаться, держались твердо, отстаивая предъявленные администрации требования и не поддавались ни на какие уговоры.

Тогда-то в конце марта и были вызваны на прииски войска, командовал которыми жандарм Трещенков. Это сначала, конечно, обеспокоило, но потом стали равнодушны к присутствию солдат и не обращали на них особого внимания.

Вначале расправа, видимо, готовилась Трещенковым на самом большом прииске - Феодосиевском, так как рано утром воинская команда прибыла туда и расположилась возле железной дороги. Рабочие стали сходиться со всего прииска (он расположен на обоих берегах р. Бодайбинки) к конторе, чтобы еще раз подтвердить свои требования или потребовать расчет. Однако к нашему удивлению, в конторе никого не оказалось. Единственный служащий, которого там застали, не стал с нами разговаривать и поспешно скрылся. Ничего не понимая, так как раньше такого не случалось, мы стали расходиться.

В это время солдаты быстро построились и ушли к прииску Надеждинскому (до него около 3 км). Уже после мы поняли, что их предупредили по телефону о том, что народ с разных приисков сходится к Надеждинскому, где в Народном доме временно помещался прокурор со своей канцелярией.

Мы еще обсуждали, что делать, как вдруг пронесся слух, что солдаты стреляют в людей. Не веря этому, рабочие, кто в чем был (а на севере стояли еще холода), кинулись к Надеждинскому прииску. Там мы увидели жуткую картину: сотни окровавленных людей, как снопы, валялись у моста на дороге и по обочинам.

Близко нас не подпустили наши же товарищи, чтобы расправа не повторилась. Палачи торопились: грузили трупы и раненых на подводы и увозили на Липаевский прииск в больницу, убитых сваливали здесь же возле больницы на мерзлую апрельскую землю, где они пролежали сплошной окровавленной массой еще несколько дней.

Все оказалось подготовленным для этой расправы: и солдаты, и запряженные подводы, и больницы очищены от больных. На месте самого преступления разбросали палки и камни - этот трусливый прием организаторам расправы понадобился для того, чтобы заявить после, что рабочие были вооружены.

Трудно передать состояние оставшихся в живых после расстрела. В душе у людей был ужас перед содеянным, страх и отчаяние, скопившаяся злоба против царских палачей, но всех объединяла твердая решимость - не сдаваться.

Царским властям все же пришлось провести расследование, однако сделано это было только для виду.

Когда в июне 1912 г. на прииски прибыл с высокими полномочиями царский сенатор Манухин, рабочих собрали в поле недалеко от места расстрела, где сенатор должен был произнести речь. По поручению стачечного комитета от имени всех ленских шахтеров к нему обратился рабочий Петухов, который передал ему наши требования и заявил гневный протест. Манухин выслушал Петухова, а потом тихо бросил представителям администрации реплику: "Мол, как же это вы такую "птицу" вовремя к рукам не прибрали". Слова эти стали известны рабочим и вызвали резкое возмущение. Своей репликой сенатор выдал подлинное отношение царизма к трагическим событиям на Ленских приисках.

Забастовка продолжалась, единой воли рабочих никакими силами сломить не удалось. Администрация была вынуждена удовлетворить требования шахтеров- произвести всем расчет и вывезти людей с приисков.

С тех пор прошло 50 лет. Но кровь сотен людей, жертв этого массового убийства, ярким пламенем горит и сейчас на полотнищах знамен в дни наших революционных праздников.

Мы помним о событиях прошлого, помним наших товарищей, павших жертвами царского самодержавия.

Документ опубликован в книге "Предвестник революционных бурь", электронная версия которой перепечатывается с сайта http://express.irkutsk.ru/.

Здесь читайте:

Ленский расстрел - события 4 апреля 1912 года на Ленских приисках.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ