КГБ про Пастернака

1959 г.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

На сайте В Сети

На первую страницу

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

РЕЛИГИИ МИРА

ЭТНОНИМЫ

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Записка Комитета госбезопасности при СМ СССР о материалах «в отношении писателя Пастернака Б.Л.»

18 февраля 1959 г.

Борис Пастернак.
Фото с сайта www.world-art.ru

Особая папка

Совершенно секретно

ЦК КПСС

Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР докладывает ЦК КПСС о материалах, имеющихся в органах госбезопасности в отношении писателя Пастернака Б.Л.

Пастернак происходит из семьи художника, отец его вскоре после Октябрьской революции выехал в Англию, где и умер в 1939 году.1 В настоящее время там проживает сестра Пастернака Б.Л. – Лидия Слейтер. В первые годы Советской власти Пастернак примыкал к литературной группе акмеистов.2

Для всего его творчества характерно воспевание индивидуализма и уход от советской действительности. По философским взглядам он убежденный идеалист.

Как видно из агентурных материалов, Пастернак среди своих знакомых неоднократно высказывал антисоветские настроения, особенно по вопросам политики партии и Советского правительства в области литературы и искусства, так как считает, что свобода искусства в нашей стране невозможна.

В 1938 году Пастернак заявлял: «Обороняться от гнета и насилия, существующего сейчас, следует лишь уходом в себя, сохранением внутренней честности. Это сейчас требует героизма, нужно хотя бы пассивное сопротивление царящему одичанию и кровожадности».

В период Отечественной войны Пастернак высказывал пораженческие настроения,3 а после победы над фашистской Германией выразил разочарование тем, что война не принесла желательных для него изменений в общественном и государственном строе в СССР. «Над нашей жизнью по-прежнему будет царить произвол и насилие, над нашей душой и мыслями – тирания и деспотизм», – говорил он.

Игнорируя критику его творчества со стороны советской общественности в послевоенный период, Пастернак заявлял, что для него ценнее популярность в Англии, чем критический разбор его произведений в советской печати. «Жить мне в Советском Союзе невозможно, и я вижу только два выхода из создавшегося положения: покончить с собой или уехать в Англию, там я буду жить свободно и меня оценят по достоинству и побеспокоятся обо мне».

В 1947 году Пастернак познакомился с сотрудницей английского посольства Холдкрофт, интересовался у нее отзывами английской, американской прессы о его произведениях. Обещал передать ей для пересылки за границу свои последние статьи, книги и роман, над которым работает. Об этом романе Пастернак говорил, в частности, что он пишет книгу для единомышленников, большинство которых, по его мнению, проживает за границей, и поэтому он получает удовлетворение, старается забыть, что существует здесь. В то время он уже работал над романом «Доктор Живаго». Лицам, окружающим его, Пастернак демонстративно заявлял, что в случае каких-либо осложнений он рассчитывает на поддержку англичан. Надо отметить, что в 1947–1948 годах Пастернак имел встречи с рядом лиц, приезжавших из Англии.

Закончив свой роман «Доктор Живаго» (примерно в начале 1949 года)4 и не получив разрешения на его опубликование, Пастернак распространял рукопись романа среди своего окружения. В мае 1956 года он, как известно, передал роман «Доктор Живаго» через диктора радиокомитета итальянского подданного коммуниста д'Анджело издателю Фельтринелли и дал свое согласие на издание этой книги в Италии.

Передавая рукопись за границу, Пастернак, как это видно из его беседы с профессором Оксфордского университета белоэмигрантом Катковым Г.М., приехавшим в сентябре 1956 года, исходил из того, что роман в Советском Союзе не может быть принят. Предпринимая этот шаг, Пастернак, по его словам, не был заинтересован в материальной стороне дела, и поэтому основным условием, которое он поставил перед издателем, было перевести «Доктора Живаго» на европейские языки: французский, немецкий и английский после выпуска его на итальянском.

В августе 1957 года Пастернак в письме к своей сестре Слейтер сообщал: «Я не знаю, во что это выльется (речь идет о реакции на издание романа за границей) и чем кончится, но к чему бы оно ни привело, даже к самому худшему, это слишком слабая расплата за то, что вещь написана и что ничто не может помешать ей занять свое место в жизни века».5

Когда на Западе роман «Доктор Живаго» был поднят на щит реакционными кругами, Пастернак пытался распространить мысль о том, что он не так понят, что ничего контрреволюционного и антисоветского в этом романе нет, единственное, что в нем ревизуется, «это отношение нашего государства к интеллигенции, так эти ошибки признают и без меня. Вопрос лишь во времени, – говорил Пастернак, – если я сказал об этом раньше времени, то это еще не такой грех, а главное, что мне нравится в моем „Живаго“, почему я не отрекаюсь от него, – это мотивы восстановления искусства, самого отношения к искусству». То, что это его отношение к искусству «понято» на Западе, нравственно поддерживало Пастернака и нарушало якобы сложившуюся вокруг него изоляцию.

Летом 1958 года за границей началась усиленная кампания за присуждение Пастернаку Нобелевской премии, в которую по инициативе американцев включились многие реакционные и антисоветские организации и общества, в частности, главари НТС пытались превратить Пастернака в символ литературной оппозиции, якобы имеющей место в Советском Союзе, и представить его олицетворением «новой демократической России».6 Некто Сувчинский П.П., занимающийся изучением и популяризацией творчества Пастернака во Франции, писал последнему в июле 1958 года, что в очень короткое время имя Пастернака удалось поставить во Франции на ту высшую ступень признания, которой он достоин, и тем самым якобы исправлена одна из величайших несправедливостей русской истории. В ответ на это письмо Пастернак писал: «Напрасно Вы думаете, что я чем-то был до романа. Я начинаюсь только с этой книги, все, что было прежде, – чепуха».

Активных мер к тому, чтобы пресечь использование романа «Доктор Живаго» в антисоветской пропаганде, предшествовавшей присуждению этому произведению Нобелевской премии, Пастернак не предпринимал. Он продолжал стоять на надуманной им точке зрения, что «Доктор Живаго» является произведением подлинного художника, но этого не могут признать в Советском Союзе в силу сложившихся общественно-политических условий.

23 октября 1958 года, когда стало известно о присуждении Пастернаку Нобелевской премии, он заявил одному из иностранных корреспондентов, что это известие он принял с большой радостью и полагает, что в Советском Союзе должны были бы приветствовать это присуждение в связи с тем, что именно член советского общества удостоен такой чести. Он надеется на положительную реакцию советских властей и общественности, но не исключает возможности того, что у него могут быть неприятности.

Не считаясь с возмущением советской общественности, Пастернак не желал отказаться от Нобелевской премии, а сделанные им заявления в печати носили двурушнический характер. На самом деле, как это установлено в ходе контроля за корреспонденцией Пастернака, он пытался отправить за границу ряд писем, в которых подтверждал свое удовлетворение присвоением ему Нобелевской премии и уполномочивал получить ее свою знакомую графиню де Пруайяр, проживающую во Франции.7

В письмах к многочисленным зарубежным корреспондентам Пастернак постоянно подчеркивает, что якобы «сравнительно мягкие меры» по отношению к нему являются результатом поднятой кампании на Западе; заявляет о тяжелых условиях изоляции его от общества, якобы специально организуемой, о том, что его хотят якобы окончательно уничтожить различными путями вплоть до материальных ущемлений.

Так, в письме от 3 января 1959 года некоему Маку Грегору Пастернак писал: «Я напрасно ожидал проявления великодушия и снисхождения в ответ на два моих опубликованных письма. Великодушие и терпимость не в природе моих адресатов, оскорбление и унижение будут продолжаться. Петля неясности, которая все больше и больше затягивается вокруг моей шеи, имеет целью силой поставить меня в материальном отношении на колени, но этого никогда не будет. Я переступил порог нового года с самоубийственным настроением и гневом».

В последнее время озлобленность Пастернака усилилась. Это видно, в частности, из его письма в ЦК КПСС, проект которого зачитывался сожительницей Пастернака Ивинской и стал известен нам. «...Я понимаю, я взрослый, что я ничего не могу требовать, что у меня нет прав. Что против движения бровей верховной власти я козявка, которую раздави – и никто не пикнет. Но ведь это случится не так просто. Перед этим где-нибудь обо мне пожалеют... Я вообще по глупости ожидал знаков широты и великодушия в ответ на эти письма (речь идет о письмах в печати)». Далее в письме содержатся злобные выпады.

В результате наблюдения за Пастернаком установлено, что ряд лиц из числа его близкого окружения также не разделяет точки зрения советской общественности и своим сочувствием в известной мере подогревает озлобленность Пастернака. К числу таких лиц относится сожительница Пастернака Ивинская О.В. Происходит она из дворян, характеризуется как умная, но морально разложившаяся женщина. В 1949 году арестовывалась как высказывавшая антисоветские настроения и имевшая связь с аферистами. Впоследствии была освобождена как «осужденная без достаточных к тому оснований».

Как видно из имеющихся материалов, Ивинская не прочь эмигрировать с Пастернаком за границу, в связи с чем пытается склонить последнего к оформлению развода с нынешней своей женой и зарегистрировать официальный брак с Ивинской. В настоящее время высказывает антисоветские настроения. Пастернак находится под ее большим влиянием.

Банников Н.В., член КПСС, старший редактор Гослитиздата, длительный период времени являлся редактором литературных произведений Пастернака, высказывает антисоветские настроения, разделяет позицию, занятую Пастернаком.

Отрицательно также влияет на Пастернака писатель Всеволод Иванов и его жена Эфрон А.С. – дочь поэтессы М. Цветаевой.

По последним данным, Пастернак высказывает беспокойство в связи с ожидаемым приездом английской парламентской делегации, опасаясь особого интереса к нему со стороны английских корреспондентов. Высказывает в связи с этим желание уехать на некоторое время в Тбилиси.8

Председатель Комитета госбезопасности
 Шелепин

На документе резолюция: «Ознакомиться (по Комиссии). М. Суслов». Расписались Е.А. Фурцева, П.Н. Поспелов, Н.А. Мухитдинов.

АП РФ. Ф. З. Оп. 34. Д. 269. Л. 96–101. Подлинник.

Опубл.: Источник. 1993. № 4. С. 107–109.

Примечания:

1 В документе ошибочно указана дата: отец Б.Л. Пастернака - художник Л.О. Пастернак скончался в Оксфорде в 1945 г. Из СССР Л.О. Пастернак выехал в Германию, а не в Англию.

2 Пастернак принадлежал до революции 1917 г. к футуристической группе «Центрифуга». Причисление его к акмеистам объясняется, скорее всего, тем, что именно эта поэтическая группа в советский период изображалась как наиболее идеологически чуждая советской литературе. В 1921 г. был расстрелян лидер акмеистов поэт Н. Гумилев, позднее в лагерях погибли еще два акмеиста - О. Мандельштам и В. Нарбут, а творчество А. Ахматовой подвергалось постоянной критике.

3 12 сентября 1941 г. Пастернак писал жене: «Нельзя сказать, как я жажду победы России и как никаких других желаний не знаю. Но могу ли я желать победы тупоумию и долговечности пошлости и неправде?» (Письма Б.Л. Пастернака к жене З.Н. Нейгауз-Пастернак. М., 1993. С. 138).

4 Пастернак завершил работу над романом в 1955 г., но уже с 1946 г. регулярно зачитывал вслух друзьям и знакомым фрагменты из романа, давал читать отдельные части. (Переписка Б. Пастернака с М. Баранович. М., 1998. С. 4-5).

5 В письме Пастернака 7 августа 1957 г. сестре - Лидии Леонидовне Слейтер в Англию приведенные в документе слова отсутствуют. (Б. Пастернак. Письма родителям и сестрам. Кн. 2. 1998. Stanford Slavic Studies, Vol. 19. Р. 264-266). Скорее всего, в записке КГБ цитируется одно из многочисленных писем, которые были задержаны цензурой.

6 «Народно-трудовой союз российских солидаристов» (НТС), возглавляемый с 1955 г. В.Д. Поремским, издавал во Франкфурте-на-Майне журналы «Посев» (с 1945 г.) и «Грани» (с 1946 г.). Запрещенные в СССР, они нелегально переправлялись в страну. В 1956 г. в № 31 «Граней» было напечатано обращение к творческой интеллигенции «порабощенной России» с призывом присылать рукописи для издания за границей.

Без ведома Пастернака его стихи дважды публиковались в «Гранях». В 1957 г. в № 34-35 журнала под заглавием «Стихи из России» были помещены стихотворения «На Страстной», «Рождественская звезда», «Чудо», «Магдалина», «Дурные дни», «Гефсиманский сад», взятые из романа Пастернака «Доктор Живаго». Во введении отмечалось, что публикуемые стихи неизвестного автора впервые собраны вместе редакцией журнала. В записке КГБ речь идет о второй публикации стихотворений Пастернака в № 40 «Граней» за 1958 г. Предваряет ее редакционная статья «„Дело“ Пастернака», в которой освещаются события в России в связи с присуждением поэту Нобелевской премии. В статье говорится, что роман «Доктор Живаго» «не является политическим произведением, этого не было и в замысле автора. Но сам коммунистический режим, содрогнувшийся в страхе перед мужественным творческим актом Бориса Пастернака, превратил роман „Доктор Живаго“ в политическое явление общенародного значения.

Борис Пастернак совершил дело большого мужества. И мы вместе с ним, старым русским писателем и поэтом, верим, что
...придет пора,
Силу подлости и злобы
Одолеет дух добра»
(Грани. 1958. № 40. Октябрь-декабрь. С. 3-4).

Заключительные строки взяты из стихотворения поэта «Нобелевская премия». В журнале приводится также постановление Президиума Правления Союза писателей СССР об исключении Б. Пастернака из Союза, информация «Литературной газеты» от 28 октября 1958 г. «Единодушное осуждение», подборка мнений советских граждан о «деле» Пастернака, озаглавленная «Вольное обсуждение». Затем в журнале под заглавием «Избранное» были помещены многие стихотворения поэта из разных сборников, а также статьи о романе и воспоминания о встречах с Б. Пастернаком.

7 По просьбе Б.Л. Пастернака Жаклин де Пруайяр самостоятельно распоряжалась его делами и деньгами на Западе. Для укрепления положения Жаклин как а1ter еgо Пастернака «во Франции и во всем западном мире за пределами Советского Союза» ей была выписана доверенность. В письме к Жаклин от 28 ноября 1958 г., касаясь Нобелевского дела, Пастернак писал, что его «отказ не упразднил сумму», от которой он отказался, «ею можно распоряжаться по нашему усмотрению... Не возьмете ли Вы это на себя и не сделаете ли от своего имени этот дар Красному кресту? Я со своей стороны пальцем не прикоснусь к Нобелевской теме...» Жаклин посоветовалась с Брис Пареном - многолетним сотрудником издательства Галлимара - и не стала этим заниматься. (См.: Борис Пастернак. Письма к Жаклин де Пруайяр // Новый мир. 1992. № 1. С. 148, 150, 153). Через 31 год - в 1989 г. - премия, присужденная Пастернаку, была получена в Стокгольме его сыном Евгением. (См.: Пастернак Е.Б. Нобелевская премия Бориса Пастернака // Пастернак Б.Л. Избранное. М., 1991. С. 294-298; Эггелинг В. Политика и культура при Хрущеве и Брежневе. 1953-1970 гг. М., 1999. С. 253).

8 В Тбилиси Пастернак вынужден был уехать в связи с визитом в Москву премьер-министра Англии Г.Макмиллана и, вероятно, опасениями властей, что Макмиллан или кто-то из его делегации захочет встретиться с писателем. Пастернак вместе с женой пробыли в Тбилиси две недели. (Подробнее об этом см.: Пастернак Е.Б. Борис Пастернак. Биография. М., 1997. С.713–714).

Электронная версия документа перепечатывается с сайта http://www.idf.ru/

Здесь читайте:

Пастернак Борис Леонидович (1890-1960) поэт, переводчик, прозаик.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

Проект ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

на 2-х доменах: www.hrono.ru и www.hronos.km.ru,

редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС