Виктор НИКИТИН

2003 г.

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

XPOHOC

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

КАРТА САЙТА

С ДОВЕРИЕМ К ЧИТАТЕЛЮ 

Что более всего нужно художнику, творцу в самом широком смысле этого слова? Да что бы его работа не пропала, дошла до людей. Странно было бы предположить, что кто-то самым серьезным образом был бы доволен тем, что его творения не имеют никакого выхода на публику, не вызывают нигде ни единого отклика. Работать в стол в слабой надежде на будущее признание - разве об этом мечтают?

Для писателя, стало быть, важно быть опубликованным, а затем и прочитанным. Уже стало общим местом высказываться по поводу тягот сегодняшнего времени, невозможности издать книгу, упадка интереса к литературе и тому подобных, не воодушевляющих пишущего человека, вещей. Применительно к провинции эти же проблемы, безусловно, умножаются многократно. Но не всё так у нас плохо и безнадежно. Примером тому может служить выходящая в городе Кирове (он же Вятка) серия «Народная библиотека».

Название как нельзя верно выражает суть проекта. Именно «народная библиотека», потому как показывает жизнь, реальную, каждый день проживаемую с напряжением, но и с надеждой, с открытым сердцем. А не занимается конструированием какого-то холодного, придуманного мира; не огорошивает читателя глубокомысленными (читай: пустопорожними и часто циничными) размышлениями о вещах, неподвластных так называемому «простому уму». Нет, «народная библиотека» на уровне бытования, и на уровне народного самосознания рассказывает о той жизни, что вокруг и сейчас. И даже если повествовательная канва проникнута историзмом - тем лучше. Ибо в этом случае будет содержаться еще и указание читателю на его корни, на опыт прошлого, на его принадлежность к великому духовному наследию.

Особенно важно, на мой взгляд, это в настоящее врем. Которое многим кажется «тяжелым», «беспросветным» и «безыдейным». Таким образом, в самом существовании «народной библиотеки» уже заложена великая идея, большая идея национальной общности, которая начнет работать против негативных, разъединяющих моментов в нынешней России. Разрушать узел сплетающихся отрицаний и нравственных начал, и самой народности.

Одиннадцать книжек в этой серии. Мягкий переплет. Каждая по шестьдесят страниц. Но и каждая по отдельности, и все вместе они представляют собой нечто весомое. В них описаны наши проблемы, мечты и чаяния.

Содержание вятской поэзии и прозы легко вписывается в общерусский масштаб, оно проникнуто несомненным доверием к читателю. Авторам серии нет нужды подлаживаться под читателя и угождать его вкусам. Собственно, они и являются народом, а не какими-то небожителями, спустившимися вниз, чтобы поучать, как надо жить дальше. И потому обо всём, о чем они пишут, они знают не понаслышке, и говорят уверенно, голосом, полным любви к родному краю.

Вот поэтический сборник Ольги Лещевой «Положительный ответ». Пожалуй, один из самых удачных в серии. Взгляд поэтессы точен. Она дает такую оценку ситуации:

Сказано: война убогих с ловкими,

сказано: себя хороним впрок,

и беду пророчим заголовками,

и ленивый только не пророк…

С этим трудно не согласиться. Настоящая поэзия - всегда движение в неведомое, и оно, это движение, у Ольги Лещевой есть. Ее поэтические образы ярки и запоминаемы, их емкость наполнена самыми верными словами: «Тополя говорят на чужом языке. / Краски родины сходят с рук». Душа героини Ольги Лещевой не терпит суеты, она ничего не просит у судьбы: «Вот и нечего больше явить иль скрывать. / Настоящее скудно и немощно, / и мы взяли за правило не унывать, / потому что рассчитывать не на что». Впрочем, можно ещё раз вспомнить о том, как было: «От позора ли, от бреда ли береглись мы и не ведали, / что придется потрудней: устоять в поре бескрылости, / не взывая к божьей милости, и не думая о ней». Можно высказать догадку: «поверишь: был заранее / выдан ряд пустынных лет, / чтобы сгладить очертания / фантастических побед…» И рассказать, что будет дальше: «Есть надежда, что правду потом откроют, / когда родина стихнет и станет старше». Это пока диагноз, но есть в стихотворениях Ольги и методы лечения болезни. Есть и самая обыкновенная жизнь со всеми своими прелестями, с ейзажами, с нежной тишиной, с неожиданным женским вздохом: «Всему свой час: наутро - дождь, а нынче ал закат, / и в сотнях глаз, зовущих ночь, лучи его скользят…» И смены настроения: «Войду, смеясь, усну - заплачу, / хмельных попутчиков смущая». Что же делать? Ответ Ольги - жить дальше ВОПРЕКИ всему, радоваться самым обыденным вещам и тайному, сокровенному знанию.

Название сборника Фаины Столяровой «Чистые истоки» говорит само за себя. Ее стихи о России, о милой сердцу вятской сторонке, о «голубых перезвонах» на лугу, о хрустнувшей ветке, лесной тропинке, туманах:

Я, может быть, слишком пристрастна к тебе

И целую жизнь поклоняюсь

Крестьянской, бревенчатой, крепкой избе -

С нее, верю, Русь начиналась

Природа в стихах Фаины Столяровой предстает «доброй матерью», но люди, увы, зачастую отвечают ей «как недобрые дети». Такой же болью за судьбу родного края проникнуты следующие строки: «Что же ты, / Родина большая, / Так неласкова к ним, / Малым деревням?» И всё же поэтесса верит в добро («Человек изначально чист»), ее вера берет свое начало в детстве. Как важно сохранить в себе это качество на всем протяжении жизненного пути, и понять, что самое главное происходит уже сейчас: «Смысл в настоящем, / Вечном, простом, / Солнце над пашней, / Над черным пластом».

Ей вторит Маргарита Котомцева. Первое же стихотворение в ее сборнике «Полынь на колокольне» называется «Родина» и начинается так:

За тебя хоть в омут, хоть на плаху,

Родина, пускай и без креста.

Выйду я на улицу и ахну:

- Господи, какая красота!

И та же тема заброшенной, покинутой жизни конкретизируется и получает ещё один поворот: «До боли сердечной, / До смертной тоски / Жалею колхозных старух». Картина осенней природы заставляет накладывать на холст жирные, крупные мазки: «Сгорело лето в беспощадном тигле - / Ему на смену осень тут-как-тут. / А у нее глаза и шкура тигра, / А у нее то слезы, то салют». Воспоминание о несостоявшейся любви подчиняется взгляду за линию горизонта: «Луна упала тусклой брошкой / За океаны, за моря. / По частоколу леса кошкой / Крадется рыжая заря».

Сборник Надежды Перминовой «Преломление света» содержит горькое признание:

Мы - уходящая эпоха,

вот потому нам очень плохо

и многое нам потому

не по сердцу, не по уму

Под этими строками может подписаться практически всё старшее поколение. У Надежды Перминовой противопоставлением горькому, несправедливому устройству жизни служит природа. Она выступает и как вечно обновляющаяся основа основ, и как свидетель дисгармонии и неправедности: «… природа все начнет сначала. / Лишь люди, к власти устремясь, / месить все будут ту же грязь». Стихотворение «Дела житейские заброшу…» лишь подтверждает сказанное: очиститься от чужой лжи и скверны возможно только на вольной воле, среди птиц, в лесу, у костра, под протяжные русские песни: «Вернусь счастливой и усталой / опять к родному этажу. / Литую гроздь рябины алой / меж зимних окон положу».

Героиня поэтического сборника Галины Кустенко «Школа фехтования» легка, воздушна, солнечна, изящна:

Я сама счастливой босоножкой

ночевала в стоге золотом.

Укрывалась ситцевой одежкой,

оставляла разум на потом,

…………………………….

Ее жизнь - нескончаемый танец, проникновенная баллада об испытании чувств и обыденном героизме, не замеченном остальными, а ещё рассказ о путешествиях («… проснись, Стокгольм, окликни, позови»), ироническое повествование и даже сатира: «Мне нравится ещё один поэт. / Он любит меня так - любовью брата…» И всё в фехтовальных ритмах изящного боя: выпад, укол, отскок, внезапный пируэт. Любовь у Галины Кустенко - это столкновение судеб, поединок, борьба за счастье, за свое право быть услышанной и понятой до конца: «Свое вино вы только пригубили. / Я Вас на тайной памяти ловлю. / Вы - женщина. И Вы его - любили. / Я - женщина. И я его люблю».

Поэзия Людмилы Суворовой (сборник «Стеклянный шар») пронизана библейскими мотивами. Они содержатся не только в стихах, посвященных евангельским строкам, но и присутствуют в дне сегодняшнем в качестве величины, соразмерной с темой греха и искупления, как символ веры и испытания («Я тайно радуюсь погоде, / Плохой, сырой, не по сезону…»). Поэтесса не только сама хорошо знает, что такое «перевернутая геометрия затушеванной графики веток», но дает это понять и читателю. Картина безмятежного детства («Дети спят, босые ножки / Выпростав из-под простынок») сменяется тревожным ожиданием в больничной палате («Я привыкаю к «без тебя», / Как привыкают к «без руки» / В палате белой»). Попытка разобраться в своей и чужой жизни, не оказаться в кругу одних и тех же ошибок, слышна в стихотворении «Горели яблони, как свечи…» Но я, заканчивая короткий разбор поэзии Людмилы Суворовой, хочу процитировать конец ее замечательного стихотворения о спящих детях:

Подбородок в подоконник -

Вырастает одуванчик,

Смотрит в комнату. Спокойно

Дышат девочка и мальчик.

Сборник Алексея Елькина «Огни Купалы» представляет в «Народной библиотеке» единственного поэта-мужчину. Его стихи о славянском мире, о братстве народов, об историческом предназначении России. Есть два принципиальных положения, заявленных им как манифест. Одно в качестве ответа на строки Николая Гумилева звучит так: «Индия Духа - на Русской Земле!» Другому, легко угадываемому, предпослано:

«Позвольте, - съязвил кабинетный поэт, -

На тему деревни наложен запрет.

На тему России, на тему берез…

Зачем бередить отболевший вопрос?..»

Поэт дает грозную отповедь подобным воззрениям. К сожалению, высокая тема патриотизма Алексеем Елькиным выдерживается на должном уровне не всегда. Ведь тут что главное, чтобы слова эти, «Россия», «Родина», не стерлись от частого употребления. А это, к сожалению, происходит, когда поэт в некоторых стихотворениях переходит к призывам и заклинаниям, начинает увлекаться дидактизмом. Удачи Алексей Елькин достигает, когда говорит от себя и про себя, вписывая свою судьбу в судьбу страны, родного края: «В мой сон впадает река / С костром на крутом берегу, / Где замерли в рощах века, / Где я никогда не солгу…» Вот тогда это становится не голо, плакатно, и сразу видишь своего совестливого современника и ощущаешь ту самую связь времен, о которой столько написано. А когда появляется лирика, появляется и напевность, тогда негромкий, задушевный голос доходит до самого сердца: «Далека весна, / далека. / За окошками / снегири. / Ты уважь меня, / чудака, / Лето в чайнике / завари».

Прозаических книжек в «Народной библиотеке» три, и всего лишь одна - пьеса для чтения. «Мотылек у свечи» Анатолия Милихина рассказывает историю одаренного художника Лебедева, которого обманом упрятали в клинику для душевнобольных. Его картины присвоил себе некий Петр Федорович Лумпов, начальственный псевдоблагодетель, занимающий важный пост в Союзе художников. Именно к нему от доверчивого гения ушла жена. Лумпов устроил себе персональную выставку, которая произвела фурор, а несчастный Лебедев в больничных стенах никак не докажет свои права на картины.

Что здесь важно? Эти трудности художник считает расплатой за свою прежнюю гордыню: «… слишком ценил себя за талант, гордился им, был уверен, что мне многое простится за него, если уж дойдет до определения заслуг каждого». Через страдания, потерю всего, что имел в жизни, Лебедев постепенно приходит к Богу. «В холодной душе моей загорелся огонек веры». Нельзя сказать, что Лебедев полностью освободился от греховных мыслей. Однажды, желая вернуть свое честное имя, он схватился за нож: «… меня другие считают клеветником, ничтожеством, бездарностью, человеком, который посягнул на благородное имя другого. Как же мне оправдаться?» Но оправдает ли его .. . убийство? Это вопрос для всех нас.

Свои монологи Лебедев обращает к Марии. Ее в сумасшедший дом поместила собственная дочь, отобрав у матери квартиру. Оба: Лебедев и Мария - вызывают у читателей пьесы устойчивые романтические аллюзии с булгаковскими Мастером и Маргаритой. Спасение приходит к ним от других униженных и оскорбленных пациентов больницы, готовых разоблачить вора. Пьеса завершается в тот момент, когда главные герои собираются покинуть больницу и вернуть картины подлинному автору. Пьеса вызывает массу впечатлений и мыслей, потому что такими ограбленными, как Лебедев, чувствую себя сегодня многие россияне. За что они пострадали?..

Герои «Рассказов» Александра Подлевских - люди простые. У многих изломана судьба («Любка-Клуша»), у других нелепый случай только ещё берется изуродовать жизнь («Ал-оо-у», «Надлом»)… Любка живет одна с оравой ребятишек. Отбыла несколько сроков в колонии - всё, большей частью, по глупости. Но внутри у нее ещё осталась какая-то светлая надежда на лучшее. И для себя и для детей - найти мужа «порядочного, золотого, детей любящего». Собственно весь рассказ состоит из трех сцен: в автобусе, где Любка одергивает зарвавшихся малолеток, не уступающих места пожилому фронтовику; в бане, где собираются поболтать о жизни подружки Любки, бабоньки ей под стать…«Пятый день пьет, паразит, пенсию получил и пьет. Мне ни копеечки не дал. Да и не надо, на свои проживу. Пачку пельменей купил - третий день ест один, никого не подпускает… И дома, куда Любка возвращается и кормит детей. И выходит, что нет в ней никакой особой вины, а так сложилось. Просто жизнь вокруг неладная, бесчестная: «Ведь к власти заведомо предрасположены люди бесчувственные, бессовестные, думала она, исключения - большая редкость…»

Вариант бесчувственного, бессовестного «хозяина жизни», «мента», из новой, наглой породы, облаченного хоть маленькой, но властью «обчистить какого-нибудь мужичонку» на железнодорожной станции, предстает в рассказе «Ал-оо-у». Только вот незадача: попался зарвавшемуся «представителю закона» в лапы не какой-нибудь «ханурик», а приезжий врач-хирург Емельянов, возвращавшийся домой после сделанной им операции. И не выдержал врач откровенного глумления над собой, двинул Толе в челюсть. А потом ещё на следующий день, уже у себя в кабинете, вправлял ему ее обратно. Вы думаете, этот Толя хоть что-нибудь понял, устыдился своего хамского поведения? Ничего подобного! «… все равно когда-нибудь он отомстит этому врачишке, подловит на чем-либо, заведет дело…»

Случай знакомый по газетам и вполне, к сожалению, реальный. Как и следующий, ставший основой рассказа «Надлом». В нем семиклассницу

крадут на улице среди бела дня и отвозят в качестве выплаты долга азербайджанцу Сурету. Чтобы шеф позабавился. Симптоматично, что две мелкие «шестерки», идущие на это дело, русские парни. И для них, и для Сурета это уже не в первый раз. Сурет - подлинный хозяин города, владелец магазинов, мелких предприятий, не чурается заниматься продажей наркотиков. Понятно, что таких суретов в русских городах нынче навалом, это даже по одним только названиям магазинов и кафе видно. Аллах им не запрещает насиловать русских девочек. «Особенно воспаляла его чужая северная кровь, чужой ненавистный край, возбуждала беспомощность, растерянность жертвы…» Но вот испуганная, ничего не понимающая школьница предстает перед похотливым «дядей грузином» и с ним что-то происходит, из отвратного азербота он мгновенно превращается в сентиментального азербайджанца. Потому что она вдруг напоминает ему его племянницу Лейли. Это ее и спасает, дает свободу. «Дядя сегодня добрый…» А спасет ли следующую русскую девочку, непохожую на Лейли? И кто возместит огромный урон, нанесенный ее душе? «Она шла неведомо куда, пока не показались огни города… И тогда девочка побежала, падала и спотыкалась, бежала, плакала навзрыд, она торопилась к маме, к отцу, к еще оставшимся на земле хорошим, добрым людям».

Кто-то воскликнет: опять «чернуха»! И будет по-своему прав. Можно, конечно, посетовать на скудный, калькированный язык персонажей рассказов Александра Подлевских, должный подчеркнуть их либо низость, либо отверженность. Посетовать и на то, что тема рассказа отдана на откуп телевидению и газетам. Но есть, есть просветы в этой тяжелой и удушающей человека реальности. Они появляются тогда, когда становится слышна интонация автора, когда звучит его голос надежды в отношении пострадавших героев. Правильная интонация - тоже выход из кошмарного состояния сегодняшнего полу сна. Но просто отражать то, что происходит, теперь уже художнику недостаточно. Теперь, как мне представляется, задача писателя, состоит в том, чтобы грустную действительность преобразовывать. Причём художественными средствами.

Кстати, есть у Александра Подлевских ещё один рассказ, «Приобретение», сатирическая заостренность которого явно имеет отношение к нашей новейшей истории. Всё начинается с того, что сердобольный мужик находит в кустах чертенка. Приютил его на свою голову, выкормил, не дал ему пропасть. В семье мужика его Васькой назвали. Стал он подрастать, бойко лопотать, городить всякую чепуху, набор из телерекламы, новостей и газетных статей. То он «демократ», то «патриот». То о царе Николае Втором горюет, то заявляет, что «все мы - родом из Октября». Всё бы ничего, и посмеяться иной раз можно. А только жизнь в семье мужика всё хуже и хуже становилась. Вот уже и землю у него отбирают… Кажется, пропал куда-то чертенок, сгинул. Да только не знает хозяин дома, что на чердаке ему уже приготовлена Васькой петля… Намек вполне ясный, не требующий пояснений. Так что впору задаться вопросом: сколько таких бесенят сидят по чердакам домов наших россиян?

В книжке Владимира Морозова «Народный дневник» нет никакой «чернухи», яростных конфликтов, изломанных человеческих судеб или психологических взаимоотношений героев. Всего-навсего рассказ о временах года, о праздниках церковных, сельскохозяйственных, народных приметах на погоду почти на каждый день, и как день это называется, в честь кого и почему. Успеньев день, Михей Тиховей, Анна Холодная, Герасим Грачевник… Кстати, Герасим Грачевник - это 17 марта, в этот день с юга грачи возвращаются. А 14 марта - Авдотья Плющиха. «Ярится Ярило весенней силой. Лупит зиму кулаками лучей, осаживает снег, плющит его настом». Вот так память народная возвращается, через подобное просветительство. Может быть, именно такие познавательные книги сейчас более всего нам и нужны?

Тему слияния человека с природой продолжает повесть Виктора Бердинских «Земля под ногами». Окружающий мир показан глазами ребенка, мальчика Коли. Детство - это ведь когда «день был огромным, и утром казалось, что он никогда не кончится». Жизнь в деревне, коза Муська, рассказы отца о войне, грибы, ягоды, рыбалка, игры с друзьями - дела привычные, простые; а времена года сменяются одно за другим, и в каждом есть своя неизъяснимая прелесть. Мир - чистый, свежий, ничем не замутненный. Круг жизни, обновляемый каждый год… В рассказе соседа-старика о расстрелянных в гражданскую войну дезертирах-красноармейцах и наспех присыпанных землей, Колю поражает одна деталь: «Жители позднее нашли могилу, раскопали ее, чтобы перезахоронить. У одного расстрелянного в кармане продолжали тикать часы. Часы, заведенные им, ещё живым…» Так Коля становится взрослее, он уже начинает понимать, что «всё в мире связано», всё имеет свое значение и свой срок, что если у человека «есть хороший внутренний слух, он обязательно услышит часы, заведенные ещё его предками».

Знаменательные слова! И можно сказать, что Виктор Бердинских обладает хорошим внутренним слухом, как, впрочем, и все авторы «Народной библиотеки». Хотелось бы, конечно, ещё почитать вятскую прозу, написанную женщинами, и узнать, так ли она хороша, как вятская поэзия. Вообще, если говорить о соотнесении мужского и женского начал в творчестве, то следует признать, что вятская поэзия выглядит сильнее прозы, а женская поэзия предстает поистине откровением. В чем тут причина? Не знаю. Может быть, в том, что женщины видят острее. И о высоком, идеальном у них получается говорить и о суровой прозе жизни. И, естественно, о любви… Мне же кажется, что именно в женщинах у нас вся надежда на лучшее. Они это чувствуют и потому отвечают на вопросы времени - свежо, убедительно, каждая своим неповторимым голосом.

И последнее соображение: очень хорошо, что авторы «Народной библиотеки» не отрываются от родной, вятской почвы. Местный колорит придает их творчеству ещё большую ценность. Провинциальная Русь пишет стихи и прозу? Значит, она ещё жива. А это хороший знак.

Содержание:

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

редактор Вячеслав Румянцев