Столыпин Петр Аркадьевич

1911 г.

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

На первую страницу

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Протокол допроса товарища прокурора Петербургской судебной палаты Н.В. Брандорфа

29 сентября 1912 г.

1912 года, сентября 29 дня сенатор Н.З. Шульгин производящий по Высочайшему повелению предварительное следствие по делу о бывшем товарище министра внутренних дел П.Г. Курлове, отставном статском советнике Веригине, полковнике Спиридовиче и отставном подполковнике Кулябке, обвиняемых в преступных по службе деяниях, допрашивал в гор. С.-Петербурге в качестве свидетеля, с соблюдением требования 443 ст. Уст. угол. суд., нижепоименованного, который на предложенные вопросы показал: Брандорф, Николай Васильевич, 41 года, православный, статский советник, товарищ прокурора С.-Петербургской судебной палаты, жительствую в гор. Царском Селе, Петербургской губернии, по Новой улице, в д. № 6. С обвиняемыми по на-стоящему делу ни в каких особых отношениях не состою. В прошлом году, во время пребывания Их Императорских Величеств в Киеве, я состоял прокурором местного окружного суда и, по своей должности, находился 1 сентября на парадном спектакле в городском театре в Высочайшем присутствии. В тот момент, когда Богров стрелял в покойного председателя Совета министров Столыпина, я не был в зрительном зале и узнал об этом злодейском преступлении от вбежавших в курительную комнату лиц; я тотчас же направился к входу в зал и здесь встретил толпу народа, которая тащила Богрова в коридор. Я, с помощью нескольких лиц и, кажется, жандармского подполковника Иванова, принял меры к получению Богрова в свои руки, когда это удалось, то мы, при содействии нижних чинов полиции, отнесли Богрова в коридор и положили на пол за перегородку с вешалками; тут он быстро пришел в себя, встал на ноги и тогда я приступил к его обыску, причем по найденным у него документам установил его личность и отыскал у него в кармане его театральный билет. На мой вопрос, откуда он достал этот билет, Богров заявил мне, что даст мне ответ только с глазу на глаз, после же моих повторных настойчивых требований, Богров после длительного колебания, сказал мне, что билет дал ему Николай Николаевич, а на мой вопрос, какой Николай Николаевич и не Кулябко ли, ответил утвердительно. В это время к Богрову подошел прокурор палаты Чаплинский, которому я и доложил обо всем. Из слов Богрова нам стало ясно, что между появлением его в театре и действиями Кулябки существует какая-то связь. Поэтому, когда вслед затем ночью, во время опроса в порядке дознания Богрова, в театр явился полицейский пристав Тюрин и обратился к прокурору палату с докладом о том, что Кулябко требует Богрова в охранное отделение, то прокурор палаты приказал Тюрину передать Кулябке, что Богров прислан не будет, а что, напротив, он, Кулябко, должен немедленно явиться в театр для допроса. В третьем часу ночи Кулябко явился и был допрошен судебным следователем в моем присутствии, причем он путался в своих объяснениях, переиначивал свои показания и в общем произвел впечатление человека, не говорящего правды. На предложенный ему вопрос, знал ли генерал Курлов заранее о том, что Богров будет находиться в театре, Кулябко сначала ответил, что обо всех своих действиях по охране он докладывал г[енералу] Курлову, из чего можно было заключить, что о пребывании Богрова в театре г[енерал] Курлов знал, но затем Кулябко тотчас же стал утверждать, что он пустил Богрова в театр по собственной инициативе и что об этом он доложил г[енералу] Курлову только во втором антракте почти непосредственно перед событием преступления, при допросе Богрова жандармским подполковником Ивановым я не присутствовал все время, ибо был занят другими неотложными действиями, и наблюдал за этим допросом товарищ прокурора палаты Царюк, но я несколько раз входил в комнату, где допрашивали Богрова и прислушивался к некоторым частям его показания. Отчетливо помню, что на этом допросе Богров заявил, что, принадлежа к группе анархистов и намереваясь совершить террористический акт, он имел в мыслях покуситься на Священную особу Государя Императора. Эта часть его показания оказалась незаписанной в протоколы опроса. Когда на следующий день прокурор палаты, судебный следователь Фененко и я отправились в крепость для допроса Богрова в качестве обвиняемого, то на предложенный мною вопрос по этому поводу Богров сначала ответил, что намерение совершить покушение на жизнь Государя Императора он имел в отдаленном прошлом, но оставил таковое, ибо опасался, что подобное деяние вызовет еврейский погром. Когда же ему было предложено записать эту часть показания, то он видоизменил ее и стал говорить, что такого определенного намерения у него никогда не было, что, в частности, в театре он вовсе не имел в виду особы Государя Императора и что слова его надлежит понимать в том смысле, что он, как анархист, в принципе допускал идею о цареубийстве, но осуществить ее лично никогда не намеревался. В конце концов Богров отказался записать эту часть показания, и тогда нами тремя был составлен протокол со включением в него вышеприведенных слов Богрова. После совершившегося в театре покушения все ожидали, что Кулябко будет немедленно устранен от должности, а, между тем, он продолжал исполнять свои обязанности и произвел массу арестов, не сообщая ни прокурорскому надзору, ни следователю об их основаниях. Тогда я счел нужным довести до сведения прокурора палаты, что пребывание Кулябко в должности, помимо общего ропота, может вредно отозваться на ходе следствия и прокурор палаты 3 сентября вместе со мной отправился к генералу Курлову. Этот последний в разговоре по поводу Кулябко заявил, что он предполагает перевести его куда-нибудь из Киева, но не считает возможным сделать это немедленно, «чтобы не подумали, что перевод его связан с преступлением Богрова»; при этом г[енерал] Курлов сказал, что все происшедшее он приписывает несчастной случайности, от которой не гарантированы даже лучшие исполнители служебного долга, но что, во всяком случае, он принимает на себя всю ответственность за действия Кулябки, ибо был вполне осведомлен об этих действиях. Однако затем г[енерал] Курлов объяснил, что о пребывании Богрова в театре ему заранее не было известно, что на это он не дал бы своего согласия и что об этом он узнал от Кулябки только во втором антракте, после чего немедленно потребовал удаления Богрова, что Кулябко и пошел исполнять, а непосредственно вслед за этим и раздались выстрелы Богрова в зрительном зале. После беседы с прокурором палаты генерал Курлов согласился временно устранить Кулябку от должности начальника охранного отделения и исполнение этой обязанности передал начальнику Киевского губернского жандармского управления полковнику Шределю. Вместе с тем генерал Курлов выразил желание, чтобы Кулябке было дано свидание наедине с Богровым, так как этим путем, по мнению г[енерала] Курлова, Кулябке удастся «в силу предшествовавших близких отношений с Богровым» получить от него правдивые и ценные сведения по поводу совершенного им преступного деяния. На эту просьбу прокурор палаты сначала ответил согласием, но затем, по надлежащем обсуждении, решил свидания не давать, о чем и доложил прибывшему в Киев господину министру юстиции. Таким образом, с момента задержания Богрова и до суда над ним, Кулябко Богрова не видел. На суде Богров изменил свои первоначальные объяснения и показал, что убийство статс-секретаря Столыпина было им совершено по требованию парижской группы анархистов «Буревестник», при этом он рассказал, что до конца 1906 года он состоял в партии анархистов-коммунистов, но затем убедился, что члены этой партии отличаются недобросовестностью и больше смахивают на разбойников, чем на революционных деятелей; тогда он, будучи во временном материальном затруднении вследствие проигрыша в карты, решил предложить свои услуги начальнику охранного отделения Кулябке, который и принял его на службу в качестве сотрудника, посоветовав ему не прерывать связей с партией анархистов и для видимости продолжать числиться ее членом. Так он, Богров, и поступил, причем все получаемые им сведения о деятельности партии передавал Кулябке, которому и помог этим способом раскрыть многие серьезные политические преступления. За свою службу Богров получал от Кулябки вознаграждение в размере от 100 до 150 руб. в месяц, хотя в деньгах этих, будто бы, не нуждался. Так продолжалось несколько лет, после чего он уехал из Киева сначала за границу, а потом в Петербург, где, по рекомендации Кулябки, обратился с предложением сотрудничества к местному начальнику охранного отделения фон Коттену, который принял его предложение, но которому он никаких сведений не доставлял, за неимением таковых. В начале 1911 года Богров заболел в Петербурге и поехал лечиться за границу, откуда вернулся весною в Киев. Но еще раньше этой поездки, кажется, в начале 1910 г. (в точности этого не помню), ему пришлось вести переговоры с представителем партии анархистов-коммунистов Петром Лятковским по поводу того, что некоторые члены этой партии, в том числе Тыш и Черный, содержавшиеся в Лукьяновской тюрьме (в г. Киеве), получили сведения об его сотрудничестве в охранном отделении. По этому поводу Лятковский сделал ему словесный запрос и представил несколько писем, но так как имевшийся в распоряжении Лятковского материал не отличался достоверностью, то он, Богров, сумел разуверить Лятковского. Затем весной 1911 года к нему явились два неизвестных ему лица и от имени партии анархистов предъявили требование о представлении отчета в израсходовании бывших у него на руках партийных денег, часть которых, по их мнению, была растрачена им; при этом они вскользь снова упомянули об его провокационной деятельности. Уплатив требуемый недочет, Богров, по его словам, считал себя окончательно выбывшим из партии анархистов и, так как его служба в охранном отделении к тому времени была фактически закончена, то он намеревался, не возобновляя ее, посвятить себя деятельности присяжного поверенного и создать себя известное материальное и общественное положение. Но в начале лета, во время пребывания его на даче около станции Потоки, он получил из заграницы письмо, в котором ему подробно излагались доказательства его провокационной деятельности и предлагалось или реабилитировать себя, или быть опозоренным путем разглашения всех его действий. Это пись-мо произвело на него удручающее впечатление, так как сообщенные в нем факты были вполне достоверны и не поддавались отрицанию. Тогда он стал думать, как ему выйти из этого положения, но ни к какому определенному результату не приходил. В это время, а именно в начале августа, к нему явился некий «Степа», который был ему известен как террорист, убивший в Екатеринославе офицера (как впоследствии оказалось – Виноградов), и заявил, что ему, Богрову, оправдаться перед партией нельзя и что единственный для него выход – это совершить убийство кого-либо из представителей власти, что желательно было бы лишение жизни Кулябки, но что, впрочем, на предстоящих киевских торжествах «у него будет выбор большой» и что этот террористический акт он должен совершить до 1 сентября, в противном случае сам будет убит. Находясь в таком безвыходном положении, он, Богров, решил застрелить Кулябку и для этого отправился в Киев, где 27 августа явился к Кулябке, которому рассказал вымышленную историю о прибывших в Киев бомбистах Николае Яковлевиче и Нине Александровне. Эту историю он придумал для того, чтобы снова вступить с Кулябкой в тесные отношения, благодаря которым мог бы выбрать подходящий момент для его убийства. Однако, на это преступление он не решился, ибо Кулябко обращался с ним слишком приветливо и доверчиво. Между прочим, Кулябко однажды спросил его, не нужны ли ему билеты на торжества, но он ответил отказом. Когда же он убедился, что на убийство Кулябки у него не хватит решимости, то он вспомнил упомянутое предложение Кулябки и обратился к нему с просьбой дать билет в Купеческое собрание, предполагая там стрелять в кого-нибудь из министров. Получив этот билет и очутившись в Купеческом саду он, однако, намерения своего выполнить не мог, ибо Государь Император и все сопровождавшие его лица прошли слишком далеко от него. Тогда он решил исполнить свой замысел в городском театре и попросил у Кулябки билет, который и получил беспрепятственно, при этом он сообщил Кулябке следующий вымышленный факт: по его словам, бомбист Николай Яковлевич находился у него на квартире и требовал от него, Богрова, чтобы он занимался слежкой министров и, в частности, находился бы в театре, чтобы следить за Столыпиным и как только тот направится к выходу, дать условный знак для выполнения назначенного на эту ночь покушения; с другой стороны, ему, Богрову, необходимо было быть изолированным от Николая Яковлевича, чтобы в момент предполагаемого в эту ночь ареста его не очутиться вместе с ним и не потерпеть провала, как агенту охранного отделения. Всему этому рассказу Кулябко поверил и согласился дать билет. По объяснению Богрова, при этой беседе присутствовал Веригин, который даже предлагал Богрову свой билет. Отправившись в театр, он, Богров, не решил твердо, в кого он будет стрелять, и благодаря этой нерешимости пропустил даже первый антракт, но когда во втором антракте Кулябко подошел к нему и, заявив, что он беспокоится, как бы Николай Яковлевич не ускользнул из его квартиры мимо цепи филеров, потребовал, чтобы он шел домой, то Богров, оставаясь без наблюдения со стороны Кулябки, направился в зрительный зал и, заметив стоявшего около оркестра Столыпина, направился к нему по совершенно свободному проходу и, приблизившись почти вплотную, произвел два выстрела из револьвера «браунинг». По словам Богрова, он действовал будто бы почти бессознательно и если бы заметил кого-нибудь в проходе на своем пути, то, вероятно, не совершил бы преднамеренного преступления. При допросе на суде Кулябки, он в общих чертах подтвердил те части показания Богрова, которые до него относились и о которых свидетельствовал на предварительном следствии. Вместе с тем, он заявил, что о рассказе Богрова по поводу бомбистов он докладывал ген[ералу] Курлову, а тот, в свою очередь, хотел доложить Столыпину, но исполнил ли это или нет, ему неизвестно. Кроме того, Кулябко заявил, что обо всех своих действиях и распоряжениях по охране он в подробностях докладывал ген[ералу] Курлову. Насколько мне помнится, Кулябко на суде не говорил определенно, что генералу Курлову было заранее известно о пребывании Богрова в театре в зрительном зале, но, быть может, эта часть показания Кулябки ускользнула от моего внимания.

Николай Брандорф.

Сенатор Н. Шульгин.

ГА РФ. Ф. 271. Оп. Д. 27. Л. 142–150. Подлинник.

Электронную версию документа предоставил Фонд изучения наследия П.А.Столыпина

www.stolypin.ru/

Здесь читайте:

Столыпин Петр Аркадьевич (биографические материалы)

Тайна убийства Столыпина (сборник документов)

Богров Дмитрий Григорьевич (1887-1911). Из еврейской семьи, убийца Столыпина

Вадим Кожинов в кн. Россия век XX глава 3

Платонов О.А. История русского народа в XX веке. Том 1 глава 27  и  глава 28

Анна Герт Столыпинская утопия в контексте истории

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

Проект ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

на 2-х доменах: www.hrono.ru и www.hronos.km.ru,

редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС