Виктор НИКИТИН

2003 г.

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

XPOHOC

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

КАРТА САЙТА

Меня зовут Хокинс, Джим Хокинс…

Анатолий АЗОЛЬСКИЙ. «Диверсант». Назидательный роман для юношей и девушек («Новый Мир» 2002 г., № 3, 4).

Что нового можно рассказать о Великой Отечественной войне? Как за это дело взяться сегодня? С каких позиций на неё посмотреть? Ведь, кажется: нам уже всё о ней поведали, все её сражения описали, во всех её окопах мы побывали; все потери подсчитали, узнали горечь её поражений и радость побед. Какой ещё историей взволновать читателя, потрясти умы? Ведь были уже явлены и драматизм событий, и накал страстей, и слезы, и смех, и фронтовой юмор. Всё, что жизнь вмещает в себя, неизбежно вмещает в себя и война. Она заглатывает человека целиком, меняет его представления об окружающем мире, оставляет после себя длинный след. И если уж не миновать этой темы писателю, то главным представляется - выбрать единственно верный тон повествования, не сфальшивить, не оказаться в положении номинального пересказчика событий или, наоборот, безудержного фантазера. Быть в равновесии, в соразмерности жанра и языка. Быть на своем месте, владеть темой.

Недаром же говорят, что у каждого, кто воевал, своя война. Такая она и у пишущего о ней. Вот и Анатолий Азольский в романе «Диверсант» рассказывает о своей.

Она, как и положено, начинается в повествовании 22 июня 1941 года. Два месяца и неделю спустя шестнадцатилетний Леня Филатов, проживающий вместе с мамой-учительницей в Грузии, стремится попасть на фронт, в действующую армию. В местном военкомате у него происходит знаменательная встреча с неким Алешей Бобриковым, «истинным воином Красной Армии, получившим ранение в смертельной схватке с подлыми захватчиками». Стиль изложения событий выдает восторженного подростка, пишущего сочинение на гражданскую тему. Ведь повествование ведется от первого лица. А сама встреча знаменательна тем, что Леня с Алешей всеми правдами и неправдами становятся разведчиками. Да какими лихими! Едва ли не агентами 007, джеймсами бондами! Недаром Алеша сразу же говорит главному герою: «Небось, авантюрной литературки подначитался, а? Как же, как же... “Пятнадцатилетний капитан” - это не про тебя?»

Эти слова, кажется, и объясняют всё последующее. Тем более что по всему роману рассыпаны ссылки на неистового и честолюбивого гасконца д’ Артаньяна, капитана де Тревиля, Констанцию Бонасье, леди Винтер - ту, что Миледи; Джима Хокинса из «Острова сокровищ». Естественно не забыт и Сильвер. И «Таинственному острову» место нашлось. Правда, мушкетеров всего два. Арамис в романе не упомянут. А наглому старшему сержанту Лёня дает прозвище Портос. С умыслом. Чтобы лишний раз связать все аллюзии в некое единое целое. Однако прием этот работает вхолостую. Нагромождение в романе разнообразных героев приключенческой литературы лишь отгораживает войну от читателей. Скорее, походит на попытку оправдания жанра «назидательного романа для юношей и девушек». Но, может быть, эта игра оттого, что герой слишком юн? Что излишне мечтателен? Послушаем, что он сам говорит по этому поводу: «Самое время вспомнить, что мать и многие… считали меня глупеньким». А потом уже более уверенно: «Удивительные, невероятные приключения выпали на нашу долю, уже на втором году войны я не завидовал более Джиму Хокинсу из “Острова сокровищ”, а книгу эту я любил пламенно. Мы повидали потом злодеев много пострашнее старого пирата Сильвера». Однако никаких колоритных злодеев, подобных легендарному одноногому коку, читатель на страницах романа не встретит. Только мелких пакостников, похожих на канцелярских крыс, они и будут суетиться. Но об этом мы узнаем дальше. А пока что нам предлагают разобраться, что же за произведение перед нами, и на какой лад настроиться.

Разбираться долго не приходится. Читаем: «автоматная очередь, косящая врагов, генерал, вручающий мне орден, изловленный мною Гитлер» - такой вот перечень подвигов героев. Вкупе с выражением «громыхали сражения» подчеркивают приключенческий характер повествования. Нет, перед нами не документ, не мемуары. А именно похождения юнги Джима Хокинса с добавлением событий из жизни мушкетера д’ Артаньяна. В том же убеждает и некая авторская лукавинка в интонации, почти ребячья речь, детская мечта - добраться до Берлина, а потом вернуться домой в победных регалиях. К чудесной девушке Этери, играющей на флейте любимую песню «манана». Так что начинает казаться, что перед нами плутовской роман! Сомнения в этом придут позже, когда герой закончит разведшколу и возмужает. Вдруг всё - таки спотыкаешься о документальность изложения - того, как было дело. Слишком это напоминает прочитанные в детстве книжки о войне. Но там всё было просто, без затей, и потому правдиво. Ну, чуть-чуть литературной обработки. Чуть строгости мемуаристики. И всё же слышишь неподдельную речь много повидавшего, человека. А вот речь иная - новоявленного «Джима Хокинса»: «Калтыгин и Алеша взяли немца…» А как взяли-то? Не показано! «Слишком молод я был для философских обобщений…» - вот и вся драматургия события. Господи, не веришь автору: ведь это - первое военное задание для молодого парня! Боевое крещение, пережитая опасность - должны быть грандиозные переживания! А герой и автор отделываются от читателей: «молод для философских обобщений»! Ничего, де, не помню! Как же немец-то выглядел, первый в твоей жизни пленный, хочется спросить у «Джима». А «Джим» отделывается от нас амнезией. Как же тогда известные слова поэта про «первый поцелуй и первый бой»? А никак, машет на нас рукой «Джим», это моё дело.

Но далее вдруг оказывается, что юный герой романа вообще немцев не боится. Он о них даже не думает. И гораздо больше немцев боится своего начальства. Почему я сделал такой вывод? Да потому, что полнее гитлеровцев автор описывает военное начальство «Джима». Это занятие захватывает его полностью. Ибо сильнее мысли - победить врага подростка занимает намерение - оправдать оказанное ему высокое доверие командира. Какие тут немцы или фашисты? Они просто-напросто условный противник в штабной игре на учениях! Они юнге Хокинсу, как окажется впоследствии, ничего плохого не сделали! Потому он как-то однажды встреченного немца отпустил восвояси - на свидание с русской бабой! Нет, всё, что было плохого в жизни Лёни Филатова, проистекало от его же сослуживцев. Вот такая война! Соотечественников следует опасаться! Русский же человек другому русскому не товарищ и брат, а враг. Ведь автор романа пишет: «вся задуманная штабом операция - обман, повод для расправы с Калтыгиным, который Костенецкому - как кость в горле, и, наверное, благом была б ему гибель Калтыгина». Нет в этой интриге места для немцев, нет! Война идет не с фашистами, а Костенецкого с Калтыгиным! В общем, чем глубже вчитываешься в текст, тем больше обнаруживаешь указаний на то, что перед тобой даже не приключенческое чтиво, не плутовской роман и не документ. А самая настоящая бюрократическая сага о мытарствах по штабам двух честных мушкетеров (Один из которых беспородный д’ Артаньян, а второй, Атос - Алёша. Даром, что ли, он дворянского происхождения?). Кругом навалом кардиналов Ришелье! Все на войне друг друга подсиживают. В Красной Армии пытаются друг от друга избавиться, норовят получить очередное звание или орден. А немцы?... А что немцы? Они просто мешают в этой борьбе, не до них! Противник, он не где-то в стороне, по другую линию фронта. Он рядом с тобой, по соседству. Ведь суровая и изнурительная битва идёт ради одного - ради места под солнцем. Словно про какой-то проектный институт былых, советских времён читаешь. Про то, как некий завсектором вознамерился стать завотделом, но ему в этом деле помешал один завлаб. Стиль тот же - докладных записок начальству, казенный. Настроения те же… Иногда, правда, автора «Диверсанта» прорывает: «А мир колыхался, стены готовы были вот-вот обрушиться, свербящий стон дрожал над Вселенной, достигая моих ушей, эпохи низвергались бурным водопадом, и эхо сотрясений волновало меня». А в общем, как раньше писали всё по тому же поводу: «скрипела земная ось». Так даже точнее будет и короче. В другие моменты рассказчик всё же спохватывается и снова переводит повествование в знакомую нам колею: «Управление работало без натуги, но добротно, при ремонте шахтного оборудования консультантом был московский профессор. Везде строжайший воинский порядок. Партийная организация. Профсоюзная. Собрания по разным поводам». Это уже о послевоенных годах речь; когда юнга с «Эспаньолы», захваченной пиратами, вынужден был скрываться от зорких кардиналов и потому пустился в бега по стране - по этому необитаемому и таинственному острову СССР. По законам жанра (или их уже отменили?) героя должен спасти капитан Немо. Но где же он, загадочный владелец непотопляемого «Наутилуса»? Почему запаздывает? И приходится мыкаться Джиму-Лёне: работать то официантом, то вышибалой, не забывая всё же о своей былой профессии разведчика. Ведь ещё позовут его трубы, ещё понадобится он для сверхсекретных операций. Только вот для каких? Ведь было уже одно авантюрное задание сразу после войны - переправить двух пленных немцев обратно в Германию. Но была и мысль - самому улизнуть с бразильским паспортом из СССР, на «Остров сокровищ». Вот и получается, что Лёня Филатов - «солдат удачи», которому всё равно на кого работать, кому служить. Его так и тянет очередные подвески королевы спасти. И всё.

Грустно всё это читать, а ещё грустнее становится, когда автор «Диверсанта» пытается нас рассмешить. Признаюсь: все эти якобы комичные военные приключения наводят на меня зевоту. Ведь и раньше приходилось слышать эти же анекдоты - о том, как горящая цигарка, «козья ножка», то ли в лысину генералу попала, когда он мочился, то ли ему в пах. Или - историю про солдатика, которому вечером по пьянке присвоили звание лейтенанта, а к ночи он стал генералом. Складывается неловкое впечатление, что автор «Диверсанта» слышал что-то краем уха об отечественном постмодернизме, и решил испечь свой невкусный пирог, в который пошло всё, что попадалось ему под руку. Впрочем, сам Анатолий Азольский называет это «кашей», а рассказчика «кашеваром»: «…ко всему написанному и прочитанному надо относиться именно так: кашевар, на старости лет взявшийся за перо». Это, к счастью, многое объясняет, но положения не спасает: и пирог подгорел, и каша вязкая. Постмодернизм Азольского невкусен.

Например, как Лёня Филатов размышляет: меряет жизнь категориями «знамений эпохи», «мудростью времени». Думает о том, какую дурную услугу делают люди искусства, изображая мучения человечества. «Не люди властвовали над собой, а чья-то воля…», «ничто не принадлежит человеку, все его чувства - не в нем, они временно сожительствуют с ним…» Кто разберет, что прячется за этими темными и путаными словами? Друг же юнги, Алёша, и вовсе, попав в 1945 году в Берлин, тужено рассуждает о «коллективном сознательно-бессознательном Я»!

Справедливости ради следует сказать, что есть в романе и интересные высказывания: «Я давно понял, что Россия - центр каких-то ураганов, смерчей, штормов, что в тихую солнечную погоду русский человек жить не может». Или размышления о судьбе «затюканного и замордованного мужичка», об отступлении в первые дни войны: «Но наступал вдруг момент такого упадка сил, когда ноги уже не держали бегущего, когда он, фигурально выражаясь, сваливался на дно ямы, откуда уже не выбраться, поднимал голову к небу и видел: вокруг ощеренные немецкие автоматчики. Вот тут-то и просыпались в мужичке исполинские силы и страсти, все неизрасходованные гражданские права, и, спасая никчемную свою жизнь, которая казалась немцам уже конченной, он проявлял диковинную смекалку и расчетливую отвагу, в него вселялся никем еще не измеренный дух общности со всей вспаханной и невспаханной землей России…» В таких местах романа заканчивается детская игра в пиратов и мушкетеров. Но таких моментов, к сожалению, мало. Они тонут в огромной, бесформенной, расползающейся каше произведения. Тарелка формы отторгает эту кашу, вопиет о необходимости соразмерности её частей. Но автор лишь доливает в своё наспех приготовленную блюдо компоту, борща, молока, добавляют мяса, пирожных, перочинный ножик, отрезанную у врага руку, бразильский паспорт, двух берлинских хористок… И как, скажите, эту кашу расхлебать читателям?

Ещё одна важная тема «Диверсанта» - женщины на войне. Лёня Филатов принадлежит к поколению, которое прежде, чем любить научилось убивать. Он овладел всеми приемами рукопашного боя, изучил рацию, парашют, топографические карты, оружие, а ещё одной стороны человеческой жизни до поры до времени не познал. Красавица Этери из довоенной жизни Лёни отодвигалась всё дальше и дальше. Она вообще оказалась хрупкой, недостижимой мечтой. Окружающая же главного героя действительность покорялась насилию. Вот и благородный Алёша-Атос подсказывает д’Артаньяну-Хокинсу цель их похода - добраться до Берлина и там три дня в качестве победителей насиловать немок. Даже историческое обоснование этому подводит. Впрочем, насиловать никого и не надо будет. Сами всё дадут и даже взять заставят. В романе Азольского все женщины без исключения, что русские, что немки хотят отдаться героям. Все, значит, от зрелых до старых. Кто трусики в качестве намека покажет, кто кофту сама себе расстегнет. Одна немка в поверженном Берлине так и вовсе обиделась на отказ победителя д’Артаньяна принять её дар: я что, мол, старая и некрасивая. А одна некая бывшая сослуживица, уже после войны, подходила к нему на улице и предлагала себя в кратковременное пользование. Даже едва не слёзно просила оказать ей эту интимную услугу. Смачно описывается в «Диверсанте» и деревенская групповуха: «Время от времени раздавались, как в орудийном расчете при стрельбе, команды, способствовавшие наиболее глубокому заталкиванию снаряда в канал ствола, для чего надо было и угол заряжания изменить, подняв его или опустив... И выстрелы раздавались - не только в том фигуральном смысле, к которому прибегнул я, описывая происходящее и зная, что книгу эту будут читать девушки и юноши, - да, стреляли, то есть громко выпускали газы из кишечника, никак не намеренно, а негромко, принося извинения за нечаянный грешок».

Прямо-таки эпидемия секса какая-то. Ритуальный обряд, якобы, свойственный военному времени, потому что мужиков вокруг женщин почти что нет. Или кощунственный «церковный обряд» - в сцене с монашками в монастыре. Ложатся везде, где придется. На работе, дома, в подвале, во дворе, на улице, на мешках, на окровавленных бинтах, на кроватях, на парашютах. И сразу: «задирает юбку и раздвигает ляжки». Лёня Филатов даже огорчено сетует на «такую вот доступность женщин». Ему «хотелось поисков, страданий» из-за любви. Да что поделаешь, если автор, ни во что не ставящий священную войну против гитлеровцев, лишает святости и саму любовь женщин?

Что-то я не припомню таких «приключений» у Стивенсона. Или у Жюль Верна. Да и представить себе невозможно, чтобы шёл, например, по телевизору «Остров сокровищ» или «Таинственный остров», а зрителям через каждые десять минут, упорно - рекламу презервативов и прокладок или же постельные сцены. А ведь Азольский сразу предупредил своего читателя: пишу назидательный роман. Да ещё для девушек и юношей, наивных и чистых. Обманул.

Но обманул и в другом. Каково прочесть только вступившим в жизнь такие афоризмы: «Человек не осознает, как тягостна дарованная ему жизнь… Не мучай человека, убей его». Все эти умничающие Калтыгины, Костенецкие, Чехи и прочие, вообще, ничем не отличаются друг от друга. Рвались стать завлабами, а приняли смерть. Откровенно говоря, я всё ждал, что Азольский развернет свою фантазию и расскажет обещанное: как именно Лёня с Алёшей, эти двое бесстрашных мушкетера, проберутся в бункер Гитлера. А потом подумал, что, пожалуй, более характерными для героев будут иные поступки. Например, пробраться к пленённому фельдмаршалу Паулюсу и освободить из заточения его. Пафосу романа вполне соответствует и другое приключение: подготовка к покушению на Сталина. Или путешествие Бормана и Мюллера в Аргентину на воздушном шаре. Ребятам же всё равно с кем сражаться, лишь бы было против кого…

Очевидно: «Диверсанта» Анатолия Азольского нельзя отнести к его литературным достижениям. Уж больно много в романе сырого и лишнего. Похоже даже, что сам автор до конца не определился, чего же он хотел рассказать, для кого старался. Неужели и вправду, для «юношей и девушек»? Но тогда где духовные ориентиры? Где примеры ответственности? Их нет. А меня больше всего волнует сейчас, как бы ни появилось продолжение приключений героев: Лени и Алеши. Устоит ли Анатолий Азольский против соблазна продолжить? . Скажем, написать «Диверсант-2: Двадцать лет спустя». Тем более что действие первой книги заканчивается в роковом 1953 году, который открывали советскому человеку новым исторические просторы и дали. Поживём-увидим.

Содержание:

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

редактор Вячеслав Румянцев