SEMA.RU > XPOHOC > БИБЛИОТЕКА > СТОЛЫПИН  >
ссылка на XPOHOC

Столыпин Петр Аркадьевич

1911 г.

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

На первую страницу
НОВОСТИ ДОМЕНА
ГОСТЕВАЯ КНИГА
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ
ЭТНОНИМЫ
РЕЛИГИИ МИРА
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ
КАРТА САЙТА
АВТОРЫ ХРОНОСА

СТОЛЫПИН

Выписка из письма  Е.Е. Лазарева, Кларан, Швейцария – Доктору И.И. Добровольскому , Петербург, Свечной пер., д. № 6, кв. 56

22 сентября 1911 г.

Вам, русским, воевать с внешними врагами не к лицу, остается внутренних врагов отыскивать. Но насчет внутренних врагов у вас сам Кулябко не разберет, кто враг, а кто сотрудник. Читаю я русские газеты по поводу киевских событий и вижу, что ни одному слову верить нельзя, врут самым бессовестным образом. Что ни день, то новая гипотеза. Кто такой Богров, охранник или революционер – никто не знает, или сказать не хочет. Застенок тщательно хранит тайну. И все здесь находятся в недоумении. Сначала выдвинули гипотезу, что это дело партии с.р., но в «Humanité» от 26 сентября н.с. заграничная делегация поместила официальное заявление, что к этому делу ни Центральный комитет партии, ни какая-либо из партийных организаций, ни групп не причастны. Никто с Богровым в сношениях не был и личность его с идейной стороны никому неизвестна. В одной из корреспонденций из Киева в «Русском слове» было замешано и мое имя. С разных концов Руси я стал получать вырезки из разных газет, где перепечатывалась означенная корреспонденция. Очевидно, меня побуждали высказаться печатно. Я уже хотел даже послать отзыв в «Русское слово», но меня удержала мысль: что же я могу сказать. Протестовать? Но против чего? Отрицать? Но что именно? Корреспонденция так идиотски составлена, что моя прикосновенность в сущности отрицается: когда приехала якобы какая-то дама из Парижа с революционными документами и деньгами для мистического «Николая Яковлевича», – меня в Петербурге не было, и что за моим отсутствием Кальманович (?!) поручил Богрову быть посредником вместо меня. Причем тут Кальманович и причем тут Богров – очевидный вздор, которому и охрана верить не может. Если под первым впечатлением Кальмановича, даже Кальмановича, арестовали, то будь я теперь в Питере, мне и подавно сидеть бы и сидеть в уютном месте. Как это ни нелепо само по себе, то будь я арестован в связи с убийством Столыпина и арестом Богрова, версия о том, что это дело партии с.р., приняла бы видимое правдоподобие: ведь и меня выслали в Сибирь за принадлежность к С.-Пе-тербургской организации с[оциал-]р[еволюционеров]. Но уж у меня репутация такова, но Кальманович-то тут при чем же? Для меня ясно, что связать Богрова с моим именем нужно было для охранников и особенно для Кулябки, чтобы убедить других охранников и сбить с толку общественное мнение. Направив сыск в сторону партийных сообщников Богрова, клика «Нового времени» стремится доказать, что Кулябко действовал заодно с Богровым и что он нарочно натравил последнего на Столыпина. За спиной Кулябко стоит и Спиридович и Веригин и сам Курлов, которые дали карт-бланш Богрову. Это одна охранная шайка. Естественно, чтобы выкарабкаться от такого обвинения, в их интересах сделать Богрова давно им известным и надежным охранником. Если бы Богров раньше и был нравственно и политически чист как ангел, и тогда в интересах Кулябко загрязнить его прошлое и выставить его нужным и ценным своим «сотрудником». Этим я и объясняю кивок Кулябко на меня и Кальмановича в связи с прошлой деятельностью Богрова. Ведь, по словам корреспондента, эти сведения исходят от лица, близко знающего Кулябко и порядки охранного отделения, т.е. от самого Кулябки. Там дальше говорится, что Богров в конце концов заявил, что историю с «Николаем Яковлевичем», с «Ниной Александровной», а значит и со мной и с Кальмановичем он, Богров, выдумал специально, чтобы обмануть Кулябко. Но Кулябко этой версии Богрова верит… Ему нельзя отказаться от этой веры: как он мог так опростоволоситься и пустить Богрова в театр. Ему нужно доказать и убедить всех, что Богров был ему давно известен как ценный охранник, его сотрудник, знавший меня и Кальмановича и таинственного «Николая Яковлевича». Ему нужно убедить начальство, что «Николай Яковлевич» не фантастическое лицо, а живая действительность, как и я, так и Кальманович. Я даже подозреваю, откуда идут корни его жалкой психологии. Он, Кулябко, знает меня лично, я его тоже знаю. Он жил рядом со мной целое лето и чуть ли не питался моим молоком, которое было столь прославлено самим братом покойного министра А. Столыпиным в его большой корреспондеции в «Новом времени», даже помнится, что чуть ли не в то памятное лето супруги Кальмановичи были у меня с визитом в Божи, и, пропустив последний поезд в Лозанну, ночевали чуть ли не в одном с Кулябко отеле. О том, что я был знаком с Кальмановичами, будучи в Питере, и иногда бывал у них, ему тоже могло быть известно и помимо Богрова. Говорил ли ему Богров обо мне, Кальмановиче, о приезде дамы и о таинственном «Николае Яковлевиче», или он сам это выдумал для своего оправдания – не разберет и сам квартальный. Но ясно, что партия Кулябки и Курлова должна из Богрова во что бы то ни стало сделать давно известного им «охранника». Для меня и для всех самый загадочный пункт и заключается в том, – был ли Богров действительно давно уже охранником или он им притворился впервые 26-го августа, когда впервые явился к Кулябко в Киеве – предупредив последнего о готовящемся покушении. Должен сознаться, что, несмотря на всеобщее убеждение, что Богров давно служил в охранке, я лично этому не верю. Я не только никогда не знал, но даже и не слыхал имени Богрова. «Новое время» утверждает, что Богров жил в Париже, вращался среди революционеров и входил в сношения с Рачковским и Паули. Но все мои знакомые-старожилы парижские о нем впервые слышат и «Новое время», излагая историю с Паули, бессовестно врет. История с Паули была 10 лет тому назад, когда Богров был еще мальчишкой, который и не мог входить в сношения с Рачковским. Вообще в это дело напущено столько туману, что разобраться в этом систематическом вранье нет никакой возможности. Был ли Богров давнишним сотрудником? – вот в чем тайна и гвоздь всего дела. Если исходить «с конца», приходится думать, что он таким не был. На это указывает все его поведение с 26-го августа, с момента свидания с Кулябко. Он вел себя до последней минуты как человек решительный и укрепленный. Фабула о том, что перед ним поставлена была дилемма революционерами: или быть объявленным провокатором, или убить Столыпина – абсолютно неприемлема. Революционеры такой дилеммы не ставили, и никто из них его не знает, ни как охранника, ни как революционера. Остается допустить, что он действовал единолично и на свой собственный страх, очень возможно – под влиянием тех жестокостей, которые совершались в Киеве над евреями перед приездом и ввиду приезда высоких гостей в Киев. Наступает, очевидно, такое настроение в разных слоях недовольных и преследуемых, когда террористические выступления являются самопроизвольным выходом из отчаянного положения. Это видно и на еврействе, и на финлядцах, и на крестьянах в столкновениях с землеустроителями. Вера и надежда на какой-либо благоприятный исход в ближайшем будущем у всех окончательно потеряна. Надежда на коллективные действия, на организационные выступления, на партийную помощь исчезли, и начинается индивидуальная самооборона, – положение для охраны наиболее затруднительное. Охране легко бороться с организованной системой: нужно только проникнуть в общие планы организации. Но что делать, когда каждое лицо является загадкой – охранник, обыватель или революционер? Борясь с партией, с организацией, охранники при всех допросах арестованным делали обыкновенно два предварительных предложения: 1) не желаете ли покурить? и 2) не желаете ли поступить «сотрудником» в охрану и тотчас выйдете на свободу. То и другое предложение очень часто принималось, и охрана торжествовала. В этом случае индивиды становились орудиями для борьбы с партиями и организациями. Теперь роли, по-видимому, меняются: индивиды избирают партии и организации орудием для борьбы с охраной и политическим правительственным террором. Партия с[оциал-]р[еволюционеров] избирается прикрыш-кой самых разнообразных индивидуальных выступлений. Наступает всеобщая неразбериха. Само правительство не знает, кто у него в охране: террорист или провокатор. Против Кулябки обратились за помощью к Трусевичу, автору провокационной системы и политики. Кто же был Богров – положительная загадка, которую лишь запутывает систематическое лганье «Нового времени» и других газет, не исключая и «Речи» . Что бы ни писали в газетах, а пока источник всяких сведений о Богрове – Кулябко и связанные с ним лица. Свидание же с лицами из общества ему не было позволено. Его удавили наспех. Общее мнение, что он давно был сотрудником, не вяжется со всем его поведением, которое фактически всем известно: он вел себя как принципиально убежденный человек, вызывающий невольное чувство удивления, кто бы он там ни был. Распространяли ложные сведения, что он хотел убить самого Кулябко или хоть «кого-нибудь», что он был трусом или сентиментальничал при виде «ласкового» Кулябки без ненавистного жандармского мундира… Все это не вяжется с поведением его во время и после убийства Столыпина. Говорят еще, что его совесть замучила, раскаяние, что служит в охранке и получает 180 руб. жалованья, но психологически это недопустимо: человек четыре года носит гнусную тяжесть на своем сердце. Да ведь за четыре года сам ангел привык бы к мысли о грехе и превратился бы в нераскаянного дьявола. После нескольких краж, вор начинает не понимать далее, что кража грех и преступление. Он считает себя виноватым только в том, что его поймали, а не пойман не вор, а добрый молодец на свой образец. Опять дело, самоубийство Муравьева… Все это напоминает похождения Рокамболя, тайны Мадридского двора и все фантазии авторов французских романов, претворенные в русскую действительность. Жаль, очень жаль, что поторопились задушить Богрова, он мог бы рассказать многое любопытное и интересное для правительства с охранниками и для революционеров и для русской публики. Эта поспешность с казнею и судом при закрытых дверях напоминают поспешность Кулябко при «самоубийстве» Муравьева в Киевской охранке.
Право, странное зрелище: и правительство и судебные власти и палач и присутствующие при казни союзники – представляются, какими-то слепыми, жалкими и потерянными. Как это ни странно, только один преступник, провокатор, охранный сотрудник развертывается во весь рост своей нравственной мощи и умирает героем. Воля ваша, психологически не понятно, как такой человек мог быть долгие годы охранником и оказать многие драгоценные услуги… Кулябко. Это психологическое противоречие било в глаза самим охранникам и потому они через «Новое время» и другие газеты распространяют слух, что он обещал выдать многое, если пощадят его жизнь.
<…>Прочтя корреспонденцию, где было замешано мое имя, я спросил сведущих лиц из Парижа – не посылали ли они какой дамы в Питер в указанное время, т.е. летом 1910 г. Мне ответили, что это сущий вздор, что ничего подобного не было и что это выдумки или Кулябки или Богрова. Всего чуднее: сведущие парижане в свою очередь, опираясь на тучи корреспонденции, сами меня спрашивали: не знаю ли я, кто такой Богров и что он за штука: охранник или идейный человек. Я рекомендовал обратиться к Трусевичу, который может быть, что-нибудь и выведает. Искали, говорят, по всей России сведущих людей своей партии: не знает ли кто и что-нибудь про героя… Но с грустью пришлось официально признаться: в партийных святцах одним святым меньше, чем все на свете предполагали первое время.
Какие бы охрана пакости не устраивала, а все-таки надеюсь в будущем году просить Вас снова приютить меня под Вашим гостеприимным кровом. В газетах читал: что Нина Александровна* давно уже арестована. Что с ней теперь и где она, ничего не знаю, Моя сослуживица по «Вестнику знания», очень милая девушка, и я буду рад, если Вы сможете сообщить, что о ней знаете. Тоже, вероятно, сидит под титулом с[оциал-]р[еволюционер]ки. Так и до сих пор не знаю, по какому поводу ее потревожили. Я, признаться, был бы рад, если бы она все еще сидела, потому что в версии охранки фигурировала рядом с «Николаем Яковлевичем» таинственная тезка «Нины Александровны».
Ныне и христианские имена носить опасно. Евреев ныне за это одно под суд отдают.
Вера Николаевна путешествует по городам и по итальянским озерам. Жду писем от Вас и адрес Николая Васильевича.

Примечания:

* На письме помета: Антонина Александровна Мякотина.

ГА РФ. Ф. ДП. Оп. 265. Д. 497. Л. 21–24. Перлюстрация.

Электронную версию документа предоставил Фонд изучения наследия П.А.Столыпина

www.stolypin.ru/


Здесь читайте:

Столыпин Петр Аркадьевич (биографические материалы)

Тайна убийства Столыпина (сборник документов)

Богров Дмитрий Григорьевич (1887-1911). Из еврейской семьи, убийца Столыпина

Вадим Кожинов в кн. Россия век XX глава 3

Платонов О.А. История русского народа в XX веке. Том 1 глава 27  и  глава 28

Анна Герт Столыпинская утопия в контексте истории

 

 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА


Rambler's Top100 Rambler's Top100

Проект ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

на 2-х доменах: www.hrono.ru и www.hronos.km.ru,

редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС