|
|
Протокол допроса Н.В. Брандорфа
14 июля 1917 г.
1917 года, июля 14 дня командированный в Чрезвычайную следственную
комиссию для производства следственных действий К.И. Бу-вайлов допрашивал, с
соблюдением ст. 443 Уст. угол. суд., нижепоименованного свидетеля, который
показал:
Николай Васильевич Брандорф, 46 лет, товарищ обер-прокурора общего собрания
Прав[ительствующего] Сената, православный, живу в Царском Селе, по Новой
ул., д. № 6, кв. № 7, под судом не был.
В 1911 году, когда я состоял в должности прокурора Киевского окружного суда,
в Киеве ожидался приезд государя, ныне отрекшегося от престола, – и по этому
поводу с весны начался ряд приготовлений по организации охраны.
Первоначально, как я это знаю со слов бывшего киевского генерал-губернатора,
Фед[ора] Фед[оровича] Трепова, с которым я часто соприкасался по службе и
который неоднократно советовался со мной по разным вопросам, – организация
охраны была поручена ему, но затем, кажется в начале мая, пришло
распоряжение из Петрограда об устранении Трепова от этого дела и о передаче
такового в руки Курлова с подчинением ему всех органов местной власти. Для
осуществления возложенной на него задачи Курлов приехал в Киев за несколько
дней до прибытия царской фамилии, – о [том,] какие им принимались меры до
него – мне совершенно неизвестно, так как я, по установившемуся в Киевском
прокурорском надзоре порядку, не ведал политическими делами, а потому не
соприкасался с деятельностью местного гражданского управления и охранного
отделения, каковые учреждения находились под наблюдением товарища прокурора
палаты и командированных в его распоряжение двух товарищей прокурора суда.
Могу только удостоверить, что, по доходившим до меня довольно основательным
слухам, сам Курлов мало занимался делами охраны, а проводил время
преимущественно в развлечениях и кутежах. Когда в Киев прибыл покойный
Столыпин и остановился в генерал-губернаторском доме, то сопровождавший его
капитан Есаулов с возмущением и тревогой говорил мне, что никаких мер по
охране министра Столыпина предпринято не было и что даже помещение его,
выходившее окнами в довольно глухой сад, оказалось не охраненным
полицейскими агентами. Впоследствии я слышал от Трепова, что сам Столыпин
тоже был недоволен принимаемыми в отношении его мерами охраны и говорил, что
при таких мерах совершенно нельзя быть гарантированным от всевозможных
покушений. Этот разговор Столыпина и Трепова был вызван полученными кем-то
из них, кажется самим Столыпиным, открытки с изображением взрывающейся бомбы
и с французской надписью «Tout de mêne ca aure lien» («а все-таки это
случится»). Эта открытка очень расстроила Столыпина и заставила его очень
неодобрительно выразиться об охранной полиции, причем, с точки зрения
Трепова, смысл столыпинских слов заключался в том, что вмешательство этой
полиции вместо охраны часто приводило к обратным последствиям. Когда затем
случилось убийство Столыпина, все поведение Кулябки, Курлова и окружавших их
лиц невольно наводило на мысль, что это убийства было совершено если и не по
прямому их подстрекательству, то, во всяком случае, при каком-то странном и
сознательном неустранении ими тех условий, при которых подобное преступление
облегчалось в своем совершении. Я лично из всего происшедшего передо мной
вынес полное убеждение, что Курлов желал смерти Столыпина и был
заинтересован в создании такой обстановки, при которой Столыпин мог быть
убит. Прямых доказательств этого убеждения я, конечно, представить не могу,
но изложу те факты, которые послужили к созданию этого убеждения. Во-первых,
поведение Кулябки непосредственно после выстрела Богрова ясно показывало,
что он во что бы то ни стало хотел получить Богрова в свои руки, хотя
отлично знал, что я уже распорядился производством следствия, и что Богров
находится в ведении судебной власти. Для получения Богрова чины охраны
обращались даже ко дворцовому комен-данту Дедюлину, который «приказал» мне
передать Богрова в распоряжение Кулябки, но я отказался сделать это, заявив,
что следствие уже начато, а потому Богров передан мною в ведение
следователя. Затем ночное показание Кулябки произвело на меня впечатление
рассказа человека, путающегося в своих словах, замешенного в чем-то скверном
и боящегося разоблачений. Наконец, самовольный и не вызывавший особенного
успеха обыск в квартире Богрова, предпринятый буквально в ту же минуту, как
Богров попал в руки судебной власти, также наводит на размышления о желании
Кулябко скорее завладеть и скрыть компрометирующие его документы. Что
касается Курлова, то он производил впечатление человека, не только не
озабоченного всем происшедшим, но, пожалуй, даже довольного, он не торопился
устранить Кулябку и даже, когда я с прок[урором] палаты Чаплинским 3
сентября приехали к нему, чтобы настоять на увольнении Кулябко, – он
неохотно пошел на это и, под влиянием державшего себя крайне нагло и цинично
Веригина, пытался убедить нас в ненужности такой меры. Кроме того, и это
самое важное, я много времени спустя, кажется в начале 1913 года, встретился
в одном доме с ныне покойным государственным контролером Петром Алексеевичем
Харитоновым , которому в разговоре высказал свое убеждение о роли Курлова в
деле убийства Столыпина, причем Харитонов сказал мне, что такое убеждение
имеет много оснований и подкрепляется следующими фактами. Незадолго до
поездки государя в Киев, Столыпин докладывал ему о невозможности служения
вместе с Курловым, который, по мнению Столыпина, явно подкапывался под него
и довольно откровенно высказывал свое желание занять его место. Столыпин
требовал увольнения Курлова, на что государь согласился, но добавил, что
сделает это после своей поездки в Киев. С разрешения государя Столыпин
тотчас же объявил об этом Курлову, – и спустя короткое время Богров при
помощи чинов курловской охраны проник в театр, где и произвел в Столыпина
смертельный выстрел. Все это вместе взятое и утвердило меня в убеждении, что
убийство Столыпина не обошлось без участия в той или иной форме Курлова и
его ближайших сотрудников.
Касательно смерти задержанного Киевским охранным отделением Муравьева я
ничего определенного сказать не могу, ибо об этом эпизоде узнал только после
возникновения дела о Богрове. Помню только, что кто-то из товарищей
прокурора доложил мне об этом, и я, после казни Богрова, узнав, что о смерти
Муравьева не было произведено до-знания, – распорядился производством
такового со вскрытием тела умершего. Тогда определенно говорили, что
Муравьев сам застрелился, так как попался с весьма серьезными документами.
Имел ли Муравьев какое-нибудь отношение к Богрову – сказать не могу. Был ли
Курлов во время нахождения своего в Киеве болен, и приезжал ли к нему врач
Бадмаев – я не знаю, и об этом никаких разговоров не было. Более ничего
показать не имею.
Николай Васильевич Брандорф.
Командированный в Чрезвычайную следственную комиссию для производства
следственных действий Бувайлов.
ГА РФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 502. Л. 59–60об. Автограф.
Электронную версию документа предоставил Фонд изучения
наследия П.А.Столыпина
www.stolypin.ru/
Здесь читайте:
Столыпин Петр
Аркадьевич (биографические материалы)
Тайна убийства Столыпина
(сборник документов)
Богров Дмитрий Григорьевич
(1887-1911). Из еврейской семьи, убийца Столыпина
Вадим Кожинов в кн. Россия век XX глава 3
Платонов О.А. История русского народа в XX веке.
Том 1 глава 27
и глава 28
Анна Герт Столыпинская
утопия в контексте истории
|
