   |
| |
 |
Андрей Тесля |
2005 г. |
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
XPOHOCФОРУМ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИРЕЛИГИИ МИРАЭТНОНИМЫСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСА |
Андрей ТесляИсточники гражданского права Российской империиXIX - начала XX вековМонография ЗАКЛЮЧЕНИЕ«Московский» период в истории русского права характеризуется изменением
статуса закона в рамках наличной правовой системы – из частного,
второстепенного, преимущественно казуального источника права, разрешающего
противоречия, встречающиеся в обычаях или восполняющего лакуны в них же,
закон обращается в основной источник права, более того, стремящийся к
исключению. Последняя тенденция будет в наибольшей степени реализована в
отечественном праве в XVIII – первой половине XIX века, но оформляется она
уже в конце XV – в XVI веках. Ускорение темпов социальных перемен привело к тому, что механизмы обычного права перестали срабатывать. В рамках обычного права высшей ценностью является старина, «пошлина» 217) , совпадающая в общественных представлениях со справедливостью 218) , а тем, что делает обычное право жизненно-эффективным выступает то же, что со временем приводит к замене его правом писаным – нефиксированность содержания, сохранение права только в общественной памяти. Подобная неформализованность и позволяет изменят содержание обычно-правовых норм в соответствии с изменением социальных условий, причем так, что само изменение обычно ускользает от сознания судящих и судящихся 219) . Этот механизм, с одной стороны, позволяет обществу сохранять единство, служит важнейшим инструментом социальной стабильности, но с другой, именно благодаря своим выше указанным положительным свойствам, служит препятствием на пути быстрой и сознательной трансформации общества – будучи способен принимать уже происшедшие перемены, он не способен быть инициатором таковых. Аналогично, увеличение среднего числа участников социальных отношений и продолжительности таковых (в первую очередь связанное с процессами становления крупных региональных рынков и затем рынка общенационального, укреплением городов в качестве торгово-ремесленных центров, возрастанием значения городов в хозяйственной жизни сельской округи 220) ) приводит к потребности в унификации местных обыкновений, или во всяком случае их отчетливой фиксации, дабы посторонний имел возможность ознакомиться с ними и принять их во внимание. Из расширения и усложнения социальных связей также вытекает необходимость устойчивости юридических норм, их независимости от множества мелких субъектов правового регулирования – определение норм правового поведения должно, по меньшей мере в своих ключевых параметрах, перестать быть практикой местного судьи и перейти в руки государства, непосредственно не заинтересованного в каждой отдельной хозяйственной операции. Переход функции установления ряда правовых норм государству одновременно сообщает им известную стабильность, утрачиваемую в разворачивающихся процессах модернизации – этот результат происходит уже в силу одной только сложности централизованного процесса правового регулирования. Становление централизованного государства сопряжено с процессами развития бюрократического управления как рациональной деятельности (М. Вебер) 221) , требующей первоначально процессуальной фиксации, а затем и фиксации материального содержания деятельности. Данный феномен весьма отчетливо прослеживается в истории отечественного права – первыми памятниками московского законодательства становятся сугубо процессуальные акты (Двинская и Белозерская уставные грамоты), затем в состав процессуальных положений постепенно начинают вкрапляться нормы материального права (Судебники 1497 и 1550 гг.), чтобы стать преобладающими в Соборном Уложении 1649 года. Причем первоначальным назначением этих актов (что особенно видно по материалам Двинской и Белозерской грамот) является определение деятельности управленческого аппарата, населению же (точнее, избранным представителям оного) грамоты сообщаются дабы осуществить низовой контроль их соблюдения со стороны назначенных служилых людей государя. Для того, чтобы соответствовать исторической реальности, мы, однако, должны сделать существенные оговорки в отношении вышесказанного, что позволит нам прояснить особенности системы источников, присущие ей в XIX веке. В московский период закон, сделавшись преобладающим источником, в то же время существует в рамках сложного исторического целого, определяющего специфику закона того времени, а именно, закон, будучи властным и внешне суверенным велением, должен был в то же время быть согласованным с обычаем – de facto отменяя или подменяя обычай, закон представал как восстановление старины, охрана содержания обычая. На этом этапе закон «по своему содержанию… по большей части, лишь санкционирует в своих нормах то, что соответствует основным народным правовоззрениям, т. е. продолжает… работу возведения в закон народных юридических обычаев» 222) . Фактически законы московских государей вводят многочисленные новации, преимущественно частного значения, но иногда и значительным образом меняющим наличный правовой порядок (например, положения о выкупе родовых имений Царского Судебника 223) ), однако по большей части отмена или трансформация обычаев происходит «не иначе, как постепенно и разными окольными средствами, а не путем издания законов, направленных против них, что было немыслимо в то время. Если же в виде исключения и происходили иногда конфликты между обычаем и постановлением закона, то они обыкновенно оканчивались в пользу первого и уничтожали на практике действие закона» 224) . В XVII веке, особенно во второй его половине, наблюдается изменение роли закона 225) , становящееся очевидным с начала в XVIII веке радикальных модернизационных преобразований русского общества. В.Н. Латкин, констатируя происшедшие перемены, писал: «В то время, как законодательные памятник московского периода, будучи ничем иным, как сводами предшествующего законодательного материала, главный источник которого составляло обычное право, отличались, в силу этого, вполне консервативным характером, законодательство императорского периода, порвав всякую связь с обычаем и являясь или плодом, так сказать, чисто теоретических соображений отдельных лиц или же будучи сколком с иностранного законодательства, усвоило себе вполне реформаторский характер. […] В связи с этим новым характером законодательных памятников находится появление совершенно новых форм закона, бывших неизвестными Московскому государству, а именно уставов, регламентов и сепаратных указов» 226) . Тогда как на предыдущем этапе социальной трансформации закон преимущественно был инструментом в руках власти для осуществления частных перемен, теперь он используется для определения основных ориентиров развития общества в желательном для властей направления, приобретая в числе прочих функции идеологическую и пропагандистскую 227). Уменьшается значение казуальных норм – хотя число актов, содержащих нормы этого рода, не сокращается (а в абсолютных показателях возрастает, вместе с общим увеличением числа законодательных актов), они, в сравнении с XVII веком, играют существенно меньшую роль в нормообразовании, выступая преимущественно как специальные нормы, изъятия по отношению к нормам более общим. Соответственно, начинают получать все большее значение акты частичной кодификации. Первоначально являясь скорее тематическим собранием довольно разрозненных положений (Новоуложенные статьи), с начала XVIII века они обретают структурное единство, обеспечиваемое развитием теоретического осмысления права и влиянием юридической догматики на правотворчество. Если XVIII век был во многом веком перемен, когда вводившиеся
законодательные новации были столь часты и значительны, что правовой
механизм не успевал адекватно встроить их в существующую систему, то век XIX
выступает с этой точки зрения как период догматической разработки права,
упорядочивания законотворческой деятельности, проявившегося, в частности, в
оформлении системы источников русского гражданского права. - конец XVIII в. – 1832 г. Происходит упорядочивание массы разнообразных нормативно-правовых актов, устанавливаются правила их систематизации и иерархические соотношения, формируется пока общее, однако уже относительно проясненное понятие закона. - 1832 – 1864 гг. Издается Свод законов – крупнейший систематизированный акт отечественного законодательства, делающий обозримым систему российского права; проводится масштабная работа по изучению и кодификации местных правовых систем (в первую очередь Прибалтийских и Западных губерний), создается механизм систематического своевременного отражения изменений в имперском законодательстве (Продолжения Свода законов). - 1864 – 1906 гг. Отмена крепостного права и в особенности судебная реформа (1864) приводят к изменению системы источников гражданского права – обычай официально признается источником права, на который допустима ссылка в имперских судах 228) . Вскоре de facto силой разъяснения Правительствующим Сенатом положений Устава гражданского судопроизводства к числу источников гражданского права прибавляются кассационные решения и разъяснения Сената. Содержание гражданского права Российской империи радикально трансформируется, приспосабливаясь к отношениям капиталистического общества, фактически сводя на нет (за исключением крестьянства) значение сословного статуса в правоотношениях, при этом содержание законодательства изменяется отнюдь не столь существенно – большую роль начинают играть сенатские решения, вводя положения активно развивающей отечественной цивилистики в действующую правовую систему, заполняя многочисленные законодательные лакуны или используя казуистический характер отдельных актов законодательства. - 1906 – 1917 гг. Становление в России конституционной системы правления кардинальным образом изменило систему источников гражданского права, введя строгое понятие закона и выделив особую категорию правительственных указов. Происшедшие перемены в системе источников привели к глубокому кризису концепции Свода законов, уже на предшествующем этапе утратившим функцию своевременной и полной репрезентации наличного законодательства. Уже в конце предшествующего периода, в 1902 – 1903 гг. была осуществлена кодификация уголовного права (Русское уголовное уложение), а в начале 10-х гг. XX века вступил в завершающую фазу процесс составления гражданского уложения. Россия постепенно переходила к модели отраслевых кодификаций, ориентируясь преимущественно на опыт Германской империи. Начавшиеся процессы, прерванные Мировой войной 1914 года и последующими революционными событиями, отразились в становлении системы источников уже советского гражданского права, в частности материалы гражданского уложения легли в основу Гражданского кодекса РСФСР 1922 года 229) и ориентированных на него гражданских кодексов прочих союзных республик 230) . С тремя последними периодами трансформации общей системы источников тесно связаны перемены в юридическом статусе и практическом значении Свода законов Российской империи. Условно можно выделить четыре этапа: - 1832 – 1850-е гг. Свод законов как источник гражданского права Российской империи функционирует в соответствии с изначальными принцами, реализованными в 1-м издании 1832 года, представляя собой фактически исчерпывающую картину наличного гражданского законодательства. Регулярно издаются Продолжения, являющиеся одновременно публикацией текущих изменений в законодательстве и подготовкой к последующим пересмотренным изданиям Свода. - 1862 – 1882 гг. Коренные преобразования в отечественном праве в 60-е годы XIX века, возбуждение вопроса об однозначном государственном определении понятия закона, неопределенность в высшей администрации приводят к развалу текущей работы II Отделения – вводятся проекты преобразований, сложившиеся формы законодательной работы отменяются при отсутствии новых, предпринимаются попытки перестроить принципы издания Свода на ходу – посредством текущего выпуска отдельных томов. - 1882 – 1906 гг. II Отделение, фактически утратив в предшествующий период функцию подготовки законодательных распоряжений правительства, было преобразовано в 1882 г. в Кодификационный отдел Государственного Совета, а двенадцать лет спустя и оный был упразднен, его функции переданы канцелярии Государственного Совета, в которой образовано отделение Свода законов 231). Соответственно меняются задачи Свода – отныне он исключительно по возможности точное систематическое изложение текущих законоположений, редакторская работа по большей части отсутствует, тексты отдельных статей или параграфов законов без передели вносятся в текст Свода, во многих случаях целиком (обычно посредством бисовых статей или в приложениях). В практической работе Свод обычно вытесняется Собранием узаконений и распоряжений правительства. - 1906 – 1917 гг. Свод законов окончательно перестает соответствовать наличному законодательству, в частности, в Продолжениях за 1906 и 1907 гг. отсутствовали какие бы то ни было положения по новому правовому положению крестьян, созданному аграрной реформой П.А. Столыпина, поскольку таковая была проведена указами, изданными в силу полномочий, предоставленных правительству ст. 87 Основных законов 1906 г., отделение же Свода законов канцелярии Государственного Совета сочла невозможным вносить в текст Свода «временные законы» – иными словами, в Своде без всяких оговорок сохранялись положения о крестьянском праве по состоянию на 1905 год. С одной стороны, позиция кодификаторов вызывает уважение проявленной корректностью в понимании соотношения закона и временного нормативного акта. С другой стороны, однако, ясно, что в новых условиях, при все возрастающем числе «временных законов» и прочих актов, не подлежащих включению в Свод, требовался коренной пересмотр концепции Свода и понимании его назначения в отечественной правовой системе. Поскольку этого не произошло, то все более углублялся разрыв между реальностью права и той картиной, которую давал Свод. На основании изложенного мы можем констатировать, что концепция Свода законов, вступив в серьезный и продолжительный кризис, в 80-х – 90-х годах XIX века смогла встроиться в новую правовую реальность, лишившись претензий на всеобъемлющность и отказавшись от стремления совпасть с наличным правом вообще, став в первую очередь удобным служебным изданием, став для юридической практики также одной из форм толкования права. Новый кризис Свода законов, разразившийся в связи с переходом России к системе конституционного законодательства, стал для Свода финальным, причем не столько по внешним причинам, сколько потому, что имперское законодательство выбрало иную модель систематизации права, ориентируясь на западные образцы, соответственно, сняв проблему Свода с повестки дня. Трудно судить, было ли такое решение неизбежным, однако при отсутствии значительной заинтересованности с чьей-либо стороны в сохранении и реформировании столь сложной системы обработки законодательного материала, Свод был обречен – как то и произошло в последние годы существования империи – все более удаляться от реальности, обращаясь в фикцию самого себя. Развитие местного («партикулярного») права в XIX – начале XX века характеризуется неоднородностью протекавших в нем процессов. Ряд областей, традиционно пользующихся правовыми изъятиями – Бессарабия, Западные губернии – постепенно втягивался в общую правовую систему. В Западных губерниях местное право прекратило свое существование в 1842 году, для Черниговской и Полтавской губерний был сделан тогда же ряд изъятий, включенных в общеимперское законодательство, в остальных случаях распространенное на них в полном объеме. Право Бессарабии, в особенности с 60-х гг. XIX века, все более сближается с имперским, сохраняя только некоторые особенности, преимущественно в сфере поземельных отношений, однако в целом с формальной точки зрения в системе источников права Бессарабия остается сферой действия местных законоположений. Напротив, Царство Польское, Великое княжество Финлядское и Остзейские
губернии, обладающие развитыми правовыми системами, испытывают слабое
влияние со стороны имперского законодательства, вмешательство которого в
большинстве случаев вызывается внешними с точки зрения истории гражданского
права, преимущественно политическими соображениями. В то же время последние
было бы ошибочно недооценивать, поскольку они вызывают влиятельную тенденцию
к ликвидации или во всяком случае к посильному уменьшению местных изъятий в
целях обеспечения единства имперского законодательства, сообщения империи
гражданско-правовой однородности. Екатерина II в наказе кн. Вяземскому писала: «Малая Россия, Лифляндия и Финляндия – суть провинции, которые правятся конфирмованными им привилегиями; нарушать оные все вдруг весьма непристойно б было, однакож и называть их чужестранными и обходится с ними на таком же основании есть больше, нежели ошибка, а можно назвать с достоверностью глупостью. Сии провинции, также и Смоленскую, надлежит легчайшими способами привести к тому, чтоб они обрусели и перестали бы глядеть как волки к лесу… когда же в Малороссии гетмана не будет, то должно стараться, чтоб навек и имя гетмана исчезло» (п. 9) 232). В 1782 г., в частности, была осуществлена отмена городского самоуправления на Украине, основанного на Литовских статутах и магдебургском праве 233), за год до этого на украинское дворянство были распространены те же права и ограничения, коими пользовалось дворянство российское 234), в 1783 году украинские крестьяне были также как и русские лишены права перехода 235). Преодолевая огромное сопротивление местного дворянства, правительство Екатерины II в 1780 – 1787 гг. осуществило введение в Лифляндии и Эстляндии общих имперских институтов управления 236), подготавливая этим путь к дальнейшим мероприятиям по введению в Остзейских губерниях общего государственного законодательства 237). Тенденция к унификации в имперском законодательстве во 2-й половине XVIII века заметна также и на новых землях, включенных в этот период в состав России, хотя там она проявлялась слабее, дабы не стимулировать в недавно приобретенных провинциях сепаратистских настроений. При присоединении земель бывшей Речи Посполитой, в них было введено общеимперское устройство, введено разделение на губернии 238), а затем (в 1778 г.) введено Учреждение о губерниях 239), отменены особые городские привилегии 240), в первую очередь институты магдебургского права, распространены начала гражданского равенства (в рамках понимания российского права того времени) 241). В царствование Павла I, в рамках реакции на меры предыдущего царствования, были отменены все сделанные Екатериной распоряжения по унификации имперского законодательства (ноябрь 1796 – 1797) 242), а местные привилегии бывших польских провинций восстановлены 243) , чтобы вызвать в последующем, в правление Николая I, длительную борьбу за их ликвидацию. Правление Александра I не отличается определенностью в отношении местных
изъятий. С одной стороны, велись работы над созданием общих имперских
кодексов 244) , с другой как прежним территориям, так и
жителям новых приобретений, пользовавшихся особыми правами, подтверждалось
сохранение за ними данных изъятий, в отношении же Царства Польского была
учреждена едва ли не полная автономия от действия законодательства империи.
Подводя общий итог развитию системы источников местного (партикулярного) права, отметим, что политика Российской империи в XIX – начале XX века большей частью характеризуется трезвостью подхода, умением сочетать местные интересы с общей правовой политикой государства, преобладанием уважения к традициям отдельных провинций. Жесткость, продемонстрированная в отношении польских прав, является следствием тупиковой общеполитической ситуации, созданной екатерининскими разделами Польши, а затем решениями Венского конгресса. Не будучи способна ассимилировать польское население и превратить крайние западные территории в рядовые губернии, империя в то же время не могла допустить независимой Польши как «естественного врага» России, а два опыта предоставления широкой автономии в пределах империи оба раза заканчивались польскими восстаниями. Империя была заложником ситуации, корни которой были слишком глубоко, чтобы позволить что-то реально изменить, но и в такой патовой ситуации политике имперского правительства было в целом свойственно благоразумие, умение уклоняться от крайних вариантов, могущих привести к катастрофическим результатам для всех участников конфликта. Примечания:217) Латкин В.Н. Лекции по истории русского права, читанные в Императорском Училище Правоведения / В.Н. Латкин. – СПб.: Типография С-Петербургской одиночной тюрьмы, 1912. С. 71. 218) Например, в средневековой Франции термин «злой обычай» был тождественен «новому обычаю/обыкновению» [Дюби Ж. Средневековая Франция / Ж. Дюби. – М.: Международные отношения, 2001. С. 82]. 219) Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры // Избранные труды. В 4 тт. Т. 2. Средневековый мир / А.Я. Гуревич. – М., СПб.: Университетская книга, 1999. С. 139 – 141, 152 – 153. 220) См.: Чечулин Н.Д. Города Московского государства в XVI веке / Н.Д. Чечулин. – СПб.: Типография И.Н. Скороходова, 1889. 221) Давыдов Ю.Н. М. Вебер: социология в системе наук о культуре // История теоретической социологии. В 4-х тт. Т. 2. / Под ред. Ю.Н. Давыдова. – М.: Канон, 1998. С. 359 – 361. 222) Филиппов А.Н. История русского права. Ч. I. Вып. II / А.Н. Филиппов. – Юрьев: Типография К. Маттисена, 1906. С. 4 – 5. Некоторой аналогией концепции закона в Московской Руси служит ситуация в средневековой Европе в XIII – XIV веках. Дж. Барраклю (G. Barraclough) пишет: «Единственным законом, признаваемым в Средние века… было ‘старое доброе право”, обычай, унаследованный с древнейших времен, который был превыше государства и который никто, включая короля, не мог изменить. Задачей государства было поддерживать и защищать закон, восстанавливать его, когда он выходит из употребления, и даже “решительно утверждать” его; но никто, слава Богу, не мог “создать” закон… [выд. нами – А.Т.]» [Цит. по: Брайант А. Эпоха рыцарства в истории Англии / А. Брайант. – СПб.: Евразия, 2001. С. 478]. 223) См.: Сергеевич В. Лекции и исследования по истории русского права / В. Сергеевич. – СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1910. С. 534 – 542. 224) Латкин В.Н. Лекции по истории русского права… С. 71. 225) См.: Маньков А.Г. Указ. соч. 226) Латкин В.Н. Лекции по внешней истории русского права. С. 194. 227) См.: Уортман Р.С. Сценарии власти: Мифы и церемонии русской монархии. В 2-х тт. Т. I: От Пера Великого до смерти Николая I / Р.С. Уортман. – М.: ОГИ, 2004. 228) Значение крестьянских юридических обычаев, весьма большое в 60-х – начале 80-х гг. XIX века, ближе к концу третьего периода существенно снижается, во многом вследствие оторванности системы крестьянских судов от общего имперского судопроизводства, между обычными нормами, применяемыми которыми, образовался разрыв. С другой стороны, к концу 80-х годов XIX века успел образоваться значительный массив крестьянского законодательства, в совокупности с решениями II-го (крестьянского) департамента Правительствующего Сената урегулировавший большую часть отношений, ранее охватывавшихся нормами обычного права. 229) См.: Новицкая Т.Е. Гражданский кодекс РСФСР 1922 года / Т.Е. Новицкая. – М.: Зерцало, 2002. 230) См.: Бахчисарайцев Х.Э. К истории гражданских кодексов советских социалистических республик (очерки) / Х.Э. Бахчисарайцев. – М.: Госюриздат, 1948. 231) Гурко В.И. Указ. соч. С. 713, прим. 77; 122 – 128. 232) Каменский А.Б. От Петра… С. 366. 233) ПСЗ РИ Собр. 1. № 15478 (27 июл. 1782). 234) ПСЗ РИ Собр. 1. № 15265 (26 окт. 1781). 235) ПСЗ РИ Собр. 1. № 15724 (3 мая 1783). См.: Мадариага И., де. Россия в эпоху Екатерины Великой / И. де Мадариага. – М.: Новое литературное обозрение, 2002. С. 500 – 502. 236) Мадариага И., де. Указ. соч. С. 504 – 518. 237) В частности, указом от 3 мая 1783 г. (ПСЗ РИ Собр. 1. № 15719) были отменены различия между феодальными держаниями и аллодами, тем самым было образовано единое понятие поземельной собственности, подобное тому, что для собственно российской части империи сформировалось после известного указа 1714 года о единонаследии (ПСЗ РИ Собр. 1. № 2789). 238) ПСЗ РИ Собр. 1. № 13888. 239) ПСЗ РИ Собр. 1. № 14392 (5 нояб. 1775). 240) Гессен Ю.И. История еврейского народа в России / Ю.И. Гессен. – М., Иерусалим: Еврейский университет в Москве, 1993. С. 56. 241) См., например: ПСЗ РИ Собр. 1. № 17327 (3 мая 1795) 242) Нольде А.Э. Очерки… Вып. 1. С. 261 243) Гессен Ю.И. Указ. соч. С. 90 – 92. См.: Клиер Дж.Д. Россия собирает своих евреев: Происхождение еврейского вопроса в России: 1772 – 1825 / Дж.Д. Клиер. – М., Иерусалим: Gesharim, 2000. 244) Майков П.М. Второе Отделение… С. 40, 44. 245) См.: Гурко В.И. Указ. соч. С. 125 – 128. Здесь читайте:Андрей Тесля (авторская страница).
|
|
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
|
Проект ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,на следующих доменах:
|
