|
|
Бабикова Ксения Даниловна родилась в 1928 г. в Барановке Щегловского
района. Живет там же. Рассказ записала Лопатина Наталия в августе 1999 г.
(спецэкспедиция фонда "Исторические исследования"). (1)
Я родилась и всю жизнь прожила в Барановке. Родители работали в колхозе,
поэтому хозяйство у нас было небольшое. Отца раскулачили в 1937 г. и отправили
на Север. Из нашей деревни тогда многих мужиков угнали. За несколько приемов не
менее 40 семей репрессировали. Мы, по привычке, это раскулачиванием называли. А
деревня в то время у нас не шибко большая была. Мне тогда девять лет было.
Помню, собрали их в конторе, а нас туда даже не пустили с отцом проститься. Его
увели, и больше мы его не видели. Гнали отца вместе с другими мужиками до конца
деревни. Мужики пешком идут, а охранники - на конях их гонят, Так и погнали по
тайге в глушинку (плачет).
Потом от отца письма приходили из Приморского края. Писал, что работает на
известковом заводе. Подробностей, конечно, не сообщал. Оно и понятно: цензура же
была. В 1942 г. от него пришло письмо, в котором отец писал, что ослеп и, что
его, наверное, скоро отпустят домой. Мы его всей семьей ждали. Как мы его ждали!
Как ждали! Но отец так и не приехал… И писем больше от него уже не приходило.
Что с ним случилось, мы так и не узнали. Нас мама одна растила. А было у неё нас
девять ребятишек.
Из репрессированных мужиков никто домой так и не вернулся. Один только дядя мой
пришел. Его вместе с моим отцом забирали. Он рассказывал, что их тогда гнали
несколько тысяч мужиков. Угнали всех на Восток строить железную дорогу. Почти
все они погибли от голода и невыносимых условий труда и жизни. Из тех тысяч, по
его словам, выжили только несколько сотен. А больше он ничего не рассказывал.
Несловоохотлив он стал после той ссылки. В то время за лишнее слово могли снова
забрать.
Когда людей раскулачивали, то имущество отбирали. У нас забрали дом, амбар,
косилку, коня. Нам еще повезло, так как мы получили маленький домик вместо
нашего. Хоть на улице не остались. В школе нас учителя попрекали, что мы
кулацкие дети. А соседи относились к нам нормально. Все оказались в одинаковом
положении. У нас не оказалось ни одного человека, у которого бы не раскулачили
родственника: в деревне же все друг другу родня.
Судьба по разному распорядилась моими сестрами и братьями. Одного брата, с 1914
г. рождения, органы забрали в 1940 г. Он колхозных жеребят пас. На него
написали, что кобыла отелилась, а жеребенок пропал по его вине. Брата сначала
послали "гнать кубатуру" в Барзас. А потом, рассказывали, приехал "черный ворон"
и его увез куда-то. Никакого следствия и суда не было. Никто его больше никогда
не видел. Он пропал навсегда. А жеребенок тот потом нашелся. Он в чьем-то доме
был заперт. Но властей это уже не интересовало.
Другой брат в 1943 г. погиб в Сталинграде. Еще один брат во время войны ТЭЦы и
ГРЭСы поднимал. Один брат сейчас на Урале живет. Старшую сестру мобилизовали на
шахту "Бутовскую". Ей тогда, кажется, еще и 18 лет не было. Она вагонетки
катала. Задавило ее там. Другая сестра в колхозе работала. Обуть ей нечего было,
она босиком и работала. Простыла и умерла.
Мама работала в колхозе, и мы ей помогали. Я травку на поле дергала, еще совсем
маленькая была, отец тогда с нами ещё жил. Тогда дети работали в колхозе как
взрослые. Соберут ребятишек 1928-29-30 годов рождения (то есть,
семи-девятилетних) и отправят на прополку поля. Нас, ребятишек, не отпускали на
ночь домой. В кустах, около поля, стояла будка, мы в ней и ночевали. Рано утром
вставали и шли в поле, работать. Хоть и маленькая была, а тяжело было, уставала.
Да и питались плохо. Наварят нам на поле картошку, кисель овсяной и хлеба 200
грамм на день дадут. Никакой войны тогда ещё не было. А когда я чуть подросла,
уже поля корчевала, снопы вязала.
В колхозе мы работали по многу часов. За работу нам записывали трудодни, на
которые в конце года выдавали муку или зерно. Денег нам не полагалось. Жили
впроголодь и до войны, и во время, и после войны. Женщины собирали после уборки
урожая с полей картошку, зерно и еще что-нибудь для своих детей. За это их
сажали как расхитителей социалистической собственности. Мама рассказывала, что
одна бабка взяла из колхоза охапку сена для своей коровы. Отобрали сено у
бабуси, чуть не побили. Не сослали ее, слишком старая была. Еще разные такие
случаи были.
Мясо мы не ели. Да откуда у нас, у колхозников, мясо, масло? Даже тот, кто
корову держал, этого не ел вдоволь. Налоги нас душили? Ох, как душили! Все нужно
было сдать государству. Себе оставались крохи. Мы сдавали добротные продукты, а
сами ели всякую траву-лебеду. А в войну детям, как иждивенцам, не полагалось
хлеб выдавать. Мама в 1944 г. чуть не умерла с голоду. Свои рабочие 200 грамм
делила с моей младшей сестрой и с детьми родственников, которые у нас тогда
жили.
Но в колхозе не все бедствовали. Конторские и начальство жили хорошо. Они и
питались, и одевались лучше, чем колхозники. Работали не так как мы в поле - от
зари до зари.
Мы сами пряли, ткали. В магазинах купить нечего было, да и денег не было у
колхозника. Если ситчек какой раздобудешь, так это - на праздник. Тогда не то,
что сейчас, - довольствовались самым малым. И мебель была самая простая. Когда
отца забрали, из мебели в нашем доме была одна самодельная деревянная кровать с
самотканными подстилками, стол и круговые деревянные скамейки.
У нас даже паспортов не было. Горожанам паспорта выдавали, а колхозникам нет. А
без документа никуда не уедешь. Когда их дали, люди быстро из колхозов
разбежались - кто куда. Пенсий колхозникам не платили. Мама уже старенькая была,
она нечего не получала. А когда брат на фронте погиб, ей за него платили сначала
16 руб., потом 24 руб., 40 руб.
Моя пенсия сегодня 291 рубль. Этой пенсии ни на что не хватает. А я ведь с
детства работаю. Неужели так всю жизнь будет? Работать без отпусков и нечего не
получать. Достатка не видеть. Никуда за свою жизнь я не ездила. Отпуска в 15
дней появились только после войны. А до этого даже понятия такого не было.
Вместо отпуска я брала денежную компенсацию и в отпуск не ходила. У меня было
пятеро ребятишек. Денег на проживание не хватало. А на эти 40-60 рублей можно
было купить поесть что-нибудь и одежду кому-нибудь справить. Это очень небольшие
деньги. Я только в последние года перед пенсией брала отпуска. А так всю жизнь
работала.
Знаете, что интересно, в колхозе хоть голодно жили, тяжело было работать, но с
песнями на работу и с работы ходили. Народ веселый, добрый был не то, что
сейчас. Пели, наверное, потому, что это родители в нас вложили. Старые традиции
соблюдали. Мама говорила, что раньше, в старину, люди часто пели.
Истребили в нас традиции предков. Нам даже в Бога запрещали верить. Я, вот,
сегодня не знаю, верующая я, или нет. В церкви в войну зерно держали. После
войны клуб там сделали, а потом ее подожгли, и она сгорела. Старушки всегда
церковные праздники отмечали - Пасху, Крещение, Рождество, Масленицу.
Я не помню, что говорили родители о колхозах. Многие не приветствовали создание
колхозов. Но всё равно все работали и молчали. Кто недоволен, того быстро по
этапу отправят. После войны ходили слухи, что колхозы распустят. Но этого не
произошло.
Во время войны думали, быстрей бы война закончилась. Думали, Гитлер в наших
бедах виноват. Война закончилась, Гитлера уничтожили. И что? Как жили плохо, так
и жили! Конечно, не в таком уже голоде. Ситчек в магазине можно стало купить. И
то…
Когда мне исполнилось 14 лет, меня мобилизовали в ФЗУ (фабрично-заводское
училище). Я стала штукатуром-моляром. До мобилизации я успела закончить 6
классов, а там уже не до учебы было. Нужно было работать.
В нашей деревни все ребятишки учились. Хотя бы один класс да закончили. В школе
нас заставляли вступать в пионерию. Но мы с подругами туда не пошли. Почему-то
не захотели. И в комсомол, и в партию я не стала вступать. Боже, упаси! Бог спас
от такой чертовщины!
В 1947 г. я вышла замуж. Мужик мой в колхозе работал. Дадут на человека 8 кг.
муки и растягиваешь его, чтобы на месяц хватило. Но мы как-то жили. Привыкли ко
всему. Сейчас сама удивляюсь, как мы выжили!
Как-то так получилось, что мы с подругами со своими будущими мужьями не дружили,
просто сходились и всё. Некогда было дружить. Как-то не до свадеб было. Мой - с
армии пришел, мы с ним и сошлись. И прожили вместе 50 лет. Когда замуж вышла,
долго жили с мамой. У нас уже родилось пятеро ребят, мы только тогда смогли
купить себе ма-а-аленький домик. Потом нам дали дом, да такой холодный, что вода
замерзала. Дом, в котором сейчас живу, мы купили в конце 70-х и тогда же более,
менее стали обзаводиться мебелью, более приличной одеждой.
Я - человек немолодой. И вижу, что неправильно люди живут. Воруют много. Все
разворовали. А может, и воруют потому, что смысла в работе не видят. Это мы
работали. А они на нас смотрят и говорят, что хоть работай, хоть не работай, все
равно добра не наживешь.
Многое, конечно от главы страны зависит, от народных избранников, от начальства.
В мою молодость голосовали только за одного кандидата в депутаты. Только он один
и значился в бюллетене, никакой другой фамилии, чтобы нам выбрать, там не было.
Чтобы явку избирателей обеспечить, на избирательном участке столы накрывали с
едой. Буфеты привозили, чтобы люди купили какой-нибудь дефицит. Пойдешь,
проголосуешь, пообщаешься. Я и сейчас на выборы хожу.
За Ельцина голосовала. Поверила ему, думала нашу жизнь исправит. Разуверилась в
нем так, что даже за Жириновского как-то голосовала (смеется). А больше я на
выборы не пойду. Теперь кому верить-то? Кому верить!? Верить - то уже некому!
Посмотрите, депутаты дерутся. Ведь это чудо! Стыдно мне за них.
Знаешь, милая, разговорилась я с тобой… Старое вспомнила. И вижу, что ни одного
яркого воспоминания мне из своей жизни что-то не приходит. Пожелаю ли я детям
такой судьбы? Господи, помилуй! Наши дети уже не увидят нормальной жизни. Внукам
бы она хоть досталась! Я им желаю, чтоб они жили не так, как мы. И войны чтоб не
было. Пусть лучше нас живут!
Наговорила я тут тебе на свою шею. Вот придут и уведут. Скажут, наболтала бабка
лишнего. Деда же увезли! Боюсь ли я? А ты как думаешь? Конечно. Ой, заберут
меня, заберут (смеется).
Примечание:
1) Въезжаем в деревню. В первом, наугад выбранном дворе, спрашиваем про
старых жителей деревни. Вышедшая к нам опрятная женщина в рабочей одежде с
охотой объяснила, куда нам можно съездить, и сама согласилась побеседовать.
Прохожу через уютный двор в добротный дом. Чувствуется в доме хозяйка: цветы на
подоконниках ухожены, в доме нет пыли, чисто, воздух свежий. Сама хозяйка
выглядит гораздо моложе своих лет, и её никак нельзя назвать семидесятилетней.
Прожив, как выяснилось, непростую жизнь, она не озлобилась. Прощаясь, с улыбкой
всё спрашивала, скоро ли, мол, за ней придут из карательных органов в связи с её
рассказом. Она, конечно, понимала, что в стране теперь многое переменилось, но
страх перед властью, накопленный за долгую жизнь, не ушел. "Мало ли как бывает,
- говорила она, - власть она, и есть власть".
Печатается по кн.: Л.Н. Лопатин, Н.Л. Лопатина.
Коллективизация как
национальная катастрофа. Воспоминания её очевидцев и архивные документы.
Москва, 2001 г. (Использована электронная версия с адреса
http://www.auditorium.ru/books/477/index.html)
Здесь читайте:
Россия в XX веке
(хронологическая таблица)
Коллективизация
(подборка документов).
|
