|
|
История советского государства и права
Глава 1. Западное и советское общество как порождение двух разных типов цивилизации
Предмет этой и последующих глав - создание, развитие, расцвет, кризис и крушение Советского государства и порожденной им системы права. Это - особый период в истории государственности Руси, а затем России. Шире - это период в истории той цивилизации, которая сложилась в Евразии, отделенной более или менее четкими природными и культурными границами от западной цивилизации и от того, что условно понималось как "Восток" (Турция, Иран, Афганистан и Китай).
В моменты глубоких кризисов государства, подобных революциям 1917 г. или ликвидации СССР, речь идет не об изолированных конфликтах и противоречиях, - политических и социальных - а об их соединении в одну большую, не объяснимую частными причинами систему цивилизационного кризиса. Он охватывает все общество, от него не скрыться никому, он каждого ставит перед "вечными" вопросами. Под сомнение при этом ставится не законность и праведность той или иной структуры государства или нормы права, а и те исторические события, которые предопределили путь всей цивилизации(1).
Революция 1917 г. и перемены 90-х годов - это два эпизода в единой цепи событий, отражающих цивилизационный кризис России в ходе индустриализации. Эти события представляли собой более или менее открытую борьбу в связи с созданием, изменением и ликвидацией институтов государства и права. Всего полтора десятилетия (1939-1953 гг.) Советское государство находилось в относительно стабильном внутреннем состоянии, и то эта стабильность была обусловлена катастрофой, угрожающей извне - войной против фашистской Германии и ее союзников. Сразу после восстановительного периода возобновилась борьба (принявшая новые формы), которая закончилась поражением Советского государства.
Таким образом, для понимания смысла событий, происходивших в государственном строительстве (и разрушении) в советский период, его необходимо поместить в исторический контекст.
§ 1. Cоветский строй: тип общества и тип государства
Сущность институтов государства и права могут быть поняты лишь исходя из типа того общества, которым они порождены. Определять тип общества по признаку господствующей в нем социально-экономической формации (феодальное, капиталистическое, социалистическое) - недостаточно. Россия, Китай и Англия различны независимо от экономической формации.
В Новое время, по мере того как складывалась современная западная цивилизация ("Запад") и колониальные империи, возникло различение двух образов жизни человека - цивилизованного и дикого. В пределах западной культуры человек живет в цивильном (гражданском) обществе, а вне этих пределов - в состоянии природы. Так возникла идеология, получившая название евроцентризм. Ее главная идея в том, что существует единственный правильный путь развития общества ("столбовая дорога цивилизации"), который удалось пройти Европе (Западу). Остальные страны и народы уклонились от этого пути или отстали. Однако рано или поздно они пройдут весь этот путь, но с излишними страданиями и потерями.
Евроцентризм не имеет под собой научных оснований и состоит из набора мифов, который меняется в зависимости от обстановки (например, после краха фашизма миф о расовой неполноценности "дикарей" выведен в тень). Однако как идеология, отвечающая интересам господствующих классов, евроцентризм обладает огромной живучестью и время от времени овладевает даже массовым сознанием.
В противовес евроцентризму и на Западе, и в России многими учеными и философами развивалось представление о человечестве как сложной системе многих культур и цивилизаций. Их разнообразие необходимо не только для здорового развития, но даже и для существования человечества.
Во второй половине ХХ века это представление приобрело строгие научные формы. С точки зрения теории государства и права важным стало различение обществ современного и традиционного. Современное общество возникло в Западной Европе на обломках традиционного общества Средневековья (Возрождение было переходным периодом, их "перестройкой"). Те культуры и цивилизации, в которых такой глубокой ломки не произошло, продолжали развиваться в условиях той или иной разновидности традиционного общества. Россия - как в облике Империи, так и в образе СССР - была классическим примером традиционного общества(2).
Понятия "современное" и "традиционное" не содержат в себе оценки, она возникает лишь при взгляде через фильтр идеологии. Например, вопреки идеологическим установкам евроцентризма традиционное общество не является косным. В определенных условиях оно выполняет проекты быстрого и мощного развития (это видно на примере России, Японии, сегодня Китая). Сам по себе тип общества не предопределяет, будет ли оно в тот или иной исторический момент жестоким или терпимым, деспотическим или свободным.
Современное общество выходцев из Европы в США без всяких моральных проблем триста лет использовало рабство - считаясь при этом идеалом демократии (но в то же время с Запада осыпали проклятиями "деспотическую Россию" за крепостное право, просуществовавшее очень недолго и лишь в центральных областях). Основатель теории гражданского общества философ Б.Локк помогал составлять конституции рабовладельческих штатов и вложил все свои сбережения в работорговлю.
Для понимания смысла государственного строительства в России после Октября 1917 г. надо хотя бы на время отвлечься от идеологических оценок. Особенно искажает реальность рассмотрение истории Советского государства и права через идеологический фильтр евроцентризма. Через него все видится неправильным, а часто и необъяснимым. Поневоле приходится прибегать к вульгарному психоанализу, сводя дело к комплексам и психическим отклонениям "тиранов" или мистическим тайнам "рабской души" русского народа.
Напротив, в свете теории современного и традиционного обществ история Советского государства и права укладывается в рациональные рассуждения, приводящие к логичным выводам.
Главное для нашей темы - представление о человеке и тот набор интересов, идеалов и культурных норм, которые соединяют людей в общество, порождающее государство. Представления о человеке (то есть антропологическая модель, ответ на вопрос "Что есть человек?") в традиционном и современном обществе различаются кардинально. При возникновении современного общества в результате Реформации, Просвещения и буржуазных революций возникло новое представление о человеке - свободный индивидуум(3).
Когда средневековая Европа преращалась в современный Запад, произошло освобождение человека от связывающих его солидарных, общинных человеческих связей. Капитализму был нужен человек, свободно пеpедвигающийся и вступающий в отношения купли-пpодажи на pынке pабочей силы. Поэтому община всегда была главным врагом буржуазного общества и его культуры.
В России разрыва этих связей не произошло, несмотря на воздействие капитализма и реформу Столыпина. В антропологической модели, развитой в России в начале ХХ века православными философами, человек есть соборная личность, средоточие множества человеческих связей. Здесь человек всегда включен в солидарные группы (семьи, деревенской и церковной общины, трудового коллектива, пусть даже шайки воров). Обыденным выражением этой антропологии служит девиз: "Один за всех, все за одного".
Очень важно для традиционного общества понятие народ как надличностной общности, обладающей исторической памятью и коллективным сознанием. В народе каждое поколение связано отношениями ответственности и с предками, и с потомками. На Западе же понятие "народ" изменилось, это - граждане, сообщество индивидов. Будучи неделимыми, они соединяются в народ через гражданское общество. Те, кто вне его - не народ(4).
Исходным мифом западного общества стало представление о человеке, данное философом XVII века Т.Гоббсом. Он утвеpждает, что пpиpодное, вpожденное свойство человека - подавлять и экспpопpииpовать дpугого человека. Таким образом, естественное состояние для человека - война всех против всех (uellum omnium contra omnes). В условиях цивилизации, гражданского общества, эта война вводится в рамки закона и становится конкуренцией(5).
На уровне религиозного сознания главное изменение в представлении о человеке на Западе произвела протестантская Реформация в Европе. Она отвергла идею коллективного спасения души, религиозное братство людей. Именно эта идея и соединяла людей в христианстве: все люди - братья во Христе, он за всех нас пошел на крест. На Западе, напротив, возник религиозно обоснованный индивидуализм. Это общество возникло на идее предопределенности. Это значит, что люди изначально не равны, а делятся на меньшинство, избранное к спасению души, и тех, кому предназначено погибнуть в геенне - отверженных.
Вот фундаментальное утверждение кальвинистов (1609 г.): "Хотя и говорят, что Бог послал сына своего для того, чтобы искупить грехи рода человеческого, но не такова была его цель: он хотел спасти от гибели лишь немногих. И я говорю вам, что Бог умер лишь для спасения избранных"(6).
Важным идеологическим следствием из религиозного деления людей на избранных и отверженных, дополненного идеями социал-дарвинизма, стал расизм, которого не существовало в традиционном обществе. Вначале он развился в отношении народов колонизуемых стран (особенно в связи с работорговлей), затем был распространен на отношения классов в новом обществе самого Запада. В XIX веке основатели политэкономии говоpят о "pасе pабочих", а премьер-министр Англии Дизpаэли о "pасе богатых" и "pасе бедных". Пролетарии и буржуа стали двумя разными расами.
Таким образом, колонизация пpедшествует становлению буржуазного государства, и капиталистический поpядок заключался в обpащении с рабочими Запада так же, как пpежде Запад обpащался с населением колоний. Отношение между капиталистом и пpолетаpием было не чем иным как частным случаем отношений между колонизатоpом и колонизуемым.
В России не произошло протестантской Реформации, а идеи Просвещения и научной революции, внедряясь в иную культурную среду постепенно и без религиозного подкрепления, не произвели идеологического переворота. Представления Гоббса вообще не были восприняты, как и социал-дарвинизм (идея, что среди людей идет борьба за существование, в которой слабые должны гибнуть). В России была даже развита особая ветвь дарвинизма, делающая упор не на борьбе за существование, а на взаимопомощи.
Таким образом, на всех уровнях сознания господствующие представления о человеке в России к моменту установления Советской власти принципиально отличались от тех, которые сложились в гражданском обществе Запада. Из представлений о человеке вытекали и взгляды на общество и государство.
Во-первых, взгляды на общество в западной социальной философии от Гоббса и до наших дней следуют принципам методологического индивидуализма: "действия индивидуумов создают общество". В России социальная философия (как православная, так и либеральная и марксистская) вообще считала саму постановку вопроса некорректной, поскольку личности вне общества просто не существует. Общество и личность связаны нераздельно и создают друг друга.
Различны и те силы, процессы, которые скрепляют общество двух разных типов. На Западе этим процессом является эквивалентный обмен между индивидами, их контракт купли-продажи, свободный от этических ценностей и выражаемый чисто количественной мерой цены. Каждый человек выступает по отношению к дpугому человеку как собственник. Общество фоpмиpуется чеpез акты обмена, посpедством котоpых каждый ищет максимально возможную выгоду за счет пpиобpетения собственности дpугого за наименьшую цену. Общей, всеобъемлющей метафорой общественной жизни становится рынок. Каждый акт обмена должен быть свободным и эквивалентным.
Напротив, в обществе традиционном люди связаны множеством отношений зависимости. Акты обмена между ними по большей части не приобретают характера свободной и эквивалентной купли-продажи (обмена равными стоимостями) - рынок регулирует лишь небольшую часть общественных отношений. Зато велико значение отношений типа служения, выполнения долга, любви, заботы и принуждения. Все это отношения с точки зрения либерала несвободные и не поддающиеся рациональному расчету, они в значительной части мотивируются этическими ценностями. Общей, всеобъемлющей метафорой общественной жизни становится в традиционном обществе семья.
В России всегда была важна идея "Общего дела", скрепляющего личности в общество. Наличие общей идеи ("общего дела"), принятой большинством граждан, придавало государству большую силу. Напротив, сомнения или разочарование в этой идее ("живем не по правде") могло привести к быстрому и для либерального мышления непостижимому разрушению всего государства.
Принципиальное отличие традиционного общества от западного в том, что в нем всегда есть ядро этических ценностей, признаваемых общими для всех членов общества ("неписаный закон"). Само западное общество и возникло через расчленение этой общей (тоталитарной) этики на множество частных, профессиональных этик - коммерческой, административной, политической и т.д. В большой мере очистив отношения людей от внерациональных сил (заменив ценности ценой), гражданское общество приобрело большую устойчивость, стало нечувствительным к потрясениям в сфере идеалов. Так, оно стало полностью равнодушным к проблеме признания социального порядка справедливым или несправедливым - критерий справедливости исключен из процесса легитимации общественного строя.
Напротив, для традиционного общества идеал справедливости играет огромную роль в обретении или утрате легитимности. Ведущий современный философ либерализма Ф. фон Хайек в своей книге "Дорога к рабству" подчеркивал, что возникновение в обществе каких-то общих этических идеалов означает его сдвиг к социализму.
В соответствии с представлениями о человеке и с теми связями, которые соединяют людей в общество, строится политический порядок, определяющий тип государства. Имея как образец идеал семьи, традиционное общество порождает т.н. патерналистское государство (от лат. pater - отец). Здесь отношения власти и подданных иерархичны и строются по образу отношений отца и детей. Ясно, что представления о свободе, взаимных правах и обязанностях здесь принципиально иные, нежели в государстве западного общества, роль которого сведена к функции полицейского на рынке ("ночной сторож").
В Европе Реформация стала революцией не только в религиозной сфере, но и в идее государства. Раньше государство обосновывалось, приобретало авторитет через божественную Благодать. Монарх был помазанник Божий, а все подданные были, в каком-то смысле, его детьми. Впервые Лютер обосновал превращение патерналистского государства в классовое, в котором представителями высшей силы оказываются богатые. Богатые стали носителями власти, направленной против бедных. Государство перестало быть "отцом", а народ перестал быть "семьей". Общество стало ареной классовой войны.
Назвав новое общество "республикой собственников", теоретик гражданского общества Локк так и объяснил суть государства: "главная и основная цель, ради которой люди объединяются в республики и подчиняются правительствам - сохранение их собственности" (слово "республика", т.е. "общее дело", изначально применялось к любому государству, в том числе и монархии).
Таким образом, гражданское общество основано на конфронтации с неимущими. Внутренее единство общества отрицается принципиально, как утрата свободы, как тоталитаризм. В норме государство должно поддерживать условия для конкуренции, а периодически - вести войну и испытывать революции. В фундаментальной многотомной "Истории идеологии", по которой учатся в западных университетах, читаем: "Гражданские войны и революции присущи либерализму так же, как наемный труд и зарплата - собственности и капиталу. Демократическое государство - исчерпывающая формула для народа собственников, постоянно охваченного страхом перед экспроприацией... Гражданская война является условием существования либеральной демократии. Через войну утверждается власть государства так же, как "народ" утверждается через революцию, а политическое право - собственностью... Таким образом, эта демократия есть ничто иное как холодная гражданская война, ведущаяся государством".
Напротив, единство общества ("народность") всегда является идеалом и заботой государства традиционного общества. Источник его легитимности лежит не в победоносной гражданской войне, а именно в авторитете государя как отца. Единство - главная ценность семьи, поэтому во всех своих ритуалах это государство подчеркивает существование такого единства.
Различие двух типов государства хорошо видно при сравнении голосования в парламентах и Cоветах. Голосование - древнейший ритуал любой разновидности демократии, от родовой до современной либеральной. Этот ритуал лишь завершает процесс согласования интересов и выработки решения, приемлемого для всех влиятельных групп. В парламенте голосование есть ритуал, символизирующий конкуренцию, в которой побеждает сильнейший (пусть даже с перевесом в один голос). В Cоветах (любого вида - от совета старейшин племени до Верховного Совета СССР) голосование есть ритуал согласия. Здесь стремятся обеспечить единогласность(7).
Тот же смысл имеют выборы в представительные органы власти. В гражданском обществе выборы представлены как политический рынок, на котором партии "продают" свои программы и получают плату в виде голосов граждан. В свободной конкуренции здесь побеждает сильнейший. Выборы в традиционном обществе, как мы это видели в СССР, являются на деле плебисцитом (ответ типа "да-нет"). Назначение их - явиться и одобрить общую линию государства. Поэтому так была важна в СССР явка на выборы, хотя мало кто из избирателей вообще заглядывал в бюллетень - он говорил "да" самим фактом голосования неиспорченным бюллетенем. Каждый не принявший участия в выборах означал наличие сильного недовольства. Для либерального государства массовое участие в выборах существенного значения не имеет, правомочный кворум сокращается порой до 1/4 граждан, а в некоторых случаях вообще до 1 человека.
Различны и подходы к наделению граждан "голосом". Возникновение нового типа человека - индивидуума - привело к "атомизации" голоса. Предельным выражением демократии западного типа стал принцип "один человек - один голос". До этого в разного рода солидарных коллективах "голос" или часть его отдавались тем, кто считался выразителем разума и воли этого коллектива (например, отцу крестьянской семьи, священнику, старейшинам и т.д.). В любом государстве Советского, а не парламентского, типа носителями голоса являются не только граждане, а и коллективы, общности людей.
На ранних этапах становления государства в Советской России даже выборы в Советы проводились в коллективах предприятий или в общинах деревень, так что голос члена коллектива "весил" больше, чем голос изолированного гражданина. В дальнейшем возник "коллективный голос" народов и национальностей. Народы получили представительство в государстве не как совокупность атомов, но как целостность (Совет национальностей), а каждый гражданин имел "голос" и как представитель своей национальности, что было даже зафиксировано в личном документе (паспорте).
Смысл голосования как одного из механизмов волеизъявления граждан, соединяясь с другими элементами мировоззрения, определяет источник легитимации государства в двух типах общества. В гражданском обществе государство профанное, лишенное святости - рационально построенная в интересах общества машина. Оно обретает легитимность на каждый новый срок "снизу", через избирательную урну - путем сложения голосов людей-атомов.
В традиционном обществе государство сакрализовано, оно обладает неким высшим смыслом, святостью, которая возникает не из сложения голосов индивидуальных граждан, а из благодати того или иного вида. В крайнем случае теократического государства эта благодать, легитимирующая политическую власть, целиком исходит их божественного откровения. На языке, понятном людям, это откровение выражает Церковь. Легитимность, полученная таким образом, может даже не подвергаться экзамену через выборы, пока силен авторитет Церкви.
Наиболее распространенным вариантом государства традиционного общества является государство идеократическое. В нем источником благодати является набор идеалов, признаваемых за общепринятые и не подвергаемых проверке через диалог или выборы. Иногда хранителем таких идеалов выступает Церковь, иногда нет. Так, царская Россия не была теократическим государством, но роль Православной церкви в легитимации власти была очень велика(8).
Советская власть была типично идеократическим государством традиционного общества. Но набор идеалов, в котором заключалась благодать, придающая власти легитимность, выражался на языке "мечты пролетариата" о правде и справедливости. Советское государство обладало важной сакральной компонентой(9).
Со временем сакральная компонента ослабевала, перейдя из мессианской веры в мировую революцию в "культ Сталина", связанный с идеей прежде всего укрепления своей страны, а после завершения восстановительного периода (середина 50-х годов) Советское государство исключительно быстро становилось все более открытым, все менее идеократическим. Тем не менее, его тип оставался прежним. Его легитимность достигалась прежде всего через идеалы и соответствующую им социальную практику и подтверждалась выборами плебисцитарного типа (по типу "да - нет").
В структуре процесса легитимации необходимой была роль партии прежде всего как хранителя и толкователя благодати. Поэтому сама партия, ВКП(б) и потом КПСС, имела совсем иной тип, нежели партии гражданского общества, конкурирующие на "политическом рынке". Будучи единственной партией у власти, КПСС по сути была особым "постоянно действующим" собором, представляющим все социальные группы и сословия, все национальности и все территориальные единицы. Внутри этого собора и происходили согласования интересов, нахождение компромиссов и разрушение или подавление конфликтов - координация всех частей государственной системы. Понятно, что естественная для "классовых" партий фракционность в партии соборного типа, обязанной демонстрировать единство как высшую ценность и источник легитимности всего государства, не допускалась.
Все требования многопартийности, "свободной игры политических сил", плюрализма и т.п. ставили вопрос не об "улучшении" государства, а о смене самого типа государственности (и даже глубже - смене типа цивилизации). То есть, о революции гораздо более фундаментальной, нежели социальные революции. На протяжении всего советского периода возможные последствия такой революции оценивались обществоведами (в том числе антисоветскими философами-эмигрантами) как катастрофа, масштабы которой трудно было даже предсказать. Опыт 90-х годов в целом подтвердил эти оценки.
Парламент и Советы.
Евроцентризм утверждает существование лишь одной "правильной" формы демократии - парламентской. Она основана на представительстве главных социальных групп общества через партии, которые конкурируют на выборах ("политическом рынке"). Парламент есть форум, на котором партийные фракции ведут торг, согласовывая интересы представленных ими групп и классов. Равновесие политической системы обеспечивается созданием "сдержек и противовесов" - разделением властей, жесткими правовыми нормами и наличием сильной оппозиции. В зрелом виде эта равновесная система приходит к двум партиям примерно равной силы и весьма близким по своим социальным и политическим программам. Сама политическая практика процедурно сложна, так что возникает слой профессиональных политиков ("политический класс"), представляющих интересы разных социальных групп в парламенте. Как и политическая экономия в концепции равновесного рынка, так и политическая философия парламентаризма возникли как слепок с механистической картины мироздания Ньютона(10).
В Советах выразился иной тип демократии. Во-первых, с самого начала эта демократия выражала самодержавный идеал, несовместимый с дуализмом западного мышления (который привел к двухпартийной политической системе). "Вся власть Советам!" - лозунг, отвергающий и конкуренцию партий, и разделение властей, и правовые "противовесы". Во-вторых, Советы с самого начала несли в себе идеал прямой, а не представительной демократии. В первое время создаваемые на заводах Советы включали в себя всех рабочих завода, а в деревне Советом считали сельский сход. Впоследствии постепенно и с трудом Советы превращались в представительный орган, но при этом они сохранили соборный принцип формирования. За образец брали (явно бессознательно) земские Соборы Российского государства XVI-XVII веков, которые собирались, в основном, в критические моменты(11). Депутатами Советов становились не профессиональные политики (как правило, юристы), а люди из "гущи жизни" - в идеале представители всех социальных групп, областей, национальностей(12).
В отличие от парламента, где победитель в конкурентной борьбе выявляется быстро, Совет, озабоченный поиском единства (консенсуса), подходит к вопросу с разных сторон, трактуя острые проблемы в завуалированной форме. Это производит впечатление расплывчатости и медлительности ("говорильня") - особенно когда ослабевают механизмы закулисного согласования позиций. Для тех, кто после 1989 г. мог наблюдать параллельно дебаты в Верховном Совете СССР (или РСФСР) и в каком-нибудь западном парламенте, разница казалась ошеломляющей.
Если в парламенте собирались политики, которые представляли конфликтующие интересы разных групп, то Совет исходил из идеи народности. Отсюда - разные установки и процедуры. Парламент ищет не более чем приемлемое решение, точку равновесия сил. Совет же "ищет правду" - то решение, которое как бы скрыто в народной мудрости. Потому и голосование в Советах носило плебисцитарный характер: когда "правда найдена", это подтверждается единогласно. Конкретные же решения вырабатывает орган Совета - исполком.
Риторика Совета с точки зрения парламента кажется странной, если не абсурдной. Парламентарий, получив мандат от избирателей, далее опирается лишь на свой ум и компетентность. Депутат Совета подчеркивает, что он - лишь выразитель воли народа (из его мест). Поэтому часто повторяется фраза: "Наши избиратели ждут...". В Советах имелась ритуальная, невыполнимая норма - "наказы избирателей". Их, как считалось, депутат не имел права ставить под сомнение (хотя ясно, что наказы могли быть взаимно несовместимы).
Советы были порождены политической культурой народов России и выражали эту культуру. Судить их принципы, процедуры и ритуалы по меркам западного парламента - значит впадать в примитивный евроцентризм. В практике Советы выработали систему приемов, которые в конкретных условиях советского общества устойчивой и эффективной формой государственности. Как только само это общество дало трещину и стало разрушаться, недееспособными стали и Советы, что в полной мере проявилось уже в 1989-1990 г.
Советы и партия.
Государство строится и действует в рамках определенной политической системы. В ней органы и учреждения государства дополнены общественными организациями (партиями, профсоюзами, кооперативами, научными и др. обществами). Главные общественные организации советской политической системы возникли до революции 1917 г., после нее их совокупность сильно менялась. Главным изменением было становление однопартийной системы - по мере того как союзные и даже коалиционные вначале левые партии переходили в оппозицию к большевикам. Это происходило несмотря на неоднократные, вплоть до 1922 г., попытки большевиков восстановить признаки многопартийности. Идея единства все больше довлела. Рядовые эсеры и меньшевики быстро "перетекли" в РКП(б), а лидеры уехали, были высланы или арестованы в ходе политической борьбы.
Партия заняла в политической системе особое место, без учета которого не может быть понят и тип Советского государства. В литературе нередко дело представляется так, будто превращение партии в скелет всей системы и ее сращивание с государством - реализация сознательной концепции В.И.Ленина, возникшей из-за того, что политически незрелые и малограмотные депутаты рабочих и крестьянских Советов не могли справиться с задачами государственного управления. Видимо, проблема глубже. Необходимость в особом, не зависящем от Советов "скелете" диктовалась двумя причинами.
Лозунг "Вся власть Советам!" отражал крестьянскую идею "земли и воли" и нес в себе большой заряд анархизма. Возникновение множества местных властей, не ограниченных "сверху", буквально рассыпали государство. Советы не были ограничены и рамками закона, ибо, имея "всю власть", они в принципе могли менять законы. Была нужна обладающая непререкаемым авторитетом сила, которая была бы включена во все Советы и в то же время следовала бы не местным, а общегосударственным установкам и критериям. Такой силой стала партия, игравшая роль "хранителя идеи" и высшего арбитра, но не подверженная критике за конкретные ошибки и провалы. Именно партия, членами которой в разные годы были от 40 до 70% депутатов, соединила Советы в единую государственную систему, связанную как иерархически, так и "по горизонтали"(13).
Вторая причина превращения партии в связующий "скелет" государственной системы в том, что Советы соборного типа, в отличие от парламента, не могли быть быстрыми органами управления. Они выделяли из себя чисто управленческий исполком, а сами выполняли лишь одобряющую, легитимирующую роль. Для общества традиционного типа эта роль очень важна, но требовался и форум, на котором велась бы выработка решений через согласование интересов и поиск компромисса. Таким форумом, действующим "за кулисами" Советов, стала партия большевиков.
Эта конструкция власти необычна с точки зрения либерального демократа, но она выполняет те же объективно присущие государству функции, что и при парламентской демократии. Закулисный форум для поиска компромиссов и выработки решений есть и при парламенте. Так, в США высшая финансовая, промышленная, политическая, военная и научная элита соединена в сеть закрытых клубов, где и происходит невидимое согласование интересов и выработка решений. Другим типом "надпартийного" форума является политическое масонство, в некоторые моменты играющее очень активную роль (особенно в кадровой политике). Так, сложившееся в 1906 г. российское политическое масонство объединяло в своих рядах руководителей всех левых партий, кроме большевиков. Из 29 министров Временного правительства всех составов 23 были масонами. Все три члена президиума ЦИК Петроградского Совета первого состава (тогда трудовик Керенский и два меньшевика) также были масонами. Виднейшие деятели Февраля отмечали в мемуарах, что масонские ложи и были тем "круглым столом", за которым велись переговоры революционных (эсеры и меньшевики) и либеральных (кадеты и трудовики) политиков(14).
В годы индустриализации ВКП(б) стала массовой, а в 70-е годы включала в себя около 10% взрослого населения. Главным способом воздействия партии на деятельность государства был установленный ею контроль над кадровыми вопросами. Разгром к началу 30-х годов оппозиции внутри партии и ликвидация фракционности дали ЦК ВКП(б) полноту контроля за назначением служащих на все важные посты в государстве. Уже в конце 1923 г. стала создаваться система номенклатуры - перечня должностей, назначение на которые (и снятие) производилось лишь после согласования с соответствующим партийным органом. В номенклатуру стали включаться и выборные должности, что было, разумеется, явным нарушением официального права.
Процессы, происходящие после ликвидации какой-то структуры, многое говорят о ее реальном месте в обществе. Сама по себе ликвидация явно недемократической номенклатурной системы (в 1989 г.) не сделала назначение государственных чиновников ни более открытым, ни более разумным. Скорее - наоборот. Поэтому критика номенклатурной системы как вырванного из контекста частного механизма имела сугубо идеологический смысл.
В условиях острой нехватки образованных кадров и огромной сложности географического, национального и хозяйственного строения страны, номенклатурная система имела большие достоинства. Она подчиняла весь госаппарат единым критериям и действовала почти автоматически. Это обусловило необычную для парламентских систем эффективность Советского государства в экстремальных условиях индустриализации и войны. Важным в таких условиях фактором была высокая степень независимости практических руководителей от местных властей и от прямого начальства. Эта "защищенность" побуждала к инициативе и творчеству - если только они соответствовали главной цели.
Главным дефектом, который был известен с самого начала, была тенденция номенклатуры к превращению в сословную касту ("класс"), к образованию кланов, приобретавших большую силу, если местным и хозяйственным руководителям удавалось воздействовать на партийные органы (в широком смысле слова "коррумпировать"). Таким образом, номенклатурная система со временем неизбежно "портилась" и превращалась в систему сплоченных групп, которые следовали не интересам государства, а своим частным групповым интересам. В рамках Советского государства это противоречие не было разрешено, и номенклатура в конце концов совершила "революцию сверху", уничтожив Советское государство и приняв активное участие в разделе государственной собственности.
§ 2. Особенности советского права
Будучи порождением традиционного общества, советское государство выработало соответствующую такому обществу систему права. Во многих отношениях оно принципиально отлично от права гражданского общества. Люди, мыслящие в понятиях евроцентризма, не понимают традиционного права, оно им кажется бесправием. В связи с этим в сфере идеологии возникает подмена понятий и взаимное непонимание.
Так, слова "правовое государство" житель России воспринимает совсем не так, как на Западе. Там имеется в виду именно либеральное государство, отдающее безусловный приоритет правам индивидуума. В обыденном сознании России считается, что правовое государство - это то, которое строго соблюдает установленные и известные всем нормы и всех заставляет их соблюдать. В таком государстве человек может достаточно надежно прогнозировать последствия своих действий - он вполне защищен и от преступника, и от внезапного обесценивания своего вклада в сберкассе.
Постараемся уйти от идеологии и условного понятия "правовое государство". Неправового государства в норме не бывает, даже если теократическое или идеократическое право с либеральной точки зрения жестоко или недостаточно рационально. Бывают длительные отклонения от права, что на деле есть и частичная утрата государственности. Это - нестабильное состояние, ведущее или к революции, или к полному разрушению государства, которое выражается в утрате монополии на насилие.
Основа основ права - это полная монополия государства на применение насилия. Если монополия сохраняется - государство правовое, хотя бы и предельно жестокое. Если в стране легитимировано негосударственное насилие и наказание (например, "суд Линча" в США), то можно говорить о нестабильном состоянии неполной государственности. Если же государство предоставляет оружие и лицензию на насилие неформальным организациям - оно неправовое(15). Предоставление государством средств насилия неформальным организациям для борьбы с политическим противником внутри и вне собственной территории есть государственный терроризм, что по меркам международного права является признаком преступного государства.
Средства господства.
Любое государство побуждает людей к поведению, не выходящему за рамки установленных норм. Это осуществляется двумя принципиально разными способами - принуждением и внушением. Государство традиционного общества издавна действует открытым принуждением и внушением. Называя его "недемократичным", "тираническим", обычно имеют в виду именно его авторитарность (а чаще жестокость). Государство гражданского общества породило новый тип господства - через манипуляцию сознанием.
Манипуляция - способ господства путем духовного воздействия на людей через программирование их поведения. Это воздействие направлено на психические структуры человека, осуществляется скрытно и ставит своей задачей изменение мнений, побуждений и целей людей в нужном власти направлении.
Манипуляция сознанием как средство власти возникает только в гражданском обществе, с установлением политического порядка, основанного на представительной демократии. Ведущие американские социологи П.Лазарсфельд и Р.Мертон: "Те, кто контролирует взгляды и убеждения в нашем обществе, прибегают меньше к физическому насилию и больше к массовому внушению. Радиопрограммы и реклама заменяют запугивание и насилие". Власть монарха (или генсека) нуждалась в легитимации - приобретении авторитета в массовом сознании. Но она не нуждалась в манипуляции сознанием. Отношения господства при такой власти были основаны на "открытом, без маскировки, императивном воздействии - от насилия и подавления до навязывания, внушения, приказа - с использованием грубого простого принуждения".
Воздействие на человека религии или "пропаганды" в идеократических обществах, каким были царская Россия и СССР, отличаются от манипуляции своими главными родовыми признаками. Главный из них - скрытность воздействия и внушение человеку желаний, заведомо противоречащих его главным ценностям и интересам.
Ни религия, ни официальная идеология идеократического общества не только не соответствуют этому признаку - они действуют принципиально иначе. Их обращение к людям не просто не скрывается, оно громогласно. Ориентиры и нормы поведения, к которым побуждали эти воздействия, декларировались совершенно открыто, и они были жестко и явно связаны с декларированными ценностями общества.
И отцы церкви, и "отцы коммунизма" считали, что то поведение, к которому они громогласно призывали - в интересах спасения души и благоденствия их паствы. Поэтому и не могло стоять задачи внушить ложные цели и желания и скрывать акцию духовного воздействия. Конечно, представления о благе и потребностях людей у элиты и большей или меньшей части населения могли расходиться, вожди могли жестоко заблуждаться. Но они не "лезли под кожу", а дополняли власть Слова прямым подавлением. В казаpмах Кpасной аpмии висел плакат: "Не можешь - поможем. Не умеешь - научим. Не хочешь - заставим". Смысл же манипуляции иной: мы не будем тебя заставлять, мы влезем к тебе в душу, в подсознание, и сделаем так, что ты сам захочешь. В этом - главная pазница и пpинципиальная несовместимость двух миpов: pелигии и идеокpатии (в тpадиционном обществе) и манипуляции сознанием (в гpажданском обществе).
В ходе Великой Французской революции с помощью пропаганды удалось натравить городские низы на церковь и монархию. В своем роде это было блестящее достижение ума и слова. Орудием буржуазии стало именно то, что ей враждебно - стремление человека к равенству и справедливости.
Человек либеральных взглядов считает, что манипуляция сознанием - более гуманное и приятное средство господства, чем открытое принуждение и императивное внушение. Такой человек (который сегодня вроде бы господствует в "культурном слое" России) убежден, что переход от насилия и принуждения к манипуляции сознанием - огромный прогресс. На деле это - дело вкуса (например, Ф.М.Достоевский считал, что манипуляция гораздо глубже травмирует душу человека и подавляет его свободу воли, нежели насилие - об этом его "Легенда о Великом Инквизиторе"). Но и на Западе, среди ведущих специалистов, есть (хотя и немного) такие, кто прямо и открыто ставит манипуляцию сознанием в нравственном отношении ниже открытого принуждения и насилия. Манипуляция сознанием, производимая всегда скрытно, лишает индивидуума свободы в гораздо большей степени, нежели прямое принуждение. Об идеалах нет смысла спорить, однако надо уметь различать явления.
Формализация права.
Главное внешнее отличие правовых систем двух типов общества - в степени формализации норм права, их представления в виде законов и кодексов. За этим стоит отношение между правом и этикой. Конечно, в любом обществе система права базируется на господствующей морали, на представлениях о допустимом и запретном, но в западном обществе все это формализовано в несравненно большей степени, поскольку в нем устранена единая этика. Отказ от единой этики породил нигилизм - особое свойство западной культуры.
В правовом плане этот нигилизм означает безответственность, замаскированную понятием свободы. Понятие свободы в традиционном обществе уравновешено множеством запретов, в совокупности порождающих мощное чувство ответственности (поэтому, в частности, такое общество выглядит как неправовое - в нем нет такой острой нужды формализовать запреты в виде законов).
В западном обществе контроль общей этики заменяется контролем закона. В традиционном обществе право в огромной своей части записано в культурных нормах, табу и преданиях. Эти нормы входят выpажены на языке тpадиций, пеpедаваемых от поколения к поколению, а не чеpез фоpмальное обpазование и воспитание индивидуумов.
В России право ассоциируется с правдой - сводом базовых этических норм. Эти нормы до такой степени сливаются с правовыми, что большинство людей в обыденной жизни и не делают между ними различия. СССР не был, в понятиях либерализма, правовым государством, но существовали неписанные моральные нормы, которые считались даже законом (то есть, большинство людей искренне верило, что где-то эти моральные нормы записаны как Закон)(16). Когда власти эти нормы нарушали, они старались это тщательно скрыть.
Тpадиционное госудаpство "стыдливо". Госудаpство гpажданского общества в пpинципе "стыда не имеет", в нем бывают лишь наpушения закона. "Кpовавое воскpесенье" доконало цаpизм, а pасстpел в Чикаго никакого чувства вины в США не оставил. Это видно и по близкому нам времени. Хpущев пошел на уличные pепpессии в Новочеpкасске (в масштабах, по меpкам Запада, ничтожных) - но это тщательно скpывалось. Это был позоp, Хpущев его и не пеpежил как генсек. Сегодня, после либерализации общества, танки могут pасстpеливать людей в течение целых суток в центpе Москвы с показом по телевидению на весь миp. И понятие гpеха пpи обсуждении этой акции вообще исключено(17).
Такие общественные явления, которые со временем становятся привычными, лучше понимаются в момент их трансформации, а тем более быстрого, радикального слома. Ставшее за многие десятилетия привычным советское право (до которого действовало генетически родственное ему традиционное право Российской империи) относится к числу таких явлений. Для его понимания полезно наблюдать за теми изменениями, что происходят сегодня на наших глазах(18).
Глубокое изменение отражает сам язык: идеологи либеральной реформы принципиально стали называть правоохранительные органы силовыми структурами. Слово, корнем которого является право, заменен термином, полностью очищенным от всякой этической окраски. Сила нейтральна, равнодушна к Добру и злу, она - орудие. Это - разрыв с традиционным правом, где "человек с ружьем" есть или носитель Добра, или служитель зла.
Искренним идеологом либеральной реформы был академик А.Д.Сахаров. В отношении концепции правового государства он провозгласил: "Принцип "разрешено все, что не запрещено законом" должен пониматься буквально". Эта лаконичная мысль означает разрыв со системой права традиционного общества, разрыв непрерывности всей траектории правосознания России. Она означает, что в обществе снимаются все табу, все не записанные в законе культурные нормы. Конечно, в предложенной "абсолютной" форме это не может быть реализовано, так как имело бы катастрофические последствия(19). Ведь речь идет о радикальном внедрении правовых норм в том виде, как они сложились на протестантском Западе, в многонациональной стране с православной и мусульманской культурой.
Естественное право.
Какие бы разделы права мы ни рассматривали (хозяйственное, гражданское, трудовое, семейное право и т.д.), всегда под ними лежат более или менее сознательные представления о естественном праве. То есть о таком идеальном, не зависящем от государства праве, которое как бы вытекает из велений разума и самой природы мира и человека. Разумеется, естественное право суть порождение культуры, в нем нет ничего "естественного". Просто оно настолько тесно связано с мироощущением, что кажется, будто оно выводится из природы вещей. "Так устроен мир", - вот обоснование естественного права.
Поскольку мироощущение и представления о человеке в современном и традиционном обществе различны, то различаются и основания естественного права. А, следовательно, разным содержанием наполняются и внешне схожие нормы конкретного права.
Так, одним из социальных прав как в СССР, так и в некоторых странах при социал-демократических правительствах (например, в Швеции) было право на бесплатное медицинское обслуживание. При внешней схожести этого конкретного права, его основания в СССР и в Швеции были различны.
Согласно концепции индивидуума (в Швеции), человек рождается вместе со своими неотчуждаемыми личными правами. В совокупности они входят в его естественное право. Но бесплатное медицинское обслуживание не входит в естественное право человека. Он это право должен завоевать как социальное право - и закрепить в какой-то форме общественного договора.
В советском (традиционном) обществе человек является не индивидуумом, а членом общины. Он рождается не только с некоторыми личными, но и с неотчуждаемыми общественными, социальными правами. Поскольку человек - не индивидуум (он "делим"), его здоровье в большой мере есть национальное достояние. Поэтому бесплатное здравоохранение рассматривается (даже бессознательно) как естественное право. Оберегать здоровье человека - обязанность и государства как распорядителя национальным достоянием, и самого человека(20). Примечательно, что в ходе реформы 90-х годов не было не только протестов, но и общественных дебатов в связи с планами отмены бесплатного здравоохранения и образования. Эти блага настолько воспринимались как неотчуждаемое естественное право человека, что даже представить себе никто не мог, что их может отменить государство.
Одной из главных задач государства в любом обществе является регулировать отношения в сфере хозяйства (производства и распределения). Этому посвящено хозяйственное право. Для советского строя эта функция стала особенно важной, поскольку в СССР произошло глубокое огосударствление хозяйства. Главные основания права в этой сфере также очень различны в современном и традиционном обществе, они уходят корнями в глубокую древность.
Уже Аристотель сформулировал основные понятия, на которых базируется видение хозяйства. Одно из них - экономика, что означает "ведение дома", домострой, материальное обеспечение экоса (дома) или полиса (города). Эта деятельность не обязательно сопряжена с движением денег, ценами рынка и т.д. Другой способ производства и коммерческой деятельности он назвал хрематистика (рыночная экономика). Это изначально два совершенно разных типа деятельности. Экономика - это производство и коммерция в целях удовлетворения потребностей. А хрематистика - это такой вид производственной и коммерческой деятельности, который нацелен на накопление богатства вне зависимости от его использования, т.е. накопление, превращенное в высшую цель деятельности.
Рыночная экономика, ставшая господствующим типом хозяйства в западном обществе, не является чем-то естественным и универсальным. Это недавняя социальная конструкция, возникшая как глубокая мутация в специфической культуре Запада. В ходе перестройки в СССР рынок был представлен идеологами просто как механизм информационной обратной связи, стихийно регулирующий производство в соответствии с общественной потребностью через поток товаров и денег. То есть, как механизм контроля, альтернативный плану. Но противопоставление "рынок-план" несущественно по сравнению с фундаментальным смыслом понятия рынок как общей метафоры всего общества в западной цивилизации.
Как возникло само понятие рыночная экономика? Ведь рынок продуктов возник вместе с первым разделением труда и существует сегодня в некапиталистических и даже примитивных обществах. Рыночная экономика возникла, когда в товар превратились вещи, которые для традиционного мышления никак не могли быть товаром: деньги, земля и свободный человек (рабочая сила). Это - глубокий переворот в типе рациональности, в метафизике и даже религии, а отнюдь не только экономике.
Cоответственно, хозяйственное и трудовое право строилось в гражданском обществе в русле представлений хрематистики (рынка), а в советском обществе - согласно представлениям экономики, то есть хозяйства, ведущегося не ради прибыли, а ради потребления. Понятно, что различными были в этих двух системах права категории собственности, капитала, труда, денег и т.д. Эти категории наполнялись в советской системе конкретным содержанием в основном под давлением обстоятельств хозяйственной практики, а не какой-либо теоретической доктрины (хотя задним числом обычно доказывалась необходимость введения той или иной нормы именно исходя из доктрины).
Не имея возможности в рамках этого курса проводить широкий сравнительный анализ западного и советского обществ как продуктов двух разных типов цивилизации, мы лишь обращаем здесь внимание на необходимость постоянного учета их различий при изучении институтов государства и права, даже очень схожих внешне.
ПРИМЕЧАНИЯ
- Например, в начале 90-х годов одним из доводов в подрыве легитимности Советского государства была его генетическая связь с двумя якобы фатальными историческими решениями: решением князя Владимира в Х веке принять для Руси христианство от Византии (Православие) и решением в XIII веке Александра Невского признать власть монгольского хана, но дать непримиримый отпор Ливонскому ордену в его крестовом походе на православных славян.
- Названия "традиционный" и "современный" условны, первоначальный смысл их уже не отражается выбранными словами. Кроме того, для многих само слово "современный" звучит как положительная оценка. Но раз уж эти названия давно вошли в обиход, лучше не изобретать новых. Современное общество есть продукт индустриальной цивилизации, а традиционное общество корнями уходит в цивилизацию аграрную. Иногда этот признак переносят в наши дни и ошибочно считают, что в промышленно развитых странах везде сложилось современное общество. Степень промышленного развития не служит существенным признаком. Япония - в высшей степени развитая промышленная страна, но сохранившая самые главные черты традиционного общества. С другой стороны, плантации в Зимбабве - очаги уклада современного общества.
- Ин-дивид это перевод на латынь греческого слова а-том, что по-русски означает неделимый. Человек стал атомом человечества - свободным, неделимым, в непрерывном движении и соударениях. В России сам смысл понятия индивид широкой публике даже до сих пор неизвестен - это слово воспринимается как синоним слова "личность", что совершенно неверно.
- C точки зрения западных исследователей России, в ней даже в середине прошлого века не существовало народа, так как не было гражданского общества. Де Кюстин писал в своей известной книге о России: "Повторяю вам постоянно - здесь следовало бы все разрушить для того, чтобы создать народ".
- Запад - единственная культура на Земле, антропологический миф котоpой утверждает, что человек по своей природе кровожаден. Все остальные общества веpят, что пpоизошли от богов, что человек утратил рай за совершенный им грех, а в своем исходном естестве он создан по образу и подобию Бога.
- Шотландские пуритане даже не допускали к крещению детей тех, кто отвергнут Богом (например, пьяниц). Это - отход от сути христианства назад, к идее "избранного народа". Видимым признаком избранности стало богатство. Бедность ненавиделась как симптом отверженности. Кальвин настрого запретил подавать милостыню, принятые в Англии Законы о бедных поражают своей жестокостью.
- Этот смысл ритуала голосования в государстве традиционного типа прекрасно изучен в антропологии и культурологии. В оставшихся кое-где на Земле культурах с племенной демократией существуют даже изощренные специальные обряды, в ходе которых люди отставляют в сторону обиды и разногласия (танцы, ритуальные инсценировки боя, омовения и пиры). Лишь после этих обрядов приступают к голосованию, которое должно быть единодушным.
- Кризис официальной Церкви, религиозные искания в обществе в конце XIX - начале ХХ века были важным фактором подрыва легитимности царской власти. Лев Толстой как религиозный мыслитель, вошедший в конфликт с Церковью, действительно стал "зеркалом русской революции".
- Философ Н.Бердяев даже писал в эмиграции (1923): "Социалистическое государство не есть секулярное государство, это - сакральное государство... Оно походит на авторитарное теократическое государство... Хранителями мессианской "идеи" пролетариата является особенная иерархия - коммунистическая партия".
- Теория конституционной монархии в Англии прямо выводилась из модели Ньютона. Конституция США - классический пример представления государства как равновесной машины.
- Слово собор - перевод греческого слова ekklesia, что значит собрание и церковь. Земские соборы созывались не для того, чтобы принимать конкретные решения, а чтобы "найти истину" - определить или одобрить путь государства.
- С точки зрения парламентаризма выглядит, конечно, нелепостью "подбор" состава Советов по полу, возрасту, профессиям и национальностям. Но когда корпус депутатов состоит не из профессионалов, а из тех, кто знает все стороны жизни на личном опыте, этот подход имеет глубокий смысл.
- Связующая роль партии наглядно выявилась в 1990 г., когда эта роль была законодательно изъята из полномочий КПСС.
- Отношения коммунистов с масонами были сложными, и один из руководителей Коминтерна Г.Димитров, изучавший этот вопрос, заявил о несовместимости членства в компартиях с принадлежностью к масонству.
- Так, тяжелейший кризис в России вызвало предоставление вооружения неформальным силам Д.Дудаева (1991-1992 гг.) в Чечне для ликвидации органов советской власти. Для восстановления контроля над территорией затем вооружили другую группу чеченских неформалов - "оппозицию" Дудаеву. И не только вооружили, но и послали туда набранных по контракту военнослужащих без военной формы и знаков различия. Это привело к возникновению очага войны в Чечне и утрате суверенитета России над нею.
- Вот слова из песни В.Высоцкого: "Расстреливать два раза уставы не велят". Разумеется, ни в каких уставах это не записано. Однако в России издавна действует этическая норма: при неудавшейся казни осужденный должен быть помилован. Почти на столетие на династию Романовых лег грех Николая I, ставший преданием - повторная казнь декабристов, сорвавшихся с виселицы.
- Мы говорим об идеальном проекте, а в действительности западная демократия в случае целесообразности применяет подходы, чуждые правовым принципам собственного общества, например, принцип круговой поруки в наказании. Важным экспериментом над правосознанием стал весь опыт блокады Ирака. Строго говоря, против народа Ирака сознательно совершают смертельные репрессии за действия небольшой и неподконтрольной ему части (режима Саддама Хуссейна). То есть, на языке западного же права, используют невинных людей как заложников и убивают их.
- При этом, конечно, надо прилагать немалые усилия, чтобы отделять "идеологические шумы". Много таких шумов создало правозащитное движение, исходившее прежде всего из политических, а не правовых категорий. Например, правозащитники постулировали: лучше оставить на свободе десять преступников, чем осудить одного невиновного. При этом речь шла о судебных ошибках, а не о сознательных преступлениях правоохранительных органов (такие преступления знают самые "правовые" государства). И все приняли некорректный с точки зрения права постулат, не спросив, идет ли речь именно о десяти преступниках. А если о ста? О тысяче? Обо всех?
- Кажется курьезом, а на деле принципиальное значение имел недавний случай заключения в Италии брака между братом и сестрой - не нашлось закона, который бы это запрещал. А рациональные аргументы молодоженов были неотразимы: это экономично, они гарантированы от СПИДа, а потомству вреда они не нанесут, так как детей заводить не собираются. Западное свободное общество это приняло (как и нередкие уже браки между лицами одного пола). Значит ли это, что к подобному освобождению права от традиционных моральных норм готова Россия и все населяющие ее народы?
- Быстрая либеральная реформа в России привела к неожиданному эффекту: еще до перехода к платному здравоохранению резко снизилась обращаемость к врачам, несмотря на рост числа заболеваний. Люди почувствовали себя свободными от обязанности беречь свое здоровье как национальное достояние, но еще не осознали свое тело как частную собственность.
Перепечатываться с проекта ИСТОРИЯ РОССИИ
|
