|
|
Аракчеев:
Свидетельства современников
Алексей Андреевич Аракчеев.
Гравюра Н.И. Уткина с
оригинала Г.Вагнера. 181 г. Резец.
Воспроизведение Г.Скамони. 1876 г.
ГБМ-2041\Г-129.
Из кн. Русская старина. Т. XV. СПб, 1876.
В ХРОНОСе воспроизводится по кн.
Портреты участников Отечественной войны
1812 года
в гравюре и литографии из коллекции
Музея-заповедника "Бородинское
поле". Каталог. "Кучковое поле", 2006.
[ИСПОВЕДЬ]
<...> Меня привезли прямо в Грузино 12 июля, где я ночевал на
буере, на реке Волхове (должен сознаться, что мне очень неприятно было, что меня
привезли к графу Аракчееву, помимо которого я писал к Государю Императору, и
боялся, что не увижу Его Величества). На другой день, 13-го числа, я был позван
к графу Алексею Андреевичу Аракчееву, он меня встретил на крыльце своего дома, и
когда я его приветствовал обычным «Здравия желаю, ваше сиятельство», граф,
осмотрев меня с ног до головы, подозвал к себе, взял меня под левую руку и повел
чрез залу, прямо в противоположную сторону, в сад, и пошел со мной по средней
дороге, приказав мальчику отойти дальше. Я внутренне приготовился к всякого рода
вопросам и дал себе слово ничего не говорить, а употребить все силы видеться с
Государем Императором.
Граф: Скажи ты мне, братец, кто ты такой?
Я: Унтер-офицер 3-го Украинского уланского полка, ваше сиятельство.
Граф (с нетерпением): Я это, братец, знаю лучше тебя, скажи ты мне, какой ты
нации?
Я: Англичанин, ваше сиятельство.
Граф: Есть у тебя отец и мать, и где они находятся?
Я: Есть, ваше сиятельство, живут в Москве.
Граф: Есть у тебя братья и сестры?
Я: Три брата и одна сестра.
Граф: Чем они занимаются?
Я: Механикой, ваше сиятельство.
Граф: Где ты родился?
Я: В Кенте, близ Лондона.
Граф: Каких лет ты приехал в Россию?
Я: Двух лет, ваше сиятельство, вместе с родителями, в 1800 году отец мой был
выписан в Россию блаженной памяти покойным Императором Павлом Петровичем как
механик и первый основал суконные фабрики в России с машинами.
Граф: Знаешь ли ты языки, кроме русского?
Я: Знаю французский, немецкий и английский. // С 287
Граф: О! ты, братец, ученее меня, ну, да ты англичанин, а у нас в русской службе
делается так: когда унтер-офицер хочет писать Государю Императору, он должен
прийти и передать письмо своему взводному командиру, взводный командир передал
бы эскадронному, эскадронный -полевому, тот — бригадному, бригадный —
дивизионному, дивизионный — корпусному, корпусный — мне, а я бы и представил
Государю Императору.
Я: Ваше сиятельство, смею ли я вам сделать вопрос?
Граф: Говори, братец.
Я: Если я хотел, чтобы ни взводный командир, ни полковой, ни корпусный, ни даже
ваше сиятельство об этом не знали, как бы вы, ваше сиятельство, приказали мне в
таком случае поступить?
Граф остановился, долго смотрел на меня, выпустив мне руку, и сказал:
— Ну, братец, в таком случае ты очень умно поступил, но ты, братец, знаешь, что
я все-таки твой начальник, ты, верно, знаешь, как я предан Государю, а потому
скажи мне, в чем дело и что хочешь Государю сообщить.
Я: Я очень хорошо знаю, ваше сиятельство, что вы мой начальник, уверен в
преданности вашей Государю Императору, но смею вас уверить, как честный человек,
что это дело не касается ни до вашего сиятельства, ни до военного поселения,
решительно ни до чего, кроме собственно Государя Императора, а потому, ваше
сиятельство, за что хотите лишить меня счастия лично объяснить дело Государю
Императору?
Граф: Ну, в таком случае я тебя и спрашивать не буду, поезжай себе с Богом.
Граф меня так этим поразил, что я ему сказал:
— Ваше сиятельство! Почему мне вам и не сказать: дело в заговоре против
Императора1.
И после короткого объяснения я 13-го числа вечером с тем же фельдъегерем
отправился и 14-го прибыл в Петербург, на Литейную, к генерал-лейтенанту
Клейнмихелю, которому был представлен. Мне отвели в его доме комнату вверху.
<...>
Написав свое предположение, которое было вручено Государю Импе-ратору 26 июля,
выехал я из Петербурга и прибыл в Грузино 27-го числа. <...> Граф Аракчеев
принял меня как нельзя лучше, всякий день я завтракал с Настасьей Федоровной
(это в Грузине была большая честь), а обедал с графом Аракчеевым, который всегда
сажал меня подле себя, // С 288 сам меня угощал, наливал мне вино и
просил говорить с Шумским (тогда флигель-адъютантом) по-английски. Всякий день
мы обедали в разных местах, и всегда было несколько человек из окружающих графа
Аракчеева за обедом, но вместе с тем со мной обедал человек замечательного ума,
один из самых рев-ностных революционеров, принадлежавших к заговору, Батенков,
сколько помню, инженер-полковник. Раз шесть он меня спрашивал, за что меня
при-везли2, и я должен был ему объяснять историю Сивиниса и Зосимы с такими
подробностями и обиженным тоном, что решительно выучил наизусть предлинный
рассказ3. Граф Аракчеев дал за чичероне4 какого-то офицера Розенталя, который
занимался у него капеллой, приказал мне осмотреть все Грузино, окрестные
деревни, что я и сделал, и наконец 3 августа получено было Высочайшее разрешение
мне ехать и приступить к открытию заговора.
Граф, отправляя меня, призвал к себе и, вручая мне билет, который у меня
хранится за подписом графа Аракчеева и начальника штаба Клейнмихеля, в котором
сказано, что я увольняюсь в отпуск на год с дозволением иметь пребывание в
России там, где пожелаю, и по миновании срока обязан явиться в полк5, объявил
мне Высочайшую волю, сказав:
— Ну, смотри, Шервуд, не ударь лицом в грязь.
Я уверил графа, что если это мне жизни будет стоить, но цели своей достигну.
Граф спросил, как мне нравится Грузино. Я отвечал и, конечно, без лести, что в
моих глазах Грузино есть эмблема вкуса, прочности и порядка.
— Это так, — сказал мне Аракчеев, — но ты мне скажи, что тебе всего более
нравится в Грузине?
Я отвечал, что остров Мелиссино.
— Да он, кажется, не так хорошо отделан. На это я сказал графу:
— Может быть, ваше сиятельство, но благодарность выше всех укра-шений.
Граф был растроган моим ответом.
— Ну, Господь с тобой, — прибавил он, — поезжай.
Все время нашего разговора начальник штаба Клейнмихель стоял
возле графа Аракчеева, и... конечно, я очень хорошо понимал, что граф, обращаясь
со мною так ласково все время, меня изучал. <...>
Я пробыл у Вадковского6 несколько дней, отправился под предлогом своей
надобности в Орловскую губернию, Карачевский уезд, в имение Гревса, где написал
подробно графу Аракчееву все, что узнал, что суще- // С 289 ствуют три
общества: северное, среднее и южное, наименовал многих членов и просил прислать
ко мне в Харьков кого-нибудь для решительных мер к открытию заговора. Я приехал
в город Карачев в назначенное мною число и час, несколько минут раньше в
ожидании по назначению моему фельдъегеря; но прошло несколько часов, фельдъегерь
не явился; смотритель спросил меня, не прикажу ли я лошадей закладывать; я
сказал, что у меня сильно голова болит, и ехать далее не могу, спросил уксусу,
перевязал голову, три дни мнимо страдал, потом начал понемногу выздоравливать, и
наконец чрез несколько дней после назначенного срока приехал фельдъегерь; я
выслал под предлогом какой-то покупки смотрителя вон и расспросил фельдъегеря,
почему он не приехал раньше десятью днями, на что он мне отвечал, что зарезали в
Грузине Настасью Федоровну, а потому Аракчеев был как помешанный; между тем весь
город стал меня подозревать; городничий города Карачева наконец явился для
спроса меня, кто я такой, и почему живу так долго на станции. Я ему отвечал, что
я унтер-офицер, остался долго на станции, потому что нездоров, что нахожусь в
годовом отпуске, и показал ему билет за подписью графа Аракчеева и начальника
штаба Клейнмихеля; городничий просто испугался, извинился, что меня обеспокоил,
и ушел; но эти 10 дней разницы имели большие последствия: никогда бы возмущение
гвардии 14 декабря на Исаакиевской площади не случилось; затеявшие бунт были бы
заблаговременно арестованы. Не знаю, чему приписать, что такой государственный
человек, как граф Аракчеев, которому столько оказано благодеяния Императором
Александром I, которому он был так предан, пренебрег опасностью, в которой
находилась жизнь Государя и спокойствие государства, для пьяной, толстой, рябой,
необразованной, дурного поведения и злой женщины; есть над чем задуматься. <...>
Примечания:
И.В. Шервуд. [Исповедь] (с. 287-290)
Шервуд Иван Васильевич (1798—1867) — в 1819—1825 гг.
унтер-офицер 3-го Украинского уланского полка, входившего в корпус военных
поселений и расквартированного в Миргороде (Херсонская губерния). В 1825 г.,
узнав о // С 450 существовании тайного общества, Шервуд вошел в доверие к Ф.Ф.
Вадковскому и вскоре через Я.В. Виллие отправил донос Александру I; 12 июля 1825
г. был доставлен фельдъегерем к А. в Грузино и добился личной встречи с
императором. По возвращении в полк был принят Вадковским в Южное общество, узнал
его программу, состав и задачи и обо всем донес А. В январе 1826 г. переведен
прапорщиком в лейб-гвардейский Драгунский полк и «в ознаменование <...>
признательности к отличному подвигу» (указ Николая I Сенату от 1 апреля 1826 г.)
получил разрешение именоваться Шервуд-Верный; к 1833 г. дослужился до
полковника. Впоследствии за ложный донос содержался в Шлиссельбургской крепости
(1844—1851) и потом вплоть до 1856 г. состоял под секретным надзором. Отрывок из
мемуаров Шервуда, написанных в 1860-е гг., печатается по: ИВ. 1896. № 1. С.
74—76, 80—83 (в журнале текст имеет название, данное публикатором Н.К. Шильдером:
«Исповедь Шервуда-Верного»).
1 13 июля 1825 г. А. писал Александру I о Шервуде: «<...> он
имеет дело донести Вашему Величеству касающееся до армии, а не до поселенных
войск, состоящее будто в каком-то заговоре, которое он не намерен никому более
открыть, как лично Вашему Величеству. Я его более и не спрашивал, потому что он
не желает оного мне открыть, да и дело не касается до военного поселения, а
потому и отправил его в С.-Петербург к начальнику штаба, генерал-майору
Клейнмихелю с тем, чтоб он его содержал у себя в доме и никуда не выпускал, пока
Ваше Величество изволите приказать, куда его представить» (цит. по: Богданович
М.И. История царствования Императора Александра I. СПб., 1871. Т. 6. С.
129—130); 17 июля Шервуд получил высочайшую аудиенцию.
2 Г.С. Батеньков в 1825 г. состоял в чине подполковника. Его
внимание к Шервуду не связано с участием в заговоре, поскольку в описываемое
время Батеньков еще не вступил в Северное общество.
3 Причиной своей поездки в Петербург Шервуд называл дело
кирасирского поручика Сивиниса, который обманом получил от богатого
московского грека Зосимы значительную сумму денег; в этой истории был замешан
знакомый Шервуда, некто Кириаков.
4 Чичероне — проводник, гид (ит).
5 В предписании А. начальнику над южными поселениями И.О. Витту
(от 3 августа 1825 г.) значилось: «<...> унтер-офицер Шервуд, который прислан
вашим сиятельством ко мне <...> был истребован сюда по подозрению в участии с
офицером Сивинис при похищении сим последним разных вещей и денег у одного грека
в Москве, но Шервуд оказался невинным, и при сем случае он просил об увольнении
его в отпуск на год — для приведения в порядок расстроенного состояния отца
его. Просьбу сию я доводил до сведения Государя Императора, и Его Величество,
зная лично отца Шервуда, Всемилостивейше соизволил на его просьбу. Объявляя
вам, генерал, таковую Монаршую // С 451 волю и прилагая при сем пашпорт
унтер-офицеру Шервуду, предписываю вручить ему оный и считать его в дозволенном
отпуску» (цит. по: Троцкий ИМ. III-е отделение при Николае I. Л., 1990. С.
132).
6 Вадковский Федор Федорович (1800—1844) — с 1822 г. корнет
Кавалергардского полка, в 1824 г. «за неприличное поведение» (сочинение
сатирической песни на императора) был переведен в Нежинский конно-егерский полк
с переименованием в прапорщики. Член Южного общества (1823); арестован 9 декабря
1825 г., осужден в каторжную работу навечно с последующей конфирмацией.
Использованы материалы кн.: Аракчеев: свидетельства современников. М.:
Новое литературное обозрение, 2000.
Здесь читайте:
Аракчеев Алексей
Андреевич (биографические материалы).
Шервуд Иван Васильевич
(1798-1867), англичанин на службе России
Россия в XIX
веке (хронологическая таблица).
|
