Гиренок Федор Иванович

 Автор

СОВЕТСКИЙ ДИСКУРС

XPOHOC

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

КАРТА САЙТА

Осознание и терминологическое оформление особенностей русского умостроя являются результатом деятельности славянофилов. При этом славянофилы выступают вне своей оппозиции к западникам, потому что западники - тоже славянофилы, и хотя они сознательно ориентируются на европейские стандарты философствования, в их способах организации мысли дают о себе знать те специфические особенности русского мировосприятия, содержание которых зафиксировано славянофилами.

Первая особенность русского дискурса определена православием. Она состоит в представлении о том, что истина связана не со словом, а с образом. Самого Иисуса Христа мы называем образом. Истину скорее можно увидеть, чем помыслить. Или тем более представить ее как продукт мышления. Истина от Бога. Она не продукт мышления. Такого рода представления составляют ограничение для возможностей отвлеченного понятийного мышления, не сопровождаемого созерцанием.

Вот это «картинность» русского дискурса делает иго близким литературе и одновременно далеким от терминологической философии. Русская философия возникает и существует как вид литературы. И в этом смысле она отдает предпочтение не языку исследования, а языку повествования. В то время как европейская философия создается в форме науки, ориентированной на язык исследования.

Описание картины, образа выступает на первый план, а терминологическое различение уходит на второй план. Русский дискурс не рефлексивен. Он является по преимуществу содержательным. И в этом смысле он неустойчив. Текуч. Аморфен.

Вторая особенность русского дискурса состоит в его принципиальной неметафизичности. Ведь метафизика требует достаточно изощренной рефлексии, которая без терминологических различений и опыта удержания различенностей продлиться долго не может. Она угасает, то есть уступает место объективным терминам. Русская философия восстанавливает связь с дословностью, с тем, что делает возможным слово. И поэтому русский философ, оставаясь в языке, безразличен к языку. Он стремится ускользнуть к безъязыкому. Невозможность раскрытия дословного в слове, неязыкового - в языке проблематизирует само существование русской философии. Если слово скрывает дословное, то в этой его сокрытости, становится возможным превращение философии в профессию. А это значит, что философия есть просто работа. И как работа она предполагает сопротивление материала, а также предполагает отвлечение от того, что сопротивляется, от работы с языком. Если философия — это работа с языком, то она перестает быть поступком и становится языком в языке. А это бессмысленно.

Третья особенность русского дискурса связана с особой преверженностью к феноменам жизни и какому-то безразличию к феномену сознания. В русском дискрсе категории жизненного плана доминируют над категориями сознания, что привело к формированию языка дословности. В русском дискурсе категории жизненного плана доминируют над категориями сознания, что привело к формированию языка дословности.

Четвертая особенность русского дискурса обусловлена приверженностью к соборным способам представления мира, внутри которых собранный субъект ближе к правде, чем одиночка.

Особенности русского дискурса не позволяют представлять его как производное от одной православной веры, и в этом смысле неудача русских философов состояла в том, что они попытались отождествить русское и православное в акте своей мысли.

Русский дискурс состоит по крайней мере из нескольких элементов. Во-первых, это национальные идиомы, смыслы, коренящиеся в пословицах, поговорках, сказках, притчах, прибаутках и.т.д. Во-вторых, это язык, на котором говорили славянофилы и, следовательно, все тематизации этого язка. В-третьих, культурно-символические содержания, восходящие к православной вере. В-четвертых, русская философия — это рационализация крестьянского сознания. Вот эти рационализации и были разрушены советской философией. Советский дискурс - это дискурс интеллигенции без корней и без религиозной веры. Без неба и земли. Он утвердился в России после 1917 года и нашел свое обоснование в советской философии. Знаками культуры советского мышления стали три имени: Э.Ильенков, М.Мамардашвили и Г.Щедровицкий. Этими тремя именами исчерпывается вся советская философия.

Несмотря на то, что А.Лосев издавал свои сочинения в советское время, он оставался русским философом и поэтому его нельзя отнести к знаковым образованиям советской мысли. Хотя возможность стать «знаком» у него была, В 20-е годы Лосев попытался усвоить диалектический способ мышления на свой манер. А не на манер Деборина. Его манерность состояла в чудовищном смешении диалектики с феноменологией, а также с элементами русского дискурса. Но в этой гремучей смеси не кристаллизовалась советская ментальность, и поэтому Лосев принужден был создать миф, внутри которого он жил и сохранял приверженность темам русской философии. Симптоматично, что ни одни советский философ не занимался изучением русских философов. Единственное исследование мировоззрения В.Соловьева принадлежит А.Лосеву. У жизни в структуре мифа свои метки, свои знаки, которые еще нужно будет прочесть.

Напротив, М.Бахтин вполне репрезентативен для советской ментальности. Но его сочинения не стали пространством идентификаций с советским способом представления мира, так как это пространство бьшо «замусорено» проблемами исследования литературы и языка, которые воспринимались в качестве специальных научных дисциплин. Меду тем философия поступка М.Бахтина является одним из первых образцов нового дискурса.

Сочинения Библера, Трубникова, Петрова и Зиновьева составляют второй план советской философии, и поэтому их можно не принимать во внимание. Советский дискурс возник в результате двоякого разрыва. Во-первых, с православием. Во-вторых, с русским дискурсом. Или, что то же самое, с языком дословности. На языке дословности говорил и понимал себя, свои чувства общинный крестьянин, верующее мышление которого бьшо разрушено атеизмом телеграфиста. Крестьянин запутался в своих мыслях. Распутала их советская ментальность, базировавшаяся на космополитических представлениях полуобразованного слоя России.

Культивирование обезличенного языка науки заполняет образовавшиеся после разрыва пустоты и составляет тело кодирования советского дискурса. Идеологические упрощения марксистов сделали мир понятным. Эти упрощения выступали и как самоочевидность и как заглушка для мышления и веры, а также как средство самоконтроля человека над своим поведением.

Наиболее яркое письмо на теле бесцветности принадлежит Э.Ильенкову, ММамардашвили и Г.Щедровицкому. Советский дискурс определен трояким образом:

1. Языком, на котором разговаривала новая демократия и левая интеллигенция. В этом языке слова-фикции доминировали над словами-предметами так. Что даже реальность могла быть в нем представлена только через слова-фикции.

2. В нем была развита языковая поверхность. То есть в советском дискурсе нет дна, конечной инстанции понимания. Нет места национальному образу мира. На этом языке нельзя было понимать. На нем можно было симулировать.

3. Советская философия - это эффект работы с языком. Это языковое явление, утратившее связь с неязыковой реальностью.

Власть публичного. Э.В.Ильенков

Советская власть ментальность предъявила себя в виде деятельностной парадигмы. И тем самым она показала нечто невозможное в русском дискурсе, ориентированном на невыразимую сторону мира. Деятельностная парадигма снимала эту невыразимость, сводя жизнь человека к деятельности по опредмечиванию сущности человека. Жизнь — это деятельность, а деятельность организована по модели самосознания. На первый план были выдвинуты контрольные функции сознания, занятого выяснением соотношения целей, средств и результатов деятельности.

Э.Ильенков - гегельянец, стремящийся устранить всякую интимность единичного, невыразимую сторону мира в тождестве бытия и мышления. Демонстрацией силы деятельностного понимания мира стала его работа со слепоглухонемыми. Предметная совместно-разделенная деятельность делала чудеса. Она рождала мыслящего человека. Власть публичного не оставляла места в философии Ильенкова для самоопределения индивида. Ильенков теоретически оправдал возможность и необходимость всеобщего опосредования, благодаря которому человек мог услышать ушами другого, видеть глазами другого и думать головой другого.

В теории идеального, понимаемого Ильенковым как момент публичной деятельности, постулируется существование чувственно-сверхчувственных вещей. В теории восхождения от абстрактного к конкретному предполагается, что жизнь, как и мысль, может быть истинной и ложной. Абстрактная жизнь -ложна, конкретная - истинна. Э.Ильенков обосновывает коллективистские представления советского дискруса, которые не имеют никакого отношения к принципу соборности хотя бы потому, что собор ориентирован на обычай и традицию, а коллектив - на интересы. В соборе доминирует дословность. В коллективе - публичность.

В споре о том, существует ли идеальное под черепной коробкой или не существует, Ильенков отдавал предпочтение объективированной в пространстве социума процессуальное™. Тем самым он удовлетворял потребность интеллигенции в спекулятивном мышлении. То есть философия Ильенкова -это обоснование возможности и необходимости философствования в эпоху доминирования позитивного знания. Э.Ильенков разорвал связи истины и дословности и тем самым разрушил возможности созерцания, характерного для для русского дискурса. Он истину связал со словом, сознание - с предметной деятельностью, устранив игру тел дословности в жизни и созерцании. В терминах философии Ильенкова нельзя сформулировать проблему индивидуализации, потому что в рамках его философии внутреннее задается предметностью, а движение по логике предмета составляет смысл человеческого существования.

Последний европеец. М.К.Мамардашвили

Европейская философия создала представление об автономном человеке, сознание которого она описала в терминах когитальной и трнсцендентальной философии. Феноменология обнаружила в автономном человеке внутренний мир и создала возможности для экзистенциального прочтения внутреннего опыта человека. Постмодернистское выворачивание наизнанку внутреннего опыта человека как будто бы поставило под сомнение идеалы автономного существования личности, ибо эту личность оно отождествило не с нормой, не с порядочным человеком, а с непорядочным человеком. Разговор о внутреннем мире порядочного человека стал скучен. Следовательно, скучна стала и феноменология, равно как и экзистенциализм.

Но Мамардашвили с такой интенсивностью возобновил разговор о ценностях, казалось бы, уже забытой автономной личности. Что его можно назвать последним европейцем. Вот эта «европейскость» Мамардашвили интересна во многих отношениях. Во-первых, она указывает на близость философского дискурса к записи сновидений.

Мамардашвили грезил наяву. На глазах у публики. Например, он говорил о философии как о деле личности, хотя никаких дел у личности не осталось. И она сама стала линей, разрешившись в индивидуализм и эгоизм. Во-вторых, европеизм Мамардашвили чудесным образом совпадал с его советскостью. Советская ментальность зародилась в подсознании Европы. И в этом смысле советский дискурс являлся истиной европейского философствования. Его перспективой. Мамардашвили - советский философ. Ясно осознававший свою чуждость русскому дискурсу, и прежде всего идеалу соборного существования человека. Соборность двуцентрична. Она составляет, как заметил Г.П.Федотов, геометрическую фигуру в виде эллипса. Мамардашвили тяготел к одному ее полюсу, к индивиду.

Ильенков испытывал приближение к другому ее полюсу - к коллективу. Русский дискурс был разрушен с двух сторон. Этот факт обусловил двусмысленность позитивного содержания советского дускурса. Симулятивный обмен смыслами между двумя способами философствования создавал характерную особенность советского дискурса: его двуличие. Мамардашвили получил известность как человек, который изобрел метод анализа превращенных форм, то есть как марксист-новатор. Мамардашвили придал двусмысленности двуличия позитивное значение чувственно-сверхчувственных вещей. Устранив вторую (трансцендентную) сторону мира, он ввел представление о двойственности временной, о том, что все в мире совершается два раза. Один раз - бессмысленно, другой раз - со смыслом. Его концепция интеллигенции радикально расходится с классическими теориями интеллигенции в русской философии. Материал для реконструкции марксистского понятия об интеллигенции Мамардашвили находил в «тюремных тетрадях» АТрамши.

Философская одаренность Мамардашвили проявилась в его работе «Сознание и символ», написанной вместе с А.Пятигорским, а также в «Классических и неклассических идеалах рациональности».

В теории сознания Мамардашвили реализует представление о пустой предметности символа, заполнение которой фиксируется в виде различения между сознательным и бессознательным. Тем самым он демонстрирует неприятие самой возможности существования соборного сознания. В неклассической рациональности Мамардашвили увидел возможность преодоления субъект-объектной дуальности. Но это преодоление поставило перед Мамардашвили проблему, которую он так и не смог разрешить. Иными словами, он хотел избавиться от дуальности, сохранив рациональность. Кроме того, преодоление субъект-объектной дуальности ведет к соборному сознанию, к описанию мира в терминах живого знания. Что для Мамардашвили было совершенно неприемлемо.

Мамардашвили - философ голоса. Машина речи, в которой плавились и переплавлялись смыслы советско-европейской философии.

Формализм мыследействия. Г.П.Щедровицкий.

Ильенков и Мамардашвили стали знаками полного разрыва с русским способом философствования. Ильенков допускал возможность создания такой предметно-деятельностной ситуации, которая бы детерминировала существование человека. Мамардашвили оставлял в этой ситуации зазоры индивидуации. Но оба они полагали невозможным соборный способ существования человека. Г.П.Щедровицкий довел эту работу до логического конца. Он полностью отказался от рассмотрения феномена жизни и ввел представление о деятельнсти как универсуме, внутри которого и по законам которого существует человек. Рефлексия становится доминирующим способом существования человека в универсуме деятельности. Щедровицкий выкинул «картинность» русского дискурса, а также запретил обращаться к невыразимой стороне мира, создаваемой телами дословности. Уже в анализе атрибутивного строения знания ясно видны контуры проектируемого изгнания дословности из жизнедеятельности человека.

В теории системности и мыследеятельности Щедровицкого обессмысливался как личный опыт автономного человека Мамардашвили, так и коллективистские ценности человека Ильенкова. Эффективность становится единственным резоном в универсуме деятельности Щедровицкого. Она, как кислота, разъедала соборное сознание русского человека, а также дословную структуру его жизни. Формализм мыследействия Щедровицкого имели смысл в предположении, что мыслит не человек, а коллектив. В последние годы Щедровицкий допускал возможность того, что мыслит даже не коллектив, а универсум деятельности. Равно как и действует не человек, а деятельность.

Перепечатывается с сайта

http://fedorgirenok.narod.ru 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

© Гиренок Федор Иванович, 2003 г.

редактор Вячеслав Румянцев 03.04.2003