НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

НАРОДНЫЙ ЖУРНАЛ

АДРЕСА И ЯВКИ

24 НОМЕРА В ГОД

НАШИ ЛАУРЕАТЫ

ПЛАНЫ-2005

ИСТОРИЯ РГ

АРХИВ РГ

ДЕТСКАЯ РГ

МАГАЗИН РГ

ДРУГИЕ ПРОЕКТЫ:

МОЛОКО

РУССКАЯ ЖИЗНЬ

Бельские просторы

ПОДЪЕМ

ЖУРНАЛ "СЛОВО"

Общество друзей Гайто Газданова

Энциклопедия творчества А.Платонова

Мемориальная страница Павла Флоренского

Страница Вадима Кожинова

История науки

Игорь Гранкин. За чертой дозволенного

Роман-газета № 10’03

Повесть Игоря Гранкина (род. 1942) «За чертой дозволенного» правдиво и без лакировки рассказывает о нравах и образе жизни новой русской «элиты». Депутат и бизнесмен Андрей Успенский невольно становится не только судьёй, но и палачом своих недругов. Иначе, как ему кажется, он не сможет защитить добытые с риском для собственной жизни огромные ценности. О морали в этих сражениях за неправедный капитал речь не идёт... И. Гранкин, ныне главный редактор газеты «Представитель власти», хорошо знает среду, о которой пишет. Интересно заглянуть в криминальную закулису и массовому читателю: много любопытного.

Игорь Гранкин

За чертой дозволенного

(избранные главы из романа)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Депутат

Глава I

Не каждому человеку удается насладиться осознанием достигнутой цели. Чаще всего потому, что люди не видят цели, к которой бы они стремились. Поэтому и живут серо, буднично, занимаясь выполнением скучной, монотонной работы или отсидкой в каком-либо учреждении.
...Андрей Иванович Успенский стоял в центре зала пленарных заседаний Государственной Думы и чувствовал себя счастливым человеком. Еще бы! Позади трехлетняя изнурительная борьба за депутатский мандат. Хотя нет. Пожалуй, почти четыре года назад он решил участвовать в выборах в Государственную думу и стал искать пути к достижению этой цели. Ни к одной из новых партий у него не лежала душа. Поэтому Успенский решил пробиваться в одиночку и баллотировался в парламент как независимый кандидат.
Претендентов на депутатское место оказалось десять. Успенского это не испугало.
Наоборот, только подзадорило. Он до конца сражался за победу, благодаря чему вышел на третье, естественно, непроходное, но почетное место. Победитель побыл в депутатах немногим более двух лет, а затем его назначили министром. Центральная из-бирательная комиссия объявила в округе новые выборы. На этот раз Успенский добился желанного результата. Правда, не только благодаря своим качествам. Неизвестный благодетель передал ему деньги. И немало — триста тысяч долларов! Если бы это случилось не с самим Успенским, он ни за что не поверил бы рассказу о том, что есть люди, которые могут дать чемоданчик с деньгами, не потребовав даже расписки. Прав- да, ему сказали: «Здесь валюта на оплату выборов. Потом сочтемся...»
Все произошло так неожиданно, что Успенский не успел ни возразить, ни поблагодарить за такой царский подарок. Дня два он мучился вопросом «тратить или не тратить?», ибо понимал, что, если начнет расходовать столь странным образом полученные деньги, сразу же попадет в зависимость от их хозяина. Но желание победить было очень сильным. На третий день он пригласил знакомого телевизионщика и щедро оплатил видеоклип. Ну а дальше пошло-поехало. К счастью, расходы оправдались. За него проголосовало большинство избирателей.
...Андрей Иванович осмотрелся. Потолок украшали большие медузообразные хрустальные люстры. В партере стояла трибуна с двуглавым орлом и золоченой короной. Напротив нее — ряды рабочих мест депутатов. За креслами председательствующего и его замов к стене прилип трехцветный российский флаг, который никак не мог обрести статус государственного. Депутаты-коммунисты и примкнувшие к ним аграрии не сбглашались с президентом России и проваливали законы об утверждении государственного флага, гимна и герба. Президент, в свою очередь, отвергал их предложения. В итоге пять лет Российское государство не имело главных государственных символов.
Под излучающими свет люстрами-медузами он наслаждался осознанием своей победы, ощущал прилив сил, тепло положительных эмоций. Энергии в нем накопилось столько, что казалось, еще чуть-чуть — и он сможет взлететь, словно птица, и станет парить под потолком.
Мимо проходила миловидная стройная девушка. Их взгляды встретились, и, как бы оправдывая свое любопытство, она спросила:
— Вы новенький?
— Вам не откажешь в наблюдательности. Я Андрей Успенский. — Видимо, вспомнив, что ему уже больше сорока, уточнил: — Если по имени неудобно меня называть, то имейте в виду, что моего отца звали Иваном.
Я действительно первый раз в этом зале.
— Поздравляю, — мягко произнесла девушка. — Меня зовут Наташа. Разношу материалы депутатам. За день так набегаешься между рядами, что к вечеру ног не чувствуешь. Извините, мне нужно идти в секретариат.
— Счастливо! Еще встретимся. Мое место на галерке. — И он внимательно посмотрел вслед уходящей девушке...
Успенский прошел по центру зала и направился к своему депутатскому месту. «Далековато», — подумал, усевшись в кресло. На тумбочке лежала пачка законопроектов, он потянулся к первому. Углубиться в чтение не удалось. Рядом присел мужчина лет пятидесяти. Он поздоровался и протянул руку. После крепкого рукопожатия спросил:
— Новенький? — и, не дожидаясь ответа, произнес: —
Слышал, слышал о вашей победе. Вы Успенский?
— Да.
— А я Климов Захар Семенович. Мое кредо — ни с кем не портить отношений, никого не поддерживать.
Я сам по себе. Таких, как я, называют независимыми.
Зал постепенно заполнялся. После новогодних праздников депутаты встречались впервые, поэтому многие из них обнимались, похлопывали друг друга по спинам. Климов переговорил с соседями, предложил Успенскому сходить на «водопой». Так называлось место за сценой, где на двух столах стояли бутылки с боржоми и нарзаном. Успенскому пить не хотелось, но отказаться было неудобно. Он выпил стакан минералки, принял несколько поздравлений и, не дожидаясь своего компаньона, вернулся на место. Поправив табличку, на которой была его фамилия, Успенский изучил карточку и нехитрое устройство для электронного голосования, затем углубился в просмотр проектов законов.
Тем временем в зале появился председатель Государственной думы и, включив микрофон, попросил всех зарегистрироваться. Успенский легко справился с этой задачей и вскоре услышал поздравления в свой адрес. Спикер сказал, что их полку прибыло, что Андрей Иванович Успенский обошел девять соперников и по праву занял депутатское кресло. Успенский привстал. Все зааплодировали...
Из ложи технического секретариата вышли Наташа и еще одна девушка, чтобы раздать депутатам по нескольку листочков. Вскоре эти листочки Наташа положила и перед Успенским.
— Чем обрадовать нас решили? — спросил Успенский, желая ее задержать.
Девушка остановилась:
— Поздравления с Новым годом и два проекта постановлений Думы...
Наташа уже направилась к другому депутату, а он с удовольствием вдыхал нежный запах ее духов и неожиданно подумал: «Не хватало мне еще влюбиться. А впрочем, почему бы и нет?»
Призыв председательствующего определиться по законопроекту о борьбе с коррупцией вернул Успенского в зал заседаний. Он нажал кнопку «за», но потом вспомнил, что не успел даже прочитать законопроект. Чтобы реабилитироваться хотя бы перед самим собой, стал листать текст. Ничего предосудительного не увидев, успокоился. Тем временем на голосование поставили второй, затем третий проект. Чтобы войти в курс рассматриваемых вопросов, во время перерыва Успенский не покинул своего рабочего места, а решил просмотреть все материалы. Но вскоре, отложив папку, понял, что самостоятельно сформировать мнение по всем проектам законов и постановлений невозможно, придется ориентироваться на наиболее активных депутатов и поддерживать понравившуюся позицию.
После обеда начался «парламентский час». Перед депутатами отчитывались руководитель Пенсионного фонда и министр труда. Успенский знал, что пенсии старикам платят маленькие, но то, что на них жить невозможно, осознал впервые. Он спросил у министра:
— Как же пенсионеры выживают?
Тот развел руками:
— Одному Богу известно. — Но потом, видимо вспомнив, что находится на парламентской трибуне, добавил: — Конечно, драматизировать ситуацию не стоит: шестьдесят процентов стариков живут одной семьей с детьми, двадцать пять — имеют подсобные хозяйства. Ну, и местные органы их поддерживают. Нельзя забывать и о правительственных программах отпуска бесплатных лекарств...
Из зала раздался грубый возглас:
— Кончайте лапшу вешать на уши! Лучше скажите, когда правительство внесет в Думу проект о повышении минимальной пенсии в два раза?
— В этом году его не будет, — спокойно ответил министр. — Не я, а вы утвердили годовой бюджет, в котором не предусмотрено повышение пенсий. Так что не упрекайте меня в том, что пенсии маленькие. Моей вины в этом нет.
Задававший вопрос депутат вскочил и закричал:
— Вы хотите сказать, что это мы виноваты в том, что пенсионеры плохо живут?
Председательствующий его прервал:
— Василий Иванович, не нарушайте регламент. Я вам слова не давал. И прошу не выкрикивать.
— Да как же такое терпеть! — зычным голосом протрубил депутат. — Он мерзавец! На нас вину за прозябание стариков возлагает. Гнать его из министров надо!
Председатель Государственной думы перешел к более жестким мерам в отношении возмутителя спокойствия:
— Я вас лишаю на сегодняшний день слова. Будете продолжать — поставлю перед палатой вопрос о лишении вас слова на месяц. Куда комиссия по этике смотрит!
Василий Иванович, крупный мужчина с шеей борца и лысой головой, сел и что-то стал говорить соседу. Успенский его слов уже не слышал. Председатель Государственной думы извинился перед министром за несдержанность депутата и, поняв, что «бунт» подавлен, продолжил заседание.
К концу дня праздничное настроение у Успенского исчезло и он почувствовал усталость. Но это была не та приятная усталость, которую испытывает человек после физической нагрузки. Успенский устал от вынужденного многочасового сидения в тесном депутатском кресле на виду у сотен глаз и десятка телевизионных камер. После слов председательствующего о том, что заседание закрыто, Андрей Иванович встал и с удовольствием потянулся. Он взглядом поискал в зале Наташу, но ее нигде не было. Подошел депутат Гралин, место которого находилось двумя рядами ниже. Он напомнил о своем дне рождения и пригласил отметить это событие. «Все независимые собираются через десять минут в нижней столовой, — сказал Гралин. — Заглядывайте на рюмочку».
Успенский поблагодарил за приглашение. Он не любил шумных застолий, но не стал отказываться. Во-первых, хотел получше узнать своих новых коллег. Во-вторых, отказ мог обидеть Гралина, а наживать недоброжелателей среди депутатов Андрею не хотелось. Он неважно себя чувствовал в коллективе, считал массовые посиделки пустой тратой времени. Еще с детских лет усвоил, что нельзя идти на поводу у чужих желаний. Если бы Андрей всегда делал «как все», подстраивался под большинство, то никогда не стал бы ни кандидатом наук, ни депутатом. Он считал, что коллектив, словно болотная жижа, засасывает человека, делает его безвольным, не способным принимать самостоятельные решения. Может быть, поэтому не любил футбол, да и другие игры, где нужно играть командой. Ему нравилась легкая атлетика, точнее, бег на длинные дистанции, где все зависит от самого себя.
...В депутатской столовой собралось человек тридцать. Гралин стоял в окружении своей семьи — двух худощавых парней лет семнадцати, дочери в возрасте перезревшей невесты и жены, приземистой пятидесятилетней женщины в бордовом платье. Успенский подошел к семейству и протянул Гралину фиолетовый футляр с надписью «Parker». Когда Гралин его открыл, лукаво сказал:
— Пожелаю немногого: чтобы пришло время, когда вы будете не только принимать, но и подписывать этой ручкой законы.
— Мужчины, — вмешалась в разговор жена Гралина, — ни слова о работе!
— И это правильно, — засмеялся Гралин. — Прислушаемся к моей супруге. Марина, перед тобой самый молодой депутат Государственной думы Андрей Иванович Успенский. Сегодня первый раз голосовал за новые законы.
— Подтверждаю сей факт, — улыбнулся Успенский и поцеловал протянутую ему руку. Сразу же почувствовал, что этот жест понравился Марине. Она взяла бокал с шампанским и громко сказала:
— Пока не все собрались, я предлагаю нарушить традицию и выпить за нового депутата. Чтобы ему в депутатской жизни везло, чтобы ему хватило сил переизбраться на новый срок!
— За это нельзя не выпить, — поддержал жену Гралин.
В это время появились председатель Государственной думы и один из его заместителей. Жена Гралина зарделась от их внимания. Но после третьего тоста они стали прощаться с уже подвыпившей компанией. Успенский не остался незамеченным.
— Хорошее начало, — сказал ему спикер, пожимая руку. — Держитесь Гралина. Как говаривали в советские времена, он хороший наставник.
После ухода начальства обстановка стала более непринужденной. Жена Гралина спела душещипательный романс, потом все хором затянули «Ой, мороз, мороз...». Между песнями произносили тосты. От соблазна выделиться не удержался и Успенский. Он напомнил коллегам, что среди дошедших до нашего времени до-библейских текстов есть трактат о хорошем и плохом государствах. Согласно этому трактату, боги вознаграждали послушные народы хорошим государством, где власти заботились о людях и защищали их, а распутные народы получали в наказание плохие государства, власти которых грабили и унижали людей. После такой прелюдии Успенский пожелал Гралину и его семье жить в хорошем государстве, а его недругам — в плохом. Гралин предложил за такой тост выпить до дна. Поставив пустую рюмку на стол, Успенский подумал: «Русские мужики — что депутат, что простой работяга — одинаковы. Уж если начали пить, так пьют до дна».
Домой Успенский поехал на служебной машине. Глядя в окно несущейся на большой скорости «Волги», Успенский окончательно понял, что в его жизни наступил новый этап. Закончилось время, когда он, чтобы заработать себе на хлеб с маслом, помогал клиентам найти лазейки в законах или, не нарушая их, — возможность приумножить прибыль. Правда, Андрею Ивановичу приходилось при этом поступаться своими принципами. Ведь еще совсем недавно, в советский период, он все силы отдавал поиску путей укрепления государства. К сожалению, не все его предложения находили поддержку у руководства.
Накануне мартовского, 1991 года, всесоюзного референдума Успенского, работавшего в ту пору в секретариате Верховного Совета СССР, послали в Литву для выяснения ситуации и сбора объективной информации. Он убедился, что еще не все потеряно, — в республике было достаточно сил для пресечения сепаратизма и национализма. Даже среди литовцев были сторонники советской власти. Но увы! Его записка, впрочем как и предложения многих других аппаратчиков, осталась без ответа. Все инициативы по сохранению Советского Союза блокировались, а вот разнузданные речи обличителей «советской империи» тиражировались, вбрасывались в толпу анархистски настроенных людей. Гладкие речи и призывы к согласию и новому мышлению всесоюзного президента Горбачева уже никто не слушал. Инстинкт разрушения дурманил головы миллионам, а противостоять ему, как оказалось, не был готов никто. Партийный аппарат, сотрудники могущественного КГБ ждали команды, а она не поступала.
После поездки в Литву, не получив ответа на свою докладную записку, Успенский понял, что дело идет к развалу Советского Союза. Он не хотел этого, но как противодействовать краху великой страны, не знал. Ему было стыдно за себя, за своих коллег, оказавшихся неготовыми дать отпор разрушительным силам и тем более бороться за интересы народа.
Горбачев под благовидным предлогом уехал в Крым якобы отдыхать. Но на самом деле он, как считал Успенский, спровоцировал ввод танков в Москву, а затем, по нескольку раз в день демонстрируя свою беспомощность, создал условия для окончательного разрушения некогда могучего государства. Вследствие такого «руководства» страной из всеобщего любимца Горбачев превратился в презираемого человека. Верно говорят, что от любви до ненависти один шаг.
После роспуска Верховного Совета Успенскому предложили место в администрации президента России, но он отказался, так как считал унизительным и постыдным служить тем, кто разрушил страну ради удовлетворения собственных амбиций.
Оказавшись вне стен своего кремлевского кабинета с видом на Царь-пушку, Успенский не раскис и не запил, как некоторые его товарищи. Он получил несколько предложений от коммерческих фирм. Видимо, авторитет былого места работы играл роль для предпринимателей, не подозревавших, что Успенский имеет весьма смутное представление о договорах купли-продажи или поставках. Через полгода Успенский стал зарабатывать деньги самостоятельно, зарегистрировав собственную юридическую фирму...
К реальной жизни Андрея вернул голос водителя, сообщившего, что они приехали.
Дверь открыла жена. Ульяна была одета по-праздничному.
— Заждались, — улыбнулась она. — Проходи, депутат.
— Попал, как говорится, с корабля на бал, — начал оправдываться Андрей. — После заседания сосед пригласил на день рождения. Сама понимаешь, надо с коллегами отношения налаживать.
— Да, конечно, — согласилась Ульяна. — Хоть ты и не голоден, мой руки и за стол. Надо и по-семейному первый депутатский день отметить...
Почти двадцать лет они жили вместе и за это время ни разу не сказали друг другу грубого слова, ни разу не упрекнули друг друга. Чтобы не огорчать жену, Андрей настроился съесть приготовленный ею ужин. С удовольствием выпил бокал красного грузинского вина, купленного женой в честь праздника. За ужином Успенский рассказывал о впечатлениях от увиденного и услышанного в Думе. Только о встрече с Наташей умолчал. Хотя именно эта встреча была самым ярким воспоминанием уходящего дня.
Уступая просьбам детей, Успенский спел под собственный аккомпанемент на гитаре три песни и признался, что устал. Когда дети отправились в свои комнаты, Ульяна сказала:
— Тебе звонил какой-то тип. Оставил номер телефона. Голос у него неприятный. Просил позвонить сегодня.
«Ну вот и вспомнил обо мне спонсор», — подумал Успенский, а вслух сказал:
— Да ну его к дьяволу. Хочу с тобой побыть. Завтра позвоню. Спасибо за праздник...

Глава II

После ремонта ресторан «Прага» преобразился. Желающих зайти в ресторан встречал предупредительный швейцар в униформе. Он широко распахивал тяжелую входную дверь, и посетители сразу попадали в атмосферу трогательной заботы о них. Сначала им помогали снять пальто или шубу, потом предлагали красочные проспекты, выясняли, в каком зале они предпочли бы пообедать или поужинать. Симпатичные девушки подводили посетителей к рамке металлоискателя и с извинениями просили пройти проверку. «Для вашей же безопасности, — щебетали они, — для вашей же безопасности». После этой процедуры девушки вновь одаривали своим вниманием посетителей, уже по другую сторону рамки, и после слов: «Надеюсь, вам не испортила настроение наша служба безопасности?» — предлагали насладиться ресторанной кухней: «У нас есть еда и спиртные напитки на любой вкус. Приятного времяпрепровождения!»
Успенскому назначили встречу в голубом зале. Посетителей было мало. Подошедший официант, спросив его имя и отчество, помог Андрею расположиться за богато сервированным столом: «Ваш визави только что позвонил и сообщил, что уже вырвался из автомобильной пробки и через несколько минут будет здесь». Положив на стол карту вин в дорогом переплете, официант поклонился и бесшумно исчез.
Стол ломился от яств: вазочки с черной и красной икрой, рыба, креветки, огурчики, грибки, оливки... Андрей налил боржоми в тяжелый хрустальный бокал и сделал несколько глотков. Он не относил себя к гурманам, хотя поесть вкусно и из красивой посуды любил. Но на сей раз в ресторан он шел с другой целью — ему хотелось наконец познакомиться со своими благодетелями , узнать, почему они поддержали его и чего ждут от него в дальнейшем. Тот факт, что встречу назначили в одном из лучших и дорогих ресторанов Москвы, говорил о неограниченных финансовых возможностях благодетелей и их серьезных намерениях в отношении Успенского. Он уже почти семь лет вращался в средних кругах российского бизнеса и хорошо понимал, что попал в поле зрения предпринимателей высокого полета.
Успенский считал себя не.только счастливым, но и удачливым человеком. Он лишь начал шагать по пятому десятилетию жизненного пути, а уже успел достичь многого. Конечно, мерка у него была советская, когда о благополучии судили по хорошей должности, просторной квартире и множеству друзей. Все это было у Андрея. Работая в Верховном Совете СССР, он дорос до должности заведующего сектором. Эта должность оплачивалась не только приличной зарплатой, но и продуктовым пайком, который назывался «кремлевкой». «Кремлевка» — это продукты не для простых людей, а для партийно-советской элиты, которые ни в одном московском магазине не продавались. Их хватало на месяц для семьи из трех-четырех человек. Среди продаваемых по низким ценам продуктов были и севрюга, и икра, и копченые колбасы. Он успел получить и просторную квартиру в престижном кирпичном доме с широкими окнами. Была у него возможность ездить каждую неделю на субботу и воскресенье в уютный ведомственный дом отдыха с красивым названием «Снегири». Почти бесплатные путевки в черноморский санаторий он получал, когда подходило время отпуска. А еще бесплатная поликлиника, где наблюдались у заботливых врачей и он сам, и его домашние. А еще кремлевское ателье. Только когда всего этого Андрей Иванович лишился, он понял, что жил, по существу, при коммунизме.
Теперь все это потеряно. Правда, остались друзья, товарищи. Много их у него, почти весь курс юридического факультета МГУ, на котором он учился. Да еще и те, с кем он работал после окончания университета. Успенский всегда уважительно относился к людям, чем мог помогал им. Были случаи, когда даже квартиры малознакомым, но действительно нуждающимся помогал получать. Причем не ради собственной корысти, не ради пресловутых взяток, а, как говорится, просто так. За спасибо. И это считалось нормальным.
Правда, нельзя сказать, что ему хуже жилось в новом государстве. Нет. Так называемые новые русские, не герои анекдотов, а настоящие — жесткие, порой жестокие, умеющие трудиться и рисковать ради получения прибыли, — хорошо платили Успенскому, видя пользу от его советов. У него появились приличные деньги. Он купил автомобиль и ежегодно возил семью на отдых за границу...
Вошедший в зал мужчина сразу привлек к себе внимание. На вид ему было лет тридцать, и походил он на одного из героев сериала «Улицы разбитых фонарей». Такой же длинный, худой, с вытянутой головой. Одет он был экстравагантно — в канареечного цвета пиджак и фиолетовые брюки. Так одеваться мог себе позволить эстрадный певец, но не деловой человек... Вошедший направился к нему и, не дожидаясь приглашения, плюхнулся на свободный стул.
— Извини, чуть-чуть не рассчитал время, — бесцеремонно начал он. — Я Михаил Знанцев. Это по моему поручению тебя пригласили сюда. Официант сказал, что я задерживаюсь?

— Да, — ответил Успенский, обдумывая, как вести себя с новым знакомым. Требовать от него обращения на «вы», пожалуй, не следовало. Рассмеется, да и только. А вот не заискивать в знак благодарности за поддержку на выборах можно. Приняв решение держаться максимально независимо, Успенский спросил безразличным тоном:
— И чего надобно тебе от меня?
Знанцев, видимо, не ожидал вопроса и произнес:
— Ну ты даешь, мужик. Из нахалюг, сразу видно. Ладно, давай для начала выпьем, а затем о деле.
Он налил из массивного графина водку в хрустальные рюмки и произнес:
— Со свиданьицем, Андрей Иванович, и за твою победу на выборах.
Не дожидаясь ответа, Знанцев опрокинул водку в рот, затем туда же отправил чайную ложку осетровой икры.
— Хорошо, — крякнул он. — «Абсолют» и черная икорочка — моя слабость.
Успенский отпил маленький глоток водки и, поставив рюмку на стол, спросил:
— Что дальше?
— Молодец, — похвалил Знанцев. — Люблю деловых людей. Ладно, давай о деле. Надеюсь, ты уже догадался, что пришло время рассчитываться по долгам.
Андрей поморщился:
— Лично у тебя я ничего не брал.
— Ошибаешься. В кейсе были мои деньги. Вот тебе на память кассета с записью момента передачи этого кейса. Надеюсь, ты понимал, что триста тысяч «зеленых» — не подачка нищему, не благотворительная помощь. Полагаю, ты не будешь отрицать факт их получения.
— Не буду, — жестко произнес Успенский, поняв, что его собеседник не придурковатый щеголь, за которого себя выдает, а человек, умеющий добиваться желаемого результата. Да и если действительно момент передачи денег был заснят на пленку, отпираться глупо. — Но я взял деньги без всяких условий.
— Наивный ты человек, Андрей Иванович, — усмехнулся Знанцев. — Тебе отваливают приличные бабки, а ты думаешь, что это делается без всяких условий.
Так не бывает. Мне сообщили, что ты юрист.
— Ну и что из этого? — раздражаясь, буркнул Успенский.
— Ато, что ты должен знать, что такое конклюдентные действия. Напомню, коли забыл. Это молчаливое согласие.
— Твоя логика не лишена оснований, — сказал Успенский, — раз я взял деньги, то тем самым выразил готовность сотрудничать с благодетелями.
— Догадливый ты мужик, — обрадовался Знанцев. — За это надо еще выпить.
. Заметив, что в рюмке Успенского водка осталась почти нетронутой, добавил:
— Зря не пьешь. Водка отличная, не отравишься.
Знанцев опять разлил водку. Успенский на этот раз выпил до дна. Он хорошо помнил, как незнакомец всучил ему чемоданчик с валютой.
Деньги уже не ошеломляли Успенского: за шесть лет на предпринимательской стезе он не раз встречался с владельцами десятков миллионов долларов. Таким ничего не стоило вложить в дело триста тысяч, если они видели в нем хоть малейшую выгоду. А провести своего депутата в Государственную думу весьма полезно: с одной стороны, это повышает престиж среди бизнесменов, с другой — позволяет играть в политику, требовать от депутата проталкивания нужных законов.
Успенский уже давно пересмотрел систему ценностей и согласился с утверждением о том, что деньги правят миром. Именно отсутствие денег не позволяло ему активно участвовать в избирательном марафоне. Накануне случившегося он ломал голову над задачкой: где взять деньги на оплату труда сборщиков подписей избирателей в его поддержку как кандидата в депутаты. Для этого требовалось три тысячи долларов. Андрей уже скопил пять тысяч долларов на черный день. Но тратить их было жалко. Деньги нужны были также на плакаты, оплату теле- и радиовыступлений. Хотелось заказать брошюру с предвыборной программой, поздравить избирателей с очередным праздником. Да и впереди еще расходы и расходы. Конкуренты, а их было девять человек, чуть ли не каждый день выступали то по радио, то в газетах, то на телевидении. В таких условиях пассивность была равнозначна провалу. «Вот и не совершай конклюдентные действия, — подумал Успенский. — Интересно, где Знанцев осваивал юридическую терминологию? На юриста он не похож».
— К счастью, все склеилось, — сказал визави Андрея. — Мы в тебе не ошиблись. Мой батя разбирается в людях. Как увидишь, первым делом спасибо скажи. Теперь радуйся, счастливчик. Ты не стал должником нашей фирмы и получил право на сотрудничество с нами.
— А кто вы? — спросил Успенский. — Кому я должен сказать спасибо?
— Пока мне, — засмеялся Знанцев.
— Ну, спасибо, и отцу передай спасибо.
— Молодец, — удовлетворенно откинулся на спинку стула Знанцев. — Не торопи события. Всему свое время. А для начала отец велел тебе стать членом комитета по промышленности. И еще он сказал, что надо приступить к подготовке законопроекта о внесении изменений в закон о соглашениях о разделе продукции. Добьешься права на разработку Угорского нефтяного месторождения — получишь хороший приз. По
думай, как это лучше сделать. Если еще нужны деньги,
скажи. Денег у тебя будет столько, сколько нужно.
Явно решив, что дело сделано, Михаил опять разлил по рюмкам водку:
— Ну, за согласие.
Не дожидаясь ответа, выпил содержимое рюмки, закусил двумя ложками черной икры.
— Да, икра — моя слабость. — И как бы в подтверждение этих слов вновь отправил в рот ложку икры. — А теперь на посошок.
Наконец Знанцев встал. Потянулся. Сверху вниз посмотрел на Андрея:
— Пора. Труба зовет. Вот, на память тебе.
Он протянул кассету и пояснил:
— Здесь запечатлен исторический момент нашего знакомства, я имею в виду момент получения тобою денег. Это на всякий случай, чтобы мозги лучше работали. Все контакты с фирмой — через меня. Я ее вице-президент.
Положив рядом с кассетой свою визитку, Знанцев ушел.
Андрей взял в руки визитку и прочел: «Знанцев Михаил Николаевич». Далее шли традиционные атрибуты: название фирмы, точнее, финансово-промышленной группы, телефоны и адрес. Для понимающего человека они говорили о состоятельности ее владельцев. Не каждому дано право разместить свой офис в районе Старой площади, и еще меньшему числу граждан предоставляется возможность пользоваться правительственными телефонами. Между тем пятизначная цифра АТС-2 красовалась на визитке. Это свидетельствовало о многом.
У депутата Успенского не было такого телефона, а вот некто Знанцев его имел. Теперь у него еще одно приобретение — избранник народа, депутат Государственной думы. «Сколько нас таких в Думе?» — подумал Андрей.
Выйдя из ресторана, Успенский решил не вызывать машину. До заседания думского комитета оставалось еще достаточно времени.
.. .За длинным столом расположилось человек двадцать. У большинства из них на лацканах пиджаков светились депутатские значки. Председатель комитета — плотный седовласый мужчина лет шестидесяти — хорошо поставленным голосом рассказывал о предстоящей законопроектной работе. Планировалось за ближайшее время внести на рассмотрение Думы семнадцать проектов законов. Андрей Успенский обратил внимание на то, что половина проектов содержала предложения об изменениях и дополнениях в федеральный закон о соглашениях о разделе продукции. Столь высокая популярность этого закона объяснялась тем, что включение в него названий новых месторождений нефти, других полезных ископаемых позволяло объявить конкурс на их разработку и приватизацию. Желающих приобрести ценные, а порой и особо ценные земельные участки было предостаточно. Они то и дело засылали в Думу гонцов, «толкачей», которые не скрывали своих интересов и называли себя красивым иностранным словом «лоббисты». Один из них уже начал обрабатывать Успенского. Это было позавчера. Молодой парень с круглым, как у китайца, лицом и неподвижными глазами минут двадцать рассказывал ему о нефтяной компании «Силаен» и ее президенте господине Саркисове. Почувствовав, что у Андрея кончается терпение, он положил на стол пригласительный билет:
— Вас ждут в доме приемов. Приходите, не пожалеете.
Успенский пришел в назначенный час и убедился, что лоббист не врал. Роскошь была вызывающей: во всех комнатах особняка стояли высокие вазы, над ними переливались многоцветьем хрустальные люстры. В самой большой комнате вдоль стен стояли длинные столы, сервированные для фуршета. В зале уже толпились люди — женщины в вечерних туалетах, мужчины во фраках. Официант предложил Андрею спиртное. На широком серебряном подносе стояли бокалы с шампанским, маленькие рюмки поблескивали коньяком, бренди, водкой.
— Коньяк, — сказал Успенский и взял перехвачен
ную золотым ободком рюмку, на которую указал официант. Подошла симпатичная девушка, державшая поднос с бутербродами.
События последних дней свидетельствовали, что Успенский вышел на новую орбиту московской жизни. Окружавшие его люди оказывали ему особые знаки внимания, искали возможность познакомиться, заручиться поддержкой. Произошедшие изменения нравились Успенскому. Еще бы! Всего несколько недель назад он мотался по клиентам, выколачивал из них по две-три сотни долларов за правовые консультации, подготовку договоров или уставов вновь создаваемых фирм. Правда, иногда выпадала и более интересная работа — участие в разбирательстве арбитражных споров. За победу благодарные клиенты расплачивались «черным налом». При этом счет шел на тысячи долларов...
Страна переживала «разгул» демократии. Дня не проходило без заказных убийств и взрывов. Москва осветилась огнями казино, ночных клубов, наполнилась иностранными машинами... В общем, наступил новый коммунизм, на этот раз, правда, для авантюристов и мошенников всех мастей, чиновников, распоряжавшихся бюджетными деньгами, и приближенных к ним банкиров, президентов акционерных обществ. Всех их объединяли жажда наживы и желание сохранить режим, позволяющий обогащаться всеми правдами и неправдами.
Андрей в эти годы стал не только богаче, но и свободнее. Он мог и поспать подольше, и позавтракать не торопясь. Утром он отводил пятилетнюю дочь в ближайший детский сад. Передав ее воспитательнице, заходил в ближайший киоск, где покупал газеты «Правда», «Известия» и несколько новых изданий. Затем, вопреки многолетней привычке, он шел не на работу, а домой — его клиенты не любили ранних визитеров. Он обставил свою большую квартиру в престижном доме достойной мебелью и оснастил всевозможной техникой. Предметом особой гордости Успенского были массивный письменный стол и удобное кожаное кресло. Ровно в девять он садился в это кресло и начинал разрабатывать проекты договоров и уставов, схемы ухода от уплаты налогов. Принцип оплаты его труда был весьма прост: помог сэкономить клиенту сто рублей — получаешь десять. Не допустил лишних расходов в миллион рублей — заработал сто тысяч. Глубоко вникнув в налоговую политику государства, Успенский пришел к выводу, что оно ведет нечестную игру со своими гражданами, установив непомерно высокие налоги, бесконтрольно тратит деньги на содержание необоснованно разбухших властных структур. Клиенты Успенского не могли официально противостоять спонтанным действиям государства, поэтому Андрей считал, что, отстаивая интересы более слабого, он не перестает жить по совести и по конституции, которая лицемерно провозгласила человека, его права и свободы высшей ценностью.
Добросовестное выполнение поручений и компетентность Успенского приносили желаемые результаты — он обзавелся довольно большой клиентурой. Те, кому Успенский делал добро, не только платили ему деньги, но и рекомендовали его своим знакомым.
Успенский не удивился, когда его пригласил к себе Саркисов. После избрания в Думу для «крутых» бизнесменов он стал более привлекательным. Ведь теперь он не только преуспевающий юрист, но и человек, который может влиять на принятие законов и других решений.
...Успенский не ошибся в своих предположениях. К нему действительно подошел молодой долговязый парень и сказал, что его ждет президент фирмы.
Хозяин со вкусом обставленного кабинета, Григор Амиранович Саркисов, встретил Успенского приветливо. После рукопожатия предложил сесть в мягкое кресло и спросил, что тот будет пить. Андрей назвал коньяк. Он позволял себе выпивать за день две-три рюмки крепкого спиртного.
Саркисов не был оригинальным. Он предложил сотрудничество и пост советника с ежемесячным окладом в три тысячи долларов.
— У вас же были большие расходы на предвыборную кампанию. Их надо возместить.
«А почему бы и нет», — подумал Успенский и сказал:
— Лучше оформите меня научным консультантом.
Тогда я не буду нарушать закон о статусе депутата.
— Юрист, он и остается юристом, — засмеялся Саркисов. — Даже если в кармане лежит депутатский мандат. От вас потребуется немногое: подстраховка штатных юристов, подготовка и проталкивание через Думу проектов законов, которые полезны для нефтяной отрасли, и в частности для нашей фирмы. Это, естественно, особенно важно. Прозондируйте возможность изменения закона о соглашениях о разделе продукции.
Фирме надо выиграть тендер на Харовское месторождение. Если решите этот вопрос, получите кроме оклада солидную премию.
— Щедрый вы человек, — давая понять, что принял предложение, сказал Успенский.
— Не щедрый — рациональный, — поправил Саркисов. — Мой принцип: платить достойную зарплату, а когда положено — и вознаграждение за серьезную работу. Желаю успеха. Аванс вам передадут после окончания приема.

Глава V

Депутат Государственной думы Сергей Яковлевич Бренгоров большинству соратников был интересен не своими познаниями в юриспруденции, а как владелец крупного ликероводочного завода. По льготным ценам, а порой и бесплатно он поставлял в Думу спиртные напитки, потребность в которых имелась во всех фракциях и депутатских группах. Приемы, презентации, выставки, прочие мероприятия, требующие обильного пития, проводились регулярно. Требовались водка и вино на дни рождения депутатов, на выпивки по поводу успешного голосования крупных законопроектов. А еще водку стали использовать как средство пропаганды, в связи с чем вошли в моду заказы на именную водку. Первым был Жиринов. Его почин подхватили многие политические движения, заказывая по тысяче и более бутылок с названиями своих объединений.
Успенского водочный магнат привлекал как бывший клиент. Пять лет назад Бренгоров обратился к нему с просьбой зарегистрировать акционерное общество. Заказ Успенский выполнил быстро и качественно, за что Бренгоров щедро расплатился с ним и через некоторое время дал новую работу, потом еще одну.
Их встреча произошла прямо в зале пленарных заседаний. Бренгоров был любезен, назвал коллегой, предложил поддержку, сказав:
— Мы, независимые депутаты, тоже должны объединяться. Иначе партийные функционеры не дадут слова сказать на заседаниях палаты. Нас на, галерку загнали, а сами ближе к президиуму сидят.
— Размещение депутатов имеет значение? — удивился Успенский.
— Еще какое! Тех, кто в первых рядах сидит, по телевизору постоянно крупным планом показывают. А это уже серьезная реклама, за которую деньги платить
не надо. Я вот собираюсь новую депутатскую группу создать, уже название придумал: «Депутаты для народа». И тебя приглашаю.
— Я за сотрудничество и взаимоподдержку, — сказал Успенский и получил предложение съездить в центральный офис Бренгорова попробовать настоящей водки.
— Надо выходить на новый виток взаимоотношений. Ты молодец, Андрей, прорвался в депутаты. Скажи, пожалуйста, кто тебя поддержал? Не ради простого любопытства спрашиваю. Если будем сотрудничать, я должен знать, кто за твоей спиной стоит.
Успенский не счел вопрос бестактным и неожиданно для самого себя рассказал, как Знанцевы оплатили его избирательную кампанию. Бренгоров не перебивал. Когда Успенский закончил, сказал:
— Заглотил ты крючок довольно глубоко. Тяжело будет выплюнуть его. Но если хочешь, я помогу. Поехали ко мне, обсудим.
Депутаты вышли на Охотный ряд. Бренгоров заметил:
— На думских «Волгах» не езжу. Государственные деньги экономлю. Сознательный я.
— И богатый, — уточнил Успенский, увидев черный шестисотый «мерседес», из которого выскочил шофер и направился открывать дверцу с другой стороны.
— Да уж, не жалуюсь на недостаток денег, — ответил Бренгоров, садясь на сиденье рядом с водителем.
Успенский устроился сзади. Машина мягко стартовала. Салон заполнили звуки приятной музыки. Успенский заметил, что за «мерседесом» пристроился американский джип.
— Тоже ваш? — спросил он.
Бренгоров кивнул и сказал:
— Надо думать о собственной безопасности. При
чем самому. Время нынче такое.
Успенский глянул через плечо водителя на спидометр. Красная стрелка уперлась в цифру 140, но ощущения дискомфорта не было. Автомобиль не трясло, не подбрасывало на колдобинах, да и самой скорости не чувствовалось. Бренгоров, видимо уловив интерес пассажира к автомобилю, стал рассказывать о его возможностях. Свой рассказ завершил словами:
— Красиво жить разрешила новая власть. Теперь можно не скрывать свое богатство. Вот за что я благодарен новому строю, и Ельцину прежде всего. Дал развернуться нашему брату.
— Но счастливчиков, к сожалению, не так уж много, — возразил Успенский. — Почти половина населения имеет доходы ниже прожиточного уровня. Такого раньше не было.
— Но были уравниловка и серятина, — парировал Бренгоров. — Разве это лучше?
— Не знаю, лучше ли. Но спокойнее было. Любая бабулька на пенсию прожить могла...
— Я в своем поселке благотворительную столовую открыл. Каждый день человек сто бесплатные обеды получают. А на праздники еще и рюмку водки наливаю.
— Молодец, — похвалил Успенский. — Производство водки — дело доходное, наверное?
— Доходное, — подтвердил Бренгоров. — Только воронья вокруг завода вьется много. Каждый урвать хочет. Едва успеваем по рукам бить. Не жалеем ни мелкоту, которая после смены бутылку-другую норовит пронести через заводскую проходную, ни тех, кто замахивается на более крупные хищения. Компаньон меня поддерживает.
— Приходится, наверное, большую охрану держать?
— А куда деться? Деньги большие крутятся. Желающих отобрать их — пруд пруди. Уже два раза на меня покушение организовывали. Я мужик верткий, в меня непросто попасть. В общем, как на войне живу. Там, где бабки, там и риск. — Бренгоров закурил и добавил: — Так наша жизнь по-дурацки устроена. Ельцин, и тот с охраной ездит. Не чета мне. Пять джипов к нему пристраивается, а меня только один сопровождает. Зато у него месячный оклад десять тысяч рублей, а у меня — десять тысяч долларов. Это только моя официальная зарплата. — Бренгоров рассмеялся и откинулся на спинку сиденья.
Автомобиль остановился у светофора, и в следующее мгновение раздалась автоматная очередь, послышался хлопок гранатомета. Пули пробили лобовое стекло и впились в тела Бренгорова и водителя. Успенский инстинктивно бросился на пол салона. Это спасло ему жизнь. Вторая и третья автоматные очереди не достали его. Стоящие рядом автомашины рванули вперед. Успенский подумал: «Включился зеленый свет. Стрелять больше не будут». Он потянулся к дверце, открыл ее и свалился в кювет. Не поднимаясь на ноги, пополз по застывшей земле. Сзади раздался мощный взрыв. Оглянувшись, он увидел горящий джип, в котором ехали охранники Бренгорова. Спастись у них не было никаких шансов.
Успенский с трудом заставил себя вернуться к машине Бренгорова. Героизм оказался ненужным — тело Бренгорова было изрешечено пулями, кровь залила лицо, руки, ноги. Дрожащей рукой Успенский попытался нащупать пульс. Сначала на шее, затем на руке. Никаких признаков жизни не обнаружилось. Не подавал их и шофер. «Надо бежать отсюда, — мелькнула мысль. — Если киллеры увидят меня, смерти не миновать».
Успенский услышал вой милицейской сирены. Не дожидаясь, когда подъедет машина, перескочил через кювет и побежал в лес. Лишь через полчаса остановился и повернул к шоссе, надеясь остановить попутную машину, чтобы вернуться в город.
Домой Успенский добрался в два часа ночи. Стараясь не шуметь, прошел на кухню, включил свет, достал из холодильника водку, налил в стоящую на столе чашку и жадно, как воду, выпил. За этим занятием его застала жена.
— Андрей, что случилось? У тебя на лице ссадины.
Руки в крови. Вся одежда в грязи.
— Ульяна, дай мне побыть одному. — Он опять плеснул в чашку из бутылки с яркой этикеткой. — Ничего со мной не случилось. Я жив, жив.
— Может быть, врача вызвать? — с тревогой спросила Ульяна. — Ты выглядишь ужасно. Впервые тебя таким вижу.
Андрей поднялся и пошатнулся.
— Ого, в голову ударило. Не волнуйся, все в порядке. Я жив, жив. Пойду душ приму...
Войдя в ванную комнату, Андрей долго мыл руки. Но лишь когда встал под душ, почувствовал облегчение. Ульяна вошла без стука и, подав полотенце, сказала:
— Не пей больше. Я тебе чай заварила.
«Молодец, не пристает с расспросами», — подумал Андрей. А вслух сказал:
— Спасибо, дорогая. Иди ложись...
Когда Ульяна вышла из ванной, Успенский окончательно решил, что правдой пугать жену не стоит. Заглянул в спальню и сказал:
— В аварию попали. Подробности утром расскажу.
Спи. Ничего страшного. Я жив, жив.
Только сейчас он заметил, что слишком часто произносит слова «я жив». Выпив чай, принял две таблетки валерьянки. «Теперь бы заснуть. Утро вечера мудренее».
Проснулся Успенский с головной болью. В ванной, стоя под тугими струйками горячей воды, вспомнил ужасную ночь. И, пожалуй, только сейчас понял, что чудом остался жив. Постепенно головная боль стихла. После зарядки и крепкого кофе почувствовал, что пришел в норму...
Войдя в здание Государственной думы со стороны Охотного ряда, Успенский увидел некролог Бренгорова. Он начинался со слов «Трагически погиб...». На глаза навернулись слезы. Чтобы не показать слабость, Успенский отошел к зеркалу...
В этот же день состоялось внеочередное заседание комитета для обсуждения законопроекта о мерах по усилению безопасности депутатов. Обсуждение оказалось шумным, но безрезультатным. Каждый выступавший высказывал массу претензий министру внутренних дел.
Все это Успенский слушал так, как будто случившееся его не касалось. Почти сутки миновали после убийства, а Успенский не сделал никакого заявления о том, что оказался свидетелем покушения. Да и что он мог сказать? Пожалуй, ничего особенного, убийц он не видел. Так что для следствия Андрей плохой помощник. А вот если он себя высветит как свидетель, то может стать жертвой не только журналистского любопытства. Всем ясно, что мертвый свидетель лучше живого. Успенскому не хотелось, чтобы на него началась охота. Он молча отсиделся на собрании, не выступал и на траурной церемонии в день похорон Бренгорова. Но это молчание давалось ему с большим трудом. Если со злом не бороться, рано или поздно и тебя лишат жизни. Носителями зла были неизвестные ему люди. Значит, первое, что нужно сделать, если Успенский действительно хочет жить, — найти стрелявших и того, кто «заказал» Бренгорова. Но поднимет ли он это дело один? Вряд ли! Значит, придется просить Знанцева подключиться.
Едва Успенский вошел в свой кабинет, зазвонил телефон.
— Андрей Иванович? — приглушенным голосом спросил мужчина на противоположном конце провода и, услышав подтверждение, представился: — Сергей Сергеевич Гришин, полковник ФСБ. Хотел бы повидаться с вами.
— Где и зачем? — настороженно спросил Успенский. В голове стали прокручиваться варианты возможного интереса ФСБ к его персоне.
— Лучше всего сейчас. И в вашем кабинете, — продолжал Гришин. — Я нахожусь в здании Думы и, если вы позволите, через пять минут буду у вас.
Успенский согласился на встречу и положил телефонную трубку. Что фээсбэшнику от него надо? А вдруг Гришин не тот человек, за которого себя выдает? Он позвонил однокашнику в ФСБ. Тот подтвердил, что у них трудится Сергей Сергеевич Гришин, он начальник одного из отделов следственного управления.
«Только этого мне еще не хватало, — подумал Успенский, закончив разговор. — Под колпак следственного управления попал. Ну да ладно. Это не самое страшное. У меня иммунитет есть. А депутаты своих следствию не сдают. Не зря криминал рвется во власть...»
В это время в кабинет вошел невысокого роста крепко сбитый сорокалетний мужчина.
— Это я звонил вам.
— Я готов побеседовать, — спокойно произнес Успенский. — Присаживайтесь...
— В неприятную историю вы попали, Андрей Иванович, — без обиняков начал Гришин.
— В какую? — подняв брови, изобразил удивление Успенский.
— В автомашине, в которой расстреляли Бренгорова, нашли отпечатки ваших пальцев. Я с вами откровенен. Надеюсь, и вы будете платить тем же. Ранее ваши отпечатки попали к нам оперативным путем, в процессе проверки версии о заинтересованности в смерти Бренгорова.
— Понял, — медленно проговорил Успенский. Он решил не темнить и рассказать правду, объяснить, как оказался в машине Бренгорова, почему и как бежал с места происшествия.
— Я, безусловно, верю вам, — сказал Гришин, когда Успенский закончил свой монолог. — Конечно, я не уполномочен давать моральные оценки вашему поведению. Но в связи с возбуждением уголовного дела по факту гибели Бренгорова и еще трех человек ваши показания мне придется оформить в соответствии с требованиями уголовно-процессуального кодекса.
Успенскому не понравился намек на нарушение им морали, но поучать или делать замечание фээсбэшни-ку он не решился. Поэтому, выдержав довольно длительную паузу, произнес:
— Я бы не хотел светиться. А в остальном поступайте, как того требует закон.
— Постараюсь. Но давайте вместе подумаем, кто мог организовать убийство Бренгорова.
— У вас уже наверняка есть версии и масса подозреваемых, — усмехнулся Успенский.
— Не скрою, — подтвердил Гришин, — есть и то и другое. К сожалению, и вас из списка подозреваемых пока не время исключать.
— Это ваше право, — раздраженно сказал Успенский. — Прошу только об одном: не придавайте гласности наш разговор. Я в свою очередь обязуюсь помогать вам во всем, что связано с расследованием покушения на Бренгорова.
— Джентльменское соглашение заключить с вами не могу, — ответил Гришин. — Но право на следственную тайну использую сполна. Вот моя визитка. Если какие-либо вопросы возникнут, звоните в любое время.
Встреча с Наташей была, пожалуй, самым ярким лучиком за весь двухмесячный период депутатской деятельности Успенского. Он ждал среды и пятницы, когда она работала в зале заседаний.
Зарождение любви к женщине — тайна, обреченная на неразгаданность. Андрей неоднократно ощущал желание приблизиться к Наташе, его волновало ее присутствие. Он часто ловил себя на мысли о ней, ему не хватало ее ласкового взгляда, бархатного голоса. Успенский сдерживал себя, не давал воли чувствам. Понимал, что для женатого мужчины увлечение молоденькой красивой женщиной — весьма опасное занятие. Но, как говорится, охота пуще неволи.
Повод для сближения был найден легко. Депутатам положено иметь несколько помощников, в том числе по работе в Думе. На эту роль Наташа вполне подходила. В управлении кадров Успенскому сообщили, что она учится на четвертом курсе вечернего отделения правовой академии. Поэтому при желании ее можно оформить на должность постоянного помощника. Такое заключение кадровиков Успенский воспринял как знак судьбы и пригласил девушку на собеседование,
Наташа сразу же согласилась зайти к Успенскому, даже не спросив, зачем он ее приглашает. Современным женщинам явно не хватает мужского внимания, поэтому набивать себе цену отказами рискуют немногие. Жизнь у Наташи складывалась непросто — к своим двадцати пяти годам она уже успела побывать замужем, стать матерью и развестись. Муж оказался из тех, кого называют перекати-поле. Покатился он от одной юбки к другой. Расставшись с Наташей, отказался и от сына — ни подарков, ни денег на его содержание не давал. А на алименты ей подавать не хотелось. Да и какие сейчас заработки у шоферов? В общем, едва сыну исполнился годик, она пошла на работу, восстановилась в институте. Тяжко приходилось. Но, слава Богу, хоть мать помогала...
Раздался стук в дверь. Едва Успенский успел сказать «да», как дверь открылась и на пороге появилась Наташа.
— Рад видеть вас. Хочу предложить вам более тесное сотрудничество.
— Что вы имеете в виду? — насторожилась Наташа.
— Предлагаю стать моим помощником.
— Что я должна делать?
— Честно говоря, я и сам пока не знаю. Но хочу,
чтобы вы постоянно были рядом...
— Опасные признания, — улыбнулась Наташа. — Но предложение интересное.
— Я рад, что вы согласились.
Он достал бутылку киндзмараули, шоколад. Налил в стаканы темно-красного вина и протянул один из них девушке.
— Ой, я не привыкла к таким знакам внимания. Да и рабочий день еще не закончен.
— У вас теперь нет аппаратных начальников с чиновничьими комплексами. Ваш начальник — я, — улыбнулся Успенский. — А я считаю, что час или день праздника не тот, что отмечен на календаре красной цифрой. Праздник тогда, когда душа настроена на праздничный лад.
— Ну что ж, не будем гасить праздничный настрой вашей души, — согласилась Наташа.
— Я рад, очень рад, что вы согласились со мной работать. Мне будет легче привыкать, если я буду обращаться к вам на «ты». Можно?
— Конечно, — легко согласилась Наташа.
Зазвонил телефон. Успенский поднял трубку и узнал голос Саркисова:
— Я недооценил вас. Вы бы забрали все-таки свои денежки. Считайте, я их вам подарил. Хотите, я их вам привезу в Думу лично?
— Не хочу, — твердо ответил Успенский. — Я не в обиде на вас. Но сотрудничество у нас не получится.
— Ну-ну, — протянул Саркисов и жестко добавил: — Я все возможное сделаю, чтобы ты пожалел об этом. Тот, кто проявляет ко мне неуважение, получает сполна...
Успенский положил трубку. Наташа уловила смену его настроения.
— Недоброжелатель звонил?
— Угадала, — подтвердил Успенский и налил вина в опустевшие стаканы. — Ничего, перемелется. Жизнь прекрасна не только потому, что общаешься с такими очаровательными женщинами, как ты. Ее прелесть еще и в том, что иногда попадаешь в экстремальные ситуации и находишь в себе силы преодолевать трудности, несправедливое отношение к себе.
— А я люблю спокойную жизнь.
— Судя по всему, так жить нам с тобой не удастся, — заключил Успенский. — Прямо скажу: у меня появились недруги. Поэтому, если боишься, еще не поздно отказаться от моего предложения.
— Нет, я приняла решение, — твердо заявила Наташа. — Я ведь тоже не кисейная барышня. Прекрасно знаю, что жизнь не сахар, что кругом полно предательства, грязи...
Глава VI
Успенский вышел на Охотный ряд. Уже на улице вспомнил, что заказал автомашину к десятому подъезду, со стороны Георгиевского переулка, но возвращаться не стал. Решил обойти здание Думы и одновременно остыть, осмыслить события заканчивающегося дня. На Тверской было малолюдно. Редких прохожих подгонял порывистый ветер. Подняв воротник куртки, Успенский ускорил шаг. Через несколько минут он нашел нужную машину и опустился на заднее сиденье. Водитель оказался словоохотливым, втянул в разговор пассажира. Незаметно подъехали к дому... Дверь открыла жена:
— Ужинать будешь?
— Буду, спасибо.
Успенский пошел в ванную мыть руки. Дети еще не спали: сын бренчал на гитаре, дочь смотрела телевизор.
Жена села напротив и заговорила. Андрей слушал ее вполуха, мысли были далеко — вспоминались отдельные фразы, сказанные Наташей, разговор с Сар-кисовым, беседа с Гришиным. Страстное влечение, которое он испытывал к Наташе, ничего не меняло в его отношении к жене. Он считал, что жена — это на всю жизнь, она часть его самого и существует не для сексуальных утех, а для создания семьи и поддержания ее жизнеспособности. Ульяна успешно справлялась со своей ролью — была такой, какой ее хотел видеть муж. В созданной ею семейной обстановке Успенский чувствовал себя как рыба в воде и всегда поддерживал жену в ее начинаниях. На нем лежало лишь материальное обеспечение.
Зазвонил телефон. «Тебя», — позвала Ульяна и передала трубку. Звонил старый клиент Успенского, просил срочно зарегистрировать устав создаваемого акционерного общества. Успенский объяснил, что уже не занимается таким бизнесом, но пообещал дать образец устава. Закончив разговор, отправился в свою комнату и стал искать какой-нибудь подходящий устав — и вдруг обратил внимание на устав ООО «Бахус» и даже вскрикнул от удивления, когда прочитал, что учредителями «Бахуса» были Бренгоров и Саркисов. Да, тот самый Саркисов, натравивший на Успенского своих охранников. Вот это открытие! Он отыскал страницу, на которой были указаны размер уставного капитала и соотношение долей компаньонов. Капитал оказался весьма солидным, уставные доли у участников были одинаковыми.
«Ну и дела, — подумал Андрей. — Это же ответ на вопрос, кому выгодна смерть Бренгорова!»
Успенский хорошо понимал ценность такой информации и задумался, как лучше ею распорядиться. Во-первых, можно было сообщить Знанцеву о смерти совладельца ликеро-водочного завода и намекнуть на возможность выкупить долю Бренгорова у Саркисова. Саркисов наверняка согласится продать ее взамен на обещание не искать заказчика покушения на Бренгорова. Правда, в этом случае Успенский окончательно терял статус законопослушного гражданина, что ему было неприятно сознавать. Но желание вернуть Знанцеву деньги и стать независимым человеком оказалось сильнее. Законопослушание денег не принесет. А вот если Знанцев приобретет долю Бренгорова в ликеро-водочном производстве, то и Успенскому может достаться солидный куш. Во всяком случае, можно просить списать с него долг в триста тысяч. Тоже прибыль. Если же Саркисов решит дать откупную сумму, то она должна быть не менее миллиона Знанцеву этого объяснять не нужно. Правда, и риск есть: вдруг команда Саркисова сильнее окажется? Но без риска большие деньги не делаются. Хотя еще не поздно пойти другим путем. Можно выполнить свой гражданский долг и сообщить о Саркисове фээсбэшникам, но они вряд ли оценят должным образом информацию Успенского. Еще подумают, что он хочет уйти от ответственности. Пожалуй, даже спасибо не скажут. А если и скажут, то об этом узнают журналисты. «А мне нужны деньги, а не слава, — решил Успенский. — Значит, надо влезать в доверие к Знанцеву. Более подходящего случая может и не быть».
Утром весьма кстати позвонил Михаил Знанцев.
— А ты еще и драться умеешь. Шикарно отделал бугаев саркисовских, — сказал он. — Информатор сообщил мне о твоем подвиге.
— Все-то ты знаешь, — похвалил Андрей.
— Иначе не проживешь. Надо встретиться.
К месту встречи Знанцев подъехал на черном «мерседесе» и, увидев стоящего на тротуаре Успенского, направился к нему. Они зашли в Дом журналиста.
— Я в этом заведении еще не был, — заметил Михаил. — Так что полагаюсь на тебя.
Бармен встретил вошедших как лучших друзей.
— Там вам будет удобно, — показал он на столик в углу. — По рюмочке и кофе?
— Только коньяка, — уточнил Успенский. — Плюс по бутерброду с черной икрой, затем твой коронный турецкий кофе.
— А коньяк я только армянский пью, — вставил Знанцев.
— Здесь именно такой, — сказал Успенский. Он уже привык к Знанцеву и чувствовал себя в его обществе спокойно. Пользуясь депутатскими возможностями, Успенский навел о нем дополнительные справки. Оказалось, что в советский период Знанцев отбывал срок не только за хищение, но и за спекуляцию и мошенничество. Недавно стал президентом страхового общества, учрежденного несколькими нефтяными компаниями и банком «Нефтяник». Среди нефтяных генералов пользуется уважением как надежный человек, один из главных защитников их интересов в Москве, имеет обширные связи во всех республиках бывшего Советского Союза. А еще является владельцем двух магазинов.
В общем, их тех, кто расцвел в «разгул» демократии.
Однокашник Успенского, служивший в ФСБ, предупредил: «Этот тип из тех, кто мягко стелет, но ради своих интересов ни перед чем не остановится. Он «новый русский». Только не туповатый герой современных анекдотов, а умный человек, пользующийся доверием нефтяников. «Крыша» у Михаила — его отец, тоже из криминальной среды, но более крутой мужик. Он официально числится вице-президентом вполне устойчивого коммерческого банка. Весьма интересный тип».
Когда выпили коньяк и закусили, Успенский рассказал о покушении на Бренгорова и о том, что он знает, кому была выгодна его смерть.
— И кому же? — спросил Михаил, блеском в глазах выдавая свой интерес.
Успенский назвал фамилию Саркисова и показал копию устава ликеро-водочного общества с ограниченной ответственностью.
Посмотрев устав, Знанцев повеселел:
— Мы в тебе не ошиблись, Андрей Иванович. Что ни говори, есть у моего бати чутье на людей. Это он тебя заметил и поручил мне с тобой поработать.
— Ну как, есть основания для «разработки» Саркисова?
— Конечно, есть, — угадав его настроение, сказал Знанцев. — Если все получится, как я задумал, будем считать, что мы квиты.
— Я согласен, даже если весь ликеро-водочный завод, стоимость которого на несколько порядков выше вашей спонсорской суммы, перейдет в вашу собственность, — произнес Успенский.
— Если будем сотрудничать и дальше, то тебе пойдут дивиденды от этого производства.
— Договорились. — Успенский протянул руку Знанцеву и после рукопожатия добавил: — Я сделал свой выбор.
— Тогда давай будем стремиться не обмануться друг
в друге. В нашем деле промашка порой жизни стоит. — Увидев, что Успенский помрачнел, успокоил: — Это гипербола. Все будет хорошо. У меня в субботу день рождения. Тридцать семь стукнет. Приглашаю с супругой или с подругой к отцу на дачу. Там вас познакомлю, там и перспективы обсудим. Думаю, к тому времени и с Саркисовым разберемся. Из депутатов Госдумы будешь ты один. А пока радуйся жизни. Ты сделал правильный выбор. Но и думские дела не забрасывай, будь поактивнее. Впереди большая жизнь. Депутатство, насколько мне известно, — хороший трамплин для получения настоящей, доходной должности в реальной, а не виртуальной, как Дума, власти. Я помогу найти такое местечко. Глядишь, и меня не забудешь, если со мной беда случится.
— Не забуду, не забуду, — заверил Успенский. —
Мне, кстати, пора на заседание комитета.
.. .Заседание было бурным — обсуждали законопроект об иностранных инвестициях. Успенский выступал дважды. Наташа подготовила ему солидную справку о нестыковках проекта с действующим законодательством. Разработчики быстро оценили его знание проблемы и предложили войти в коллектив соавторов проекта. Это предложение стало первым шагом на пути признания Успенского другими депутатами.
Вернулся он к себе в кабинет с хорошим настроением, похвалил Наташу:
— Чувствую, что без тебя я теперь никуда. Давай
пообедаем в «Пекине»...
Успенский позвонил директору гостиницы «Пекин» . Тот был его старинным товарищем и сразу же пообещал номер на сутки.
В затемненном зале знаменитого ресторана было малолюдно. Большинство столиков пустовало. Поэтому Успенского и его спутницу встречали чуть ли не все официанты сразу. Обслуживать, правда, остались двое.
Принесли два бокала охлажденного вина. Успенский поднял свой бокал:
— За нас. Чтобы нам вместе всегда было хорошо, —
и отхлебнул небольшой глоток...
...Едва войдя в номер и закрыв дверь на замок, Успенский повернул Наташу к себе и поцеловал раз, другой, третий. Близость вскружила голову девушке. Она прижалась к Успенскому, горячо ответила на поцелуи...

Глава VIII

Все праздники объединяет то, что рано или поздно они заканчиваются. Таиландский праздник для четы Успенских не был в этом смысле исключением. Неделя пролетела как одно счастливое мгновение. Едва попав в радушную, гостеприимную обстановку, Андрей забыл про Саркисова, Знанцева и всех прочих граждан. Путевки с надписью «Все оплачено» обеспечивали райскую жизнь. И в Бангкоке, и в Паттайе, и на островах персонал отелей выполнял любую прихоть бесплатно. Владельцам путевок разрешалось заказывать без ограничений любые напитки и кушанья и при этом не платить ни цента. Это было великолепно! Но на третий день наступило пресыщение. Ни пить, ни есть не хотелось. Зато в Паттайе прорезался интерес к рискованным пляжным развлечениям. Успенский с удовольствием катался на водных лыжах, кувыркался по волнам в огромной бочке, летал на планере, прыгал с парашютом. В общем, оказалось, что коммунизм, о котором Успенский начитался и наслушался в годы советской власти, действительно существует. Только не в Советском Союзе, а в Таиланде. Правда, не для всех его жителей и гостей. На свою территорию он пускал тех, у кого денег было немерено, или тех, кто дружил с людьми, готовыми поделиться своим богатством.
Успенский мечтал попасть в первую группу, но до этого было еще далеко. В Таиланде он не остался незамеченным. Его портрет попал почти во все местные газеты. Под портретом красовались подписи: «русский герой». Андрей заслужил такое признание после того, как спас пятилетнюю японскую девочку. Она сидела на берегу океана и, как все дети ее возраста, «пекла» песочные куличи. Неожиданно появившаяся океанская волна накрыла ее и увлекла за собой. Мать девочки истошно закричала, но в воду не бросилась — плавать не умела. Не полез в воду и находившийся рядом с ней мужчина. Показывая на воду, они кричали по-английски: «Help, help!» Первым откликнулся находившийся неподалеку Успенский. Он буквально влетел в воду, и, когда показался на поверхности, собравшиеся увидели в его загорелых руках девочку. Подбежавшие врачи сделали ей искусственное дыхание, и вскоре она бегала по пляжу, как будто еще недавно не заглядывала по ту сторону жизни. В знак благодарности ее мать протянула Успенскому несколько сотенных долларовых бумажек, но тот категорически отказался, объяснив, что ни в чем не нуждается и не ради денег спас девочку. Женщина извинилась и отошла, но вскоре появилась в сопровождении двух фотографов. Успенский разрешил себя сфотографировать. Более того, отвечал на вопросы журналистов: не зря в последнее время серьезно занимался английским.
Японка на этом не успокоилась. Ее муж повел Успенских в самый дорогой ресторан, где они уже успели побывать и попробовать коктейль со змеиной кровью. За столом больше говорил японец. Он пригласил Успенских в Токио, при этом выразил готовность возместить все расходы на поездку. Успенский посмотрел на жену, и та поняла, что ей предложено принять решение. Думала Ульяна недолго. Услышав ее «yes», японцы благодарно склонили головы и одновременно произнесли «thank you».
Прощаясь, обменялись визитками. Успенский дал визитку депутата Государственной думы. Прочитав, японец попросил у него прощения.
— Мы думали, что вы «новый русский», — признался он. — Про них пишут, что они разбогатели на воровстве и обмане. Но для меня было важно не кто вы, а что сделали для меня, моей жены и дочери. — Затем, резко сменив тему, добавил: — Я впервые вижу русского депутата. У нас депутаты в большом почете. Они очень уважаемые люди. Еще раз простите. И за дочку спасибо! Мы президенту России о вашем подвиге сообщим.
— Ну, это уж слишком, — сказал Успенский.
Ульяна перевела разговор в шутку:
— Андрей очень скромный человек. Не любит славы.
После этой встречи контакты с японцами не прекратились. По просьбе жены Успенский пригласил их покататься на яхте и поужинать. Когда вернулись в Бангкок, японцы провожали Успенских в аэропорт, где взяли с них слово прилететь в гости.
В Москве, как и перед отъездом, было холодно. Весна лишь листочками календаря напоминала о своем приходе. В «виповском» зале Успенских встречал представитель турфирмы. Он вручил им сувенир:
— Это для тех, кто ездит по путевке «все оплачено».
Успенские еще раз с благодарностью вспомнили о
Знанцеве, который подарил им столь яркий праздник. Ответить таким же образом они не могли, но привезли подарок Николаю Ильичу. Ульяна выбрала в антикварном магазине бронзового слона, в глазницы которого были вмонтированы драгоценные камни. Хозяин магазина уступил его за тысячу долларов, хотя, по мнению Успенских, он стоил больше и должен был понравиться Знанцеву. Ведь слон — символ силы, мощи, надежности и верности.
Наговорившись с детьми, Успенский решил сообщить Знанцевым о своем возвращении. Звонить напрямую Николаю Ильичу не решился — Михаил может обидеться, заподозрить, что его хотят обойти. Поэтому набрал номер телефона Знанцева-младшего. Грубый голос в трубке ответил:
— Михаила Николаевича больше не ищите. Он убит три дня назад.
Это сообщение словно обухом ударило по голове.
— Что-что? — переспросил Успенский, но говоривший положил трубку.
Через мгновение раздался звонок:
— Это Гришин Сергей Сергеевич, из ФСБ. Не забыли?
— Не забыл, — глухо отозвался Успенский, поняв,
что телефон Знанцева прослушивался. — Что случилось с Михаилом?
— Попал в автокатастрофу, бедолага. Разбираемся сейчас, что это — убийство или несчастный случай. Его отец считает, что убийство. Мы не уверены в этом. Михаил сам был за рулем и выскочил на встречную полосу под «КамАЗ». А еще Саркисова расстреляли неделю назад. Мне сказали, тоже ваш знакомый.
— На что вы намекаете? — зло спросил Успенский.
— Пока ни на что, — многозначительно ответил Гришин. — Но прошу завтра зайти на Лубянку к десяти часам утра в кабинет триста тридцать.
Успенский усмехнулся.
— Не забыли, что законом установлена депутатская неприкосновенность? И завтра в десять я не могу прийти. Пленарное заседание. До свидания.
Номера телефона на даче Николая Ильича Знанцева Андрей не знал, поэтому решил поехать без предупреждения. Охрана впустила незамедлительно. Николай Ильич принял его в своем рабочем кабинете.
— Сочувствую, — вместо приветствия произнес Успенский.
— Уже знаешь. — Знанцев встал, подошел к Успенскому, подал руку. После крепкого рукопожатия сказал: — Я ждал тебя. Михаил не был мне родным сыном, я усыновил его, когда ему было лет десять. Несколько раз жалел об этом. Ладно, не будем о грустном. Насчет Саркисова, наверное, тоже слышал?
— Читал в «Коммерсанте», — ответил Успенский. — А иначе договориться нельзя было?
— Ну и вопросик, — ухмыльнулся Знанцев. — Нынче убить человека легче, чем договориться с ним. Все упрямыми стали. Не понимают слов. И все от жадности. Нахапали долларов, скоро захлебнутся ими, но, когда предлагают по-хорошему поделиться, начинают жлобствовать. Из-за этого не только на телеэкране стреляют. Так что, если хочешь жить, не будь жлобом. Я всю жизнь делюсь с людьми, вот и дожил до седин и своей смертью надеюсь умереть.
Поняв, что смерть Михаила не особенно угнетает Николая Ильича, Успенский стал чувствовать себя лучше. Он раскрыл коробку и сказал:
— Я вам слона из Таиланда привез и персональное спасибо от супруги передаю.
Николай Ильич не проявил интереса к сувениру.
— Поставь на письменный стол. Ажене привет передай. Я так понимаю, ты с ней мои предложения обсуждал и получил «добро».
— Не все, — ответил Успенский. — Ни к чему женщин во все дела посвящать.
— Это верно, — поддержал его Знанцев. — Я тоже был женат. Но баба попалась такая, что во все мои дела нос совала, а Михаила не хотела воспитывать. Пришлось расстаться. С тех пор холостякую. Ну вот, теперь ты обо мне все знаешь. И я на тебя надеюсь. Только учти, если обманешь — из-под земли достану.
— Не из-за боязни с вами решил работать, — жестко произнес Успенский. — Сначала хотел отблагодарить за помощь во время избирательной кампании.
Сейчас понял, что зарабатывать деньги намного интереснее, чем писать законы. Поэтому готов за дело браться.
— Правильное решение, — похвалил Знанцев. — Депутатство — это временное благо, а богатство — постоянное. Только его и приумножать, и охранять нужно ежечасно. Чуть зазеваешься — в лучшем случае с пустым чемоданом останешься, а в худшем — голову
потеряешь. Значит, про Саркисова читал? Надеюсь, понимаешь, что к этому делу и ты причастен. Никогда не забывай об этом, но и не казнись. Мы победили его, и это главное. А теперь скажи — у тебя много родственников?
Родственников у Успенского оказалось много. По просьбе Знанцева он рассказал о каждом из них. Кроме жены Николая Ильича заинтересовали младший брат и племянник Успенского. Они имели экономическое образование и неплохую работу. Брат трудился в федеральной экономической ассоциации и занимал должность заместителя начальника отдела кредитования. Племянник работал референтом в комиссии по ценным бумагам. После того как Успенский заверил, что готов за них поручиться, Знанцев раскрыл свой план сотрудничества:
— После смерти Саркисова ко мне перешли его доли акций двух предприятий. Одно тебе известно. Второе, видимо, тоже. Так вот, я думаю, что контрольный пакет акций ликеро-водочного завода передадим твоему брату. Акции нефтяной компании запишем на твоего племянника. За акции ты отвечаешь головой. Забота о прибыли будет лежать на их владельцах. Если прибыль получат, могут рассчитывать на пятьдесят процентов. Вторую половину дивидендов делим так: нам по двадцать процентов, десять на развитие фирмы. Разумно?

— Я, честно говоря, не знаю, на вас полагаюсь, — ответил Успенский. У него голова пошла кругом от предвкушения богатства.
— А надо знать, что я ваши ставки удвоил, — недовольно проворчал Знанцев. — Да, возьми у них заявления о том, что они тебе дарят свои акции. Дарственные — это наши страховки, если у твоих родственников от запаха денег крыша поедет. Страховка в каждом деле нужна. Обо мне им ни слова. Если вы, я имею в виду всю троицу, будете умненькими, через год на шестисотые «мерседесы» и прочие блага заработаете.
— Спасибо, Николай Ильич, — вырвалось у Успенского. — Действительно, на Руси не перевелись благодетели.
— Не благодетель я, — поморщился Знанцев. — Сам видишь, в этом деле свою корысть имею. Да и уговор наш не забываю. Для верности сделаем так: я свою трех комнатную квартиру на Рублевке переоформляю на твою жену по договору ренты. Знаешь, что он означает?
— Обижаете, — ответил Успенский. — Только у жены нет своего заработка. — И шутливым тоном добавил: — А «содержать» вас придется всю оставшуюся жизнь.
— Ну, я и сам себя прокормлю, — жестко произнес Знанцев, не поняв шутки. — Но для платежеспособности я ей акции одного из своих предприятий дам. Тоже под твою ответственность. Поэтому никаких разводов не замышляй и семейную жизнь, как самого себя, береги.
— Ну, вы даже мою семейную жизнь под свой контроль берете.
— Для твоего же блага, — усмехнулся Знанцев. — Теперь о твоих депутатских делах. Проект по Харовскому месторождению отзывать не надо. У Саркисова план был правильный. Мы теперь его в свою пользу повернем. Поэтому старайся в Думе быть на виду, ищи союзников, ищи поддержки у фракций. Приоденься поприличнее. Пару костюмов от Версаче купи или у Зайцева закажи. Надо быть респектабельным, приятным, щедрым, веселым, держащим свое слово. Тогда к тебе депутаты потянутся, зауважают. Люди всегда к сильным и богатым тянутся. На карманные расходы тысяч сто я тебе дам. Разбогатеешь — вернешь.
— Долларов? — спросил Успенский.
— Конечно. Я сделал ставку на тебя. Теперь ты мне вместо сына. Значит, в тебе продолжение моей жизни.
Поэтому я предлагаю тебе делать то, что делал бы сам, если бы был молодым.
— Спасибо, спасибо вам, — расчувствовался Успенский.
— Делом, вниманием ко мне отблагодари. — Знанцев дал Успенскому деньги и попрощался.
...Зал депутатской столовой был изменен до неузнаваемости. Все столы были установлены в центре и ломились от закусок и бутылок. В зале находились почти все руководители фракций и думских комитетов. Прием был не рядовым — его давал губернатор самого богатого в стране Ханты-Мансийского округа. И парламентские лидеры считали необходимым засвидетельствовать ему свое почтение, попробовать «расколоть» его на отчисления в благотворительные фонды, через которые финансировались партийные мероприятия.
Успенского остановил Жиринов. Окинув его бесцеремонным оценивающим взглядом, спросил:
— Где так загореть удалось?
Услышав ответ, похвалил:
— Молодец. На правильном пути. Ну ее, эту Думу, в Таиланде лучше. Такие, как ты, Андрей, мне нравятся. Давай в нашу фракцию заруливай...
Вспомнив наставления Знанцева о необходимости налаживания контактов с депутатами, сказал:
— Ваше предложение обдумаю. В качестве шага к сотрудничеству предлагаю поддержать меня по одному проекту.
— Нет, не зря я положил на тебя глаз, — продолжил Жиринов. — Деловой, сразу видно, человек. И одет прилично. Костюмчик явно не на депутатскую зарплату куплен. И правильно делаешь, что не скрываешь свои доходы. Я люблю хорошо одетых людей. Так о чем проектик?
— О разделе продукции, — спокойно пояснил Успенский. Ему льстило, что он был замечен, что вокруг них стали собираться люди. Насчет источника своих сверхдепутатских доходов он придумал версию. И опробовал ее на собеседнике.
— До депутатства частным юридическим бизнесом занимался. И повезло. Несколько крупных арбитражных споров выиграл. Клиенты щедро отблагодарили.
Поэтому костюм у Зайцева могу заказать.
— Да, отечественное надо носить, — сказал Жиринов. — Я вот себе френч тоже у него пошил.
В это время в зал вошел губернатор, за ним Пуганов, Морозкин, Харитон. Губернатор и сопровождающие его депутаты двинулись к столу, где был установлен микрофон. Проходя мимо Жиринова, лидер парламентского большинства бросил:
— Развлекаешь народ, Володя...
— Да пошел ты! — огрызнулся Жиринов и обратился к стоящим рядом депутатам: — Не могут коммуняки спокойно жить. Им кого-то зацепить надо. Союз развалили, теперь опять власти захотелось. Забыли, что всем тошно было от того, как они рулили.
Пуганов уже давно прошел мимо, а Жиринов все еще говорил ему в спину, видимо забыв про Успенского. Андрея позвал сосед по рабочему месту в зале.
— Сначала выпьем, — предложил губернатор, — а потом поговорим. — Он дождался, когда разольют спиртное, и добавил: — Нынче не модно длинные тосты говорить, предлагаю выпить за сотрудничество и взаимопонимание!
На приеме депутаты вели себя по отношению друг к другу весьма доброжелательно, не то что в зале пленарных заседаний. Ближайший помощник Жиринова Миркин даже полез обниматься с Пугановым. Тот вежливо отстранился, но от общения не отказался, хотя накануне Миркин кричал с думской трибуны, что будет давить коммунистов, когда придет к власти. Может быть, оппоненты Жиринова и Миркина были уверены, что либералы никогда не станут властвующей партией, и расценили это выступление как рекламу. Конечно, своеобразную, политическую рекламу, где важно, чтобы любым путем партия или ее лидеры были на слуху и на виду у людей, избирателей, которых в последнее время окрестили гнусным словечком «электорат». В таких случаях не обращают внимания на то, что говорят партийные лидеры. У них роль такая — высвечиваться не делами, а болтовней. Чем хлеще скажут, чем «круче», тем больше шансов запомниться.
Обходя жующих и пьющих коллег, Успенский пытался заговорить с теми, кто ему казался интересным. На контакт все шли охотно. Он для окружающих был человеком-загадкой. Пройти в Думу, да еще по столичному округу, без поддержки партии мало кому удавалось. А кроме того, дружественное отношение — условие поддержки при голосовании. А как раз голоса независимых иногда играют решающую роль. Поэтому даже Боровкин, которому на пленарных заседаниях постоянно устраивали обструкцию, не давали слова, чувствовал себя вполне комфортно и не страдал от отсутствия внимания к своей персоне.
По дороге домой Успенский решил, что можно похвалить себя. Его заметили, приняли в депутатское сообщество. Перебирая в памяти разговоры, Успенский выделял неформальных лидеров, наиболее уважаемых депутатов. Впереди были баталии за продвижение своего законопроекта. Коврижки, которые он получил от Знанцева, надо было отрабатывать. Да и то, что он, пусть через родственников, получил доступ к хорошим прибылям, обязывало его проявлять активность и настойчивость. К тому же Успенский вошел во вкус депутатской работы. Ему нравилось оценивать проекты законов, полемизировать по государственным и житейским проблемам, давать интервью журналистам. Те его заприметили и частенько подсовывали микрофон, прося прокомментировать тот или иной проект. Успенский был ярок и убедителен, не стеснялся критиковать коллег. Правда, после интервью он подходил к критикуемому и говорил примерно так:
— Я тут вспомнил вас во время интервью для независимого телеканала. Но не критики ради, а исключительно для вашей рекламы. Если что не так, примите мои извинения и заверения в дружеском к вам отношении.
А потом рассказывал какую-нибудь байку или анекдот. Такой прием действовал безошибочно. Никто не обижался на выпады Успенского. Его авторитет среди депутатов рос, что проявлялось, в частности, в предоставлении ему слова на пленарных заседаниях не только «по ведению», но и по существу обсуждаемых вопросов.
Своим самым главным депутатским достижением Успенский считал положительное заключение правительства России и администрации Ханты-Мансийского автономного округа о внесении нового нефтяного месторождения в число объектов, подлежащих разработке на основе закона о соглашениях о разделе продукции. После этого проект быстро был одобрен в комитете по промышленности и принят в первом чтении Думой. Окончательное принятие закона сулило солидные барыши и местным органам власти, и самой нефтяной компании, и, что стало как бы естественным фактором современной жизни, руководству компании. Конечно, при реализации проекта не окажутся в стороне и Знанцев с Успенским. Хотя Знанцев дал Андрею доллары на пробивание проекта, Успенский действовал по старинке, методом убеждения. Да и рука у него не поднималась давать кому-то взятки. Он признался в этом Знанцеву. Тот сказал: «Раз так, оставь деньги себе. Если я даю, то обратно не отбираю».
Безоблачной жизни, конечно, не было. Во-первых, напоминал о себе следователь ФСБ, занимавшийся делом об убийстве Бренгорова. Во-вторых, в одном из интервью Успенский все-таки переборщил, и обиженный депутат подал на него жалобу в комиссию по этике. В связи с этим нужно было думать о защите, а значит, искать себе сторонников и договариваться с врагами жалобщика.
— Андрей Иванович, — обратилась к Успенскому председатель комиссии по этике Оркина. — Вы самый молодой депутат... — Она сделала паузу и, посмотрев на Успенского, уточнила: — По депутатскому стажу. А уже коллективную жалобу на вас написали.
— Почему коллективную? — удивился Успенский. — Я знаю, что на меня жалуется лишь Кондратьев.
— Не совсем так, — возразила Оркина. — На жалобе есть и вторая подпись — депутата Новичкина.
— Я думаю, они зря обижаются на меня: ведь чушь несли на пленарке.
— Не чушь, а свое мнение высказывали, — прервал Кондратьев. — Я имею право на свое мнение. Мне избиратели поручили говорить в парламенте.
— Ну разве я против этого, Сергей Алексеевич, — миролюбиво сказал Успенский. — Но согласитесь, я ведь прав. Вы за три депутатских года не уяснили себе, чем отличается уголовный кодекс от уголовно-процессуального. Разве можно при столь, — он запнулся, подбирая слова помягче, — низком уровне правовых знаний считать себя законодателем? Меня примерно об этом спросил журналист. Я, естественно, сказал, что законотворчеством должны заниматься юридически грамотные люди. Начни вас защищать, я бы сам в дураках оказался. А выглядеть дураком перед своими избирателями мне не хочется. У меня их почти полмиллиона. Вам-то легче. Вы по спискам партии прошли, за ее авторитет в случае чего спрячетесь.
— Андрей Иванович, — перебила его Оркина. Она тоже прошла в Думу по партийному списку и болезненно реагировала на упреки одномандатников, когда те подчеркивали депутатскую неполноценность так называемых списочников. — Извинитесь, пожалуйста, и говорите по существу рассматриваемого вопроса.
— Извиняюсь, — буркнул Успенский.
Затем его упрекнул Кондратьев:
— Вы других дураками выставляете. Не по-товарищески это. И для вашего сведения скажу: я избран в Думу, чтобы волю российского народа высказывать. А чтобы она юридически грамотно выглядела, у нас правовое управление есть. Более сотни юристов там работает. Так что есть кому меня поправить, если я ошибусь.
— А я считаю, что и самому кое в чем разбираться надо, — не сдавался Успенский, чувствуя свое преимущество перед Кондратьевым и молчаливую поддержку одномандатников, которых в комиссии было большинство.
От ярлыка «списочник» отделаться нелегко. Да, неведом им накал борьбы с соперниками в ходе избирательной кампании. И не избирают их, а голосуют за партию, которая их представляет в депутаты. Свою неполноценность «списочники» чувствовали, что, видимо, и проявлялось в неадекватной реакции на происходящее. Глядя на скучающих членов комиссии, Успенский понял, что ему ничего не угрожает. Поэтому решил свернуть обсуждение и воспользовался подсказкой Оркиной.
— Сергей Алексеевич, поверьте, я не хотел вас обидеть. Прокомментировав вашу, мягко говоря, неточность, я хотел выйти на более важную проблему — формирования парламента из профессиональных юристов и экономистов. Видимо, не получилось. Поэтому вы уж извините меня.
— Ладно, — махнул рукой Кондратьев. — В следующий раз думайте, прежде чем что-либо болтать. А насчет формирования парламента тоже не заблуждайтесь.
Парламент без представителей народа, без работяг — не парламент. Поэтому без таких, как я, не обойтись.
Оркина подняла руку, желая прекратить монолог Кондратьева, предстоял еще разбор жалобы на Буни-ка, которого обвиняли в незаконном обогащении, в занятии предпринимательской деятельностью, злоупотреблении служебным положением при приватизации служебных зданий Института управления.
— Я так понимаю, что вы, Сергей Алексеевич, приняли извинения Успенского. — Услышав «да» Кондратьева, Оркина заключила: — Все, до свидания. У нас впереди очень сложная жалоба. Прошу членов комиссии не расходиться.
— Я останусь, — сказал Кондратьев. — Я тоже подписывал заявление против Буника.
Слушать новую склочную историю Успенский не стал. Позднее оказалось, что конфликт не был погашен комиссией. В повестке очередного пленарного заседания Думы стоял вопрос об участии Буника в незаконной приватизации зданий. Представитель фракции Буника дважды пытался поставить вопрос об исключении этого вопроса из порядка работы Думы, но большинство присутствующих в зале не поддержали коллегу. И шоу удалось на славу. Началось с того, что депутат Юшиков обвинил коммунистов в нелюбви к людям науки. Повод для этого был — Буник был академиком информационной академии. Коммунисты промолчали. Вдохновленный их молчанием, Юшиков заявил, что коммунистов тянет ковыряться в дерьме. Председательствующий сделал ему замечание за непарламентское выражение, но назревающую ссору не предотвратил. Один из депутатов воспринял слова Юшикова на свой счет и, подойдя к нему, ударил по лицу. Тот как бы катапультировался из своего кресла и попытался ответить ударом на удар, но промахнулся. От второго удара его спас Жиринов, который не ограничился ролью пассивного наблюдателя, а полез разнимать драчунов. В конце концов их успокоили и дали слово зачинщику. Тот вылил на Буника столько словесной грязи, что казалось, от нее ни под каким душем не отмоешься. По словам обвинителя, Буник еще с советских времен обманывал государство и народ. Работая директором одного из сибирских институтов, он держал в штате «мертвые души» и присваивал выписываемую им зарплату. Кроме того, продавал «налево» спирт, предназначенный для промывки ценнейшего оборудования, незаконно распределял квартиры, а недавно участвовал в приватизации Института управления и скрыл от депутатов, что является руководителем крупного акционерного общества, владельцем большого пакета акций и вообще больше думает о получении собственной выгоды, а не о работе с избирателями. Заключительная фраза звучала так: «Буник не вправе руководить комитетом, который курирует вопросы приватизации».
Успенский уже научился оценивать выступления депутатов, отмечать «неувязочки» в их речах. Неубедительна была и эта речь. Получалось, что при таких грехах нельзя только руководить комитетом, а оставаться депутатом можно. Явно просматривался корыстный мотив, на что обратили внимание и сам Буник, и его защитники. К чести Буника, он проявил выдержку. Когда ему дали слово, не стал обвинять своего оппонента, а предъявил копию решения обкома КПСС по его персональному делу, которое было возбуждено по навету завистников еще в 1985 году. Из решения следовало, что факты злоупотребления служебным положением не подтвердились. Буник легко доказал, что не участвовал, по крайней мере явно, в приватизации институтского здания, что касается акций — да, они есть, первоначально были взяты в обмен на ваучеры, а дополнительно купленные акции отданы в доверительное управление жене. В общем, сумел убедить, что он не злоумышленник. Затем отверг обвинение в игнорировании воли избирателей. Депутатский прием он вел регулярно. Правда, из-за поездок за границу случались срывы. Закончил Буник свое выступление так:
— Я сам хотел, чтобы недовольные мною высказались гласно. Это лучше кулуарных сплетен. А теперь, коллеги, решайте, что делать со мной дальше.
За постановление о порицании Бунику и об освобождении его от должности председателя комитета проголосовало чуть больше сорока депутатов. Очередной раунд войны компроматов был закончен.
Успенский, голосовавший против предложенного постановления, задался вопросом: «Кому сия «обли-чиловка» понадобилась?» Но ответа на него не нашел. Не знали ответа и сидящие рядом с ним депутаты. Тем не менее обсуждение вопроса состоялось. Значит, кому-то это было нужно. «Выходит, — подумал Успенский, — есть какие-то скрытые течения, неведомые мне. Ведь вполне очевидно, что парламент создан не для разборок. Затраченный на обсуждение вопроса час — это еще и разбазаривание государственных денег и времени, отведенного на рассмотрение законопроектов».

Здесь читайте:

Гранкин Игорь Васильевич (р. 1942 г.), писатель

ХРОНОС-ПРОЕКТЫ

Главный редактор Юрий Козлов

WEB-редактор Вячеслав Румянцев