   |
| |
 |
М.А. Ковальчук, А.А. Тесля |
2004 г. |
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
XPOHOCФОРУМ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИРЕЛИГИИ МИРАЭТНОНИМЫСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСА |
М.А. Ковальчук, А.А. ТесляЗемельная собственность в России:правовые и исторические аспектыXVIII - первая половина XIX вв.Монография ГЛАВА 1Поземельная собственность государства и феодально-привилегированных сословий1. Государственные и дворцовые землиВ 20-е – 30-е годы XX века возникшее историко-философское течение «евразийства» выдвинуло тезис, согласно которому ряд базовых публично-правовых и связанных с ними институтов частного права Московской Руси возник под влиянием монгольского права на русское. Этому вопросу посвятил свое исследование выдающийся специалист по праву кочевых народов Великой степи и, в частности, монголов, проф. В. Я. Рязановский. Он писал: «Что касается гражданского права, то здесь можно сказать с полной определенностью, что никаких следов монгольского влияния на русское гражданское право установить нельзя [выд. нами – А. Т.]. Ни Псковская судная грамота, ни судебники не дают для этого никакого материала. Монгольское право не оказало никакого влияния на русское гражданское право, да и не могло оказать вследствие различия культур (кочевой – скотоводческой и оседлой – земледельческой)» 22). И далее, касаясь уже нашей непосредственной темы, Рязановский писал: «Совершенно неправильно … утверждение, будто представление о князе как собственнике всей территории государства было заимствовано нами у монголов. На известной ступени общественного развития при наличии патриархально-вотчинных отношений мы встречаем приведенный взгляд у самых разнообразных народов: в древней Англии и в древней Германии, в мусульманском мире, у китайцев, у монголов, у славян. […] На Руси мы встречаем приведенный взгляд уже до татарского нашествия. И вместе с тем уже с XI века (и даже раньше) начинает выделяться индивидуальная частная собственность (церковная, княжеская, частных лиц), которая в Псковской судной грамоте находит уже свое полное выражение. Частная собственность князя постепенно выделяется из государственной и образуются имущества фиска, казны и дворцовые имущества» 23). Со своей стороны можем отметить, что уже в начале Киевского периода только определенная часть «даней» идет собственно князю, считается его собственностью. По имеющимся данным, князь имел право 1/3 от годового дохода вообще, или, может быть, от выплачиваемых даней. Так, Ольга взяла себе 1/3 от древлянской дани. Жене смоленского князя Ростислава, согласно грамоте, данной им епископу своего стольного города в 1150 г., принадлежала часть даней, собранных в смоленской земле (последний случай есть выражение общего правила выделять часть доходов в «кормление» или «утешение») 24). На определенную долю доходов имели права и члены правящего дома вообще, но важно отметить, что это право именно обозначалось, оговаривалось в документах той эпохи, в чем не было бы необходимости при нерасчлененности личного княжеского и государственного имуществ. Доказательством существования уже в Киевский период русской истории разделения государственного и собственно княжеского (личного) имущества доказывается и тем фактом, что новопостроенной Десятинной церкви Св. Владимир отказал десятину «от имения своего и от град своих», общецерковная же десятина была учреждена от государственных доходов – от даней и пошлин судебных (вир и продаж) и торговых, различение же подтверждается еще и отделением по времени и по актам установления этих двух десятин, причем общецерковная десятина не мыслилась отменой данной Десятинной церкви 25). Таким образом, полагаем, что можно с достаточными основаниями присоединиться к взгляду, высказанному проф. В. А. Рязановским, с той оговоркой, что если о собственно юридическом влиянии монголов на русское право в сколько-нибудь заметной степени говорить не приходиться, то влияние монголов на ход (или, скорее, темп, меру развития) русской истории и, опосредованно, на русское право отрицать невозможно – но оно находиться на уровне правообуславливающих факторов, а не в качестве одно-порядковых взаимодействующих систем. В московский период истории русского права разделение дворцовых и государственных (черных) земель проводилось по тому, на чье содержание идут доходы с данной собственности. В. Сергеевич даже писал, что «в Москве есть только земельные имущества великого князя, а не государственные. Земли великого князя различаются на черные и дворцовые; последние приписаны к дворцам и несут особые повинности на их содержание; но и те, и другие одинаково принадлежат государю и даже повинностями не всегда различаются. Великий князь одинаково распоряжается как теми, так и другими. Черные земли могут быть приписаны к дворцу, а дворцовые отписаны в черные. И те, и другие могут быть розданы в поместья и вотчины, могут быть назначены сыновьям, княгиням, дочерям, монастырям и т. д.» 26). Но вывод, который отсюда делается проф. Гарвардского университета Ричардом Пайпсом, что в России не различались собственность лично монарха, государства и частных лиц 27), полагаем мы, неверен, поскольку есть все-таки разница между недифференциацией и слабым различением категорий собственности. Оставляя без обсуждения утверждение о неразличении государственной и частной собственности, отметим только, что возможность государя как верховного властителя распоряжаться равно своим частным имуществом и собственностью государства не приводит еще к абсолютной их слитности. Вопрос о разграничени государственных и дворцовых земель имеет не только исторический интерес, но приобретает особое значение в связи с продолжающимися по сей день историософскими спорами о судьбе России и ее будощности. Отсутствие дифференциации двух названных категорий земель используется как доказательство неспособности России к построению гражданского общества, поскольку слитность государственных и дворцовых земель понимается как свидетельство неразличения публичной и частнособственической власти государя, понимавшего государство как личное достояние. Таким образом, данный частный вопрос приобретает принципиально значение в спорах об отсталости России. Наша цель состоит в с том, чтобы не вступая в историософские дискуссии с их всегда более чем гипотетичными построениями, рассмотреть реальное положение дворцовых и государственных земель, далеких как от полного слияния, так и от отчетливого разграничения. Разумеется, московские государи часто смотрели на государство как на свою вотчину а свои права понимали по аналогии с правами вотчинника, но при этом в московском государстве XIV – XV веков понимается особенность Руси как чего-то единого несмотря на все местные дрязги, пробуждается прежний, киевский взгляд на единство народа по его вере и общности прошлого. Земля Русская неразрывно связана с домом Рюрика, но у самого князя наличествует ряд обязанностей перед землей – беречь и защищать («смотреть от врагов»), творить мир, хранить веру православную – что, между прочим, находится за пределами даже самого широкого средневекового понимания частнособственнических обязанностей. Сергеевич, заостряя свою позицию, тем не менее находит нужным сказать о «переводе» земель из черных в дворцовые, то есть у государя есть право менять назначение отдельных земель, но до тех пор, пока они находятся в рамках одного из двух указанных фондов, они регулируются правилами, принятыми (хотя и преимущественно в порядке обычая) именно для земель данного фонда. Подтверждением занимаемой нами позиции может служить и тот факт, что сбором доходов с собственно царских и иных земель ведали различные учреждения московского правительства – доходы с царских земель направлялись в приказ Большого дворца (учрежден в 1534 г.), а большая часть иных доходов – приказом Большого прихода (учрежден в 1554 г.) 28). Таким образом, мы можем говорить только о значительной близости правового положения данных категорий земель, но никак ни о единстве их юридического статуса. Еще одним подтверждением различения правового статуса государственных и дворцовых земель служит и различие в налогообложении прикрепленных к ним крестьян. В частности, в середине XVII века с черных крестьян взималась стрелецкая подать, тогда как владельческие крестьяне (включая в их число и дворцовых) были от нее освобождены. Вместе с тем уже все владельческие крестьяне (опять же без исключения дворцовых) должны были платить ямские и полоняничные деньги, от которых были освобождены черные крестьяне 29). Из этого ясно следует, что с точки зрения фискальных органов дворцовые крестьяне (ergo, дворцовые имущества) принципиально отличались по статусу от государственных (черных), но были однородны с прочими владельческими. Конечно, не следует преувеличивать обособленность государственных земель от дворцовых, поскольку и те и другие находились в руках государя, а в тот период еще не наблюдалось отчетливого отделения государя как частного лица от его как персоны верховного властителя, то есть на лицо был, говоря словами А. Е. Преснякова, синкретизм «социально-политических функций властвующей силы» 30). Однако к середине XVII века это различение проходит все явственнее, что видно, например, из исследований А. И. Заозерского, который, исследуя историю царских вотчин в правление Алексея Михайловича, установил, что происходило перечисление земли из государственного фонда в дворцовое ведомство, мало пригодные земли заменялись более выгодными в хозяйственном отношении; нередко хорошие земли изымались у частных лиц, а взамен отобранных им давали государственные земли 31). То есть дворцовое хозяйство явственно имело тенденцию усиливаться за счет государственного, что, разумеется, было бы немыслимо без их достаточно точного различения в умах современников. Этот вывод прямо поддерживается следующим заключением, сделанном Е. И. Индовой на основе обобщения огромного исторического материала, относящегося ко второй половине XVII – первой половине XVIII века: «Дворцовое землевладение на всем протяжении своей истории было совершенно самостоятельной хозяйственной организацией» 32). И далее: «Стремление объединить дворцовые земли в одном ведомстве – в Приказе Большого дворца, а в XVIII веке – в особых дворцовых канцеляриях, свидетельствовало о том, что владельцы на всем протяжении существования дворцового землевладения и не пытались его сливать с государственной формой управления, оно существовало особо, как форма управления частного, личного типа владений, хотя, как уже указывалось выше, на практике, когда в одном лице соединялся вотчинник и царь, неизбежны были случаи слияния личного и государственного» 33). Таким образом, Учреждение Императорской Фамилии 1797 г. и создание Министерства государственных имуществ в 1838 г. – не есть возникновение нового правового принципа, но этап, пусть и чрезвычайно важный, но только этап на пути различения государственных и дворцовых земель. Наиболее ясно однородность дворцового хозяйства с частновладельческим и, одновременно, его отличность от государственного, демонстрирует сравнительное изучение статуса дворцовых, частновладельческих и государственных крестьян. «Дворцовое крестьянство было прикреплено к владельцу и земле также, как помещичье» 34). В указе от 21 ноября 1601 года прямо говорилось об этом: «Где бы не жили крестьяне на землях владельческих или дворцовых, с этого времени им не переходить». Крестьянству дворцового ведомства было запрещено даже переделять свои надельные жеребьи «без указу великого государя». Менять же местожительство, уходить или переходить без дозволения на то владельца, означало числиться в бегах, беглые подвергались суровому наказанию Соборное Уложение 1649 года, отменившее урочные годы, упоминает также о бессрочном сыске беглых дворцовых крестьян наряду с другими (Гл. XI, ст. 1). Государственные крестьяне в тот же период оставались лично свободными людьми, более того, полагавшими себя собственниками обрабатываемой ими земли и несущими обязанности перед государственной властью исключительно как властью публичной 35), то есть действительно «почитали себя находящимися к ней в отношениях гражданственных». Убеждение это было столь сильно, что, хотя во второй половине XVII века правительство уже борется с ним, издавая целую серию указов, в которых запрещает продавать, закладывать и отдавать в монастыри «по душе» земли, обрабатываемые «черными» (т. е. государственными) крестьянами 36), пытаясь впитать в крестьянское сознание признание государственной собственности на их земли, однако соответствующе распоряжения приходится вновь и вновь повторять не только в начале XVIII века, но и в третей его четверти 37), прямо предписывая крестьянам дабы они «впредь казенных земель своими не называли» 38). Победить это народное сознание императорскому правительству не удалось и вплоть до самого конца Империи, а наличие этого взгляда должно было постоянно учитываться при разработке конкретных проектов реформ государственного хозяйства. Таким образом, мы можем признать, что разграничение государственных и дворцовых земель имеет основание и в субъективных воззрениях участников данных правоотношений: 1) применительно к дворцовым землям единым и общепризнанным (не только в сфере права, но и в общественных воззрениях) собственником являлся государь; 2) напротив, те земли, что с точки зрения закона относились к государственным (черным), на взгляд народного, обычного правопонимания принадлежали тем, кто их обрабатывал. В конце XVIII – начале XIX вв. происходит уточнение категорий земельной собственности, нашедшее свое законченное выражение в тт. IX и X Свода Законов. Важнейшей вехой на этом пути стало издание в 1797 году Учреждения Императорской Фамилии 39), впервые в истории отечественного права придавшее легальное оформление и разведение правовых режимов дворцовых и государственных земель. Важность Учреждения 1797 года объясняется и тем, что в данном акте дворцовые земли (в том числе и непосредственно принадлежащие правящему лицу) были объявлены пусть и весьма специфической, но тем не менее всего лишь разновидностью частных владений, в самом основании противопоставляясь государственным, поскольку мотивом к введению Учреждения в самом тексте объявлялось чрезвычайное умножение императорской фамилии, составляющее тягость для государственной казны, назначенной для других – и как явствовало из текста, общественных – нужд. «Желая сколько облегчить состояние Фамилии Нашей, столько облегчить и расходы государства, определяем быть удельным имениям; и для того назначаем отделить из государственных владений, определенную один раз часть деревень, и из Государственных доходов ежегодного по миллиону рублей» (Учреждение Имп. Фамилии § 1). В удельные имения были обращены те из числа государственных, что ранее состояли в разряде дворцовых (§ 2), управление же ими отделялось от управления государственными, в целях чего создавался особый Департамент Уделов, состоявший под собственным ведением ЕИВ, подконтрольный исключительно ему и обособленный от всего остального аппарата управления (§ 4, 81). Удельные имения, хотя, как было сказано непосредственно в законе, «в разряд помещичьих не поступят», однако и в отношении налогообложения и прочих государственных повинностей, а также касательно подсудности они были определены наравне с помещичьими (§ 5, 6 40); одинаково был решен вопрос и относительно удельных крестьян - § 113). Все имения, принадлежащие членам Императорской Фамилии (т. е. Великим Князьям и Князьям крови Императорской) подразделялись на четыре категории: 1) данные в удел; 2) доставшиеся по наследству удельные имения; 3) наследственные и 4) приобретенные. Две последние категории по терминологии Свода Законов соответствуют родовым и благоприобретенным (см. таб. 1). Члены Императорской Фамилии наравне с прочими лицами дворянского сословия наделялись правом приобретать недвижимые имения и распоряжаться ими всеми дозволенными способами (§ 48, 49). Таковые земли, равно родовые или благоприобретенные, не поступали в удел и, соответственно, на них не распространялись ограничения собственнических прав (в особенности в праве распоряжения и в способах управления имениями), установленные касательно имений, отошедших в удел. Особо указывалось, что родовые и благоприобретенные имения «подвергаются общественным государственным узаконениям и установленным для того судебным местам» (§ 51), то есть рассматривались в качестве частновладельческих. Если для удельным имений, в качестве общего правила устанавливая режим общий с частновладельческими, Учреждение предусматривало и ряд особенностей, в том числе особо оговоренный порядок наследования, требование постоянного пребывания в Российской Империи для лиц, владеющих уделом, то на две остальные категории недвижимых имений, могущих находится в собственности членов Императорской Фамилии, распространялись все правила, касающиеся частных имений. В отношении удельных недвижимых имений, равно данных в удел или дошедших по порядку наследования из числа удельных, запрещались любые действия, направленные на их отчуждение, в частности, были запрещены их промен или продажа (§ 49). Наследование удельных имений было ограничено лицами того «поколения», которому оно было назначено, то есть исключительно в рамках ветви Императорской Фамилии, родоначальнику которой был выделен удел. По пресечении же «поколения» удельные имения не должны были переходить в общем порядке наследования, но возвращались «в общую удельную массу» (§ 55). Иностранным принцам или принцессам, соответственно, с Великими Княгинями и Княгинями крови Императорской и с Великими Князьями и Князьями крови Императорской в брак вступившими и их потомкам, дозволялось, наравне с членами Императорской Фамилии дозволялось приобретать недвижимые имения, однако владеть они ими имели право только в случае постоянного пребывания в России. Если же они решали выехать на постоянное проживание за пределы Российской Империи, то были вправе оставить в своей собственности только движимое имение – все недвижимое имение им надлежало продать «и довольствоваться полученным за его денежного капитала» (§ 56). Наследственное (родовое) имение предписывалось возвратить тому поколению, от которого оно получено было, а если оно отказывалось его принять (и, соответственно, выплатить его стоимость), то это имение передавалось Департаменту Уделов, должного выплатить сумму, в которою имение было оценено. Благоприобретенным имением отъезжающее лицо могло распорядиться как ему заблагорассудится. Приведенные правила по обязательной продаже недвижимых имений при переселении за границу лиц, вступивших в брак с членами Императорской Фамилии, распространялись также и на самих членов Императорской Фамилии, ежели они, выехав за границу, в назначенный срок не возвратились или же не спросили отсрочки, или же выехали без позволения. Таковых лиц надлежало считать навсегда за границею остающимися и лишать их в установленном в § 56 порядке недвижимых имений. Особый порядок был предусмотрен касательно Великих Княгинь и Княгинь крови Императорской, покидающих пределы Российской Империи в связи со вступлением в брак. Хотя и на них распространялся запрет на владение недвижимыми имениями, но устанавливалось, что та фамилия, из которой часть выделялась, должна была «заплатить деньгами по оценке тогдашнего времени», и только в случае несогласия фамилии, Департамент Уделов должен был поступить в соответствии с § 56. Данный порядок был установлен в связи с тем, что в отличие от выше описанных случаев, в данной ситуации предусматривалось не некое наказание лицу, решившему покинуть пределы Империи, а предполагалось, с одной стороны, принять меры, охраняющие благосостояние Великой Княгини или Княгини крови Императорской, а, с другой, предусматривалось, по возможности, сохранение в целости земель, фамилии принадлежащих, недопущение уменьшения такового фонда (кроме случаев прямого выражения воли самой фамилии, отказывающейся предоставить отъезжающей денежное возмещение – § 60). В случае, если последней и единственной наследницей имений, выделенных в удел «поколению» оказалась бы Великая Княжна или Княжна крови Императорской, затем решившая выехать из Империи, или проживавшая за пределами Империи, то тогда она не лишалась имений недвижимых, но должна была предоставить их на распоряжение Департамента Уделов, который бы предоставлял ей доходы, с того имения получаемые. По смерти ее имения удельные должны были, согласно § 55, обратиться в общую массу уделов, а родовые имения поступить по правилам о наследовании их, то есть ближайшему в род (§ 61). Учреждение об Императорской Фамилии призвано было установить порядок в имущественных отношениях казны и особ царствующего дома, ограничить их притязания и одновременно твердо установить то, что они были вправе требовать. Важным было и то, что Учреждением указывался статус собственных земель членов Императорской Фамилии. Однако действие этих положений было поставлено в зависимость от сохранения членами Императорской Фамилии должной почтительности, повиновения и подданства, стремления их «к сохранению семейной тишины и согласия». Во всяком противном случае Самодержец «имеет право от назначенного Нами отрешать и поступать как с неповинующимися воле Нашей и воле каждого, место наше занимающего» (§ 71). Таким образом сквозь попытку законодательного определения в завершение выглянуло лицо Павла I, оказавшегося не способным и здесь остаться в самому себе намеченных рамках. Тем не менее, Учреждение 1797 года оказалось весьма долговременным актом, просуществовав без каких бы то ни было существенных изменений вплоть до исчезновения самой Империи, единственный раз (в 1886 году) подвергнувшись правке, когда была сужена категория «великих князей» - если ранее в нее включались потомки императора по мужской линии вплоть до правнуков, то с 1886 года только внуки сохранили таковую привилегию, остальные же лица были включены в категорию «князей императорской крови». Таким образом можно заключить о жизнеспособности Учреждения 1797 года, внесшего определенность в имущественные отношения лиц Императорской Фамилии и в ее положение в государственном целом. Окончательно процесс разграничения дворцовых и государственных земель завершился в 30-е годы XIX века, актом обратного характера – а именно, упорядочением статуса государственных земель, унифицирования процессов управления ими и единого ведомственного укрепления их – мы имеем в виду, разумеется, реформу графа Киселева, центровым хронологическим моментом которой можно полагать учреждение Министерства государственных имуществ в 1837 г. с опубликованием положения о нем, составленным самим первым министром 41). Реформа Киселева строилась на ряде простых принципов: во-первых, отказ от раздачи государственных земель и тщательное
хозяйственное их описание, приведение в порядок все сопровождающей
документации, возвращение в казенное ведомство земель, неправомерно занятых
соседними владельцами; Благодаря одному только прояснению владельческих прав казны и более ревностному отношению к государственному земельному хозяйству (чем то было свойственно министерству финансов, смотревшему на управление государственным земельным фондом как на побочную и собственно фискальную задачу) Министерству государственных имуществ через реализацию процедур межевания удалось вернуть в казну за двадцать лет своей деятельности более 3,5 млн. десятин земли, в то время как в момент учреждения Министерства за государством в общей сложности числилось 8 млн. десятин 43). Кроме того, была проведена целая серия мероприятий по уравниванию крестьян разных областей и внутри одной области – разных поместий в размерах земельных наделов, что позволило до некоторой степени уменьшить масштабы земельного голода. Впервые в качестве практической задачи было предложено массовое (и добровольное) переселение крестьян в менее населенные районы Империи, производимое не за счет самих переселяемых. В целом киселевские реформы, хотя и не достигшие своих идеальных задач, тем не менее стабилизировали государственное земельное хозяйство и придали казенному земельному фонду целостное и ясное для самих управляющих выражение, снабдив их к тому же общим планом действий, позволявшим добиться хоть некоторой скоординированности в действиях бюрократии. В заключение остановимся на том, каково было легальное определение государственных имуществ в Российской империи того времени. Согласно ст. 406 т. X ч. 1 СЗ РИ государственные имущества определялись негативным образом – указывалось, что таковыми являются все имущества, «не принадлежащие никому в особенности, т. е. ни частным лицам, ни сословиям лиц, ни дворцовому ведомству, ни уделам, ни установлениям» 44). Следует также отметить, что в российском законодательстве не разводились понятия публичной и гражданской (частной) государственной собственности, что явствует из ст.ст. 407 и 409 – 410 т. X ч. 1, а в ст. 409 обоснованием принадлежности новооткрытых земель и островов Российской Империи объявлялось «право первоначального обладания», при соблюдении порядка, для того установленного и «именем государства», из чего явствует совмещение с двумя указанными выше категориями права государственной собственности также и категории верховной государственной власти над территорией. Примечания22) Рязановский, В.А. К вопросу о влиянии монгольской культуры и монгольского права на русскую культуру и право/ В.А. Рязановский // Вопросы истории. 1993. № 7. С. 158. 23) Там же. – С. 161. 24) Вернадский, Г.В. Киевская Русь/ Г.В. Вернадский – Тверь, М.: «Аграф», 2000. – С. 208-209. 25) Павлов, А.С. Курс церковного права/ А.С. Павлов – СПб.: «Лань», 2002. – С. 101. А. В. Карташев отмечал, что после положения Десятинной церкви десятой части княжеских доходов более «о десятине из личных имений… уже нигде не упоминается» [Карташев, А.В. Очерки по истории русской церкви, в 2-х тт. Т. 1/ А.В. Карташев – М.: «Наука», 1991. – С. 205]. 26) Сергеевич, В.И. Древности русского права. Т. III/ В.И. Сергеевич – СПб.: б/и, 1911. – С. 22 – 23. 27) Пайпс, Р. Россия при старом режиме/ Р. Пайпс – М.: «Независимая газета», 1993. – С. 97. 28) Толкушкин, А.В. История налогов в России/ А.В. Толкушкин – М.: «Юристъ», 2001. – С. 26 – 27. 29) Любавский, М.К. Русская история XVII века и первой
четверти XVIII века. Курс лекций, читанных на Высших женских курсах в
1913/1914 учебном году. (Записки слушательниц)/ М.К. Любавский // Русская
история XVII – XVIII вв. – СПб.: «Лань», 2002. – С. 130. 30) Пресняков, А.Е. Московское царство/ А.Е. Пресняков // Российские самодержцы. – М.: «Книга», 1990. – С. 326 – 327. Здесь также может быть небезинтересным привести высказывание Марка Блока, отмечавшего, что в феодальную эпоху «абстрактная идея власти была слабо отделена от конкретного облика властителя» [Цит по Гуревич, А.Я. М. Блок и «Апология истории»/ А.Я. Гуревич // Блок, М. Апология истории/ М. Блок – М.: «Наука», 1986. – С. 195]. 31) Индова, Е.И. Дворцовое хозяйство в России. Первая половина XVIII века/ Е.И.Индова – М.: «Наука», 1964. – С. 21. 32) Там же. – С. 23. 33) Там же. – С. 24. 34) Там же. – С. 25. 35) Земельный вопрос. Под ред. Е.С. Строева – М.: «Колос», 1999. – С. 18. 36) ПСЗ РИ Собр. 1. № 10, 112 (указы 1649, 1651, 1663, 1690 и ряд других, не считая частных распоряжений и указаний местных властей, естественным образом не включенных в Полное собрание законов Российской империи при систематезаторской работе II отделения С. Е. И. В. канцелярии – т. н. «кодификационного» отделения, затем и легальным образом так наименнованного). 37) ПСЗ РИ Собр. 1. № 7409, 9874, 10082. 38) Дружинин, Н.М. Государственные крестяьне и реформа П. Д. Киселева, в 2-х тт. Т. 1. Предпосылки и сущность реформы/ Н.М. Дружинин – М.: Соцэкгиз, 1946. – С. 25, 28 – 29. 39) ПСЗ. Собр. 1. № 17906 (указ от 5 апреля 1797 г.). 40) Уравнивание удельных имений в отношении порядка разрешения споров с частновладельческими было дополнительно подтверждено Сенатским указом от 2 апреля 1800 г. (ПСЗ РИ Собр. 1. № 19365), указавшим, что удельное ведомство (речь шла об Экономиях Уделов) должно судиться в том же порядке, что определен для помещиков и, соответственно, одинаково с помещиками апеллировать на решения Судов, соблюдая общие сроки. 41) ПСЗ РИ Собр. 2. № 10834; см. также № 13036 (Положение о люстрации для Западных Губерний, 1839 г.), где наиболее отчетливо выражены принципы работы Мингосимуществ. 42) Перовский Лев Алексеевич (1792 – 1856) – с 1829 года – вице-президент департамента уделов Министерства императорского двора и уделов. С 1840 г. – товарищ министра имп. двора и уделов. В 1841 – 1852 гг. – министр внутренних дел. С 1852 по 1856 года – управляющий Министерства уделов. Автор реформы удельного управления, построенной на частно-хозяйственной модели, был сторонником перенесения методов помещичьего управления на государственное поземельное хозяйство. 43) Янжул, И.И. Основные начала финансовой науки. Учение о государственных доходах/ И.И. Янжул – М.: «Статут», 2002. – С. 105. 44) Следует отметить, что судебная практика указывала, что данная дефиниция относится исключительно к сфере гражданского права и не может быть употребляема в процессе, где казна, отыскивая имущество из частного владения, не могла ограничиваться одним отрицанием прав ответчика (т. е. переводя на него все бремя доказательств), но обязана была привести позитивные факты в доказательство своего требования (реш. гражд. кас. деп. Правит. Сената от 1872 г., № 220 и от 1895 г., № 27).
М.А. Ковальчук, А.А. Тесля Земельная собственность в России: правовые и исторические аспекты XVIII - первая половина XIX вв. Монография. Хабаровск: Изд-во ДВГУПС, 2004. Здесь читайте:Андрей Тесля (авторская страница).
|
|
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
|
Проект ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,на следующих доменах:
|
