|
|
Аракчеев:
Свидетельства современников
Алексей Андреевич Аракчеев.
Гравюра Н.И. Уткина с
оригинала Г.Вагнера. 181 г. Резец.
Воспроизведение Г.Скамони. 1876 г.
ГБМ-2041\Г-129.
Из кн. Русская старина. Т. XV. СПб, 1876.
В ХРОНОСе воспроизводится по кн.
Портреты участников Отечественной войны
1812 года
в гравюре и литографии из коллекции
Музея-заповедника "Бородинское
поле". Каталог. "Кучковое поле", 2006.
А.П. Бровцын
Опровержение рассказа о кончине графа Аракчеева
Прочитав во 2-й книжке «Русского архива» за 1868 год статью «Предсмертные дни
и кончина графа Аракчеева», я поражен был чувством горького соболезнования о
вымысле, доведенном г[осподином] Романовичем даже до того, что он не остановился
назвать себя очевидцем смерти графа Аракчеева и будто, беседуя с графом перед
его смертию, пил с ним вино.
Не вхожу в рассуждение о том, что г-н Романович был наряжен от полка поздравить
графа не с четвергом Страстной недели, а с праздником Воскресения Христова,
следовательно, и не мог приехать в Грузино в четверг и докладывать о себе графу,
что он прислан от полка поздравить его с праздником Воскресения Христова. При
известной всем привычке графа к аккуратности и точности исполнения, он не вино
бы стал пить в Великий четверг с г-м Романовичем, а подверг бы подобное действие
неминуемо замечанию, а может быть, и более.
Я, как действительный очевидец предсмертных дней и кончины гр[афа] Аракчеева,
для восстановления истины не должен пройти молчанием вымышленного сказания г-на
Романовича и считаю себя обязанным опровергнуть последовательно весь его
вымысел. Граф Аракчеев в кабинете своем в Грузине не принимал, вероятно потому,
что кабинет его был // С 329 вместе и его спальней; а в то время в кабинете
своем не мог принять еще и потому, что кабинет вновь отделывался, и граф по
этому случаю перешел в другую комнату, и именно в ту, которую г-н Романович
называет Александровскою, то есть в ту, в которой опочивал и занимался покойный
Император Александр Павлович, когда бывал у графа в Грузине. Так резко, как
слово «подлец», граф никогда не позволял себе выражаться; а царскую фамилию,
перед самыми близкими своими, не только не позволял себе порицать, но, напротив,
показывал себя благоговеющим и преданным ей. Можно ли же дать веру, что граф,
при его сдержанности, порицал правительство и Великого князя, выпив рюмку вина в
Великий четверг с офицером полка своего имени? Инвентари в каждой комнате были,
но надписей на них рукою графа «глазами гляди, а рукам воли не давай» не было; в
том можно удостовериться и ныне на месте. Мраморный бюст покойного Государя
Александра Павловича не токмо никогда не стоял на столе, но и не мог стоять,
потому что оный поставлен не на серебряном пьедестале, а на серебряной колонне
двух аршин высоты, и не в комнате, называемой г-м Романовичем Александровскою, а
в соседней с нею между двумя окнами, перед зеркалом во весь простенок, от
потолка до полу. На колонне выписано не все письмо покойного Государя Александра
Павловича, и для зрителя оно остается тайною, а г-н Романович определяет самый
текст письма; на колонне вырезан токмо конец письма, и именно: «Прощай, любезный
Алексей Андреевич, не забывай друга, и верного тебе друга!» Под сими словами
вырезан текст из Священного Писания славянскими буквами: «Прильпни язык мой к
гортани моей, аще не помяну тя на всяк день живота моего»1. Так граф Аракчеев,
желая показать расположение к себе Государя, во услышание всех изъявлял и свое
обещание неизменной преданности и благодарности к Государю и благодетелю своему,
как он всегда выражался. На противуположной стороне колонны, обращенной к
зеркалу, нет вырезанного запрещения под проклятием не дотрогиваться до бюста
(напротив, в присутствии самого графа все его смотрели и трогали); а вырезано
завещание под проклятием не уничтожать сей знак преданности Аракчеева к Государю
и после его смерти. Так как комнаты всего нижнего этажа, в которых граф жил
постоянно и которые хранят сии памятники преданности его к Государю, оставлены
до сего времени в том виде, как они были при жизни графа, то желающие проверить
описанное мною, в опровержение вымысла г-на Романовича, могут все увидать,
посетив Грузино. Сорочки, в кото- // С 330 рой родился будто бы покойный
Государь, на столе никогда не было; да если бы и признано было приличным
сохранять подобное, то, вероятно, нашлось бы место не в селе Грузине. Это выше
уже всякого вымысла! Полотняная рубашка Государя Александра Павловича на столе
хранилась, но не в стеклянном ящике, а в полированном деревянном, на котором
была надпись, объясняющая случай, по которому оная была дана графу Государем во
дворце, а совсем не та, в которой Государь скончался. Часов в комнате, г-м
Романовичем называемой Александровскою, не было никаких, а были часы в соседней
комнате, мраморной, и не висящие на стене, а на большом пьедестале, стоящем на
полу также в простенке и против колонны с бюстом, очень большие столовые часы,
превосходной бронзы и работы, заказанные в Париже за сорок тысяч франков,
которые не однажды в год, а каждый день в час кончины Государя Александра
Павловича играют «Со святыми упокой». Вина граф не пил, находя его вредным. И
для гостей самых почетных ничто не выходило в Грузине из определенного часу и
порядка; вино там подавалось только к столу, и для г-на Романовича граф не вышел
бы из этого порядка, раз и навсегда утвержденного. <...>
Граф Аракчеев занемог не в Страстную пятницу, а в пятницу шестой недели поста и
немедля послал в Петербург за доктором Миллером, который пользовал его прежде; и
в то же время Государь Николай Павлович, узнав о болезни графа, прислал к нему
лейб-медика Я.В. Виллье; Левицкий же был токмо врачом госпиталя, устроенного в
Грузине для крестьян. В понедельник Страстной недели граф почувствовал себя хуже
и во вторник послал в Ста-рую Руссу (в 150 верстах от Грузина) за генералом фон
Фрикеном*, бывшим некогда командиром полка имени графа, которого граф любил и
впоследствии оказывал свое расположение ко всему его семейству; а вместе с тем
послал и за мною. В то время я был в имении моем (50 верст от Грузина). Ко мне
граф был расположен по дружбе его с отцом моим2, корпусным его товарищем; сему я
имею доказательством сохранившиеся у меня в большом количестве собственноручные
письма графа Аракчеева к отцу моему, часть которых передана мною артиллерии
генералу В.Ф. Рачу3, пишущему записки о графе Аракчееве, которому я обещал,
когда придут к тому времени записки, сообщить и более подробные сведения о
предсмертных днях и кончине графа Аракчеева. // С 331
Я приехал в Грузино в среду в полдень. Граф выразил мне свою признательность,
что скоро приехал, и я оставался при нем до часу его смерти. Я.В. Виллье и
доктора Миллера я нашел уже в Грузине при графе; они объявили мне о безнадежном
его состоянии. Весть о болезни графа дошла и до Новгорода. В четверг приезжал в
Грузино новгородский губернский предводитель дворянства Н.И. Белавин4, но о нем
графу не докладывали, и Н.И. Белавин, узнав о тяжком состоянии болезни графа, в
четверг же и уехал. В пятницу болезнь пошла еще к худшему; сделалась сильная
одышка (у него предполагали аневризм в сердце, а не антонов огонь), но при всем
том в пятницу вечером около 8 часов граф пожелал видеть свой кабинет, только что
оконченный возобновлением, и просил меня свести его туда, что я и исполнил,
поведя его под руки вместе с человеком его Власом; но, проведя комнату соседнюю
с тою, где граф лежал, мы встретили идущего к графу Я.В. Виллье, который тотчас
же его остановил, объяснив, что движение может сделать ему вред. Тогда граф
приказал посадить себя в той же комнате на кресло против бюста, на серебряной
колонне стоящего; говорил со мною о многом, и когда подали огонь, просил меня
читать ему газету, что продолжалось часа полтора; потом приказал положить себя
на диван в комнате, где он лежал; но лежать не мог, сел на том же диване
обложенный подушками и скончался в субботу утром, в то самое время, когда за
заутреней носили плащаницу кругом Грузинского собора.
Удостоверяю как очевидец, что граф, больной, медицины и докторов не бранил и
скончался, не всовывая в рот пальцев. Тело графа обмыли его люди, и я сам
помогал надеть на него завещанную им полотняную рубашку покойного государя
Александра Павловича. Г-на Романовича во все это время я при графе и в Грузине
не видал. В пятницу же вечером приехал новгородский уездный предводитель
дворянства А.Д. Тырков, который, как посторонний, к графу не входил, но в
Грузине ночевал, и в субботу, когда по-ложили графа на стол, Тырков взял к себе
ключи, а я запечатал стол и бюро и отпечатал их по приезде в Грузино в первый
день светлого праздника для по-хорон графа генерал-адъютанта Клейнмихеля,
который и принял все в свое распоряжение.
За Арендом граф посылать не просил, и тот, кто говорит с такою уверенностию: «Я
послал фельдъегеря за Арендом», — послать фельдъегеря не мог по очень простой
причине, потому что при графе в Грузине не находилось ни одного фельдъегеря.
Описанный г-м Романовичем посту- // С 332 пок одного офицера, подходившего к
гробу со стаканом шампанского, конечно, не может быть признан поступком
блестящим и делающим честь тому офицеру; подобные действия офицеров своего полка
желательно лучше бы постараться скрыть, нежели выставлять наружу; но я отношу и
оное к вымыслу. В то время был уже в Грузине генерал-адъютант граф Клейнмихель,
который не допустил бы подобного безобразия. Погребение было совершено не во
вторник, а в среду Святой недели. Рассказ г-на Романовича о памятнике графа
также вымысел; памятник состоит из гранитного камня; появился он не в 1833 году,
а я помню его еще в 1818 году над могилой в Грузинском соборе*, самим графом
себе приготовленной. Грузинское имение отдано Новгородскому корпусу не самим
графом, а Государем Императором Николаем Павловичем, в силу духовного завещания
графа, предоставлявшего оным право и выражавшего просьбу Государю после его
смерти назначить ему наследника по выбору и волею Государя Императора, если бы
он при жизни своей не назначил себе сам такового. В силу такого-то духовного
завещания, в Сенате хранившегося, как граф сам себе наследника не назначил, то
Государю и угодно было назначить все имущество графа в Новгородский кадетский
корпус, присвоив ему герб и наименование Новгородского графа Аракчеева
кадетского корпуса.
При жизни графа я в Грузине бывал довольно часто, гостил у графа по неделям,
катался с ним по деревням его, граф при мне не стеснялся в своих действиях, но
подобных действий, как описывает г-н Романович, с свадьбами и экзекуций с пением
«Со святыми упокой, Господи», мне никогда ни видеть, ни слышать не случалось; да
и граф, при его природном уме, держал себя слишком религиозно, чтобы позволить
себе святотатствовать; да и при наказаниях никогда не присутствовал. Итак, весь
рассказ г-на Романовича о графе Аракчееве есть вымысел, и если г-ну Романовичу
угодно будет удостовериться, что при смерти графа был я, а не он и что все
описываемое мною о смерти графа верно, то может он обратиться ко мне: я
представлю свидетелей. Жительство имею в С.-Петербурге, в Надеждинской улице, в
собственном доме. // С 333
Примечания:
А.П. Бровцын. Опровержение рассказа о кончине графа Аракчеева (с. 329—333)
Бровцын Алексей Платонович (1807—1883) — сосед и крестник А.; поручик, в
1841—1842 гг. исправлял должность новгородского губернского предводителя
дворянства. «Опровержение...» является ответом на помещенную выше публикацию
П.А. Мусатовского; печатается по: РА. 1868. Стб. 951—958. // С 462
1 Пс., 136, 6.
2 Бровцын Платон Алексеевич (ум. 1824) — соученик А. по корпусу (выпущен в том
же 1787 г. поручиком в армию), впоследствии майор; сохранилось его письмо к А.
(1810) с описанием семейного праздника по случаю именин «благодетеля» — А.
(Дубровин. С. 48; письмо от 26 октября 1822 г. с просьбой о денежном
вспомоществовании см.: ОР РНБ. Ф. 29. № 10. Л. 10—10 об.; в этом же деле имеется
письмо А.П. Бровцына к А. — л. 67—68).
3 Ратч (Рач) Василий Федорович (1816—1870) — генерал-майор, военный историк,
автор книги «Сведения о графе A.A. Аракчееве» (СПб., 1864; доведены до 1798 г.).
4 Белавин Николай Иванович (1784 — после 1841) — полковник Глуховского
кирасирского полка в отставке (с 1816); новгородский губернский предводитель
дворянства в 1821—1825, 1827—1831 и 1833—1841 гг.; служа по выборам, получил
чины статского советника (в 1826) и действительного статского советника (в
1835).
Использованы материалы кн.: Аракчеев: свидетельства современников. М.:
Новое литературное обозрение, 2000.
Здесь читайте:
Аракчеев Алексей
Андреевич (биографические материалы).
Россия в XIX
веке (хронологическая таблица).
|
