Аракчеев

1769-1834

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

XPOHOC

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

РЕЛИГИИ МИРА

ЭТНОНИМЫ

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Аракчеев:

Свидетельства современников

Алексей Андреевич Аракчеев.
Гравюра Н.И. Уткина с оригинала Г.Вагнера. 181 г. Резец.
Воспроизведение Г.Скамони. 1876 г. ГБМ-2041\Г-129.
Из кн. Русская старина. Т. XV. СПб, 1876.
В ХРОНОСе воспроизводится по кн.
Портреты участников Отечественной войны 1812 года
в гравюре и литографии из коллекции
Музея-заповедника "Бородинское поле". Каталог. "Кучковое поле", 2006.

Ф.А. Пенкин

Воспоминания о военно-учительском институте

<…> Современники приписывали много дурного характеру графа Аракчеева; Военно-учительский институт может и должен засвидетельство­вать и о хорошей его стороне. Этот институт был любимым заведением Аракчеева, и граф основывал на нем многие задушевные свои надежды, что не раз высказывал вслух. Так, иногда он говаривал: «У меня из ин­ститута со временем будут выходить отличные офицеры»; давая же настав­ление по управлению заведением, прибавлял: «У меня институтских не бить; скажи только ученику — он поймет и сделает; каждый в институте стоит десятерых кантонистов учебного баталиона». <...>

В «Проекте учреждения» о военных поселениях, между многими дру­гими предметами, изложены были мысли об образовании молодого поко­ления военных поселян. Для более верного достижения этой цели граф Аракчеев признал необходимым основать небольшое учебное заведение, где воспитание было бы осуществлением того направления и духа относи­тельно образования умственного и нравственного, которые предполагалось развить в военных поселениях. Так возник Военно-учительский институт. Учредителем его был инженер-генерал-майор граф Сивере1. <...>

Военно-учительский институт получил основание в 1818 году. Первоначальный состав его был из тридцати воспитанников: пятнадцать, по распоряжению графа Аракчеева, поступили из воспитанников новгород­ского военно-сиротского отделения и столько же — из с.-петербугского военно-сиротского отделения в возрасте от 16 до 18 лет включительно. Они были приняты в институт после предварительного испытания.

Военно-учительский институт состоял при санкт-петербургском воен­но-сиротском отделении и в хозяйственном отношении довольствовался от него всем, без всякого различия, даже в наружной форме. <...>

С начала 1822 года учебная деятельность в институте стала ослабевать заметно: нового ничего не сообщали, а повторяли лишь пройденное, и то слегка. Между тем пронеслись слухи, что скоро институт переведут из Петербурга в округ графа Аракчеева полка, где уже будто бы и помеще- // С 148 ние для него готово. Учители нас ободряли, советовали продолжать об­разование, чему в институте (во время его пребывания в Петербурге), как они справедливо замечали, положено только начало, и положительно уверяли, что граф Аракчеев не оставляет без внимания людей образован­ных и что, при его могуществе, образованный человек легко может по­пасть на хорошую дорогу по службе.

Слухи оправдались. В конце апреля 1822 года граф Аракчеев прика­зал перевести институт в свой округ <...>

Во время пребывания Военно-учительского института в Санкт-Петер­бурге все добрые намерения графа Е.К, Сиверса, все труды наставников были сосредоточены на развитии умственных способностей учеников, с передачей им сведений, необходимых учителям низших военных заведе­ний с тою разумностию, какой тогда не знали не только в низших, но и в средних учебных заведениях военного ведомства. В округе графа Арак­чеева полка институт постепенно принимал вид самостоятельного учеб­ного заведения, с развитием в нем начал учебно-рабочего характера — начал, общих всем военным поселениям. Поэтому институт в округе графа Аракчеева полка (в первые годы) не столько замечателен по части учеб­ной, сколько по тем приемам, которые сам граф Аракчеев пускал в ход для усвоения ему некоторых занятий по части хозяйственной и фронто­вой. Институт, в смысле заведения учебно-рабочего, был поставлен гра­фом Аракчеевым на такую степень, что впоследствии служил образцом для всех военно-сиротских отделений, кроме щеголеватости в наружном виде, чем он не отличался от корпусов кадетских.

В моих воспоминаниях я заботился сохранить черты, рисующие харак­тер некогда знаменитого государственного деятеля.

После двухнедельного путешествия*, помнится, 9 мая, мы пришли на вид громкого между военными поселениями округа графа Аракчеева полка, средоточия всех учреждений по устройству военно-земледельчес­кого хозяйства. Перед нами развернулась картина однообразного порядка домов с мезонинами и с бульварами перед улицами. Думаем себе: «Это не русские деревни, не русские села, а что-то похожее на немецкие ко­лонии». // С 149

По переправе через Волхов нас повели в штаб полка, где в это время был и граф Аракчеев. С любопытством смотрели мы по сторонам и под ноги: улицы — шоссе, везде все чисто, дома новые и опрятные; вот нам встречаются солдат и баба, или баба или солдат с замечательно суровым выражением лица. Отчего же они так нахмурены? Верно, думаем, они еще не привыкли к новому порядку, неохотно расстаются с прежним своим бытом, а может быть, им в поселении и не совсем хорошо*.

В полковом штабе мы увидели прежде всего командира полка, пол­ковника фон Фрикена. «А! это Военно-учительский институт! Здорово, ребята! Сию минуту будет граф!» Экзерциргауз, в котором мы ожидали графа Аракчеева, немало удивлял нас своею обширностию, особенно шириною и узловатым механизмом потолка. Вот и граф Аракчеев, про которого в Петербурге носились недобрые слухи, хотя, правду сказать, видев его там только два раза, я ничего не мог заметить недоброго. «Здо­рово, ребята! Что, устали? Отвести их в госпитальный флигель и на­кормить».

Нас поместили в госпитальном корпусе. <...> В тот же самый день, когда мы прибыли, явились кровати, столы, стулья, тюфяки, подушки и тонкое постельное белье, какое дай Бог иметь и в дворянских заведени­ях. Вскоре привезли из Петербурга кадетские сукна, темно-зеленое и серое, отличный холст и сапожный товар. Граф Аракчеев прежде все это осмотрел сам, а потом уже приказал одеть нас по образцу, им утверж­денному. В неделю нас одели и обули просторно и щегольски. Наша щеголеватость была в диковинку и нам и поселянам, за что мы и прослы­ли между ними аракчеевскими кадетами. <...>

Рекрутская школа. Как только нас перерядили, тотчас отдали под команду старого, но бравого унтер-офицера для обучения рекрутской школе. В этом занятии мы проводили часа два и столько же времени после обеда. Обучение фронту шло самым терпеливым способом — без брани, без угроз и побоев, что нас удивляло: мы видели кругом, как мало было известно человеколюбие в поселениях. Граф Аракчеев не имел привыч- // С 150 ки откладывать что-либо вдаль: бывало, прикажет, даст необходимое время на исполнение, да тотчас сам же и поверит. Так и наше обучение фронту не ускользнуло от его внимания. Лишь только мы преодолели трудности движения тихим и скорым шагом, как граф приказал посылать нас каж­дый день к разводу. <...> Нельзя забыть суеты и хлопотливости, снисхо­дительности и терпения приставленного к нам в руководители по церемо­ниальному маршу адъютанта графа Аракчеева: то он выравнивал нас на марше, то приказывал переменить ногу, то направлял шаг наш под такт музыки, и, несмотря на то, наш взвод прошел мимо графа как не на­добно хуже. Однако граф поблагодарил: «Спасибо, ребята!» — «Рады ста­раться, ваше сиятельство!» <...>

Начало работ. «Выходи на двор! стройся в две шеренги!» Вместо бра­вого унтер-офицера глазам нашим представился плешивый инвалид, в оборванной шинели, с различными орудиями уличной опрятности. Что бы это значило? Смотрю, одному дают лопату, другому скребок, этим носилки, мне метлу. «Направо! Марш!» В тонкой новой шинели, а на плече грязная метла... что-то непонятно! да и за что такая немилость, когда, по-видимому, граф к нам очень благоволит?* Вот и место работ. Чтобы наш плешивый надзиратель не имел повода быть нами недоволь­ным и чтобы показать, что из наших рук не вываливается дело, ловко и проворно принялись мы за работу. Дня в три обчистили, обскребли, вымели и выровняли мы все улицы, бульвары, площадки внутри и вне штаба полка. Работа и ничего бы, да крепко надоедали нам молодые по­селянки своими насмешками: «Смотрите, смотрите! вон аракчеевские кадеты скребут улицы». Бывало, погрозишь им лопатою или метлою, и опять за дело. <...> // С 151

Устройством Военно-учительского института как учебного заведения, уже во всех частях самостоятельного, граф Аракчеев занялся сам и для того входил в малейшие подробности: ни ввести чего-либо, ни отменить, ни переиначить без воли его никому и ничего не дозволялось. Мы видели графа поутру рано, в полдень, вечером и даже ночью, и такие посеще­ния редко обходились без того, чтобы граф Аракчеев чего не указал или не заметил (на первых порах) какой-либо неисправности*. <...>

Посещение института Императором Александром I. В конце 1822 года Император изволил вторично посетить округ графа Аракчеева полка. На этот раз институт имел счастие представиться как учебное заведение, уже устроенное во всех своих частях. Его Величество с заметным удовольствием слушал ответы учеников верхнего класса из закона Божия и русского язы­ка. Награждение законоучителя (он же преподавал и русский язык) ка­милавкою2, а лучших учеников сторуб[левыми] ассигн[ациями] показало нам еще раз, что мы учились недурно. В двенадцать часов Государь Им­ператор посетил столовую залу, когда кантонисты приготовлялись сесть за обед. При этом Его Величество изволил заметить: «Граф! у тебя луч­ше, нежели в кадетском корпусе». — «Государь! они у меня делают все сами», — был ответ графа Аракчеева. <...>

Граф Алексей Андреевич Аракчеев. Для чего каждый раз во время обеда один из нас читает «Деяния Петра Великого» Голикова3? Граф Аракчеев имел даже намерение послать двоих из нас в Санкт-Петербург учиться изящному чтению у Гнедича или Гр[еч]а4. Для того, чтобы мы, слушая, понимали и сравнивали деяния Петра Великого с деятельностью графа Аракчеева. Петр Великий преобразовал дворянство и государственную администрацию на европейский лад, а граф Аракчеев переустраивал быт крестьян (в малом покуда размере) также на лад иноземный, пересажи­вая все лучшее по сельскому хозяйству на почву русскую. Как действо- // С 152 вал граф Аракчеев? Быстро, неумолимо, даже жестоко, как и Петр Вели­кий. <...>

Из всего, что я читал, слышал от лиц, достойных веры, и видел соб­ственными глазами, вывожу следующее, личное мое мнение: граф Алек­сей Андреевич Аракчеев в образе жизни любил умеренность, простоту и порядок; удовольствиями общественной жизни не увлекался, в обхожде­нии со всеми был одинаков: никому не льстил и не был знаком с утон­ченною вежливостию. Он мало обращал внимания на то, что говорили про общественные дела, зато внимательно следил за тем, что на службе делали; образованный ум, истинная заслуга были им ценимы и уважае­мы; выслужливость презирал: из числа окружавших его и приближенных к нему не было ни одного, кого бы он выдвинул на вид по одной бла­госклонности или по уважению к связям. По своим понятиям о государ­ственной пользе он посвящал ей всю свою деятельность и во всех своих действиях обнаруживал ясность взгляда, глубокость соображений и про­зорливость. Ничто не могло поколебать его заветных дум; воля его была так непреклонна, что никакие препятствия не останавливали его при ис­полнении, он начинал, продолжал и оканчивал все с одинаковою силою: отчетливо, ровно и быстро.

Как человек граф Аракчеев не обладал теми качествами души, кото­рыми приобретаются любовь и искренняя привязанность. <...>

Примечания:

* Воспитанники института шли из Санкт-Петербурга в округ графа Аракчеева пол­ка (в Новгородской губернии), можно сказать, прогулкою, именно по половине стан­ции в день, с установленными дневками. Нельзя забыть хлопотливость сельских заседателей: одни нас встречали, другие провожали, везде строго приказывая, чтобы аракчеевцев кормили как можно лучше.

* И действительно: переход от крестьянского быта к военно-земледельческому был слишком крут. Сам граф Аракчеев не ожидал блестящих успехов от поколения старо­го. Раз он сказал в институте: «Я знаю, что меня называют чертом, дьяволом, колду­ном; но дал бы Бог мне прокомандовать поселениями еще лет пятнадцать, тогда благо­словляли бы меня». Такое признание имеет известную долю правды: граф Аракчеев, тяжко налегая на поколение старое, любил поколение новое, которое и привязывал к себе и к своим учреждениям в поселениях мерами снисходительными и разумными.

* Граф Аракчеев к воспитанникам института был очень ласков: со многими разго­варивал, спрашивая, какого класса, чему обучались и хорошо ли у него в поселении. Не забуду одного случая. Я, с кем-то втроем, стоял у будки часового, и все мы смот­рели на учение кадровых баталионов. К нам подошел граф Аракчеев. Как теперь вижу: на нем был старенький артиллерийский сюртук, а поверх сюртука полусуконная серая куртка; на голове клеенчатый картуз (в таком наряде он обыкновенно ходил по рабо­там). Спросив, какого мы класса и которые по успехам в науках ученики, он стал всмат­риваться и вслушиваться. Кто-то из обучающих, как нарочно, бранился. «Слышите? он бранится, а все по-пустому; вот я прежде был очень жесток, а теперь только строг». Потом, дав наставления относительно хладнокровия, ушел на кирпичный завод. Лю­бимою мыслию графа Аракчеева, которую он горячо преследовал в поселении, было согласование фронтовой службы с земледельческими работами и с некоторою степенью образования. Мысль несбыточная при средствах, пущенных в ход графом Аракчеевым. Нельзя любить того, что навязывается под страхом.

* Однажды, проходя вечером по комнатам института, граф спросил у начальника заведения: «По скольку кроватей в каждой комнате?» Командир молчит. «Какой же ты командир, когда и этой безделицы не помнишь? Я иду к Государю и несу вот такую кипу бумаг (тут он раздвинул руки почти на аршин) и без карандаша, а все повеления помню». Командир чем-то хотел оправдаться. «Молчать! пятьдесят шесть лет! граф Арак­чеев! тройка лошадей с кибиткою!» (Тут он сделал прощальный знак рукою и покло­нился в пояс.) Это грозное замечание можно объяснить так: пятьдесят шесть лет — стар и опытен; граф Аракчеев — могуществен; тройка лошадей с кибиткою — сошлю гуда, где, как говорит пословица, Макар коз не гоняет. Такое замечание до того напугало доброго командира, что впоследствии он не мог слова сказать графу спокойно, без запинки.

Ф.А. Пенкин. Воспоминания о Военно-учительском институте (с, 148—153)

Пенкин Федор Афанасьевич (ум. 1870) — воспитанник Военно-учительского института. Воспоминания завершены в 1864 г.; печатаются по: Военный сборник. 1864. № 12. С. 389-415.

1 Сиверс Егор Карлович (1779—1827) — граф; с 1817 г. председатель комиссии для составления учебных пособий кантонистам поселенных войск, с 1820 г. — директор Главного инженерного училища, с 1821 г. — непременный член Совета главного над военными поселениями начальника; генерал-лейтенант (1825).

2 Камилавка — головной убор монахов и священников в виде цилиндра, слегка расширенного кверху; высочайшим указом 18 декабря 1798 г. сделана наградой для белого духовенства.

3 Голиков Иван Иванович (1735—1801) — историк, автор многотомных «Деяний Петра Великого» (1788-1789).

4 Гнедт Николай Иванович (1784—1833) — поэт, переводчик, драматург; преподавал декламацию актерам. О Н.И. Грече см. в преамбуле к его мемуарам.

Использованы материалы кн.: Аракчеев: свидетельства современников. М.: Новое литературное обозрение, 2000.

Здесь читайте:

Аракчеев Алексей Андреевич (биографические материалы).

Россия в XIX веке (хронологическая таблица).

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА