|
Из стенограммы допроса М.И. Трусевича
4 мая 1917 г.
<…> Председатель. – <…> Скажите, пожалуйста, Вы производили расследование
по поводу действий Курлова? Мы не будем касаться того, что выражено в Вашем
докладе. Нам бы хотелось спросить Вас изустно, в нескольких словах, как Вы,
ревизовавший дело об убийстве Столыпина, относились к участию в этом деле
Спиридовича, Кулябко и самого Курлова?
Трусевич. – Я не знаю, у Вас был всеподданнейший доклад или черновик?
Секретарь. – Все производство.
Трусевич. – Мне задача была поставлена весьма узкая. В конце концов, это
было производство расследования, по поводу убийства Столыпина, организации
охраны его величества и высших должностных лиц в Киеве. Для меня, конечно,
это было самое тяжелое дело, какое только выпадало на мою долю, потому что
это был, можно сказать, вихрь предположений. Высказывались и крайние
предположения – о злоумышлении убийства Столыпина ген[ералом] Курловым;
другие говорили, что абсолютно ничего нет, что это просто примазка Кулябки.
В этих пределах надо было найти ту точку, которая отвечала действительности.
Было давление со всех сторон, но я считаю, что мы провели это дело довольно
удачно. Ни в одну из крайностей не впали, а выяснили хорошую середину,
которая дала основание для предания Курлова и его помощника суду за
бездействие и превышение власти. Два обвинения было. Надо сказать, что
обвинение было поставлено в Государственном совете совершенно в соответствии
с моим всеподданнейшим докладом. Хотя потом было произведено предварительное
следствие сен[атором] Кузьминым*, но я старался вести расследование
настолько объективно, а это не особенно часто бывает, что административное
расследование вылилось в то самое обвинение, которое было в постановлении
Государственного совета. Я тогда лечился. Меня вызвали, не спрашивая моего
согласия, как сенатора. Я явился и выяснил вопрос относительно того, какова
моя задача, затем сразу обратился в департамент полиции и взял там дело. При
этом оказалось, что департамент полиции был устранен от участия в этом
киевском деле. Затем я отправился в Киев. Курлов и Веригин находились в
Петербурге, Кулябко был в Киеве, а Спиридович в Ливадии, и мне приходилось
разбрасываться. В Киеве я явился в охранное отделение и отобрал все
документы. Затем приступил к допросу Кулябко. Кулябко давал крайне сбивчивые
показания, и все вертелось на вопросе, был ли осведомлен Курлов о том, что
агент Богров был допущен в театр. Я установил, что он еще два раза был в
толпе, в которой находился Столыпин. Кулябко после упорных, с его стороны,
запирательств все-таки признал это. Я боялся, главным образом, что Кулябко
свалит вину на Курлова и прикроется его приказанием. Поэтому надо было вести
дело чрезвычайно осторожно. В моем протоколе, я думаю, заметно, что в конце
концов я вывел его на эту дорожку, мне стало ясно, что Курлов был осведомлен
об этом. По отношению к Кулябке была обнаружена растрата с подлогом. Это
дело было выделено и направлено, и он был осужден. Затем, относительно
Курлова, было установлено, что Курлов был осведомлен о том, что агент был
допущен в театр. Дело было поставлено чрезвычайно неудачно, проверки не было
никакой. Я сам установил целый ряд фактов, которыми можно было проверить все
заявления этого Богрова. Припоминаю, что так какой-то Николай у него на
квартире сидел. Оказывается, там была прислуга, к которой один из филеров
ходил в гости, и самое пребывание этого Николая в квартире можно было
проверить 20 раз. И было бы обнаружено, что эта была сплошная ложь со
стороны Богрова. Это я поставил в вину Кулябке.
Председатель. – Вы не ставили своей задачей установить, не был ли Курлов
прикосновенен к самому факту убийства Столыпина?
Трусевич. – В каком смысле прикосновенен?
Председатель. – В том, чтобы он принимал некоторое участие?
Трусевич. – Т.е., что это было организованное убийство? Я начал с этого. На
этом вопросе пришлось остановиться, потому что в публике, в особенности в
кругах, близких к Столыпину, высказывалось это; но я должен сказать, что
если бы даже подобного рода мысль и явилась, то она была бы выполнена
как-нибудь иначе, а не так, как это было в данном случае, потому что
привлечь к участию целый ряд людей, – это было бы совершенно…
Председатель. – Кого Вы имеете в виду?
Трусевич. – Веригина, Спиридовича и Кулябку.
Председатель. – Могли быть свои люди.
Трусевич. – Я говорю, что если бы человек вел дело на умышленное убийство
Столыпина, то они с Веригиным сделали бы как-нибудь иначе. Мне это
представляется совершенно немыслимым. Затем я скажу одно: мотив какой-нибудь
должен быть; занять место Столыпина – единственный мог быть мотив, потому
что существовали ли какие-нибудь разницы в их программе, я, по правде
сказать, не знаю.
Председатель. – У Вас не было указаний на то, что Столыпин был неприятен
Распутину ?
Трусевич. – Нет. Я тогда о Распутине ничего не слыхал. Это было в 1911 году,
– я тогда занимался географическим исследованием Кавказа, от этих сфер стоял
далеко, и был ли тогда Распутин или нет, не знаю. Может быть, я что-нибудь и
слыхал о каком-нибудь старце, но чтобы Распутин уже в то время влиял на
государственное управление, – я сомневаюсь. Я останавливаюсь на этом
вопросе, так как умышленное убийство было бы бесцельно, потому что устранять
Столыпина, как политического противника, у Курлова не было оснований;
значит, единственный мотив мог быть карьеристический. Но ведь этим убийством
он губил себя, потому что, раз он охранял и при нем совершилось убийство,
шансы на то, чтобы занять пост министра внутренних дел, падали, – он самую
почву у себя из-под ног выбивал этим, и выбил <…>
Примечания:
* Так в тексте. Имеется в виду сенатор Н.З. Шульгин.
ГА РФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 353. Л. 17–18. Маш. экз.
Опубл.: Падение царского режима. М.–Л., 1927. Т. III. С. 230–232.
Электронную версию документа предоставил Фонд изучения
наследия П.А.Столыпина
www.stolypin.ru/
Здесь читайте:
Столыпин Петр
Аркадьевич (биографические материалы)
Тайна убийства Столыпина
(сборник документов)
Богров Дмитрий Григорьевич
(1887-1911). Из еврейской семьи, убийца Столыпина
Вадим Кожинов в кн. Россия век XX глава 3
Платонов О.А. История русского народа в XX веке.
Том 1 глава 27
и глава 28
Анна Герт Столыпинская
утопия в контексте истории
|