А.А. Васильев

--

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

XPOHOC

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

РЕЛИГИИ МИРА

ЭТНОНИМЫ

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

А.А. Васильев

История Византийской империи

Том 2

Латинское Владычество на Востоке. Эпоха Никейской и Латинской империи.

9. Византийский феодализм

В течение весьма продолжительного времени в исторической науке феодализм рассматривался как явление, принадлежащее исключительно западноевропейскому средневековью, как типическая черта последнего, отличающая средневековую историю Западной Европы от историй других стран и народов. При этом нередко полагали, что на Западе феодализм был для всех западных стран явлением однородным, одинаковым по существу. [+611] При этом забывали, что феодальные условия, сложившиеся в той или другой стране на Западе, имели свои особенности. [*61] Однако в более позднее время значение термина “феодализм” расширилось, когда наука обратила внимание на то, что существование феодализма или, по крайней мере, присутствие феодализирующих процессов может быть констатировано в “гораздо более многочисленных государствах, у весьма различных племен и народов, живших во всевозможных частях земли и в очень разнообразные эпохи их истории.” [*62] Сравнительно-исторический метод в руках тонких и опытных исследователей привел к уничтожению одного из важных, долго господствовавших в науке предрассудков о принадлежности сложного социально-политического и экономического явления, условно именуемого феодализмом, исключительно средним векам Запада. Поэтому в настоящее время термин “феодализм” употребляют иногда в более широком и в более узком смысле слова, как в родовом и в видовом значении; другими словами, западноевропейский феодализм в средние века есть понятие, взятое в узком смысле, - как определенный вид феодализма; в то время как в широком смысле это есть “известная ступень, переживаемая, по представлению многих историков и социологов, всеми народами в их историческом развитии.” [*63] Конечно, далеко не везде феодальный процесс развивался вполне, то есть до формы, например, французского или английского феодализма, и не получал окраски политической. Перенесение этого процесса из рамок западноевропейской, средневековой истории в плоскость истории всемирной дало возможность ученым говорить о феодализме в древнем Египте, в арабском Халифате, в Японии, на островах Тихого океана и, наконец, у нас в древней Руси. Во всяком случае, надо оговориться, что для каждой страны, при наличии известных условий, феодализм в той или иной стадии своего развития есть явление возможное, но не необходимое. [*64]

Прекрасная по краткости и меткости характеристика феодализма сделана знатоком последнего П. Г. Виноградовым: “Феодализм отличается территориальной окраской политических и политической окраской территориальных отношений.” [+612] Как видно, в этом определении феодализма была не затронута экономическая сторона вопроса, на которую обратили внимание позднее и которая, конечно, должна всегда приниматься в расчет при изучении данного вопроса. [*65]

Многочисленная литература [*66] - часто с противоположными мнениями и суждениями - по вопросу о происхождении западноевропейского феодализма, создававшая школы германистов и романистов, или видевшая в феодализме результат законодательной деятельности Каролингов, или выводившая его из социальных условий почти неведомой нам древнегерманской жизни [*67] и фантастической древнегерманской марки, имеет теперь лишь историческое значение [*68] и служит ярким примером того, сколько надо положить труда, иногда мало полезного, и доброй воли, чтобы поставить, наконец, изучение сложного исторического явления, каким в данном случае является феодализм, на действительно научную основу. [*69]

Многое в западноевропейском феодализме объясняется условиями жизни первых трех веков Римской империи, в которой мы уже можем отметить некоторые первоначальные элементы, вошедшие в состав феодализма. Прекарий, или бенефиций, патронат и иммунитет хорошо известны в римское время. Бенефиций означал раньше всякое имущество, находившееся только во временном пользовании владельца, иногда пожизненном; поэтому бенефициями назывались и земли, отдаваемые на известных условиях тому или другому лицу во временное владение, часто пожизненное; среди этих условий на первом месте стояла военная служба владельца, так что под бенефицием стало обычно называться земельное пожалование под условием военной службы. В период же сложившегося феодализма бенефиций превратился в феод, фьеф или лен, то есть в землю, отданную уже в наследственное владение при соблюдении определенных условий. От слова “феод,” корень которого до сих пор служит предметом споров, и произошло условное название “феодализм.” Патронат, то есть обычай отдавать себя под защиту более сильного человека, перешел из римского времени в средние века и стал в феодальную эпоху называться латинским словом “коммендация” (commendatio, то есть перепоручение) или иногда германским словом “мундиум” (mundium). Наконец, известный в римское время иммунитет (immunitas) характеризовался в феодальную эпоху уступкой некоторых государственных прав частным лицам, освобождением их от несения тех или иных государственных повинностей и запрещением въезда во владение иммуниста правительственным агентам.

Постепенно на Западе, в связи с упадком центральной власти, эти три элемента, существовавшие в течение некоторого времени, так сказать, отдельно один от другого, стали соединяться в одном лице; одно и то же лицо, а именно помещик-землевладелец, раздавало бенефиции, принимало коммендации и пользовалось иммунитетом, то есть, другими словами, помещик превратился в государя. Подобная эволюция касалась как светских, так и духовных лиц. Конечно, как было замечено выше, эта эволюция в разных странах протекала различно.

Вопрос о феодализме в Византии - вопрос еще новый и очень мало разработанный. В его изучении необходима и интенсивная работа, и большая осторожность в обобщениях. Но, во всяком случае, “теперь никого уже, или только немногих упрямых стародумов, не приводит в смущение возможность говорить о феодализме и феодальных процессах в Византии, тогда как еще недавно обозначение “византийский феодализм” представлялось парадоксом или ересью.” [*70]

Раз Византия есть не что иное, как продолжение Римской империи, то уже априори можно сказать, что явления, аналогичные бенефицию, патронату и иммунитету, должны быть отмечены в условиях ее внутренней жизни. Вопрос лишь в том, в какой степени эти явления развились в дальнейших видоизменившихся условиях жизни восточных провинций империи и какие формы они приняли.

Латинскому слову “бенефиций” на Востоке по значению соответствовало греческое слово “харистикий” (русское пожалованье, жалованье), а бенефициарию, то есть лицу, наделенному землей на условии несения военной службы, соответствовало грамматически греческое слово “харистикарий.” Но в византийской литературе, особенно с X века, харистикарный способ раздачи земель применялся обычно к монастырям, которые раздавались в виде пожалованья духовным и светским лицам. Подобную особенность византийского бенефиция-харистикия можно привести в связь с иконоборческой эпохой, когда правительство в своей борьбе против монашества прибегало к секуляризации монастырских земель, которая и дала в руки императора обильный источник для земельных пожалований. Это обстоятельство, по всей вероятности, и было причиной того, что первоначальный смысл харистикия, как пожалования земель вообще, не только монастырских, как бы затерялся, и харистикий стал пониматься специально в смысле пожалования монастырских земель. “Харистикарная система, - пишет хороший знаток внутренней истории Византии П. В. Безобразов, - как известно, заключалась в том, что владелец монастыря, кто бы он ни был (император, епископ или частное лицо), отдавал монастырь в пожизненное владение какому-либо лицу, получавшему после этого название харистикария. Харистикарий получал все доходы монастыря и обязан был содержать братию, поддерживать здания, одним словом - вести все хозяйство. Очевидно, излишек доходов, шел в пользу харистикария.” [+613] Другой наш известный византинист, Ф. И. Успенский, даже прямо говорят, что “харистикарат, как обычай раздавать монастыри и церковные земли, есть учреждение, развившееся в недрах самой церкви и стоявшее в полном соответствии с существовавшими в гражданском обществе обычаями и взглядами на право распоряжения земельной собственностью.” [+614] При таких определениях, особенно при последнем, теряется всякая связь с римским прошлым, что, по моему мнению, неправильно. Харистикий есть пережиток римского прекария-бенефиция, получившего своеобразную окраску в силу особенностей внутренней жизни восточной половины империи. [*71]

Известно, что еще в эпоху языческой Римской империи существовало военно-поместное землевладение, заключавшееся в том, что земельные участки на границах государства отдавались в наследственную собственность, но под непременным условием, чтобы владельцы таких военных участков несли военную службу, охраняя границу и передавая это обязательство детям. Начало этого обычая чаще всего относят к распоряжениям императора Александра Севера, то есть к первой половине III века, об отдаче отнятых у неприятеля земель пограничным (limitanei) солдатам и их вождям с тем, чтобы они несли на них наследственную военную службу и не отчуждали их частным, то есть не военным лицам. Несмотря на то, что такие авторитеты, как например Фюстель де Куланж, категорически утверждали, что эти пограничные участки (agri limitanei) времен римских императоров ничего общего не имеют с позднейшим бенефицием или фьефом (феодом), [+615] тем не менее до сих пор выдающиеся представители исторической науки, не без основания, видят в бенефициях-ленах средневековья корни в порядках раздачи земельных участков в Римской языческой империи. [+616] Новелла Феодосия II (первой половины V века), вошедшая в VI веке в кодекс Юстиниана, который объявлялся обязательным для обеих половин империи, Западной и Восточной, подтверждает военную службу пограничных солдат (limitanei milites) как непременное условие владения земельными участками и ссылается при этом на древние постановления (sicut antiquitus statutum est). [+617] [*72]

Начиная с VII века, под угрозой персидских, арабских, аварских, славянских и болгарских нашествий, часто победоносных, отрывавших от империи целые пограничные провинции, государство приступило к областной (фемной) реформе, которая усилила военные элементы на всем его пространстве и перенесла, так сказать, условия прежних пограничных частей во внутренние области империи. Но постигшие Византию на протяжении VII-IX веков крупные военные неудачи в связи с внутренними смутами иконоборческого периода и частою борьбою за трон, очевидно, расшатали налаженную систему военно-поместного землевладения, чем воспользовались крупно землевладельческие фамилии, так называемые властели, [*73] скупавшие, вопреки закону, воинские участки. [*74] Поэтому, когда государи Македонской эпохи в X веке выступили со своими знаменитыми новеллами на защиту крестьянских интересов против захватнических стремлений властелей, [*75] они одновременно встали и на защиту воинских участков. Новеллы Романа Лакапина, Константина Порфирородного, Романа II и Никифора Фоки стремятся восстановить прочность и нерушимость воинских участков, главным образом, в смысле неотчуждаемости подобных участков людям, непричастным военной службе; другими словами, данные новеллы воспроизводят в основной идее положение известной уже новеллы Феодосия II, вошедшей в Юстинианов кодекс. Отметим, что Ф. И. Успенский, придающий первостепенное значение славянскому влиянию на внутреннюю жизнь Византии, пишет по поводу военных участков: “Если в X веке в организации стратиотских (то есть солдатских) участков заметны следы общинного начала, то, конечно, это указывает не на римское происхождение учреждения, а на славянское, и первые его обнаружения должны быть относимы к эпохе славянских поселений в Малой Азии.” [+618] Но эта гипотеза не может считаться доказанной. Военно-поместная система сохранилась, по-видимому, и в позднейшие времена, вплоть до падения Византии; по крайней мере, в законодательных памятниках XI, XIII и XIV веков распоряжения императоров X века трактуются, как имеющие еще силу; хотя в реальной жизни это было далеко не так.

В течение продолжительного времени, насколько позволено нам, конечно, сказать, имея в виду несовершенство и неполноту изучения вопроса, в Византии, по-видимому, не существовало какого-либо определенного, всеми принятого общего термина для обозначения царских пожалований, если только таким термином не был харистикий; но изучение последнего именно с этой точки зрения еще не сделано, так что в данном случае мы можем высказать это лишь в виде предположения, хотя, с нашей точки зрения, и весьма правдоподобного. С XI же века в византийских памятниках появляется такой термин, который раньше прилагался в виде второстепенного эпитета к харистикию, а затем стал употребляться специально в смысле царского пожалованья. Таким термином была прония.

Грамматическое происхождение этого слова иногда смущало некоторых ученых, которые неправильно производили его от немецкого слова Frohne (барщина, тягло) и, встретив этот термин в сербских памятниках раньше, чем узнали его из памятников византийских, даже предположили, что сербы заимствовали это слово еще в то время, когда соседствовали с готами. [+619] Само собой разумеется, прония есть греческое слово (πρόνοια), означающее “забота, попечение,” а в христианском смысле “промысел.” Конечно, слово “прония,” получив специальное значение царского пожалованья, не утеряло своего первоначального, только что приведенного смысла, так что в византийских документах с определенного времени параллельно встречаются оба употребления этого слова, подобно тому, как и на Западе бенефициальная система не вытеснила слова beneficium в обычном смысле благодеяния.

Лицо, просившее и получавшее монастырь в пожалованье (харистикий) обещало за это иметь о нем заботу, попечение, то есть, по-гречески, “пронию.” Поэтому получивший такое пожалованье назывался иногда не только харистикарием, но и проноитом (προνοήτης), то есть попечителем. Со временем же самое пожалованное поместье стало называться пронией. Под термином “прония,” согласно Ф. И. Успенскому, в Византии “разумеется пожалованье служилым людям населенных земель и других приносящих доход угодий в награду за оказанную услугу и под условием исполнения определенной службы с пожалованья.” [+620] Причем под этой службой подразумевалась, главным образом, военная служба, обязательная для прониара. Надо также иметь в виду, что прония не является родовой или вотчинной собственностью, так как прониар не имеет права ни продавать, ни завещать, ни дарить пожалованную землю. Другими словами, прония отождествляется с теми военными участками, о которых речь была выше и которые ведут свое начало еще из времени языческой Римской империи. Прония жаловалась императорами или, от их имени, министрами.

Уже в X веке в источниках встречается употребление слова “прония,” которое может быть истолковано в смысле земельного пожалованья на условии военной службы. С полной же очевидностью специальное значение “прония” пока засвидетельствовано документами лишь начиная со второй половины XI века. Но последнее обстоятельство отнюдь не должно служить доказательством того, что этого значения прония не могла иметь раньше. Опубликование новых, более ранних документов и изучение с этой стороны других источников, может открыть специальное значение пронии и для времени до XI века. В эпоху Комнинов система пожалования проний была уже обычным явлением. В связи же с крестовыми походами и с проникновением западноевропейских влияний в Византии, особенно во время латинофильского императора Мануила, (1143-1180), на Востоке появляются в греческой оболочке настоящие западноевропейские феодальные названия вроде леннике (λίζιος = средневековому латинскому слову ligius). Интересно отметить, что когда крестоносцы четвертого похода, то есть западноевропейские феодалы стали устраиваться на занятых ими территориях Восточной империи, они нашли местные земельные отношения весьма схожими с западными и без труда приспособили их к своим западным рамкам. Пожалования византийских государей в одном документе начала XIII века называются феодом (de toto feudo, quod et Manuel quondam defunctus Imperator dedit patri meo). [+621] Другой документ того же времени свидетельствует, что западные завоеватели продолжали держать покоренное население в прежних условиях жизни, ничего больше от него не требуя, как только, что оно обычно делало во времена греческих императоров (debemus in suo statu tenere, nihil ab aliquo amplius exigentes, quam quod facere consueverant temporibus graecorum imperatorum). [+622] Обильный материал для изучения феодальных отношений на территории Византии дает Морейская хроника. Институт проний просуществовал до конца империи.

Изучение вопроса о пронии в Византии, взятого в связи с харистикием и военными участками, заслуживает самого глубокого внимания и может привести к любопытнейшим результатам [+623] не только в смысле лучшего и более правильного уразумения земельных отношений и вместе с ними вообще внутренней жизни империи, но и в смысле поучительных и разъясняющих аналогий с другими странами, западными, славянскими и мусульманскими, включая сюда и позднейшее Оттоманское государство.

Термин “прония” является довольно обычным в сербских памятниках. Если же обратиться к русской истории, то иногда пронию сопоставляют с русским “кормлением.” Но в последнем случае говорится, что в русском “кормлении” служебный характер не связывается с территорией, и что под “кормлением” разумеется лишь управление городом или волостью с правом брать с них доходы (кормы и пошлины) в свою пользу. Поэтому византийская прония соответствует скорее поместью Московского государства, то есть земле, данной служилым людям именно за военную службу.

Римский патронат (patrocinium), или западноевропейская коммендация-мундиум, также хорошо известны в Восточной империи. Кодексы Феодосия и Юстиниана содержат целый ряд указов, начиная с IV века, в которых патронат частных лиц, именуемый в кодексах patrocinium, сурово карался, так как люди, отдававшие себя под защиту более богатых, хотели этим самым избавиться от несения различных государственных повинностей, чего государство допустить не могло. В новеллах же Юстиниана и позднейших государей появляется и соответствующий равнозначащий греческий термин для patrocinium, а именно “простасия” (προστασία), то есть “предстательство, защита,” которая, в какой бы форме она ни проявлялась, подвергалась запрещению. Но, несмотря на запретительные меры центрального правительства, крупные землевладельцы-властели продолжали столь выгодную для них практику патроната-простасии, являясь как бы третьим лицом, каким-то посредником между государством и податным населением, и с этим злом императорская власть справиться не могла. Новелла Романа Лакапина от 922 года, запрещающая властелям делать какие-либо приобретения от бедных, упоминает среди первых способов угнетения последних простасию, то есть патронат.

Институт иммунитета (immunitas) известен также в Византии под словом экскусии, или экскуссии (εξκουσσεία), которое представляет собою вместе с производным от него глаголом (εξκουσσευειν, εξκουσσευεσθαι) не что иное, как грецизированное латинское слово excusatio (глагол excusare) с аналогичным значением. Ввиду того, что до самого последнего времени ученые, специально занимавшиеся или вообще интересовавшиеся экскуссией, исходили из того положения, что самый ранний хрисовул, жалующий экскуссию, относится лишь к половине XI века (к 1045 году), не могли видеть в этом институте, оторванном на столько веков от римского времени, пережитка прежнего иммунитета и происхождение экскуссии старались объяснить иными влияниями. Один ученый, Н. Суворов, ведет начало византийских иммунитетов-экскуссий к западным источникам, к подражанию западному образцу, перешедшему в Византию уже в германской оболочке. По его мнению, “невозможно установить историческую связь между ними и иммунистами римского права. Если даже и предположить, что германский иммунитет имеет римские корни, то в Византию он перешел уже во франкском образе.” [+624] Другой исследователь, специально занимавшийся вопросом об экскуссии, П. А. Яковенко, не соглашаясь с только что приведенным мнением, приходит к мысли о том, что это учреждение возникло и развилось в Византии самостоятельно, но тем не менее отказывается приводить в связь экскуссию с римским иммунитетом, так как между этими двумя понятиями замечаются сильные различия. По его словам, “римский иммунитет уступал место средневековому, и именно уступал, а не видоизменялся... Начало экскуссии следует искать в той политической неурядице, которая возникла в Византии вследствие перерождения римских государственных порядков. Наряду с ней оказывало свое влияние смешение публично-правовой точки зрения на государство с частно-правовой. Под действием этих причин создалось зерно экскуссии - воспрещение доступа представителям государственной власти во владения пожалованного и даровано было ему право собирать казенные доходы.” [+625]

Надо иметь в виду, что оба латинских термина - immunitas и excusatio - в римских законодательных памятниках совпадают друг с другом, и попытки ученых-юристов установить между ними различие не привели к окончательным результатам. [+626]

Уже в кодексах Феодосия и Юстиниана мы встречаем ряд суровых предписаний против податных изъятий, которые называются immunitates или выражаются посредством глагола excusare.

Из византийского времени до нас дошли документы с пожалованием иммунитетов-экскуссий преимущественно монастырям. На основании их мы видим, что льготы, даваемые жалованными грамотами византийских басилевсов, сводились главным образом к запрету въезда в определенные местности императорским чиновникам, к податным изъятиям и судебно-административным льготам, то есть, другими словами, мы имеем перед собою настоящий средневековой иммунитет западного феодального образца.

Как было замечено выше, обычно полагают, что самый ранний хрисовул с пожалованием экскуссии относится к середине XI века. Но это одно не может служить доказательством того, что экскуссии не было раньше, тем более, что язык и выражения дошедших до нас хрисовулов XI-XII веков указывают на то, что понятие экскуссии было уже совершенно привычным, определенным, понятным и не требующим объяснений. Но этого мало. Существуют хрисовулы государей Македонской эпохи конца IX и X веков, данные Афонским монастырям, где мы видим все признаки экскуссии. Так, хрисовул Василия I (867-886) ограждает всех “избравших пустынное житие” на Афоне как “от военачальников и от царских людей до последнего человека, которому вверена служба, а также и от частных людей и деревенских жителей до мелющего на мельнице, дабы никто не тревожил сих монахов и не входил во внутренние места горы Афонской.” [+627] Этот хрисовул Василия I был подтвержден сыном его Львом VI Философом. Такое же подтверждение хрисовула, данное “прежде царствовавшими” государями, было сделано в первой половине X века “златопечатным словом” (хрисовулом) Романа I Лакапина. [+628]

В афонских же документах о размежевании спорных земель на Афоне в X веке имеются ссылки на недошедшие до нас хрисовулы императоров еще до иконоборческой эпохи, то есть VII и начала VIII века, как-то Константина IV, называемого обычно Погонатом, Юстиниана II Ринотмета, а также первой восстановительницы иконопочитания, императрицы Ирины, и ее сына Константина VI (780-797). [+629] Конечно, нельзя точно сказать, о чем говорили эти недошедшие до нас хрисовулы; но, на основании спора, касающегося владения афонцами известных земель, можно предположить, что в данных хрисовулах речь шла и об иммунитете. [+630]

Эдикт императора Юстиниана II, который был обнародован в сентябре 688 года и который существует в тексте одной надписи, может рассматриваться как пример иммунитета-экскуссии более раннего времени. Этим эдиктом Юстиниан II гарантировал соляные копи (salina) в Фессалонике церкви св. Димитрия “на все последующие и вечные годы” в качестве ее исключительной собственности, которая была свободна от каких-либо предшествующих обязательств. В своем эдикте Юстиниан четко объяснил цель своего дарения: чтобы весь доход с соляных копей можно было бы использовать на украшение и обновление церкви, ежедневных потребностей клира, для нужд ремонта и прочих церковных потребностей. [+631]

Если мы коснемся еще более раннего времени, то увидим, что привилегированные монастыри, эти монастырские вотчины, или, как их иногда называют, “монастыри-княжества,” [+632] развивались еще со времени Юстиниана Великого, (527-565), то есть с VI века, и эти монастырские иммунитеты могут быть поставлены в связь с теми разнообразными привилегиями, которые были установлены еще в IV веке для христианского духовенства Константином Великим и его преемниками. [+633] Правда, все эти отрывочные наблюдения об иммунитете в Византии касаются исключительно монастырской жизни. Но не надо забывать, что, помимо исчезновения целого ряда более ранних хрисовулов, вопрос о византийском иммунитете еще очень мало исследован вообще, особенно в стадии до XI века. С одной стороны, не разработаны и еще даже не оценены разнообразные византийские источники в виде историй, летописей, житий святых и т. д. Когда же эта предварительная работа будет сделана, тогда, почти наверное, найдется хороший материал и для постановки вопроса о светском иммунитете-экскуссии в Византии. Причем, надо думать, что византийская экскуссия своими корнями заходит во времена римского иммунитета, являясь частью того сложного социального наследства, которое христианская империя получила от империи языческой. [+634]

Дальнейшее изучение византийских цростасии-патроната и экскуссии-иммунитета должно явиться в высшей степени важным как для уяснения внутренней истории других соседних с нею, стран, мусульманских и славянских, в частности древней Руси. Ценные работы Н. И. Павлова-Сильванского, сопоставлявшего западный патронат с русским закладничеством, и иммунитет, как он пишет, с “боярским самосудом,” стали бы еще более ценными и свежими, если бы автор в состоянии был не ограничиваться лишь западными аналогиями, а привлечь и материал византийский.

Крупное землевладение, эти знаменитые римские latifundia, является также одним из характерных признаков внутреннего строя Византийской империи. Могущественные магнаты были временами настолько опасными для центральной власти, что последняя вынуждена была начинать с ними упорную борьбу, далеко не всегда заканчивавшуюся победой правительства.

В этом отношении в высшей степени интересна эпоха Юстиниана Великого, который вел напряженную борьбу с земледельческой знатью. Пристрастная и односторонняя, но вместе с тем драгоценная для внутренней истории Византии, “Тайная история” Прокопия, ясно отражающая взгляды имущих классов-собственников, и официальные новеллы Юстиниана сообщают нам по данному вопросу любопытнейший материал, рисуя картину борьбы императора с опиравшейся на землевладение аристократией, - борьбы, которая по своему значению выходила далеко за рамки VI века. [*76] В одной новелле Юстиниан, рисуя отчаянное положение казенного и частного землевладения в провинции благодаря безудержному хозяйничанью местных магнатов, адресует посылаемому в Каппадокию проконсулу следующие многозначительные строки: “Мы узнали о столь великих злоупотреблениях в провинции, что исправить их будет с трудом под силу одному высокопоставленному лицу. Ведь нам стыдно сказать, с каким неприличием расхаживают управляющие имениями властелей, как им служат телохранители, как за ними следует великое множество народа и как бесстыдно они все грабят.” Затем, после высказывания о частной собственности, автор добавляет: “Казенное имущество почти все уже перешло в частное владение, будучи растащено и расхищено со всеми конскими табунами, и отнюдь ни один человек не вымолвил против этого ни слова, так как рот у них был заткнут золотом.” [+635] Из этого места новеллы явствует, что каппадокийские магнаты на местах имеют полную власть: они содержат отряды своих вооруженных людей, телохранителей, и захватывают как частные, так и казенные, или, с точки зрения того времени, императорские земли. Подобного же рода информация о Египте времени Юстиниана найдена в папирусах. Член знаменитой египетской семьи земельных магнатов Апионов имел в VI веке обширные земельные владения в разных частях Египта. Целые деревни были частью его владений. Штат его прислуги был почти что царским. Он имел секретарей и дворецких, множество рабов, своих податных чиновников и сборщиков налогов, своего казначея, свою полицию и даже собственную почту. Многие из этих магнатов имели свои собственные тюрьмы и содержали свои собственные воинские подразделения. [+636]

С этими крупными землевладельцами Юстиниан вел беспощадную борьбу в продолжение всего своего долгого царствования. Светское крупное землевладение, хотя и несколько ослабленное, но не уничтоженное, выжило и продолжало по временам очень тревожить центральную власть.

Являясь убежденным врагом светского крупного землевладения, [*77] Юстиниан в то же время проводил совершенно ясно выраженную политику, направленную на охранение и увеличение церковно-монастырской собственности. Время Юстиниана можно считать важнейшим этапом в процессе образования в империи крупного церковно-монастырского землевладения, которое в соединении с дарованными экскуссиями-иммунитетами создает своеобразные, как бы феодальные центры, монастыри-княжества, монастыри-сеньории, которые, если воспользоваться сравнением одного историка, К. Н. Успенского, заступали в Византии место герцогств и графств Западной Европы. Но отличительным признаком западного феодального владения является прежде всего шаткость, рассыпанность, раздробленность центральной власти, обуславливаемые сложным укладом западноевропейской, не везде, правда, единообразной жизни. Если же мы взглянем на крупноземельные византийские монастыри с точки зрения процесса феодализации империи, то увидим, что эти монастыри создавались элементами антифеодальными, так как стоявшие в их главе игумены, пользуясь всей полнотой власти, являлись как бы монархами, самодержцами в подведомственных им владениях. [*78] В этом заключается, можно сказать, одна из особенностей восточного, византийского феодализма.

В истории развития церковно-монастырского землевладения в Византии имеет чрезвычайно важное значение VII век, когда после завоевания Палестины и Египта арабами, где особенно сильно процветало монашество, множество монахов, бросившись искать спасения во внутренних областях империи, переполнили старые монастыри и явились причиной возникновения монастырей новых. В VII веке, как известно, основались небольшие, небогатые монастыри на Афоне. Поэтому вторая половина VII и начало VIII века могут быть, по справедливости, рассматриваемы как период, когда монастырское землевладение достигло наибольшего развития и почти что преобладания, подтачивая, благодаря ряду привилегий, финансовые средства государства, и подрывая, благодаря привлечению в монастыри множества здоровых и молодых людей, освобождавшихся этим от несения военной службы, военную мощь империи. Государство с этим мириться не могло. По словам В. Г. Васильевского, “без особенной опасности впасть в ошибку, можно предположить, что перед началом иконоборства восточная церковь не уступала размерами своих территориальных земельных богатств церкви западной. Франкские короли рано начали жаловаться, что их казна остается пустой, что их богатства перешли к епископам и духовенству; к концу VII века целая треть поземельных имуществ во Франкском королевстве принадлежала церкви. Полагаем, что нечто подобное было и в Византийском государстве за то же время.” [+637]

Исаврийские государи, известные главным образом благодаря своему иконоборчеству, может быть, главное внимание в своей борьбе направляли не на иконы, а на монастырское землевладение, на монастырский феодализм. [+638] В эпоху иконоборчества монастырскому феодальному землевладению был нанесен сильный удар предпринятыми правительством многочисленными беспощадными конфискациями земель и обращением монахов и всяких приписанных к монастырям людей в мирское состояние, влекшее за собою отбывание ими государственных повинностей.

Но с окончанием иконоборства и вступлением на престол Македонской династии обстоятельства изменились. Число монастырей стало снова увеличиваться, и еще быстрее стало возрастать количество земли, поступающей в монастырское владение. Феодализирующие процессы в церковно-монастырской области, временно приостановленные иконоборческими императорами, снова стали развиваться в направлении нежелательном и временами опасном для центральной власти. Недавно об этой эпохе Ш. Диль писал: “Хищения продолжались, мощь крупной земельной аристократии все росла, феодализм все развивался. В IX веке кризис получил характер особенной остроты.” [+639]

В политической жизни страны очень яркую аналогию с западноевропейскими феодальными владыками - герцогами (duces) и графами (comites) - представляют собою экзархи, стоявшие при императоре Маврикии (582-602) во главе двух обширных территориальных образований, двух экзархатов, равеннского и африканского, или карфагенского. Как известно, эти генерал-губернаторы, экзархи, будучи прежде всего военной властью, сосредоточили в своих руках административные и судебные функции и являлись решающей инстанцией при разборе церковных дел в экзархате. [Обладая неограниченными полномочиями, экзархи пользовались царским почетом: их дворцы назывались священными (sacrum palatium), как называлось лишь место царского пребывания]; когда [равеннский] [*79] экзарх приезжал в Рим, ему устраивалась почти что царская встреча. Протокол его входа в Рим стал моделью для приемов франкских королей и германских императоров. Так, прием Карла Великого в Риме в 774 году был скопирован именно с приема экзарха. Образец этот так и остался единственно приемлемой моделью для приема в Риме императорских особ. [+640] Нет ничего удивительного, что из экзархов выходили претенденты на престол, поднимавшие восстания, как в Карфагене, так и в Равенне, правда, не всегда удачные. Но в начале VII века восстание африканского экзарха Ираклия в результате дало на византийский престол новую династию в лице ее родоначальника, сына только что названного экзарха, также Ираклия.

Характерно, что тот же Маврикий, при котором образовались оба почти независимые экзархаты, во время сильной болезни, приключившейся с ним за несколько лет до смерти, составил найденное и вскрытое уже при Ираклии завещание, в котором он делил доставшуюся ему империю между своими детьми: старшему он отписал Константинополь и восточные области; второму сыну - Рим, Италию и острова, остальные же области он распределил между младшими сыновьями. [+641] Это завещание, оставшееся, по-видимому, неизвестным при жизни Маврикия и не приведенное в исполнение вследствие переворота 602 года, свергнувшего Маврикия, представляет собою попытку типичного феодального раздела, какие часто бывали на Западе в эпоху Меровингов и Каролингов и на Руси в удельное время.

Процесс образования фемного строя, в связи с внешними опасностями VII века, когда во главе первоначально очень крупных территорий встала военная власть стратигов, облаченная широкими полномочиями и вобравшая постепенно в себя гражданские функции, также может дать материал для феодальных аналогий. Подобные провинциальные стратиги, передававшие позднее, в IX-X веках, иногда это звание в своем роде из поколения в поколение, являлись как бы наследственными правителями той или другой области и уже по одному этому уходившими из-под прямого контроля императорской власти. [+642] Это уже не государственный, а скорее вассальный характер отношений, прекрасно известный из западной жизни в виде наследственных областных правителей, графов и герцогов.

Появившиеся на фоне не прекращавшейся борьбы на восточной границе, особенно в X веке, так называемые акриты [*80] - защитники отдаленных границ государства (от греческого слова - άκρα - “граница”) - пользовались иногда полунезависимым положением от центрального правительства, сопоставляются не без основания с западноевропейскими маркграфами, то есть правителями пограничных областей-марок (русской украйны). На восточной границе, в ничем не обеспеченной, грабительско-военной обстановке, люди действительно могли считать себя, по словам французского историка Рамбо, “не в провинциях просвещенной монархии, а среди феодальной анархии Запада.” [+643] Английский историк Дж. Б. Бьюри говорит, что вечная борьба с сарацинами на Востоке выработала новый тип воина, каваллария (καβαλλάριος), то есть конника, рыцаря (Ritter = конник, всадник), “сердце которого стремилось к приключениям и который привык действовать независимо от приказаний императора или военного начальства... В X веке многие из акритов владели обширными доменами и походили скорее на феодальных баронов, чем на римских должностных лиц.” [+644] Известные малоазиатские фамилии Фокадов, Склиров, Малеинов, Филокалесов, с которыми непримиримо и напряженно, в той или другой форме, боролся Василий II, являются представителями крупных малоазиатских феодалов, которые были, благодаря своим обширным владениям, не только социальной аномалией в государстве, но и создавали для царствовавшей династии уже серьезную политическую опасность, так как они могли сгруппировать вокруг себя и свои военные отряды. Ведь прониар, получавший прению на условии военной службы, имел право или, вероятно, даже был обязан содержать военную дружину, которую при благоприятных обстоятельствах мог доводить до значительных размеров. Знаменитые новеллы македонских государей в защиту мелкого землевладения лишний раз указывают на ту грозную силу, какую с точки зрения государственной приобрело развитие крупного землевладения.

Смутный период XI века, до вступления на престол Алексея Комнина, характеризуется борьбой крупных малоазиатских феодалов, опиравшихся на собранные ими войска, с центральным правительством и заканчивается тем, что представитель крупного землевладения в лице Алексея Комнина завладел престолом и основал продолжительную династию (1081-1185). Но тот же Алексей должен был признать Трапезундскую область почти независимым владением и во время своего правления принимал порой суровые меры против светских и духовных представителей крупного землевладения. Довольно сильная реакция против крупного землевладения замечается, как известно, при Андронике I (1182-1185). Но прежняя система восторжествовала при Ангелах (1185-1204).

К эпохе Крестовых походов феодальные процессы в Византии настолько уже получили определенные формы, что западные крестоносцы и вообще западные выходцы, сначала лишь проходившие по территории империи, затем, особенно при латинофильской политике Мануила I, внедрившиеся в большом количестве во все отрасли византийской общественной и экономической жизни, и, наконец, занявшие после четвертого похода большую часть византийского государства, ничего нового для себя в его укладе не нашли.

Массу интереснейшего материала дают для изучения феодализма в образовавшихся на Востоке в эпоху Крестовых походов латинских государствах составленные в них законодательные сборники. Первое место должны в этом отношении занять так называемые Иерусалимские ассизы, или Грамоты Гроба Господня (Lettres du Sépulcre), составленные будто бы еще при первом короле Готфриде Бульонском и положенные им в церкви Гроба Господня. Оставляя в стороне сложный и спорный вопрос о дошедших до нас редакциях ассизов и о сомнении, высказанном рядом ученых, в существовании первоначального текста, составленного сейчас же после завоевания и положенного тогда же на хранение в церковь Гроба Господня, нужно сказать следующее. Ассизы, каким бы ни было их происхождение, являются, бесспорно, законом XIII века, однако “законы Иерусалима были основаны на феодальных обычаях Европы XI века и принесены на Восток участниками первого Крестового похода.” [+645] Этот законодательный памятник имеет первостепенное значение как для более глубокого уразумения феодальных отношений на христианском Востоке в связи с местными условиями жизни, так и для вопроса о феодализме вообще. Исследователь учреждений Латино-Иерусалимского [*81] королевства, французский историк Гастон Додю, пишет: “Ассизы верховного суда (так назывался отдел ассиз об отношении франкских князей к их вассалам) представляют самое древнее и самое чистое выражение французского феодализма.” Составители дошедших до нас редакций “написали полный трактат о ленных владениях, превосходящий все, что оставили нам по этому вопросу средние века.” В ассизах “следует изучать истинный характер феодализма.” [+646] Совсем недавно американский историк, написавший весьма важную книгу о феодальной монархии в латинском Иерусалимском королевстве, Джон Ле Монте, подчеркивал ту же идею. Он писал: “Ассизы верховного суда являются в основе своей французским феодальным законом, и феодальная система Иерусалимского королевства, если под феодальной системой понимаются только взаимоотношения между землевладельческой знатью, была чисто западным феодализмом, который крестоносцы принесли с собой из своих домов на Западе. Эта система, однажды установившись, оказалась устойчивой. Силы, ослаблявшие феодализм на Западе, имели слабое проявление на более медленно развивающемся Востоке. Вот почему истинно старое утверждение, что в феодальной системе Иерусалимского королевства мы находим почти что идеальную картину феодальных взаимоотношений. Западные институты XI и XII веков были перенесены на почти что девственное поле, и они сохранились в гораздо более позднее время, когда Запад во многом от них отказался.” [+647] Таким образом, христианским Востоком совершенно неожиданно дан в руки ученых приведенный в известную систему свод феодального права, в условиях которого Западная Европа жила в течение долгого времени.

Иерусалимские ассизы были введены после четвертого Крестового похода в завоеванной крестоносцами Морее и в других основанных тогда латинских владениях в пределах Византии, а также на острове Кипре; для последнего ассизы были переведены на греческий язык. Прекрасным дополнениям к Иерусалимским ассизам могут служить Антиохийские ассизы, дающие понятие о законах этого латинского княжества на Востоке. Оригинальный текст последних утерян; до нас дошел лишь их армянский перевод, переведенный в свою очередь уже в XIX веке на современный французский язык.

Итак, вышеназванные франко-восточные законодательные сборники, или своды, имеют большую ценность как для истории западноевропейского феодализма, так и для истории латинского и греко-византийского Востока, и даже для некоторых областей османского права.

Изучение феодализма в Византии только началось. В 1879 году русский ученый В. Г. Васильевский, в связи со своими рассуждениями о пронии, обронил замечание, что только в эпоху Комнинов и Ангелов можно заметить “действительно зародыш [*82] феодального порядка, хотя далеко не всю его систему.” [+648] По правде говоря, В. Г. Васильевский никогда не писал специальных работ о византийском феодализме. Он даже не мог себе представить, что какой-либо феодальный процесс мог иметь место в Византии до конца XI века, когда на престол взошла династия Комнинов. [*83] Конечно, хорошо организованная феодальная иерархия, которая в феодальном обществе Запада создала длинные цепочки сюзеренов, вассалов и подвассалов, никогда не сложилась на Востоке. “Но, - по правильному замечанию Ш. Диля, - существование этой могучей провинциальной аристократии имело в Византийской империи такие же последствия, как в государствах западного средневековья; она каждый раз, когда центральная власть слабела, являлась страшным элементом смуты и разложения.” [+649]

Так называемые феодальные процессы в области как социальных, так политических и экономических отношений в Византийской империи могут быть наблюдаемы на всем протяжении ее истории. [*84]

Примечания автора

[+611] Исходный текст конца этой главы был опубликован в моей русской книге «История Византии. Латинское владычество на Востоке». Петроград, 1923, с. 56-74. В первом английском и фрацузском изданиях работы он отсутствовал. Текст этот составил потом отдельную статью: Byzantion, vol. VIII, 1933, рр. 584-604. В новом английском издании он приведен с незначительными изменениями. (Раздел о византийском феодализме помещен А. А. Васильевым в том же месте, где он и был в исходной русской версии. С точки зрения логики подачи материала, характеристика византийского феодализма была бы, как представляется, более к месту в главе о Македонской династии, ибо к этому времени относится окончательное оформление и расцвет феодальных отношений в Византии. - Науч. ред.)

[+612] П. Г. Виноградов. Происхождение феодальных отношений в лангобардской Италии. - ЖМНП, т. 207, 1880, с. 137.

[+613] П. В. Безобразов. Византийский писатель и государственный деятель Михаил Пселл. Москва, 1890, с. 29.

[+614] Ф. И. Успенский. Мнения и постановления константинопольских поместных соборов XI и XII вв. о раздаче церковных имуществ (харистикарии). - Известия Русского Археологического Института в Константинополе, т. V, 1900, с. 5.

[+615] N. D. Pustel de Coulanges, Les Origines du Système féodal. Paris, 1890, pp. l-11; в особенности - с. 9.

[+616] См., например: С. Jireček. Staat und Gesellschaft in mittelalterlichen Serbien, Bd. I. Wien, 1912, S. 40-41. Ср. также: П. Мутафчиев. Войнишки земи и войники в Византия през XIII-XIV вв. София, 1932, с. 34.

[+617] Novellae Theodosii, XXIV, 4-Cod. Just., XI, 60, 3.

[+618] Ф. И. Успенский. К истории крестьянского землевладения в Византии. - ЖМНП, т. 225, 1883, с. 326.

[+619] См., например: А. Майков. О земельной собственности в древней Сербии. В кн: Чтения Общества Истории и Древностей Российских, т. 1, 1860, с. 28-29 и прим. 1. От германского Frohne производил пронию еще и в 1902 году L. Gumplowicz. См.: С. Jireček. Staat und Gesellschaft... Bd. I, S. 41, note 5.

[+620] Ф. И. Успенский. Значение византийской и южно-славянской пронии. Сборник статей по славяноведению по случаю 25-летия ученой и профессорской деятельности В. И. Ламанского. СПб., 1883, т. 1, с. 22, 29.

[+621] G. L. F. Tafel, G. M. Thomas. Urkunden zur altern Handels - und Staatsgeschichte. Bd. I, S. 513.

[+622] Ibid., Bd. II, S. 57.

[+623] О пронии см.: П. Мутафчиев. Войнишки земи... с. 37-61; Г. А. Острогорски. Пронойа. Белград, 1951.

[+624] Н. Суворов в рецензии на книгу Grenier'a. - ВВ, т. XII, 1906, с. 227-228.

[+625] П. А. Яковенко. К истории иммунитета в Византии. Юрьев, 1908, с. 38; 48; 63.

[+626] См.: П. А. Яковенко. К истории иммунитета... с. 6; К. Н. Успенский. Экскуссия-иммунитет в Византийской империи. - ВВ, т. XXIII, 1923, с. 76.

[+627] Порфирий Успенский. Восток Христианский. Афон. III, 1. Киев, 1877, с. 37 и 295.

[+628] Там же, с. 45, 49, 298, 299.

[+629] Там же, с. 51.

[+630] К. Н. Успенский. Экскуссия-иммунитет в Византийской империи. - ВВ, т. ХХШ, с. 99.

[+631] A. A. Vasihev. An Edict of the Emperor Justinian II, September, 688. - Speculum, vol. XVIII, 1943, p. 9.

[+632] K H Успенский. Очерки по истории Византии, т. I. М., 1917, с. 187, 190-191, 195.

[+633] См. подробности о монастырских иммунитетах у К. Н. Успенского: Экскуссия-иммунитет в Византийской империи. - ВВ, т. XXIII, 1923, с. 99-117.

[+634] К Н. Успенский («Экскуссия-иммунитет...») это отрицает. Он пишет: «Экскуссия не могла развиться из иммунитета; она и не сменяла собой его». - ВВ, т. XXIII, 1923, с. 115.

[+635] Novella, 30, 5.

[+636] Н. I. Bell. The Byzantine Servile State in Egypt. - Journal of Egyptian Archaeology, vol. IV, 1917, pp. 101-102; A. A. Vasihev. Histoire de l'Empire byzantin, vol. I. Paris, 1932, p. 208. О семействе Апионов и их земельных владениях см.: E. R. Hardy. The Large Estates of Byzantine Egypt. New York, 1931.

[+637] В. Г. Васильевский. Материалы для внутренней истории византийского государства. - ЖМНП, т. 202, 1879, с. 222. То же самое в «Трудах» - т. 4, с. 319-320.

[+638] Эта точка зрения была особенно подчеркнута К. Н. Успенским (Очерки... с. 213). См. также: N. Iorga. Les Origines de l'iconoclasme. - Bulletin de la section historique de l'Académie roumaine, vol. XI, 1924, pp. 147-148; Idem. Histoire de la vie byzantine. Empire et civilisation, vol. 2. Bucharest, 1934, pp. 32-43; Ch. Dlehl, G. Marçais. Le Monde oriental de 395 à 1081. Paris, 1936, p. 263, note 46. Эта точка зрения энергично отвергается Г. А. Острогорским: Über die vermeintliche Reformtätigkeit der Isaurier. - Byzantinische Zeitschrift, Bd. XXIX (1929-1930), S. 399, note 2; Idem. Agrarian Conditions in the Byzantine Empire in the Middle Age. - Cambridge Economic History of Europe, vol. I, Cambridge, 1941, pp. 208-209.

[+639] Ch. Diehl. Byzance. Grandeur et décadence. Paris, 1920, p. 167.

[+640] См.: L. Duchesne. Liber Pontificalis. Paris, 1886, Ι, 497: (описание приема Карла Великого при папе Адриане: 772-795) «cum adclamationum earundemque laudium vocibus ipsum Francorum susceperunt regem, obviam illi eius sanctitas dirigens venerandas cruces id est signa, sicut nos est exarchum aut patritium suscipiendum, eum cum ingenti honore suscipi fecit». См. также: E. Eichmann. Studien zur Geschichte der abendländischen Kaiserkronung. II. Zur Topographie der Kaiserkrönung. - Historisches Jahrbuch, Bd. XLV, 1925, S. 24-25; E. Kantarowicz. The King's Advent' and the Enigmatic Panels in the Doors of Santa Sabina. - The Art Bulletin, vol. XXVI, 1944, p. 211, note 23.

[+641] Theophylactt Simocattae Historiae, VIII, 11, 7.

[+642] См. примеры из житий святых у А. П. Рудакова. Очерки византийской культуры по данным греческой агиографии. СПб., 1997, с. 209-215. (А. А. Васильев использовал издание 1917 года. Редактор воспользовался новейшим переизданием. Хотелось бы также отметить, что у А. П. Рудакова есть интересный материал по рассматриваемым сюжетам и в другом месте - при характеристике крупной земельной собственности и византийских магнатов - см. с. 186-193, при характеристике социальных классов в Византии - с. 195-196, 199. - Науч. ред.).

[+643] A. Rambaud. Études sur l'histoire byzantine. Paris, 1912, p. 73.

[+644] J. B. Bury. Romances of Chivalry on Greek Soil, pp. 17-18.

[+645] J. L. La Monte. Feudal Monarchy in the Latin Kingdom of Jerusalem 1000 to 1291. Cambridge, Mass., 1932, p. 97.

[+646] G. Dodu. Histoire des institutions monarchiques dans le royaume latin de Jérusalem, 1099-1291. Paris, 1894, pp. 59; 36.

[+647] Feudal Monarchy in the Latin Kingdom, XX. Feudal Institutions äs Revealed in the Assizes of Romania, trans. by P. W. Topping (1949). (В ряде случаев, к сожалению, библиографическое описание А. А. Васильевым используемых им книг вызывает больше вопросов, чем ответов. Ввиду того, что в сводной библиографии этой работы нет, данное описание является единственной информацией о работе Le Monte. Некоторые же детали этого описания, в том виде, в каком оно приведено у автора, остаются непонятными. Не ясен прежде всего характер работы — идет ли речь о монографии, или статье в сборнике, не ясен далее смысл цифры XX, стоящей после слова Kingdom. Вызывает удивление указание на переводчика (trans. by P. W. Topping). Имеющиеся в сводной библиогра­фии две другие работы Ле Монте показывают, что это англоязычный автор. Описание данной работы Ле Монте — как и цитата из нее — также показывают, что она написана на английском языке. Остается также неизвестным место издания книги, что обычно для А. А. Васильева, почти всегда не указывающего место издания работ. — Науч. ред.)

[+648] В. Г. Васильевский. Материалы для внутренней истории Византий­ского государства. — ЖМНП, т. 202, 1879, с. 415.

[+649] Сh. Dlehl. Byzance. Grandeur et decadence, p. 178.

Примечания научного редактора

[*61] В исходной русской версии данная фраза имела продолжение, не включенное А. А. Васильевым во второе американское издание работы. Между тем, слова эти представляются важными: «так, например, французский феодализм отличался от английского и германского; в итальянском и испанском феодализме могли быть свои особенности и т. д.»

[*62] Во втором американском издании кавычки убраны и может сложиться мнение, что конец данной фразы принадлежит А. А. Васильеву. Между тем это не так. Здесь цитата из следующей работы - Н. И. Кареев. Поместье-государство и сословная монархия средних веков. СПб., 1913, с. 377.

[*63] Во втором американском издании опять же убраны кавычки и переставлены слова. Между тем здесь же цитата с той же страницы уже упоминавшейся выше работы Н. И. Кареева.

[*64] В исходной русской версии следующий абзац начинался с довольно длинного отрывка, не включенного А. А. Васильевым во второе американское издание: «Первое определение феодализма, остающееся, в общем, в силе и по настоящее время, было сделано еще в двадцатых годах XIX века известным французским историком Гизо, сведшим это определение к трем частям: условности права собственности или условному землевладению, принадлежности верховной власти землевладельцам-помещикам и феодальной иерархии. Пятьдесят лет спустя знаменитый Фюстель де Куланж в сущности повторил определение Гизо».

[*65] В исходной русской версии далее следует фраза, не включенная А. А. Васильевым во второе американское издание: «С экономической стороны преобладание замкнутого, домового (натурального) хозяйства является одним из характерных признаков процесса феодализации».

[*66] Данному абзацу в исходной русской версии предшествовал следующий текст, дававший, опять же со ссылкой на Н. И. Кареева, определение феодализма с учетом политических и экономических моментов. «Итак, в результате, - как пишет Н. И. Кареев, - феодализм есть особая форма политического и экономического строя, основанного на землевладении, на земледелии, и это главное, от чего в той или иной мере зависит и все остальное, начиная с (Замены отношений подданства отношениями вассальности с ее иерархической традицией и кончая заменой свободного договора между землевладельцем и земледельцем, крепостной зависимостью последнего от первого». Н. И. Кареев. Поместье-государство... с. 54.

[*67] Эти слова А. А. Васильева не могут не вызвать удивления, ибо так называемые «варварские правды» дают очень много информации о жизни германцев в позднеантичное время. Что касается римского времени, то известные тексты Цезаря и Тацита тоже дают не так уже мало информации о древнегерманской жизни.

[*68] Здесь А. А. Васильев не прав. Изучение древнегерманской марки, древнегерманской жизни в целом уже давно и совершенно обоснованно рассматривается в качестве одной из важнейших предпосылок западноевропейского феодализма. См., например: А. И. Неусыхин. К вопросу о первом этапе процесса возникновения феодально-зависимого крестьянства как класса (теоретическая постановка вопроса). - (Глава I книги: А. И. Неусыхин. Возникновение зависимого крестьянства в Западной Европе VI-VIII веков. М., 1956, с. 7-45); А. Я. Гуревич. Аграрный строй варваров. В кн: История крестьянства в Европе. Эпоха феодализма, т. 1. Формирование феодально-зависимого крестьянства. М., 1985, с. 90-136. См. также в той же книге (с. 137-177). - А. И. Неусыхин. Эволюция общественного строя варваров от ранних форм общины к возникновению индивидуального хозяйства.

[*69] А. А. Васильев не указал здесь, наверное, самого важного - в чем, по его мнению, заключается эта действительно научная основа.

[*70] Во втором американском издании конец абзаца стилистически несколько видоизменен и убраны кавычки, между тем здесь цитата из К. Н. Успенского, в данном случае восстановленная полностью: К. Н. Успенский. Очерки по истории Византии, т. 1. М., 1917, с. 9.

[*71] Хотелось бы отметить, что харистикием в Византии не исчерпывались государственные условные дарения в пользу крупных собственников или монастырей. Так, А. А. Васильев ничего не сказал о солемниях - обычае, согласно которому государство могло передать собственнику (или монастырю) право взимать с крестьян, формально ему не подчиненных, часть государственного канона. К явлениям того же порядка относится арифмос - пожалованье государством феодалу (или монастырю) определенного количества крестьян. В Византии был также распространен прекарий. Отдавая себя и свою землю под покровительство феодала или монастыря, крестьянин фактически из собственника участка превращался в пожизненного арендатора, уплачивающего новому хозяину определенную ренту. В Византии был распространен также χρήσις - экономическое явление, схожее с латинским узуфруктом. Земля крестьянина - чаще всего за долги - передавалась феодалу во временное пользование. В теории, после выплаты долга или определенной суммы, крестьянин вновь становился полноправным собственником.

[*72] Представляется все же, что сходство между землевладением limitanei milites и последующими формами землевладения феодального времени только внешнее.

[*73] Весьма вероятно, что данное слово является удачным изобретением самого А. А. Васильева. Ему же в данном случае принадлежит и курсив в тексте. Слово это не прижилось. В дальнейшем крупных землевладельцев в научной литературе называют динатами.

[*74] Образование крупной земельной собственности остается у А. А. Васильева практически не раскрытым, ибо возникала она далеко не только путем скупки воинских участков. См. подробнее: А. П. Каждан. Деревня и город в Византии. IX-X вв. Очерки по истории византийского феодализма. М., 1960, с. 57-122. (Глава 2. Крупная земельная собственность и феодальная зависимость, в особенности - с. 119-122).

[*75] Эта точка зрения, которую А. А. Васильев высказывал и выше, в соответствующих разделах главы о Македонской династии, представляется сомнительной. Византийские императоры не могли не замечать того бедствия, которое в конечном счете и сказалось катастрофически на судьбах государства, - в армии становилось некому служить из-за исчезновения свободного крестьянства. Поэтому правильнее, скорее всего, говорить о том, что византийские императоры пеклись не о крестьянстве как таковом, а о стабильности пополнения армии солдатами-стратиотами. Весьма вероятно также, что византийским правительством в данном случае двигало отнюдь не желание кого-либо внутри государства защищать, а весьма трезвый меркантильный расчет и понимание: наемник стоит дороже «своего» воина-стратиота. Ср. также: История Византии, т. 2. М., 1967, с. 237-238. (Глава: А. П. Каждан. Экономическое развитие Византии в XI-XII вв).

[*76] Эту точку зрения А. А. Васильев высказывал и выше, в третьей главе первого тома, рассматривая эпоху Юстиниана. Между тем, такое утверждение представляется ошибочным, ибо Юстиниан боролся не столько c крупными землевладельцами, сколько с людьми, потенциально опасными для его власти.

[*77] Опять же хочется подчеркнуть - не крупного землевладения как такового, а исключительно возможных соперников собственной власти.

[*78] Вывод об антифеодальном характере «самодержавной» власти игуменов крупных монастырей не может не удивить. Каждый член иерархии феодального общества, будучи вассалом вышестоящего, был сюзереном для нижестоящих. Поэтому полновластие игуменов таких монастырей не более антифеодально, чем полновластие любого западноевропейского герцога или барона над своими вассалами.

* В исходной русской версии 1925 г. далее шел следующий текст, не включенный А. А. Васильевым во второе американское издание работы: «Может быть, в своей основе политика императоров-иконоборцев, особенно в начале, не носила специально религиозного характера. «Но гонимому монашеству, носителям монастырского феодализма, было именно чрезвычайно выгодно перетянуть дело на богословскую почву, попытаться в Деятельности правительства обнаружить богоотступничество и ересь, чтобы дискредитировать его, подорвать к нему доверие со стороны массы общества»». (К. Н. Успенский. Очерки... с. 213).

[*79] Все стоящие в скобках и выделенные курсивом слова отсутствуют во втором американском издании работы.

[*80] Курсив принадлежит А. А. Васильеву.

[*81] Так у А. А. Васильева в исходной русской версии работы.

[*82] Курсив принадлежит А. А. Васильеву. Он есть в исходной русской версии. Во втором американском издании в соответствующем месте курсива нет.

[*83] Оценка вклада В. Г. Васильевского в разработку вопроса об общественном строе Византии в последующие годы существенно изменилась. Представляется необходимым привести здесь оценку Г. Г. Литаврина подхода В. Г. Васильевского к вопросу о феодализме в Византии. Отметив фразу, которую приводит в своей работе А. А. Васильев, Г. Г. Литаврин далее пишет: «Напомним сделанную выше оговорку - с тех пор прошло более ста лет. Но именно Васильевский впервые в мировой истории поставил на твердую научную почву изучение аграрных отношений в Византии. Первым обосновал он и тезис о феодальном характере общественного строя в Византии. Его проникновенный анализ аграрной, податной, юридической (сложной и многозначной) терминологии византийского актового материала и правовых памятников, как и его разыскания в византийской метрической и монетной (в ее отношении к римской) системах, Дал исследователям ключ к уяснению ранее полупонятных или вовсе непонятных документов». (Г. Г. Литаврин. Василий Григорьевич Васильевский - основатель Санкт-Петербургского центра византиноведения (1838-1899). - ВВ, т. 55 (80), 1994, с. 18).

[*84] В исходной русской версии 1925 г. заключительный абзац раздела о византийском феодализме имел несколько иную редакцию: «В настоящем случае я только хотел сделать несколько отрывочных, подчас случайных замечаний о феодализме в Византии с целью показать, что так называемые феодализирующие процессы в области как социальных, так и политических отношений могут быть наблюдаемы в государстве греко-восточных василевсов на всем протяжении его истории, так что дальнейшее изучение документального материала с этой точки зрения может в результате создать совершенно иное представление о государственной структуре империи, чем это было до сих пор. Изучение же экономической жизни Византии в связи с феодализирующими процессами внутри государства, можно сказать, еще не начато».

Вернуться к оглавлению

Электронная версия книги с локальными гиперссылками на примечаниями и комментариями воспроизводится с сайта http://gumilevica.kulichki.net

Здесь читайте:

Византия (краткая справочная статья), там же Исторические лица Византии (императоры).

Византия (полная хронологическая таблица) и по векам - | IV | V | VI | VII | VIII | IX | X | XI | XII | XIII | XIV | XV |

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

 Проект ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

на следующих доменах:
www.hrono.ru
www.hrono.info
www.hronos.km.ru,

редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС