|
|
Выписки из писем за октябрь 1911 г.
ВЫПИСКА ИЗ ПИСЬМА НЕУСТАНОВЛЕННОГО АВТОРА, Киев –
А.С. АНУЧКИНОЙ, Варшава
11 октября 1911 г.
В «Киевлянине» пишут, что Трусевичу предложено ограничиться только
охранным отделением. В Киеве усиленно говорят, что назначенный ревизовать
Трусевич заинтересован в охране и его права еще ограничили, чтобы не было
разоблачено все, так как замешаны слишком высокие особы. Вот безобразие!
ГА РФ. Ф. ДП. Оп. 265. Д. 508. Л. 64. Перлюстрация.
ВЫПИСКА ИЗ ПИСЬМА Г.Г. ЧАПЛИНСКОГО, Киев –
А.В. ЛЯДОВУ , Петербург, Министерство юстиции
11 октября 1911 г.
Дело о соучастниках Богрова обещает разрастись и дать много интересного.
У нас задержан уже один еврейчик, не только несомненный участник
организации, но, по-моему, и соучастник убийства П.А. Сто-лыпина. На него
следствие наталкивалось уже 1½ года назад по делу о взрывчатых веществах,
обнаруженных в Киеве, но охранное отделение все уверяло, что его никак
нельзя обнаружить и задержать, так как настоящее его имя неизвестно.
Поневоле возникает вопрос, не был ли и он агентом. Я рассказал подробности
дела Корсаку, чтобы использовать их в ревизии.
ГА РФ. Ф. ДП. Оп. 265. Д. 508. Л. 65. Перлюстрация.
ВЫПИСКА ИЗ ПИСЬМА* И. ВЕТРОВА , Ишим –
М-ЛЬ КНИЖНИК, рю ди Кардинал ле Муан, 71, Париж
19 октября 1911 г.
Дорогой товарищ. Направляю к Вам письмо, которое прошу огласить в печати
в органе Вл[адимира] Львовича [Бурцева] или у Ж. Грава
<…>
Приложение.
Берлинский корреспондент «Русского слова» г[осподин] Троцкий поместил с
месяц назад в «Русском слове» интервью с родителями Дмитрия Богрова, которое
дает понять, что у Дмитрия Богрова не могло быть никаких сношений с охраной.
К сожалению, мне приходится присоединиться к утверждению официальных
источников, что Дм. Богров был именно провокатором. Мне пришлось некогда
иметь некоторую прикосновенность к Д. Богрову и сейчас я уверен, что именно
из-за него был так скоро арестован по прибытии в Россию. Мне известно, что
отец Дм. Богрова был в приятельских отношениях с бывшим начальником охраны в
Киеве генер[алом] Новицким , с которым он играл в карты в Дворянском клубе.
Это я знаю по следующему личному поводу: когда я был арестован в феврале
1902 г. за речь перед товарищем министра Зенгером, местный присяжный
поверенный Г., который мне тогда очень симпатизировал и в доме которого я
встречал Дм. Богрова, тогда еще гимназиста, предпринял, без моего ведома,
попытку похлопотать за меня через Богрова-отца перед ген[ералом] Новицким во
время игры в карты. Из этого ходатайства ничего не вышло, но это к делу не
относится. Впервые я услышал затем о Дм. Богрове как о прикосновенном к
политике только в начале 1908 г., когда я жил в Париже. Как представитель
при эмиграционной кассе от русских анархистов и как теоретик анархизма, я
невольно сталкивался почти со всеми анархистами, эмигрировавшими из России в
Париж. Некоторые киевские анархисты рассказывали мне, что Дм. Богров
«работает» как анархист. Бывший редактор «Черного знамени» рассказывал мне,
что встречал Богрова вы Киеве. Все отзывались о нем, как о деятельном и
преданном делу работнике, кладущем в работу всю душу. В августе 1908 г. я
получил из Киева от Дм. Богрова письмо, где он просит меня возбудить
расследование о подозрении его некоторыми лицами в провокации для
реабилитации его имени. Помня Дм. Богрова еще гимназистом и зная, что отец
его – миллионер, наконец, имея в виду среду, в которой жил Богров, я менее
всего мог думать, что он – провокатор. К тому же в то время была какая-то
мания всюду видеть провокаторов. Мне пришлось даже видеть одну жертву этой
шпикомании – навеки искалеченного товарища по одному совершенно вздорному
предположению. Но все же я переговорил с некоторыми лицами, знавшими Богрова
и работавшими с ним. Один ознакомил меня и с теми «вздорными», по его
мнению, «наветами», которые делались на Богрова еще при нем, и в результате
мы решили компрометирующего расследования не предпринимать, а просто послать
Богрову успокоительное письмо, что мы и сделали. На это письмо ответа
получено не было. Через несколько месяцев, в декабре 1908 г. или в январе
1909 г., когда я уже решил уехать в Россию и искал паспортную книжку для
проживания в России (об этом Богров мог знать через лиц, с которыми я
переписывался и которые ему доверяли, как и я), я получил неожиданно от Дм.
Богрова письмо из Мюнхена, куда он только что приехал из Киева. Жалуясь на
издерганные нервы, он просил меня прислать ему анархич[еской] литературы и
спрашивал, не может ли он быть мне чем-нибудь полезен. Я послал ему разной
литературы и, между прочим, спросил, не может ли он помочь мне достать
паспорт для проживания в России, именно в Москве, сообщая, что паспорт для
переезда границы я уже достал. Он немедленно ответил, что может помочь, но
надо подождать недели 2–3. Действительно, вскоре он прислал мне паспорт,
уверяя, что он – железный. Показав этот паспорт одному весьма опытному
приятелю с.р., я получил подтверждение, что паспорт надежен. Но я попал не
прямо в Москву, я сначала в Петербург, где застрял на месяц, но не успел
уехать, как был арестован в Петербурге и после отсидки сослан в Сибирь.
Застрелившийся в 1908 г. на киевском вокзале А. Гройсман, бывший редактор
«Буревестника» и ближайший его товарищ Ольга Таратута мне писали, что 2 лица
были выданы и преданы, но не знали кем. Теперь я не сомневаюсь, что это
«дело» Дм. Богрова.
И. В-в.
ГА РФ. Ф ДП.ОО. 1911. Д. 124. Т. IV. Л. 75–75об. Перлюстрация.
Примечания к письму:
* На письме помета: Книжник Алексей Израиль Шмуйлов-Самуйлов.
ПИСЬМО НЕУСТАНОВЛЕННОГО АВТОРА, Львов –
И.И. ТАРНОВСКОМУ, Киев, редакция газеты «Киевская мысль»
21 октября 1911 г.
«Провокация в Киевской охране»
Пользуясь случаем разоблачения организаторских талантов по части провокации
г[осподина] Кулябко, считаю полезным указать обществу (а одновременно и
ревизии г[осподина] Трусевича) на тот факт, что отцом насаждения провокации
в Киеве явился Спиридович, пользующийся доверием и покровительством
высокопоставленных лиц.
Сам Спиридович едва, правда, не пал жертвою своей тактики. В 1904 г.
рабочий-столяр Петр Руденко выстрелами из браунинга опасно ранил Спиридовича
недалеко от здания, где помещалась охрана. Спиридович получил сквозную рану
в области груди, но выздоровел и факт покушения пошел ему на пользу, так как
его перевели в Петербург с повышением, помощником начальника дворцовой
охраны генерала Дедюлина.
Причиною покушения со стороны Петра Руденко на Спиридовича явился тот факт,
что Спиридович сманил Руденко в ряды «сотрудников», пользуясь угнетенными
состоянием духа подростка-юноши, первый раз попавшего в тюрьму по
политическому делу.
Руденко несколько месяцев «проработал» в охране, но совесть его заговорила и
по собственной инициативе, смывая позорное пятно с души, юноша вышел с
браунингом против своего «работодателя».
Руденко сначала благополучно бежал, но впоследствии был арестован и
приговорен к четырем месяцам каторжной тюрьмы (тогда еще не вешали так
свободно, ибо не было «конституции»).
Не мешало бы сенатору Трусевичу разыскать рабочего Петра Руденко (отец
которого жил в 1907 г. в Киеве) и порасспросить его о нравах, порядках и
методах «работы» охранного отделения.
Для редакции: Инженер Владимир Антонович Молчанский.
Адрес: Львов – Галиция, улица Хржановского, 9.
ГА РФ. Ф. ДП. Оп. 265. Д. 499. Л. 50. Перлюстрация.
ВЫПИСКА ИЗ ПИСЬМА НЕУСТАНОВЛЕННОГО АВТОРА, Париж –
АРЬЕВУ, ДЛЯ СОЛОМОНА, Одесса, ул. Греческая, д. 15
29 октября 1911 г.
Дорогой товарищ Гриша. Киевский первосентябрьский скандал раскрыл глаза
общественному мнению, до чего нецелесообразны система и тактика
правительственной охраны для подавления революции, и как эта охрана попала в
такое позорное и смешное положение, что, несмотря на оправдание перед
обществом (посылка Трусевича для расследования), выходит, что она сама себя
ревизует, выходит, что вор вора обокрал, так как Трусевич сам провокатор и
шпион, и состоял, и состоит охранником. Мол, с Высочайшего соизволения
посылаем сенатора Трусевича, Герасимовых и Ко ревизовать Киевское охранное
царство, ибо оно мало дань платило обер-ханству. Но как бы то ни было, мы
должны еще благодарить столыпинского обер-камергера (провокатора Богрова),
что все-таки хорошо и ловко снял или смыл с пути первого вешателя… О, не
стоит много говорить о таких личностях, а затем – надо им дать спать, не
тревожить их сладкие сны… Относительно господина Столыпина есть многое, что
говорит, но воздержусь по известной тебе причине… Я, конечно, не боюсь, но
для тебя когда-нибудь может выйти неприятность, а в особенности в нашей
закабал[енн]ой, феодальной стране, – где реакция, произвол и
полицейско-охранное правительство, там немыслимо свободно высказать свое
убеждение, мировоззрение и взгляд на дело…
ГА РФ. Ф. ДП. Оп. 265. Д. 500. Л. 12. Перлюстрация.
ВЫПИСКА ИЗ ПИСЬМА В.А. ДЕДЮЛИНА, Ливадия –
Н.А. ДЕДЮЛИНУ , Петербург
30 октября 1911 г.
Что за публика здесь, среди которой мне шестой год приходится вертеться,
никогда не разберешь и не поймешь, чего кто из них хочет. 1 сентября до того
растерялись, что хотели устроить бегство из Ки-ева и только хозяева сами, да
я с бароном удержали все на месте и выполнили все до конца. Очень
неблагоприятное впечатление произвел на меня В.Н. Коковцов, испугавшийся
общественного мнения и жидовского погрома. Он создал из несчастного и
ужасного случая, сам того не сознавая, что действует в угоду врагам порядка,
целый поход против всего полицейского ведомства, быть может, и далеко не
совершенного, но все-таки единственного, на котором держится наш порядок и
спокойствие. Он дал пищу потокам грязи и помоев, вылитых на несчастного
Курлова и всю его часть, а заодно, хоть и не очень громко называя, и на
меня.
Курлов виноват, как всякий старший начальник части, но сам он лично, по
моему глубокому убеждению, не сделал никакого промаха, никакой ошибки или
глупого, рискованного шага. Я твердо убежден, что он не знал о способе
использования Кулябко своего сотрудника и о проводе Кулябкой Богрова в
театр. Иначе бы он этого от меня не скрыл и со мною посоветовался бы. В
таком же положении оказался с головы до ног облитый помоями самой лживой и
злостной травли и несчастный Спиридович, которого дело политического розыска
и работа охранных отделений не касались совершенно.
В отношении ко мне хозяев никакой перемены пока не замечаю, но работать наше
дело, при настоящей обстановке, более чем тяжело и нервы натянуты до
невозможности. Жду результатов ревизии Трусевича, так как для меня до сих
пор не определена картина случившегося. Исследованием происшествия заняться
самому не было возможности, так как надо было, не покладая рук, делать свое
дальнейшее дело не только день за днем, но также час за часом.
Уж слишком противно положение дворцового коменданта и при кажущемся высоком,
почетном и могущественном его положении, слишком велико сознание
беспомощности от неожиданных обстоятельств. Не знаю, хватит ли у меня сил и
духу, несмотря на мою фанатичную преданность хозяевам, продолжать тянуть эту
гнетущую лямку.
ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 511. Л. 48–48об. Перлюстрация.
Электронную версию документа предоставил Фонд изучения
наследия П.А.Столыпина
www.stolypin.ru/
Здесь читайте:
Столыпин Петр
Аркадьевич (биографические материалы)
Тайна убийства Столыпина
(сборник документов)
Богров Дмитрий Григорьевич
(1887-1911). Из еврейской семьи, убийца Столыпина
Вадим Кожинов в кн. Россия век XX глава 3
Платонов О.А. История русского народа в XX веке.
Том 1 глава 27
и глава 28
Анна Герт Столыпинская
утопия в контексте истории
|
