SEMA.RU > XPOHOC > РУССКОЕ ПОЛЕ  > СЛОВО  >

№ 4'03

Анатолий КАЛИНИН

РЕКВИЕМ

XPOHOС
НОВОСТИ ДОМЕНА
ГОСТЕВАЯ КНИГА

 

Русское поле:

СЛОВО
ВЕСТНИК МСПС
ЖУРНАЛ "ПОЛДЕНЬ"
БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ
МОЛОКО - русский литературный журнал
РУССКАЯ ЖИЗНЬ - литературный журнал
ПОДЪЕМ - литературный журнал
Общество друзей Гайто Газданова
Энциклопедия творчества А.Платонова
Мемориальная страница Павла Флоренского
Страница Вадима Кожинова

Мир Шолохова

Необозримы до тоски,
Тесня безжалостно станицу,
лежали желтые пески
До той поры, пока страницы
Не озарила желтизна
Однажды вспышкою мгновенной,
И оказалось, что она
Золотоносна беспримерно.
И взвиться было вдруг реке,
В песках синеющей, как шашка,
Могучей молнией в руке,
И опуститься наотмашку.
Чтоб кровью брызнули пески
У века нового в начале,
И песню, полную тоски,
С весенним громом обвенчали.
 
* * *
 
Соловья, поющего за Доном
С буйною отвагой на опушке,
Заглушить хотят надсадным звоном
Из болота дальнего лягушки.
Так и надрываются от страсти,
Чуть не разрываются на части.
Но, скажите, разве можно гения
Заглушить пустопорожним пением?
 
* * *
 
Совсем не зря хлопочет зависть
Под корень сразу извести
Все то, что обещает завязь,
Все то, что может зацвести.
Коль есть на свете бес сомнений,
То лучше будет вовсе без
Любых соблазнов для сравнений,
К которым склонен этот бес.
 
* * *
 
И вновь завистливая злоба
У твоего — теперь уж — гроба
Хотела встать мне поперек,
Но я ее предостерег.
Пока в салоне самолета
Она по памятке, с зевотой,
Твердила скорбный ритуал,
Я твой порог переступал,
Чтоб не в порядке учрежденном
Поклон положенный отдать,
А горьким счастьем награжденный,
Наедине поцеловать.
 
* * *
 
И еще на обрыве вешенском,
Где отныне не гаснет пожар,
Из цветов полевых накошенный
Я увидел бесценный дар.
Был в стакане он с гранями синими,
Прислоненном под самый портрет.
И в росе, как в слезах Аксиньиных,
Этот ландышей первоцвет.
И тотчас же привиделось взору,
Как из леса их бережно нес
На рассвете в станицу Григорий
В неумелой руке через мост,
А потом у могилы высокой
С недодуманной думой своей
Он стоял, навсегда одинокий,
Чтобы уйти до прихода людей.
 
* * *
 
Даже и хмель превращается в уксус
В старом вине…
Долго ли виться казачьему усу
В лютом огне?
Даже тобою, походная бурка,
Кормится моль,
Вот и на сердце стирается шкурка —
Рана сквозь боль.
В вешнем дыму с чабрецового склона,
В россеве слез
Вижу я дна обмелевшего Дона
Кость.
 
* * *
 
Не за то ли ты, амброзия,
Обрекла меня страдать,
Что своей любимой прозе я
Стал все чаще изменять?
Иль за то твоей, амброзия,
Так отравлен я пыльцой,
что не внял твоей угрозе я
Поберечь свое лицо?
То ли это ты, амброзия?
То ли ветер, то ли зной…
Почему ж и на морозе я
Обжигаюсь вдруг слезой?
 
* * *
 
Заоблачных лампад струится вечный свет,
Над Доном листопад, а Шолохова нет.
Вздымая гриву волн, бессмертной славе вслед
К Азову рвется Дон, а Шолохова нет.
Причалив к яру струг, с серьгою в ухе дед
Скликает всех на круг, а Шолохова нет.
И так слепит глаза лампасов вешни цвет,
Что катится слеза, а Шолохова нет.
 
* * *
 
Туман ли скрыл тебя, мой Дон?
И я теперь уже не вижу
Тебя совсем, а только слышу
Последних волн прощальный стон.
Уже смотреть невмоготу,
К Азову взглядом провожая
Мазутных пятен черноту,
О синеве твоей вздыхая.
Словами выплакать простыми
Пытался я свою печаль
И мне себя, признаться, жаль:
Глас вопиющего в пустыне.
Влачится грустная вода,
В убогом ложе усыхая.
И песен прежних череда
Над ней редеет, замолкая.
 
* * *
 
Нет, это неправда, что слава о Доне
Теперь только в песнях одних остается,
По следу копыт на суглинистом склоне
Найдем и отроем святые колодцы,
Достанем воды из подземного чрева,
Напоим коней и в походные фляги
С собой наберем у бессмертного древа,
До самой Москвы запасая отваги.
От гордой станицы до гордой столицы
Весь след воскресим, постигая безмерность
Пройденных дорог, и граненые лица
К тебе обратим, присягая на верность.
 
* * *
 
Уже не ночью из засады
Тропой глухой через кордон
Молва, отравленная ядом,
А белым днем сползает в Дон.
То бьет хвостом, то вяжет петли,
То затаится, то спешит,
То по экрану, то в газете
Гадюкой серой прошуршит.
И вновь до времени застынет,
И вновь как будто бы замрет…
Вот так она и до святыни
По буеркам доползет,
Чтоб, месть дремучую лелея
Дремучей зависти под стать
И славы русской не жалея,
В могиле гения достать.
В каком музее сталь ржавеет
И в чьих ножнах томится там
До часа судного, чтоб взреять
И в яр бы сверглась клевета?!
 
* * *
 
Опять прервался сон. И тихо, и темно,
Над крышей старый вяз не шелохнется,
Я выхожу на Дон в надежде, что окно
Над Вёшенской лампадою зажжется.
Ему ль не запылать, а там на все цвета
В зеленом льду станице отразиться:
Развеялась над нею клевета
И можно сердцу радостью упиться.
Я выходу на Дон, и я целую лед.
Он под губами тает и вздыхает,
И пахнет степью он, и сладок он как мед,
Но мне еще чего-то не хватает.
Прильнув щекой, я бег реки ловлю,
И слышу я, и верю, и рыдаю,
Что я все больше голос узнаю,
Пока я чубом к Дону примерзаю.

 

 

 

Rambler's Top100 Rambler's Top100 TopList

Русское поле

© ЖУРНАЛ "СЛОВО", 2003

WEB-редактор Вячеслав Румянцев