Гиренок Федор Иванович

 Автор

УСКОЛЬЗАЮЩЕЕ БЫТИЕ

XPOHOC

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

КАРТА САЙТА

1. Живое знание

Вместе с новой технологической волной на нас накатывает волна подозрений и нелюбви к науке. Заслу- жила ли она это отношение? Стандартный набор претензий, предъявляемых науке, сформулирован А. Бергсоном, М. Хайдеггером и Л. Шестовым. С манифестацией нового идеала рациональности выступили В. Вернадский и И. Пригожин. Беда науки, как оказалось, состоит в том, что она работает на уровне воспроизводимых связей мира, т.е. в момент, когда он повторил самого себя. Наука ничего не может сказать о том, что было до повтора, что не воспроизвелось в пространстве и времени. До "повтора", до определения мира законами было "про-из-ведение" (М.Хайдеггер), была конкретность, т.е. все то, что лежит за корой воспроизводства обратимых связей. Но ученые могут формулировать законы относительно того мира, в котором мы живем. И это их достоинство и обязанность.

Наука претерпела гораздо меньше изменений, чем это обычно ей приписывается. Гораздо сложнее оказа- лось отделить науку от магии, чем Ньютона от Эйнштейна. Символ науки так долго "чистили", что его сиянием воспользовалось и то, что наукой не является. Всякое знание стремилось попасть в разряд науки (об этом много писал в свое время Г.П.Щедровицкий). Но, пожалуй, самое главное в осознании современной науки состоит в том, что она является отнюдь не центром нашей жизни. Она давно уже перестала быть делом личности и стала источником существования массового человека. Конечно, личность ничуть не лучше массового человека. Но и наука должна знать свое место в ряду таких же, как она, массовых профессий.

Оправданы ли упреки, брошенные науке "пастухами бытия" ХХ века? Философский "сыр-бор" загорелся, по словам Шестова, из-за ерундовой, в общем-то, вещи. Была когда-то "гора всем горам мати" и был первочеловек, который никак не мог подняться на эту гору. Так бы он и оставался жить со зверьми в долине, если бы не разум. Разум привел человека на высокую гору и сказал: видишь, как богат мир, и это все я отдаю тебе, если ты мне поклонишься. Человек поклонился и получил обещанное. "С тех пор, - рассказывает Шестов, - величайшей обязанностью человека считается обязанность поклоняться разуму. Разум решает чему быть и чему не быть. Решает он по собственным законам, совершенно не считаясь с тем, что он именует "человеческим, слишком человеческим"1.

Льва Шестова интересовала моральная сторона дела. Он не хотел поклоняться науке ни за какие богатства. Суть дела состоит не в кумирах и их творении, а в обмане. Наука нас обманула. Она обещала богатства, а подсунула проблемы. Чему же верить, кому теперь поклоняться? "Живому знанию". Оно нас не обманет. Что же такое "живое знание"? И можно ли им заменить науку? Наука - это дискурс, т.е. шаги рассчитыва- ющего сознания. Во всяком мире найдется такая сторона, которую мы сможем увидеть и удержать аналити- чески, если будем использовать средства расчетливого сознания науки. Но в мире пребудет и такая его сторона, которую мы уже знаем, т.е. знаем не потому, что удержали знание в поле самосознания, а потому, что живем. Живем и, как говорил М.Мамардашвили, знаем, что такое жизнь. Вот это знание и называется живым. Оно принципиально отличается от научного знания, от его всевозможных "целостных" и "синтетических" проекций. В русской культуре это отличие удерживалось интуицией бытийности истины, в поле которой немыслима возможность тезиса о том, что истина выше человека. Истина не может быть выше его или ниже, слева или справа. Она не относится ни к демократическим плоскатикам, ни к тоталитарным. Бытие накладывает на это возвышение запрет. Истина не выше бытия, а поставлена в ряд бытия, как становится в ряды христиан каждый крещеный человек. Познать - это значит осознать свое бытие в Истине. Европейская традиция заставляла бежать к истине по дорожке ума. И это, как говорил В.Эрн, хорошо. Но в русской традиции к Истине добираются и по тропинке воли, ее напряжением. И на вершинах познания находятся не ученые и философы, а святые2. Онтологическая размерность истины и человека передается рапсодом, распевающим стихи "Голубиной книги":

"Мало спалося, много виделось:

Кабы два зверя соходилися,

Промеж собой подиралися,

Кабы белой заяц, кабы серой заяц,

Кабы белой заяц одолеть хочет?

И не два зверя соходилися,

Промежду собой подиралися:

И то было у нас на сырой земли,

На сырой земли, на святой Руси,

Сходилися Правда с Кривдой;

Это белый заяц - то-то Кривда ль;

Правда Кривду передалила,

Правда пошла к Богу на небо

К самому Христу, царю небесному,

А Кривда осталась на сырой земле,

И пошла она по сырой Земле,

По всем четверым по сторонам..."3

Вот этот оборот - Правда пошла к Богу, а Кривда осталась между нами - делаем ощутимым различие между ученым и святым. Для ученого мир делится на сущность и явления, на явления и вещи в себе, т.е. мир ограничен горизонтом описания мира. Вещи в себе напоминают, что ты конечен (смертен) и никогда не пройдешь пути бесконечного. "Тот, кто стоит, всегда ограничен какими-нибудь горизонтами" (2 а, с. 21). Тот, кто восходит к Истине, движется к ней поверх постулатов Кантовской философии, над горизонтами познания. Но это подвиг святого, а не гносеологическая истина позитивиста.

Не "вещь", а "личность" - та категория русской культуры, в которой сходится и завязывается узловая мера мер, его связность, понятая не в традиции новоевропейского рационализма, а в смысле русского космизма.

Неприятие науки имеет своей причиной факт релятивизации ее духовных оснований. Множественность концепций и истин, плохо согласуемых между собой, заставляет искать абсолютное на стороне религии. Наука теряет некогда завоеванные ею позиции в общественном сознании. Религия возвращает утерянные ею духовные территории. Мудрость непосредственного знания очаровывает многих экологически обеспокоенных людей. Но непосредственное знание, подчиняющееся принципу "не думали, а уже знаем", является источником как мудрости, так и глупости. Зерна живого знания встречаются в раковине религии, в детском лепете, у примитивов. Иногда эти зерна превращаются в жемчуг мыслей. Но внутри этих мыслей нельзя построить расчеты даже самого захудалого моста через какую-нибудь реку, не говоря уже о системе доказательств существования внешнего мира. Живое знание недейственно.

Научные идеи - это тот уровень овладения миром, на котором теряется различение между словами "быть" и "существовать". Техника - плод онтологической неразличенности бытия и существования. Но пустоту бытия не заполнить полнотой сущего. Вот эта неразличенность и обусловленная ею незаполненность сущего вовлекают нас в экологическое ничто. Закидывание в ничто техники напоминает по своей бессмысленности идею бесконечного улучшения мирового рекорда.

Воля к прогрессу вела цивилизацию в сад бытия, а привела ее к пустыне существования, к ничто, которое заговорило на языке экологии.

До тех пор пока крестьяне, занимая традиционные ячейки общества, были его центром тяжести (его магнитом), общество было "неваляшкой" и экологических проблем у него не было. Выветривание крестьянской почвенности формирует идеологию переселенца, для которого земля, обычаи, нравы всегда чужие. Экология - апофеоз беспочвенности цивилизации тех людей, которыми все должно быть создано как бы из ничего и с самого начала.

Осознание этого факта возвращает нас к идеологии Нового средневековья, к необходимости наращивать мышцы жизни в умном молчании мира.

Для того, чтобы выслушать другую сторону, нужно дать ей слово. Символическое слово русской культуры говорилось "Голубиной книгой", духовными стихами, "исходящими из глубокой славяно-русской древности"4.

1 Шестов Л. На весах Иова: странствия по душам. Париж, 1929. С. 34.

2 Эрн В. Сковорода. М., 1912. С. 20.

3 Бессонов П. Калики перехожие. М., 1861. Вып.1-3. С. 273-274.

Оглавление

Перепечатывается с сайта

http://www.philosophy.ru 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

© Гиренок Федор Иванович, 2002 г.

редактор Вячеслав Румянцев 15.02.2003