Ланьков А.Н. Кризис 1956 года и его последствия

	Ланьков А.Н.
	КРИЗИС 1956 ГОДА И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ
XPOHOC БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ РЕЛИГИОЗНЫЕ ТЕРМИНЫ КАРТА САЙТА	В истории любого государства есть свои рубежи, свои переломные даты. В полувековой истории КНДР одной из таких дат, стал 1956 г., когда Ким Ир Сен и его окружение едва ли не единственный раз столкнулись с прямым вызовом своей власти. В августе 1956 г., на пленуме ЦК ТПК, группа высокопоставленных северокорейских руководителей открыто выступила обвинила Ким Ир Сена в насаждении культа личности, нарушений внутрипартийной демократии и необоснованных репрессиях. Они попытались добиться его отставки с поста Председателя ЦК партии. Их попытка окончилась неудачей и это поражение определило судьбы их страны на многие десятилетия. В 1956 г. были ликвидированы последние препятствия на пути к установлению в КНДР уникального в своем роде кимирсеновского режима. Это развитие, в силу различных субъективных и объективных причин до 1956 г. было вероятным, после же 1956 г. оно стало неизбежным. В силу своей специфики события 1956 г. оставались малоизвестными на протяжении очень долгого времени. Конечно, что-то о них знали, по крайней мере в СССР, где слухи и рассказы, ходившие среди специалистов, давали в общем правильную, но весьма смутную картину происшедшего. Некоторая информация просачивалась и в Южную Корею, а оттуда -- на Запад. Тем не менее, достоверно об августовских событиях было известно очень мало. В последнее время, однако, ситуация изменилась. В разных странах мира (в первую очередь - в Южной Корее) опубликованы мемуары и интервью многих из тех, кто так или иначе принимал участие в событиях 1956 г. Многое автору удалось узнать из разговоров с бывшими советскими дипломатами или живущими в России эмигрантами из КНДР. Однако важнее всего то, что в 1991-1994 гг. на какое-то время исследователи наконец получили доступ (пусть и не полный) к материалам архива МИДа, опираясь на которые можно дать более или менее связный рассказ о том, что же произошло в КНДР в конце 1955 - начале 1957 гг. Именно этот рассказ об одном из самых критических моментов северокорейской истории мы и предлагаем нашим читателям. Впрочем, читателям необходимо помнить и о том, что ряд немаловажных документов пока еще не рассекречен или не обнаружен, так что пробелы и неясности в нашем повествовании неизбежны. В частности, остаются недоступными для исследователей многочисленные документы Международного отдела ЦК КПСС, связанные с поездкой в КНДР в сентябре советско-китайской делегации под руководством А.И.Микояна и Пэн Дэ-хуая и с Сентябрьским (1956) Пленумом ЦК ТПК. Разумеется, закрыты пока и китайские архивы, в которых наверняка хранятся многие важные материалы, посвященные описанным ниже событиям. В июне 1953 г. в маленькой деревушке Пханмунчжом было подписано Соглашение о перемирии, положившее конец Корейской войне - самому кровавому конфликту в истории этого небольшого восточноазиатского государства. Окончание войны, разумеется, внесло серьезные изменения в политическую ситуацию в Северной Корее. Это может показаться странным, но приведшая к колоссальной экономической разрухе война немало помогла Ким Ир Сену и его группировке укрепить свои позиции. До войны Ким Ир Сен не был полновластным хозяином положения в Северной Корее, хотя и обладал уже немалым влиянием. С одной стороны, его власть ограничивал советский контроль, который в те времена был тотальным. Обстоятельства, при которых Ким Ир Сен пришел или, точнее, был приведен к власти, в то время были у многих на памяти, и, пожалуй, не будет большим преувеличением сказать, что для многих сотрудников советского посольства - бывших генералов и офицеров 25-й армии - он был не более чем советским капитаном, выполняющим некое, пусть и довольно специфическое, задание, а уж никак не руководителем суверенного государства. Вдобавок, не только Советским Союзом, но и всем социалистическим содружеством тогда правила железная рука Сталина, который не отличался особой терпимостью к отклонениям от предписанного им курса, и, особенно после разрыва с Тито, был готов подавлять любые признаки неповиновения самым решительным образом. С другой стороны, власть Ким Ир Сена в предвоенный период была ограничена тем обстоятельством, что в руководстве КНДР тогда существовали 4 скрытно, но постоянно соперничающие друг с другом фракции - яньаньская, советская, внутренняя и партизанская, причем партизанская фракция, на которую опирался Ким Ир Сен, была в конце 40-х гг. наименее влиятельной из всех. Внутренняя группировка состояла из бывших подпольщиков, действовавших в Корее еще до Освобождения. В яньанскую фракцию, названную так в честь города Яньани неофициальной столицы китайских коммунистов, входили эмигранты, вернувшиеся после 1945 г. из Китая. Советская группировка состояла из советских корейцев, направленных Москвой на работу в КНДР. Наконец, партизанскую группировку составили бывшие соратники Ким Ир Сена по антияпонской борьбе в Маньчжурии. Представители каждой группировки держались особняком, их разделяло образование, взгляды, жизненный опыт. Однако в довоенный период не без участия советских властей между фракциями поддерживалось определенное равновесие, но при этом партизаны, не обладавшие ни образованием, ни особыми связями оказались как бы на втором плане. Так, в состав избранного в марте 1948 г. ЦК ТПК входило 67 человек, из которых только 8 представляли бывших маньчжурских партизан (от каждой из трех остальных фракции в ЦК входило от 15 до 17 членов) {1} Когда в конце октября 1950 г. Северная Корея оказалась на грани полного военного разгрома, она была спасена от катастрофы китайскими войсками, которые были направлены туда Мао по согласованию с Москвой. Однако то обстоятельство, что на территорию Кореи вступили именно китайские, а не советские части, не могло не иметь своим результатом усиление китайского и, соответственно, снижение советского влияния. За этим в марте 1953 года последовала смерть Сталина. Новое советское руководство более и не могло, и не хотело держать "братские страны" под тем мелочным контролем, который был ранее нормой. Вдобавок, конфликты в высших эшелонах советского руководства, вызванные смертью И.В.Сталина в марте 1953 г., привели к тому, что внимание Москвы оказалось на несколько лет сосредоточенным на собственных непростых делах. В этой обстановке Ким Ир Сен получал такую свободу маневра, о которой он раньше не мог и мечтать. Однако изменения в Москве означали не только ослабление советского контроля над Северной Кореей. С 1954 года Н.С.Хрущев -- сначала робко, а потом все энергичнее и энергичнее -- начал проводить в СССР реформы, направленные на постепенный отход от сталинских методов, на создание более демократичного, более открытого варианта социализма. Десталинизация в СССР не могла не тревожить молодого (ему тогда было лишь чуть больше 40) северокорейского диктатора. С одной стороны, не следует забывать, что и он, и его партизаны были тесно связаны с Советским Союзом и в определенной мере сами подверглись влиянию культа личности Сталина, разоблачение которого, таким образом, становилось для многих из них серьезным душевным потрясением. Однако по сравнению с этим, психологическим, фактором, куда большее значение имел другой, чисто объективный: сформировавшаяся в то время в Северной Корее система была смоделирована со сталинской, и вполне сложившийся к середине пятидесятых культ личности "малого вождя" -- Ким Ир Сена во многом копировал культ личности "большого вождя" -- Сталина. Развенчание Сталина таило в себе смертельную опасность для Ким Ир Сена, ибо параллели были слишком очевидны. Ким Ир Сен опасался, что этим сходством могут воспользоваться его недоброжелатели, которые легко могут попытаться отстранить его от власти, обвинив именно в насаждении культа личности. С особой ясностью это продемонстрировали события 1956 года, когда один за другим ушли в отставку руководители Болгарии (Червенков, апрель), Венгрии (Ракоши, июль), Польши. В одних случаях, как в Болгарии, это было результатом внутренних интриг, в других -- недавним диктаторам пришлось отказаться от власти под давлением народного движения. Однако все эти руководители были представителями той же когорты, к которой принадлежал и сам Ким Ир Сен, все они тоже были "маленькими Сталиными", которые пришли к власти в первые послевоенные годы при прямой поддержке Советской Армии. В этой обстановке Ким Ир Сен, политическое выживание которого оказалось под явной угрозой, мог выбрать одну из двух альтернативных линий. Он мог, подобно руководителям Чехословакии или Германии, постараться приспособиться к новым временам, и, проведя косметические реформы, попытаться найти общий язык с новыми людьми в Кремле. Он также мог, подобно лидерам Албании или Румынии, начать медленно и осторожно выходить из сферы влияния Москвы. Как мы знаем, он со временем выбрал второй путь. Однако обе эти линии были бы возможны только при условии наличия "прочного тыла", отсутствия внутренних угроз власти Ким Ир Сена и его окружения. Главной внутренней угрозой для Ким Ир Сена было существование группировок. Поэтому в своем стремлении к ничем не ограниченной власти, которая для него, возможно, была синонимом государственного суверенитета и независимости Кореи, Ким Ир Сен начал последовательно и поочередно уничтожать все фракции, кроме своей собственной. Первый удар был нанесен по внутренней группировке, благо, она не имела могущественных зарубежных покровителей. В 1953 гг. её руководители - бывшие основатели Компартии Кореи - были арестованы по обвинению в шпионаже в пользу США и Японии и после театрализованного процесса расстреляны. Однако расправа с внутренней группировкой не была слишком уж сложным делом, так как ни СССР, ни Китай не имели к ней особого отношения и, более того, в силу разных причин относились к ее руководителям без особого доверия и симпатии. Куда более непростой задачей для Ким Ир Сена было ограничение влияния советских и китайских корейцев, которых в то время в КНДР были многие сотни и которые занимали ряд ответственных постов. В 1953 г. о каких-либо действиях против этих людей нельзя было и подумать, но к 1955 г. ситуация во многом изменилась, и у Ким Ир Сена уже появились реальные возможности ограничить влияние весьма досаждавших ему советских и китайских выходцев. К концу 1955 г. Ким Ир Сен принял решение нанести удар по советской группировке, однако эта попытка привела к тяжелейшему политическому кризису, истории которого и посвящена настоящая статья. После уничтожения внутренней группировки, опасность для Ким Ир Сена представляли две оставшиеся фракции: советская и яньаньская. Первый удар Ким Ир Сен решил нанести не по яньаньцам, а по советским корейцам. Хотя о причинах этого решения едва ли когда-либо можно будет сказать с полной уверенностью, но, вероятнее всего, решающую роль сыграла набиравшая тогда в СССР силу антисталинская кампания. Проникавшие из Москвы идеи были опасны для Ким Ир Сена, и советские корейцы выступали основными проводниками этих идей. Именно от них было бы логично ожидать требований демократизации, обвинений в насаждении культа личности и иных неприятностей. Надо отметить, что эти опасения до определенной степени подтвердились: советские корейцы в это время действительно заговорили о существовании в Корее культа личности и о необходимости борьбы с ним. Как видно их материалов посольства, подобные речи, которые не могли вызывать большой симпатии у Ким Ир Сена и его окружения, тогда вели многие, в том числе даже тогдашний зав. отделом агитации и пропаганды ЦК ТПК Пак Ён Бин, который прямо предлагал Ким Ир Сену пресечь излишнее славословие в собственный адрес. {2} По-видимому, решению Ким Ир Сена о начале кампании против советской фракции способствовало и то сопротивление, которое руководящие работники из советских корейцев оказали в 1955 г. введению в состав Политсовета ЦК Цой Ен Гена. И тогда, и потом Цой Ён Ген, бывший партизанский командир, считался одним из самых близких и верных Ким Ир Сену людей. Впервые с предложением о введении Цой Ен Гена в Политсовет и назначении его премьером Ким Ир Сен выступил в сентябре 1955 г., но сразу же столкнулся с сопротивлением Пак Чхан Ока, Пак Ден Ай, Пак Ён Бина и др. {3} Как ясно сейчас, действия Ким Ир Сена были продиктованы его стремлением укрепить позиции бывших партизан в высшем руководстве. Однако Цой Ен Ген до этого даже не был, по крайней мере, открыто, членом ТПК, а занимал пост руководителя марионеточной Демократической партии, которая в соответствии с официальной мифологемой считалась "мелкобуржуазной", хотя в действительности она к середине 50-х гг. уже давно перестала быть партией и превратилась в чисто вывесочную организацию. На практике Цой Ён Ген, конечно, тайно состоял в ТПК (об этом было известно и советскому посольству {4}), выполняя в Демократической партии роль своего рода "агента влияния". Особо резко против инициативы Ким Ир Сена выступили советские корейцы. Официально это мотивировалось тем, что Цой Ен Ген официально не являлся членом ТПК. Часто в его адрес высказывались и обвинения в том, что он - "слабый работник" (так его охарактеризовал Пак Ён Бин в беседе с советником посольства С.Н. Филатовым) {5}. Однако истинная причина обеспокоенности наметившимся выдвижением Цой Ён Гена могла, как представляется, быть связана с непрекращавшейся в северокорейском руководстве фракционной борьбой. Советские корейцы относили Цой Ён Гена к своим недоброжелателем, и считали, что он еще в 1954 г. вместе с лидером яньаньской фракции Цой Чхан Иком пытался добиться снятия некоторых советских корейцев с официальных постов (по крайней мере, весной 1956 г. об этом в беседе с советским дипломатом говорил Пак Чхан Ок, тогдашний лидер "советской фракции"). {6} Первый удар по советским корейцам был нанесен на декабрьском (1955) Пленуме ЦК ТПК, который открылся в корейской столице 2 декабря. Однако подготовка этого удара велась заранее. Еще в августе Ким Ир Сен распорядился собрать компромат на неформального лидера советских корейцев Пак Чхан Ока, который тогда был председателем Госплана. {7} 21 ноября Ким Ир Сен критиковал работу Госплана, а несколькими днями позже встретился с Пак Чхан Оком и провел с ним критическую беседу. Речь на этот раз, как ни странно, шла об "ошибках" в литературной политике, к которой ни сам Пак Чхан Ок, ни большинство других советских корейцев по роду своей деятельности никакого отношения не имел. Пак Чхан Ока обвиняли в том, что он слишком много внимания уделял выходцам с Юга, и не поддерживал Хан Сер Я, который в то время был Председателем правления Союза писателей, а с мая 1956 г. - и министром образования и считался как бы главным официальным писателем северокорейского режима. "Литературная тема" и стала главной в той атаке на советских корейцев, которая была предпринята на декабрьском (1955 г.) пленуме ЦК ТПК. На этом пленуме выступил Ким Ир Сен, почти вся речь которого была посвящена разнообразным "ошибкам" советских корейцев. На пленуме говорилось, что "некоторые крупные партработники" вели неправильную политику в области культуры и, особенно, литературы, не уделяли достаточного внимания произведениям "идеологически правильных" северокорейских писателей, в первую очередь - романиста Хан Сер Я, который тогда играл в КНДР роль официального "живого классика" (впоследствии, кстати, он тоже стал жертвой репрессий). Все обвиненные - Пак Чхан Ок, Ки Сек Пок, Пак Ён Бин - были заметными членами советской группировки. {8} "Литературными вопросами" дело, впрочем, не ограничилось. Против советских корейцев были выдвинуты и более серьезные обвинения, характер и стиль которых можно представить на основании оправдательной речи Пак Чхан Ока, которую он произнес несколькими месяцами позже в советском посольстве: "Я никогда не вел фракционной борьбы и не выступал против политики партии. Не извращал политику партии в отношении единого фронта, не вставал на путь примирения и сговора с врагами". {9} Не совсем понятно, почему именно литературная политика была выбрана в качестве предлога для атаки на людей, большинство которых были от нее очень далеки. На декабрь 1955 г. Пак Чхан Ок был председателем Госплана, Ки Сек Пок - Начальником Военной академии. Только Пак Ён Бин, который являлся заведующим отделом агитации и пропаганды ЦК ТПК, и, таким образом, отвечал за всю политику в области идеологии, был связан с литературой. Правда, в более ранний период многие из жертв атаки действительно были так или иначе связаны с "идеологической работой", и в этом качестве иногда участвовали в литературных спорах. В частности, Ки Сек Пок выступал в защиту некоторых писателей, тесно связанных с уничтоженными лидерами внутренней группировки, когда эти писатели подвергались критике (происходило это в ту пору, когда их идеологические покровители были еще в чести). Однако в целом выбор литературы в качестве предлога для начала кампании против людей, которые были от нее весьма далеки, кажется странным. Можно предположить, что какую-то роль сыграли тут воспоминания о шумной "литературной" кампании в Советском Союзе 1946-19 4 8 гг. (критика Зощенко и Ахматовой, журналов "Звезда" и "Ленинград"). Воспоминания об этой кампании были, скорее всего, еще достаточно свежи в северокорейском руководстве. Начавшаяся на пленуме кампания набирала темп. 27-28 декабря в Пхеньяне состоялся расширенный Президиум ЦК ТПК, на котором присутствовало более 400 человек. Ким Ир Сен предложил некоторым из тех, против кого были выдвинуты обвинения на недавно закончившимся пленуме, выступить с "самокритикой". Жребий этот выпал Ки Сек Боку, Пак Чхан Оку и ряду других советских корейцев (Пак Ён Бин был в это время в больнице и не только не участвовал в работе Пленума и Президиума, но даже и не знал еще об их решениях {10}). Аудитория (как можно предположить, заранее подготовленная и проинструктированная) встретила их выступления враждебно. Пак Чхан Ока, например, обвиняли в том, что он "хотел стать первым лицом в государстве, если не первым, то вторым" и для этого подбирал верные себе кадры из числа советских корейцев, выдвигал себя и умалял роль вождя Ким Ир Сена. Примерно в таком же стиле говорили и про Пак Ён Бина. И, вообще, Пак Чхан Ок и Пак Ён Бин были "проводниками буржуазной идеологии в партии". Однако и Пак Чхан Ок упрямо продолжал отрицать свое участие в какой-либо "антипартийной деятельности". Особо активно нападал на советских корейцев не любивший их (и пользовавшийся взаимностью) "живой классик" северокорейской лите ратуры Хан Сер Я, который даже заявил, что "Пак Чхан Ок и Пак Ён Бин не давали партии и народу выражать свои хорошие чувства и отношения к своему вождю". {11} С заключительной речью выступил Ким Ир Сен. Он назвал примерно полтора десятка имен советских корейцев, которые были, по его словам, фракционерами, и поддерживали связи с А.И.Хегаем - бывшим лидером советских корейцев, который в 1951 г. попал в опалу, а в 1953 г. совершил самоубийство (или, что вероятнее, был убит). Надо сказать, что заключительная речь Ким Ир Сена сыграла в истории Северной Кореи куда большую роль, чем вся кампания против советских корейцев. Давно было известно, что 28 декабря 1955 года Ким Ир Сен, произнес речь, которая впоследствии печаталась под названием "Об искоренении догматизма и формализма в идеологической работе и об установлении чучхе". Однако при этом северокорейские официальные издания обычно не упоминали, при каких обстоятельствах была произнесена эта речь, и ограничивались туманным упоминанием о том, что она была адресована "партийным агитаторам и пропагандистам". Поскольку маловероятно, что Ким Ир Сен в один и тот же день произнес две важные речи, то можно с почти полной уверенностью утверждать, что упомянутая в материалах посольства заключительная речь на расширенном Президиуме ЦК и "Речь о чучхе"- это одно и то же выступление. Подтверждает это предположение и содержание речи, хотя и известное нам в позднейшей редакции (речь была опубликована много позднее, хотя некоторые материалы в официальной корейской прессе не оставляют сомнения в том, что их авторы были знакомы с текстом речи уже в январе 1956 г. {12}). В речи резко критикуются те советские корейцы, кто был жертвой развертывавшейся кампании, а также содержится призыв к отказу от "формального и догматического" следования советским образцам. Поскольку именно в этой речи Ким Ир Сен впервые употребил термин "чучхе", который впоследствии стал названием официальной идеологии Северной Кореи, этому выступлению со временем стали придавать особое значение. Впрочем, участники совещания, похоже, не обратили тогда на этот термин особого внимания - по крайней мере, он никак не фигурирует в материалах посольства, да и на страницах корейской прессы само слово "чучхе" стало мелькать только через несколько месяцев. На первых порах кампания носила закрытый характер. В официальных сообщениях о декабрьском пленуме, опубликованных в корейских газетах, не было никаких упоминаний о критике по адресу советских корейцев. Речи Ким Ир Сена, посвященные этому вопросу, не публиковались открыто. Только в феврале в "Нодон синмун" появилось несколько статей, в которых речь шла об "ошибках в литературной политике" и в которых прямо назывались чиновники, "виновные" в этих ошибках. Однако то обстоятельство, что кампания оставалась секретом для населения, не означала, что в нее не был вовлечен партийный аппарат. Доклад Ким Ир Сена на декабрьском пленуме был разослан в первичные партийные организации, и не только стал, таким образом, известен всей корейской руководящей элите, но и превратился в руководство к действию. В январе во многих организациях были проведены партийные собрания, на которых обсуждалось поведение руководящих работников из советских корейцев, обвинявшихся во фракционной деятельности. Припомнили им и их былую дружбу с А.И. Хегаем, которого за 3 года, прошедшие после его смерти, удалось превратить в сознании корейских партфункционеров в фигуру столь же зловещую, как Пак Хон Ён, Ли Сын Ёп и другие "американо-японские шпионы". 18 января, на очередном заседании Президиума ЦК, специально вышедший из больницы Пак Ён Бин выступил с покаянной речью (его перед этим 2 часа уговаривал сделать это сам Ким Ир Сен), в то время как Пак Чхан Ок продолжал "упорствовать" и, в результате, стал главным объектом нападок. В конце заседания Пак Чхан Ок заявил о своей отставке с поста председателя Госплана (была принята через несколько дней). {13} В тот же день, 18 января 1956 г. вышло решение ЦК ТПК "О дальнейшем усилении борьбы с реакционной буржуазной идеологией в литературе и искусстве", выдержанное в соответствующем духе. Однако в конце января и начале февраля ситуация стала меняться. К тому времени те выходцы из советской группировки, которые пользовались опасно большим влиянием, были отстранены от своих постов, а идти дальше в тот момент Ким Ир Сен и его окружение, похоже, не могли и не хотели. Поэтому уже 24 января 1956 г. Пак Ден Ай пригласила ставшего одним из объектов нападок Пак И Вана и рассказала, что незадолго до этого "тов. Ким Ир Сен выступил на Политсовете и рассказал о неправильном поведении отдельных руководящих работников в отношении советских корейцев. Он предложил провести совещание с советскими корейцами и успокоить их, провести совещание с работниками ЦК и разъяснить им о неправильности поведения отдельных работников в отношении советских корейцев" {14}. Таким образом, получалось, что во всем виноваты пресловутые "отдельные работники", допустившие очередные "перегибы", а сам Ким Ир Сен, как сказала Пак Ден Ай, "обеспокоен сложившейся обстановкой". Изменение линии стали еще заметнее в самом конце зимы и начале весны 1956 г. 20 февраля на совещании министров и зав.отделами ЦК Ким Ир Сен специально говорил о большом значении советской помощи, заслугах советских корейцев перед КНДР {15} 28 февраля Ким Ир Сен сказал Пак И Вану, что "работники, прибывшие из Советского Союза, являются хорошими работниками, и мы слишком много предъявили к ним претензий". {16} При этом Ким Ир Сен опять пожаловался на излишнее рвение Пхеньянского горкома, который, дескать, по своей инициативе принял решения расследовать былые связи некоторых выходцев из СССР с А.И.Хегаем. С середины февраля обсуждение "ошибок в литературной политике" и в печати, и в закрытых партийных документах неожиданно прекратилось. Таким образом, кампания против советских корейцев окончилась также внезапно, как и началась. Мы можем предположить, что это к этому времени Ким Ир Сен решил, что кампания достигла своих целей. Потенциальным недовольным был дан предметный урок, они уяснили, кто является хозяином в стране. Возможно, что свертывание кампании было вызвано надвигающимся Третьим съездом ТПК и новостями из Москвы, где только что закончился ХХ съезд КПСС. Решения съезда вызвали немалое возбуждение среди северокорейских партработников. В марте 1956 г. Пак Чхан Ок, характеризуя обстановку в пхеньянских "коридорах власти" сказал советскому дипломату, что "всюду идут беседы по вопросам культа личности", хотя большинство работников все-таки проявляло осторожность (разумную, заметим в скобках) и отмалчивается. {17} Ким Ир Сен, скорее всего, опасался, что его противники могут использовать обвинения в культе личности, который уже тогда явно существовал в Корее, для нападок на его режим и попытался не давать поводов для подобных обвинений, хотя бы и в течение короткого времени, до тех пор пока, во-первых, прояснится ситуация в Москве, а, во-вторых, будет без осложнений проведен III Съезд ТПК. Более того, Ким Ир Сен, долгое время отрицавший само существование проблемы культа личности в Корее, вдруг выступил со своего рода самокритикой. 18 февраля, за два месяца до начала съезда ТПК, выступая на совещании зам. премьеров и зав.отделами ЦК ТПК, Ким Ир Сен сказал, что "за последнее время в устной и печатной пропаганде неправильно освещается вопрос о роли личности в развитии истории человеческого общества... во всех газетах и журналах очень много упоминается о его имени, много приписывается того, что им не сделано (стиль документа - А.Л.). Это противоречит марксистско-ленинской теории, которой руководствуется наша партия в своем развитии, это приводит к неправильному воспитанию членов партии". {18} С точки зрения Ким Ир Сена, III съезд ТПК, который проходил 23-29 апреля, стал немалым успехом: никаких серьезных попыток выступить с анализом положения в КНДР на съезде предпринято не было. Из документов посольства мы знаем, что ряд руководящих корейских деятелей, в том числе Пак И Ван, Пак Чан Ок и Пак Ен Бин рассчитывали на то, что им удастся встретиться с главой советской делегации Л.И.Брежневым и подробно обсудить с ним проблемы внутриполитической обстановки в КНДР, в том числе положения советских корейцев. Однако, как 17 мая, то есть по горячим следам событий, сказал советскому дипломату заместитель министра иностранных дел Пак Киль Ён, "им это не удалось осуществить ввиду обстановки, создавшейся за последнее время вокруг советских корейцев в КНДР. Правда, заместитель председателя кабинета министров КНДР Пак И Ван имел возможность несколько ознакомить тов.Брежнева с положением в КНДР, но эта информация носила ограниченный характер". {19} До какой степени краткая беседа с Пак Киль Ёном повлияла на Л.И.Брежнева - сказать сложно, но в своей речи он не только упомянул проблему культа личности, но и намекнул на ее существование в КНДР. Л.И.Брежнев, выступая на съезде, сказал: "III съезд ТПК поможет во всей полноте утвердить в организациях партии ленинский принцип коллективного руководства, проведение которого в жизнь предохраняет ее от ошибок, связанных с культом личности". Нетрудно представить, какие мысли будили эти речи в голове Ким Ир Сена и его сторонников. Тем не менее, деликатные вопросы на съезде не затрагивались. Наоборот, с его трибуны прозвучали первые, пока еще довольно робкие, выступления против "иностранщины", "низкопоклонства перед заграницей". Кроме того, в новом составе ЦК заметно снизилась роль советских корейцев, большинство из них были переведены на второстепенные посты, причем не стала исключением даже Пак Ден Ай, которая, подобно министру иностранных дел Нам Иру (бывший декан Самаркандского пединститута) или шефу службы безопасности Пан Хак Се (бывший работник прокураторы в Казахстане), считалась одной из наиболее преданных Ким Ир Сену фигур в их рядах. {20} Это вполне укладывалось в общую линию на постепенный выход из-под советского контроля, которую в это время проводил Ким Ир Сен. Где-то в начале мая советским корейцам было в неофициальном порядке рекомендовано воздержаться от посещения посольства. {21} Напомним, что еще в декабре, на Пленуме ЦК Ким Ир Сен сказал: "некоторые советские корейцы, как только начнешь их критиковать, то они обязательно идут в советское посольство". {22} В соответствии с новым порядком, о котором рассказал 17 мая 1956 г. Пак Киль Ён, для встречи с иностранным гражданином корейскому партийному или государственному чиновнику отныне требовалось специальное разрешение, выдавать которое мог Пак Кым Чер, весьма нелюбимый советскими корейцами. {23} Появились и другие предвестники постепенно начинающегося ухудшения советско-северокорейских отношений. В конце 1955 г. и начале 1956 г. северокорейская сторона приняла некоторые меры по сокращению советско-культурного влияния. Организация этих мероприятий облегчалось тем, что во главе министерства просвещения стоял ярый ненавистник советских корейцев Ха Сер Я. В феврале 1956 г. было в два раза сокращено время трансляции программ на корейском языке из Москвы, которую до этого вело корейское радио, в конце 1955 г. были ликвидированы местные организации Корейского общества культурных связей с заграницей, которые служили базой для деятельности общества корейско-советской дружбы. Одновременно были приняты меры, которые существенно сократили финансовые возможности этого Общества: были отменены членские взносы, принадлежавшая Обществу и дававшая значительный доход типография передана в распоряжение Министерства культуры, ограничены доходы от кинопроката. В результате доходы этой организации сократились примерно в 10 раз. {24} В 1956 г. впервые не проводилось месячника корейско-советской дружбы - регулярного и весьма пышного мероприятия, которое организовывалось с 1949 г. и традиция проведения которого не прекращалась даже во время войны. Показательно, что когда Председатель правления общества корейско-советской дружбы Ли Ги Ён сообщил о решении не проводить месячник поверенному в делах А.М.Петрову, то он даже не стал приводить какие-либо мотивировки (когда речь шла о сокращении радиовещания, то это официально объяснили необходимостью использовать ограниченные радиотрансляционные мощности для улучшения пропаганды на Южную Корею). {25} Весной 1956 г. попытки ограничить советское культурное и идеологическое влияние приобрели более решительный характер. В это время по указанию ЦК ТПК все пьесы и постановки советских авторов были изъяты из репертуара театров. Институт иностранных языков, где 80% студентов обучалось русскому языку, ликвидирован. По сообщению министра строительства Ким Сын Хва, один из наиболее активных противников советских корейцев - министр просвещения Хан Сер Я поставил на коллегии своего министерства вопрос о сокращении часов, выделяемых в вузах на изучение русского языка. Весной 1956 г. преподавание русского языка было прекращено на старших курсах институтов, хотя студенты не были освобождены от экзаменов по этому предмету в летнюю сессию. {26} Наконец, весной 1955 г. стало заметно, что количество публикаций, посвященных Советскому Союзу, в корейской печати заметно сократилось. Таким образом, для информированного и непредвзятого наблюдателя (впрочем, были ли такие в Пхеньяне тогда?) картина событий осени 1955 г. - весны 1956 г. представлялась бы достаточно ясной: Ким Ир Сен, опасаясь, что набирающая в СССР силу кампания разоблачения культа личности перекинется и в Северную Корею, решил принять своего рода "превентивные меры" и нанести упреждающий удар, который серьезно бы ограничил возможности и влияние советской группировки, от которой он ожидал неприятностей. Едва ли в тот момент предполагалось, что советские корейцы разделят судьбу недавно уничтоженных сторонников "внутренней группировки", ибо зависимость Кореи от СССР была еще слишком велика. Скорее всего, попавших в немилость отправили бы на второстепенные посты. Однако желание дистанцироваться от Москвы проявилось у Ким Ир Сена в конце 1955 и начале 1956 гг. вполне определенно. Однако пока Ким Ир Сен и его фракция были заняты подготовкой превентивного удара по казавшимися наиболее опасными советским корейцам, они проглядели настоящую угрозу, которая надвигалась совсем с другой стороны. Летом 1956 г. была предпринята не единственная за всю историю КНДР попытка отстранить Ким Ир Сена от власти, и организаторами ее стали отнюдь не советские корейцы, а выходцы из Китая. Мы по-прежнему весьма мало знаем о том, что же произошло в Пхеньяне в августе-сентябре 1956 г. Находящиеся в распоряжении автора материалы дают общую картину политического кризиса, который поразил северокорейское руководство в те месяцы. Однако нет никакого сомнения в том, что многие закулисные детали событий, в том числе и исключительно важные, остаются неизвестными. На это есть несколько причин. Главная из них заключается в том, что фактически 1956 г. в Пхеньяне сложилась конспиративная группа, готовившая бескровный государственный переворот. Разумеется, заговорщики, большинство которых имело немалый опыт подпольной деятельности, стремились не оставлять письменных документов, которые раскрыли бы их планы. Вторая причина, по которой содержащаяся в доступных ныне автору советских архивных материалах информация о событиях 1956 г. столь недостаточна, связана с тем, что значение произошедшего было сразу же осознано советскими участниками, поэтому многие связанные с ними документы получили столь высокую степень секретности, что и поныне остаются недоступными. В-третьих, специфика событий 1956 г. во многом определяется тем, что главную роль в них играли выходцы из Китая. Нельзя исключать того, что вообще вся оппозиционная группа была создана по прямому указанию или, по меньшей мере, намеку из Пекина. Поэтому ключевая информация, скорее всего, содержится в китайских архивах, которые останутся закрытыми еще на протяжении весьма длительного времени. Тем не менее, на основании уже известных материалов все-таки можно примерно представить себе, что происходило в пхеньянском руководстве летом 1956 г. Пока в течение зимы и весны 1955/56 гг. Ким Ир Сен принимал меры, чтобы ослабить влияние советской группировки, сочетая удары по наиболее опасным ее представителям с успокоительными речами, за его спиной постепенно сложился заговор, участники которого - по преимуществу выходцы из Китая - ставили своей целью отстранение Ким Ир Сена и его окружения от власти. Советскому посольству стало известно о заговоре в июле 1956 г. от самих его участников, хотя не исключено, что какая-то информация о нем могла поступать и ранее. Известно об этом стало от самих заговорщиков, которые установили с посольством непосредственный контакт. Этому, однако, предшествовала продолжительная зарубежная поездка Ким Ир Сена, который с 1 июня по 19 июля совершил путешествие по Советскому Союзу, странам Восточной Европы и Монголии. Главная цель поездки заключалась в том, чтобы получить дополнительную экономическую помощь. С этой точки зрения поездка окончилась безрезультатно. Однако в Москве состоялись в ходе беседы между Ким Ир Сеном и советскими руководителями. В ходе этих бесед их советские участники (скорее всего, сам Н.С.Хрущев), обратили внимание Ким Ир Сена на существование в Корее многих проявлений сталинизма, в том числе и культа личности самого Ким Ир Сена, и посоветовали "принять надлежащие меры" для исправления ситуации (об этих замечаниях, в частности, летом 1956 г. упоминал в беседах с советскими дипломатами Нам Ир, министр иностранных дел, который сопровождал Ким Ир Сена в его поездке). Во время разговора с советскими руководителями Ким Ир Сен был вынужден пообещать, что он постарается исправить ситуацию, хотя, как несколькими неделями позднее признал дел Нам Ир, реакция Ким Ир Сена на подобные замечания была "болезненной" (в чем, впрочем, нет ничего удивительного: как всякий политик, Ким Ир Сен был честолюбив). {27} Пока советские руководители пытались "воспитывать" Ким Ир Сена в Москве, в Пхеньяне в рядах высшего политического руководства шли тайные консультации. Результатом этих консультаций стало возникновение конспиративной группы, ставившей своей целью свержение Ким Ир Сена. Ядро группы составили руководители яньаньской фракции, хотя позднее к ним примкнули и некоторые советские корейцы. Начиная с шестидесятых годов в южнокорейской прессе появились утверждения, что находившийся за границей Ким Ир Сен узнал о заговоре и поспешил домой, чтобы дать своим противникам бой. Мы, однако, можем только согласиться с профессором Со Дэ Суком, который указывает на то, что никаких признаков такой спешки нет. {28} Действительно, если бы Ким Ир Сен знал о готовящемся выступлении, зачем бы он провело три дня в Монголии, которая едва ли относилась к числу важных стратегических партнеров Кореи? Однако определенная связь между поездкой Ким Ир Сена и дальнейшими событиями, бесспорно, существовала. Это видно из того обстоятельства, что Ким Ир Сен вернулся из своей заграничной поездки 19 июля, а буквально на сладующий день сторонники оппозиции начали действовать. Одной из их первых акций было установление контактов с советским посольством. 20 июля 1956 г. в посольство на прием к Временному поверенному в делах А.М.Петрову пришел начальник департамента стройматериалов при Кабинете Министров Ли Пхиль Гю, активный деятель яньаньской группировки. С 16 лет он принимал участие в революционном движении в Китае, а затем нелегально прибыл в Корею, где был арестован и 12 лет провел в тюрьме. После освобождения Ли Пхиль Гю работал в службе безопасности Советской администрации, а потом занимал ряд заметных постов: заместитель начальника генштаба, командующий 6-й армией, первый заместитель министра внутренних дел. Карьера Ли Пхиль Гю была нарушена делом Пак Ир У, близким другом которого он был. Однако влияние Ли Пхиль Гю в яньаньской фракции оставалось немалым. Содержание этой сравнительно короткой (всего полтора часа) беседы было совершенно экстраординарным. Уже с первых же слов Ли Пхиль Гю обрушился на Ким Ир Сена, обвинил его в насаждении культа собственной личности, преувеличении роли партизан и умалении заслуг Советской Армии в деле освобождения страны: "культ личности Ким Ир Сен приобрел невыносимый характер. Он не терпит никакой критики и самокритики. Слово Ким Ир Сена является законом. Он вокруг себя в ЦК и Кабинете Министров собрал подхалимов и прислужников". Далее Ли Пхиль Гю безо всяких околичностей сообщил А. М.Петрову, что в северокорейском руководстве созрел заговор с целью отстранения Ким Ир Сена от власти. Он сказал исполняющему обязанности советского посла: "Группа руководящих работников считает необходимым в ближайшее время предпринять некоторые действия против Ким Ир Сена и его ближайших соратников... Эта группа ставит своей задачей сменить нынешнее руководство ЦК ТПК и правительства. Для этого... имеются два пути. Первый путь - это путь острой и решительной внутрипартийной критики и самокритики. Но Ким Ир Сен не встанет на этот путь... Второй путь - насильственный переворот. Это трудный путь, связанный с жертвами. В КНДР есть такие люди, которые смогут встать на этот путь и которые ведут сейчас соответствующую подготовительную работу" (отточиями заменены имеющиеся в архивной записи беседы вставки типа "Ли Пхиль Гю сказал", "Ли Пхиль Гю считает"- А.Л.). {29} В заключение беседы Ли Пхиль Гю остановился на личных качествах некоторых корейских руководителей. Данные им характеристики вполне очевидно показывают, на чьей стороне находились его пристрастия, ибо высокую оценку получили в первую очередь яньаньцы, в том числе и так нелюбимый советскими выходцами Цой Чан Ик (как мы знаем - лидер заговорщиков), в то время как в адрес ведущих советских корейцев Пак Ден Ай и Пак Чан Ока были высказаны и нелестные замечания (о втором было сказано буквально следующее: "Пак Чан Ок - ему придется еще много сделать, чтобы искупить свою вину. Он же первый назвал Ким Ир Сена незаменимым, поднял его до небес. Он - основатель культа личности Ким Ир Сена"). Впрочем, Хан Сер Я досталось и с этой стороны, причем в самых свирепых выражениях ("Хан Сер Я - его следует убить. За одну книгу "История" его следует убрать. Это очень плохой и вредный человек. Подхалим Ким Ир Сена" {30}). Прошло два дня, и 23 и 24 июля в советском посольстве состоялась новые беседы. На этот раз советник С.Н.Филатов встретился с двумя людьми: Цой Чан Иком, который был тогда заместителем премьера и членом Президиума ЦК ТПК, и министром строительства Ким Сын Хва. Первый из них представлял яньаньскую фракцию, фактическим лидером которой он был, а второй - недовольных советских корейцев. Цой Чан Ик и Ким Сын Хва, по сути, пришли в посольство с той же целью, что и Ли Пхиль Гю - рассказать о существующих планах отстранения Ким Ир Сена от власти и сообщить о своем личном участии в готовящемся выступлении. Опять прозвучали самые нелестные характеристики Ким Ир Сена, на этот раз - из уст Цой Чан Ика: "Я... все больше убеждаюсь, что Ким Ир Сен не понимает всего вреда, который он приносит своим поведением. Он сковывает инициативу членов Президиума и других руководящих работников партии и государства, он всех запугал, никто не может высказать своего мнения по тому или иному вопросу. За малейшие критические замечания люди подвергаются репрессиям. Он окружил себя подхалимами и бездарными работниками". {31} 24 июля и 2 августа в посольстве побывали Ким Сын Хва и еще один яньанец - министр торговли Юн Гон Хым, которому было суждено сыграть большую, едва ли не решающую роль в надвигающихся событиях. {32} 24 июля Ким Сын Хва пришел в посольство уже один и опять встретился с С.Н.Филатовым. На этот раз Ким Сын Хва сообщил о своих встречах со старейшиной яньаньской фракции Ким Ду Боном, с которым он дважды беседовал за обедом. Ким Ду Бон - выдающийся лингвист и революционер, в свое время был даже формальным главой ТПК (Ким Ир Сен занял пост высшего руководителя партии только в июле 1949 г.). Однако, несмотря на формальные посты и немалое влияние среди бывших яньаньских эмигрантов, Ким Ду Бон давно и последовательно сторонился практической политики. По словам Ким Сын Хва, Ким Ду Бон говорил ему об экономических трудностях и тяжелой жизни народа, безудержном восхвалении Ким Ир Сена, подавлении всякой критики и недовольства. Ким Сын Хва спросил, Ким Ду Бона, как бы тот отреагировал, если бы группа руководящих работников выступила бы против Ким Ир Сена на очередном пленуме ЦК. Ким Ду Бон ответил в том духе, что это, конечно, было бы хорошо, но "внутри партии едва ли найдутся такие силы, которые правильно подойдут к разрешению этого вопроса, да и положение у нас такое, что не каждый решиться выступить с критикой Ким Ир Сена". {33} Последующие события показали, что старый ученый/политик был прав. После этого, однако, визиты в советское посольство принимавших участие в заговоре яньаньцев прекратились так же внезапно, как и начались. Представляется, что все эти встречи были вполне сознательным шагом оппозиционеров, решение о котором было принято их руководством. На это указывает и то, что произошли они почти одновременно, и то, что беседы, которые велись с советскими дипломатами, были построены по примерно одному образцу. По-видимому, оппозиционеры рассчитывали таким образом обеспечить советский нейтралитет. Как можно предположить, они опасались того, что внезапное выступление против Ким Ир Сена, не только совершенное без согласия Советского Союза, но и подготовленное за его спиной, может вызвать в Москве негативную реакцию, которая, в свою очередь, почти наверняка обрекала бы такое выступление на провал. Кроме яньаньцев, поговорить с дипломатами в эти дни приходили и советские корейцы - как присоединившийся к заговору Пак Чхан Ок, так и министр иностранных дел Нам Ир, который еще раз подтвердил свою репутацию человека, исключительно преданного Ким Ир Сену, и сказал поверенному в делах А.М.Петрову о своей готовности противостоять планирующемуся выступлению. {34} Какую позицию перед лицом надвигающегося кризиса заняла советская дипломатия? Насколько можно судить из записей бесед, сделанных летом 1956 г., а также их рассказов являвшегося в это время ответственным работником ЦК КПСС В.В.Кавыженко, эту позицию можно охарактеризовать как сдержанно негативную. Сотрудники посольства в ходе бесед не отговаривали недовольных от выступления, но и не выражали им прямой поддержки. Советские дипломаты вовсе не проявляли решимости защищать Ким Ир Сена до последнего, но их не могла не беспокоить и политическая стабильность в КНДР, поэтому многие из бесед заканчивались примерно в таком же духе, как беседа С.Н.Филатова с Пак Чхан Оком 21 июля. Вот что пишет в отчете сам С.Н.Филатов: "В конце беседы я еще раз обратил внимание Пак Чан Ока на серьезность создавшегося положения и предостерег его от поспешных шагов в этом вопросе. Просил его внимательно изучить положение в партии и не допускать, чтобы его действия были использованы недовольными политикой Ким Ир Сена, пытающимися ослабить партию". {35} С другой стороны, не вызывает сомнения то обстоятельство, что даже если китайское руководство и не было прямым инициатором антикимирсеновского выступления, то оно уж, во всяком случае, заранее знало о его подготовке. Если участники сложившейся летом 1956 г. (а, возможно, что и ранее) нелегальной группы - Цой Чан Ик, Ли Пхиль Гю, Юн Гон Хым - сочли возможным и необходимым поставить в известность о своих планах советское посольство, то едва ли можно предположить, что они не связались с китайскими дипломатами, с которыми они поддерживали куда более близкие отношения. О наличии конспиративной связи между заговорщиками и китайским посольством напрямую говорил автору Кан Сан Хо, который в то время, будучи заместителем министра внутренних дел, располагал немалыми источниками информации. {36} Пока не ясно, исходил ли план отстранения Ким Ир Сена из Пекина или же был разработан на месте, самими яньаньцами, а уж потом получил одобрение Мао Цзе-дуна, но не вызывает сомнения то обстоятельство, что это одобрение было получено. В противном случае у Китая было бы много способов прекратить нежелательную деятельность яньаньцев, да и дальнейшие действия китайского руководства позволяют с уверенностью говорить, что в Пекине хотели бы видеть на месте Ким Ир Сена иную фигуру. Не совсем ясно, когда именно сложилась нелегальная группа и кто входил в ее состав. Едва ли на этот вопрос удастся ответить со всей определенностью, так как группа эта, подобно всем подобным образованиям, складывалась постепенно. Бесспорно, что она не могла возникнуть раньше 1955 г., до того, как лозунги борьбы с культом личности начали активно звучать в Советском Союзе. Скорее всего, оппозиционная группа окончательно сложилась в период проведение Ш съезда ТПК, или же вскоре после его окончания, то есть весной 1955 г. В ее состав входили яньаньцы Цой Чан Ик, Ли Пхиль Гю, Юн Гон Хым, Со Хви. Все они еще до Августовского пленума были уже упомянуты в советских материалах в качестве сторонников оппозиции. Это, конечно, не исключает того, что был у оппозиции и ряд других сторонников, которые себя в контактах с советскими дипломатами никак не проявили, и имена которых поэтому сейчас с уверенностью назвать нельзя. Старейшина яньаньской фракции Ким Ду Бон мог и не быть ее членом, но о существовании группы знал и ей симпатизировал. Кроме того, на последующем этапе (не позднее середины июля) к группе примкнули некоторые недовольные советские корейцы, в первую очередь - Пак Чхан Ок и Ким Сын Хва. Можно, конечно, предположить, что они входили в ее состав с самого начала, но автору это представляется маловероятным: и яньаньцы, и советские корейцы, отделенные друг от друга и биографией, и привычками, и, отчасти, даже языком, держались обычно порознь и не слишком доверяли друг другу, так что, скорее, советские корейцы вошли в оппозиционную группировку уже на сравнительно позднем этапе. Об этом напрямую говорил в феврале 1957 г. и зам. министра связи Син Чхон Тхэк: "Пак Чан Ок не принадлежал ранее к этой группе, что они просто его привлекли, использовав его обиды в отношении руководства". {37} Ким Сын Хва тоже, скорее всего, действовал отчасти из личной обиды, а отчасти - из чувства солидарности с Пак Чхан Оком, с которым был очень дружен. Хотя в этой статье я постоянно использую такие термины как "заговор" и "заговорщики", необходимо помнить, что в точном смысле слова заговорщиками сторонники "августовской оппозиции" не были. Они надеялись на то, что им удастся достичь своих целей исключительно в рамках действовавшей в Корее политической системы. За исключением изолированного (и, возможно, неправильно понятого) замечания Ли Пхиль Гю, который упомянул о "насильственном пути" борьбы, все оппозиционеры подчеркивали, что они собираются добиваться своих целей исключительно законными методами. План их был прост: они собирались дождаться очередного пленума ЦК (первоначально намечен на первые числа августа), выступить там с критикой Ким Ир Сена, убедить в своей правоте остальных членов ЦК и переизбрать Ким Ир Сена, устранив его с поста Председателя ЦК (об этом в той или иной форме говорило большинство посещавших посольство оппозиционеров {38}). Весь этот план может показаться несколько наивным, однако мы знаем, что летом 1956 г. примерно такая же схема великолепно сработала в некоторых других странах. В апреле 1956 г. после "бурной дискуссии" на пленуме ЦК Болгарской коммунистической партии, болгарский "маленький Сталин" Вулко Червенков был подвергнут жесткой критике и снят с поста премьер-министра (последнее решение было формально принято парламентом, но было результатом партийного Пленума). {39} Похоже разворачивались события и в Венгрии (падение Ракоши в июле 1956 г., которое предшествовало ноябрьскому восстанию) {40} Как бы то ни было, августовская группа собиралась действовать в рамках закона, и "заговорщиками" они являлись только постольку, поскольку они старались подготовить свое выступление в тайне. Однако заговорщикам не удалось обеспечить секретности, да и это едва ли было возможно, так что Ким Ир Сен заранее узнал о подготовке выступления и принял свои ответные меры. В конце августа, когда выступление оппозиционеров на очередном пленуме ЦК уже произошло, по самым свежим следам событий, Ко Хи Ман заявил первому секретарю посольства Г. Е.Самсонову: "Еще до пленума было известно, сказал Ко Хи Ман, что эта группировка намеревалась использовать предстоящий пленум для антипартийных выступлений против некоторых руководящих деятелей партии и правительства". {41} Как вспоминает Кан Сан Хо, в о время занимавший пост заместителя министра внутренних дел, летом 1956 г. его вызвал заместитель Ким Ир Сена Цой Ен Ген и сказал, что, пользуясь отсутствием Ким Ир Сена, некоторые представители фракционеры-яньаньцы готовят "антипартийный заговор" и планируют выступить на августовском пленуме с критикой деятельности Ким Ир Сена. Он приказал, во-первых, принять меры по обеспечению безопасности Ким Ир Сена, а, во-вторых, срочно вызвать из-за границы министра внутренних дел Пан Хак Се и начальника армейского управления безопасности Сок Сана {42} Первые открытые меры против готовящегося выступления Ким Ир Сен предпринял в конце июля. 30 июля в ЦК ТПК состоялось совещание зав. отделами и зам. зав. отделами ЦК ТПК, в котором участвовали и некоторые министры. Об этом совещании мы знаем из записи беседы С.Н.Филатова с Юн Гон Хымом, которая состоялась 2 августа, то есть через два дня после совещания. На совещании 30 июля выступили зам. председателя ЦК ТПК Пак Кым Чер и Пак Ден Ай. Речи их были выдержаны в примирительном и, отчасти, даже покаянном стиле. Пак Кым Чер сказал, что в работе ЦК ТПК "имелись серьезные недостатки": "Прежде всего у нас в партии существовал и пока что существует культ личности Ким Ир Сена. Но он не представлял и не представляет такой опасности, как в свое время в КПСС культ личности Сталин. Поэтому руководство ЦК ТПК и решило постепенно преодолеть культ личности и его последствия, не вынося этого вопроса на широкое обсуждение партийных масс". Кроме того, Пак Кым Чер заявил, что "ЦК ТПК допустил ошибки в подборе и расстановке руководящих кадров" (намекая, по-видимому, на кампания против советских корейцев), но что эти ошибки будут постепенно исправлены. {43} Примерно в том же примирительном духе выступила и Пак Ден Ай, которая тоже признала наличие в ТПК культа личности, но призвала решить это дело тихо и по-домашнему: "Во время пребывания нашей делегации в Москве вопрос о культе личности в нашей партии обсуждался на совещании с руководителями КПСС. Учитывая, что культ личности Ким Ир Сена не представляет опасности в нашей партии, мы решили не обсуждать широко этого вопроса, а постепенно преодолеть недостатки в нашей работе, связанные с культом личности. Но некоторые видные работники партии...во время отсутствия Ким Ир Сена стали... требовать широкого обсуждения в партии вопроса культа личности и необходимости борьбы за его преодоление... Руководство и партия не позволят расколоть и ослабить партию". Пак Ден Ай, как и Пак Кым Чер, затронула и вопрос о гонениях на советских корейцев, причем не намеками, а напрямую, и от имени ЦК пообещала разобраться и наказать виновных в развернутой против советских корейцев кампании. В заключение Пак Ден Ай сказала, что "руководство КПСС не будет вмешиваться в дела ТПК". {44} Общий политический смысл совещания 30 июля был достаточно ясен. Ким Ир Сен успокаивал недовольных, признавая справедливость обвинений (в том числе и по самому больном вопросу - о существовании в КНДР культа личности) и обещая, что он со всем разберется и все постепенно сам исправит, так что необходимости в каких-то решительных шагах нет: все придет в норму в самое ближайшее время. Извинения в адрес советских корейцев тоже были не случайны. С одной стороны, Ким Ир Сен продолжал свою линию на примирение, которую он начал еще в феврале-марте, а с другой - стремился нейтрализовать недовольных из их числа и не допустить, чтобы выступление яньаньцев, если оно состоится, было поддержано и советскими корейцами. Несколько забегая вперед, следует сказать, что планы Ким Ир Сена отчасти осуществились, и только немногие из советских корейцев приняли участие в выступлении оппозиции. Тем временем, наступил конец августа, и пришло время созыва очередного пленума ЦК, на котором и собирались выступить недовольные Ким Ир Сеном оппозиционеры. По воспоминаниям Кан Сан Хо, Ким Ир Сен заранее продумал те меры, которые следует использовать для того, чтобы сорвать выступление. Среди участников пленума была проведена подготовительная работа, составлен тщательный план, сценарий будущей контратаки. Главная идея заключалась в том, чтобы не дать заговорщикам говорить и привлекать на свою сторону недовольных. Сторонники Кима Ир Сена должны были криками и шумом прерывать оппозиционеров. {45} Вдобавок, Ким Ир Сен оттягивал начало пленума, которое было первоначально намечено на 2 августа. {46} В сентябре Ко Хи Ман хвастался: "Зная, что выступление группы должно было иметь место на пленуме ЦК, руководство ЦК оттягивало созыв пленума, чтобы сбить эту группу с толку. Дата созыва пленума была объявлена за день до созыва, что и дезорганизовало их выступление". {47} Пленум начал свою работу 31 августа и продолжался два дня. Формально в его повестке дня стояли два вопроса: об итогах поездки правительственной делегации в СССР и страны Восточной Европы, а также о состоянии здравоохранения в стране, но многие знали, что в действительности обсуждаться будут совсем другие вещи. Первым на пленуме слово взял Юн Кон Хым. В своей короткой, заглушаемой криками протеста речи он заявил, что "в партии господствует полицейский режим", "насаждается культ личности Ким Ир Сена". Однако выступление Юн Гон Хыма не имело того эффекта, на который, видимо, рассчитывали оппозиционеры. Практически никто не выступил в поддержку Юн Гон Хыма. Наоборот, сохранявшие полный контроль и над ситуацией, и над ходом пленума сторонники Ким Ир Сена тут же добились того, чтобы его выступление было объявлено "антипартийной вылазкой". В первый день работы пленума и Юн Гон Хым, и те, кто активно поддержал его, были выведены из состава ЦК и исключен из партии. {48} Вслед за ним на пленуме попытались выступить также Цой Чан Ик, Пак Чан Ок, Со Хви и Ли Пхиль Гю, однако и они не смогли склонить пленум на свою сторону. Более того, им не дали даже говорить. Разумеется, никто из участников пленума, за исключением тех, кто собирались сделать это и раньше, так и не выступил с критикой Ким Ир Сена, не поддержал недовольных. Большинство членов ЦК встало на сторону Ким Ир Сена и проголосовало за репрессивные меры против участников выступления. Цой Чан Ик был выведен из состава Президиума и ЦК, Пак Чан Ок - из состава ЦК. Из партии оба они исключены тогда не были, однако, Комитету партийного контроля было поручено "рассмотреть вопрос об их партийности". Что же до Со Хви и Ли Пхил Гю, то они, подобно Юн Гон Хыму, были прямо на пленуме исключены из партии и посажены под домашний арест. Выступая с заключительным словом, Ким Ир Сен выразил сожаление по поводу того, чтобы был..."излишне добр" к фракционерам и, в частности, к Цой Чан Ику. {49} Уже из этих слов становилось ясно, что тем, кто осмелился выступить против Ким Ир Сена, ничего хорошего в будущем ждать не приходится. Казалось, что теперь печальная судьба Ли Пхиль Гю, Юн Гон Хыма и других участников августовского выступления предрешена, но тут события приняли неожиданный оборот. Произошло это, как представляется, в первую очередь из-за того, что северокорейские спецслужбы и политическая полиция были абсолютно не готовы к тому, что кто-то может попытаться оказать им сопротивление, вместо того, чтобы пассивно ожидать своей участи. В ночь после неудавшегося выступления (вероятнее всего, в ночь на 30 или 31 августа) Со Хви и Ли Пхиль Гю пришли на квартиру к Юн Кон Хыму. У входа в дом Юн Гон Хыма выставили охрану, однако ни его, ни других участников выступления пока не арестовали, ибо в этом, видимо, не видели нужды. По совещавшись, Юн Гон Хым, Со Хви и Ли Пхиль Гю решили бежать за границу, в Китай. Беглецы вышли из дома черным ходом, около которого никакой охраны не было, и на машине ожидавшего их Ким Гана (своего друга, тоже яньаньца) к утру добрались до пограничной реки Амноккан. Здесь их выручила находчивость. Они сказали местному рыбаку, который оробел при виде "больших начальников", что хотят устроить пикник и попросили дать на прокат лодку. На этой лодке они добрались до небольшого островка посередине реки, а оттуда переправились на китайский берег. {50} Вскоре они были в Пекине. Отправленный за ними в погоню заместитель министра внутренних дел Кан Сан Хо по распоряжению своего прямого начальника - министра Пан Хак Се тоже переправился через Амноккан и встретился со своим китайским коллегой (впрочем, куда менее высокопоставленным) - начальником управления государственной безопасности китайского уезда Аньдун. Кан Сан Хо должен был попытаться убедить китайцев вернуть беглецов, но, как легко можно догадаться, успеха он не добился. Китайцы вовсе не намеревались выдавать тех, кто попросил у них политическое убежище, да и, к тому же, Юн Гон Хым и его друзья уже были уже далеко за пределами уезда Аньдун, в Пекине. Нам неизвестно, что они делали там в первые дни после своего, столь драматического, появления, но ясно, что они встретились там со многими своими старыми друзьями по Яньани, значительная часть которых занимала к тому времени ключевые посты в китайской партийной и государственной иерархии. Пока Юн Гон Хым с товарищами совершал свой дерзкий побег в Пекин, в северокорейском государственном и партийном аппарате продолжались неизбежные чистки, жертвами которых становились все те, кто некогда был связан с участниками августовского выступления. По результатам пленума ЦК прошли, как полагалось, пленумы провинциальных и городских комитетов, на которых снимали с постов многих яньаньцев (возможно, что и не всегда связанных с августовской группировкой). Так, в Пхеньяне по обвинению в связях с Цой Чан Иком своих постов лишились два заместителя председателя горкома и заведующий орготделом {51} (позднее их судьбу разделил и сам председатель комитета Ко Бон Ги {52}). Подобное происходило повсеместно. Направленная против яньаньцев большая чистка, которая по своим масштабам далеко превосходила те, весьма скромные, мероприятия против советских корейцев, что были предприняты в начале 1956 г., началась. На первых порах Ким Ир Сен еще не решался поступить с Пак Чхан Оком и Цой Чан Иком так же, как с уничтоженными в 1953- 55 гг. деятелями "внутренней группировки". Он опасался, по-видимому, как реакции Москвы и Пекина, так и обострения недовольства в самой правящей номенклатуре. О том, что такая реакция была вполне возможна, говорит, например, тот факт, что в октябре 1956 г. Е.Л.Титоренко (вообще, несмотря на молодость, а, может, как раз и благодаря ей - один из самых наблюдательных советских дипломатов) встретился с Чхве Сын Хуном, заместителем председателя комитета ТПК в глухой северной провинции Рянган, тот назвал отстранение Цой Чан Ика, Пак Чхан Ока и других "серьезным нарушением внутрипартийной демократии". {53} Так что эти два человека, до августа 1956 г. входившие в первую десятку государственных лидеров, были на время оставлены на свободе и даже получили новые назначения: Пак Чан Ок стал зам. директором лесопильного завода, а Цой Чан Ик - заведующим свинофермой. {54} Однако это, скорее всего, было лишь временная отсрочка, необходимая для того, чтобы лучше подготовить уничтожение низвергнутых противников. В конце концов, Н.И.Бухарин тоже провел последние годы своей жизни на посту редактора газеты и директора второстепенного академического института. В этот самый момент китайские и советские власти и решились на прямое вмешательство во внутриполитическую борьбу в Пхеньяне. 15 сентября, всего лишь через две недели после окончания работы августовского пленума, в Пекине открылся Vll съезд КПК. По традиции, в работе съезда принимала участие и высокопоставленная советская делегация, во главе которой находился А.И.Микоян. Съезд работал до 27 сентября, и в ходе его работы состоялся ряд встреч А.И.Микояна с высшими китайским руководителями, в том числе и с Мао Цзэдуном. Среди обсуждавшихся там вопросов было и положение в Северной Корее, откуда в Китай только что прибыли участники неудавшегося августовского выступления. В ходе бесед и А.И.Микоян, и Мао Цзэдун высказали свою обеспокоенность подобным развитием событий и действиями Ким Ир Сена. Для того, чтобы разобраться с происходящим в Корее, было решено направить совместную советско-китайскую делегацию. Официально задачей этой делегации было лишь изучение обстановки, которая сложилась в КНДР и ТПК после августовского пленума, но, по свидетельству В.В.Кавыженко, в Пекине обсуждались и вопросы снятия Ким Ир Сена и замены его какой-либо более приемлемой для СССР и Китая фигурой. К сожалению, так и не удалось найти никого, кто присутствовал бы на беседе Мао Цзедуна и А.И.Микояна по корейскому вопросу (видимо, беседа проходила с глазу на глаз и переводилась китайским переводчиком). Поэтому не ясно, кто конкретно - советская или китайская сторона - предложил прибегнуть к столь кардинальной мере как удаление Ким Ир Сена. Однако, В.В.Кавыженко утверждает, что эта инициатива принадлежала китайской стороне. Как рассказывал В.В .Кавыженко впоследствии в беседе с автором этих строк: "Когда Микоян беседовал с Мао Цзэдуном, тот начал жаловаться на Ким Ир Сена. Он, мол, такой-сякой, войну дурацкую развязал, вообще действует бездарно, его надо убирать. Как раз в это время мы узнали и об августовском Пленуме, на котором некоторые члены ЦК сильно критиковали Ким Ир Сена. Мао Цзэдун предложил Микояну послать в Пхеньян совместную делегацию, чтобы разобраться с тем, что там происходит и, если потребуется, заменить Ким Ир Сена на более приемлемую фигуру". {55} Как бы то ни было, А.И.Микоян выразил свое согласие на участие в этом плане. Нет никакого сомнения в том, что это решение было одобрено и самим Н.С.Хрущевым. Во главе делегации находились А.И.Микоян и Пэн Дэхуай. А.И. Микоян оказался ее руководителем достаточно случайно, просто в силу того, что именно он находился в Пекине в сентябре 1956 г. Ранее корейскими делами А.И.Микоян никогда не занимался, Корею не знал и относился к ней, как многие отмечают, весьма свысока. Пэн Дэхуай же, который в прошлом командовал китайскими войсками, участвовавшими в Корейской войне, наоборот, блестяще знал Корею и был там не только известен, но и очень популярен там. В то же время многие отмечают, что Пэн Дэхуай еще со времен Корейской войны недолюбливал Ким Ир Сена, который платил ему той же монетой. Поэтому назначение Пэн Дэхуая руководителем делегации было весьма неблагоприятно для Ким Ир Сена. В состав делегации, кроме технического персонала, входили А.И.Микоян - один из высших советских политических деятелей, секретарь ЦК КПСС, Б.Н.Пономарев - заведующий Международным отделом ЦК КПСС, В.В. Чистов - помощник Микояна, В.В.Кавыженко - сотрудник Международного отдела ЦК КПСС, занимавшийся корейскими вопросами, В.Я.Седихменов - сотрудник того же отдела, специализирующийся по Китаю (ехал как переводчик с китайского). С В.В. Ковыженко и В.Я.Седихменовым (впоследствии первый стал крупным дипломатом, а второй - известным историком) автору удалось подробно побеседовать. Когда делегация прибыла в Пхеньян, на вокзале Ким Ир Сена среди встречающих не оказалось. Скорее всего, он имел какую-то информацию о целях визита, и предпочел таким образом выразить свое отношение к "зарубежным гостям". Советская ее часть отправилась в специально отведенную ей резиденцию. Ким Ир Сен приехал в резиденцию делегации лишь на следующий день. {56} По настоянию делегации было принято решение о созыве нового пленума ЦК ТПК, на котором предполагалось рассмотреть вопросы о ситуации в партии, сложившейся после августовских событий. Подготовка пленума проходила в срочном порядке и под постоянным контролем А.И.Микояна и Пэн Дэ-хуая. Накануне открытия пленума состоялось совещание руководства делегации, в котором с советской стороны участвовали А.И.Микоян и входивший в состав делегации Б.Н.Пономарев. После совещания, А.И.Микоян совместно с Б.Н.Пономаревым собирался написать проект решения, которое должно было быть принято на пленуме. В проекте не только решительно осуждались репрессии против высших партийных работников, начавшиеся после августовского пленума, но и предусматривался уход Ким Ир Сена с его поста. Однако, против этого проекта резко выступил В. В.Ковыженко, который считал, что "составлять какие-либо бумаги по свержению Ким Ир Сена ни в коем случае нельзя. Если Ким Ир Сен удержится (я в этом был уверен), то нам этого никогда не простят". После колебаний и размышлений советская часть делегации решила предоставить инициативу китайцам. Однако китайская сторона (возможно, убедившись, что Ким Ир Сен пользуется серьезной поддержкой со стороны большинства ЦК) тоже отказалась от первоначальных планов устранения Ким Ир Сена, и решила ограничиться партийной реабилитацией тех, кто пострадал после августовского пленума. {57} В этой обстановке 23 сентября открылся новый пленум ЦК ТПК, проходивший в течение лишь одного дня. Вопрос о снятии Ким Ир Сена на нем поставлен не был. Дело ограничилось тем, что под советско-китайским давлением Ким Ир Сен согласился на восстановление в партии участников августовского выступления и их сторонников, пообещал не предпринимать крупномасштабных репрессий против высших кадровых работников, в первую очередь - выходцев из СССР и Китая. Об официальной реабилитации Цой Чан Ика, Пак Чхан Ока, Юн Гон Хыма и других было объявлено в "Нодон синмун" (которая, кстати, не сообщила об их снятии с постов, да и вообще о событиях на августовском пленуме). Попытка снятия Ким Ир Сена окончилась неудачей. Говорить о всех причинах этой неудачи пока рано, но одна из главных достаточно четко вырисовывается уже сейчас: это массовая поддержка, которой Ким Ир Сен пользовался к тому времени в рядах корейской номенклатуры. Именно эта поддержка привела к тому, что августовское выступление оппозиции окончилось провалом, именно опасения встретиться с решительным отпором со стороны корейской номенклатуры сыграли не последнюю роль в том, что делегация А.И. Микояна - Пэн Дэ-хуая так и не решилась поставить на пленуме вопрос о, так сказать, "служебном несоответствии" Ким Ир Сена. Не будь этой поддержки, Ким Ир Сен, лишившись своего поста осенью 1956 г., скорее всего, вошел бы в историю в одном ряду с Ракоши, Червенковым и иными, полузабытыми теперь, "маленькими Сталиными" Восточной Европы, которые потеряли власть на волне перемен, вызванных ХХ съездом. Говоря о причинах победы Ким Ир Сена, нельзя сбрасывать со счетов его чисто интриганских умений (или, вежливее выражаясь, политического мастерства). Однако не следует забывать и об общей ситуации в стране. Основная масса номенклатуры среднего и низшего звена в тот момент состояла отнюдь не из советских или китайских выходцев, а из местных корейцев, отношение которых к прибывшим из-за рубежа деятелям было, скажем так, не всегда однозначным. Упоминание об этих проблемах удается найти даже в посольских документах, автору которых в целом старались обходить подобные острые углы. В осторожной форме наличие проблем признавал уже тогда советник посольства С.Н.Филатов, который заметил, что для многих советских корейцев было характерно "высокомерие к местным кадрам". {58} Куда откровеннее говорили об этом с автором сами участники событий, а главным образом - даже их дети, которые хорошо помнят обстановку 1950-х гг. и, в то же время, свободны от многих идеологических табу, которые вошли в плоть и кровь их отцов. Вот что, например, рассказала автору этих строк Ким Мир Я - дочь Ким Дя Ука и очень внимательный наблюдатель, которая в те годы была старшеклассницей в привилегированной 6-й средней школе: "Тогда мы обо всем об этом, разумеется, не задумывались, но сейчас, уже задним числом вспоминая и анализируя, я понимаю, что относились к нам плохо. Мы были на особом положении, чужие и, вместе с тем, привилегированные. Конечно, местным это не могло нравиться". {59} Нет никаких оснований думать, что это недовольство довольство распространялось только на советских корейцев, представители яньаньской фракции находились в абсолютно таком же положении. С точки зрения местных корейских партработников среднего и низшего звена, и яньаньцы, и советские корейцы оставались чужаками, а вот Ким Ир Сен сумел стать своим. Например, заместитель министра связи в феврале 1957 г. Син Чхон Тхэк в частной беседе сказал советским журналистам, что, по его мнению, "группировка, выступившая на августовском пленуме ЦК, которой руководил Цой Чан Ик, не имела принципиальной программы. Они не против строительства социализма и коммунизма. Единственная цель - это борьба за власть, за то, чтобы расставить своих людей на руководящие посты, в первую очередь в ЦК". {60} Оценка вполне здравая, и свободная как от влияния официальной версии о "злодеях-контрреволюционерах", так и от каких-либо симпатий к неудавшемуся выступлению. Есть и другие подобные свидетельства, принадлежащие представителям средней номенклатуры и относящиеся к концу 1956 г. Итак, делегация А.И.Микояна - Пэн Дэ-хуая, сделав свое дело, отбыла домой. Доклад Ким Ир Сена, его заключительное слово и полный текст решений сентябрьского пленума были разосланы в партийные организации, по итогам пленума ЦК состоялись пленумы провинциальных и уездных комитетов партии, прошло обсуждение решения сентябрьского пленума на собраниях первичных партийных организаций. Разумеется, о пребывании на пленуме советско-китайской партийной делегации не сообщалось. Тем не менее, расхождения между решениями двух пленумов, состоявшихся практически подряд, с интервалом менее месяца, были явными, на что уже тогда обратили внимание многие. Как заметил зам. председателя ЦК ТПК Пак Кым Чер в беседе с советником В.И.Пелишенко, "ряд членов партии высказывали недоумение в связи с тем, что решения августовского и сентябрьского пленумов по оргвопросам были различными". {61} Однако Ким Ир Сен не собирался выполнять решений, которые были ему навязаны иностранной делегацией. Это стало ощущаться в первые же месяцы после сентябрьского пленума. Так в очередной раз проявилась характерная особенность политического стиля Ким Ир Сена. Оказавшись в тяжелых обстоятельствах, он охотно дает обязательства, которые на деле не собирается выполнять. Столкнувшись с китайско-советским нажимом. Ким Ир Сен согласился восстановить исключенных в августе "фракционеров" в партии и не подвергать их репрессиям. Однако уже в начале сентября 1957 г., Пак Чхан Ок и Цой Чан Ик находились в тюрьме (точная дата их ареста пока не ясно, но произошел он летом 1957 г., то есть меньше чем через год после сентябрьского пленума). {62} Отдельные былые сторонники Цой Чан Ика на некоторое время были восстановлены в партии и на своих постах, однако уже в ноябре, то есть всего лишь через месяц после сентябрьского пленума, их снова стали снимать с работы. Показательна, например, судьба заместителя председателя Пхеньянского горкома Хон Сун Квана. В начале сентября он был "за связь с Цой Чан Иком" снят со своего поста. В конце сентября его, в соответствии с решениями сентябрьского пленума, вернули на работу, но в в ноябре он был опять исключен из партии, причем основанием для этого послужило то, что он не прекратил своих отношений с Цой Чан Иком (напомним, официально реабилитированным!). {63} В этой обстановке бежавшие в Китай яньаньцы уже больше никогда не вернулись в Корею, вполне обосновано не поверив в то, что Ким Ир Сен сдержит свое обещание и не станет преследовать их после возвращения. Более того, количество беглецов постепенно росло. В январе 1957 г. Нам Ир сказал временному поверенному в делах В.И.Пелишенко, что еще два северокорейских дипломата, работавших в северокорейском посольстве в Москве, по пути домой остались в Китае. {64} На протяжении последних месяцев 1956 г. и начала 1957 г. подобных побегов было несколько. Так, в декабре в Китай бежали бывший парторг университета Ким Ир Сена, который был снят с работы после августовского Пленума и бывший зам. председателя Пхеньянского горкома партии. {65} Были и другие беглецы, так что 17 декабря 1956 г. Пак Ден Ай сказала поверенному в делах В.И.Пелишенко, что на тот момент в Китай ушло 9 человек из числа партийных и государственных чиновников разного ранга. {66} Разумеется, особое место среди всех этих эмиграций занимает отказ бывшего посла в СССР, видного деятеля яньаньской группировки Ли Сан Чжо вернуться домой. В настоящей статье мы не собираемся подробно говорить об этой этой истории, так как она с самого начала получила некоторую огласку и в силу этого, пожалуй, известна лучше, чем другие происшествия, связанные с кризисом 1956 г. Тем не менее, нельзя не отметить ее огромное значение. Решение Ли Сан Чжо, уже с начала 1956 г. проявлявшего большое беспокойство по поводу развития ситуации в Корее, не только не возвращаться домой, но и выступить с открытой критикой в адрес правительства, которое было окончательно принято в ноябре 1956 г. стало важной частью кризиса. За всю историю КНДР известно лишь несколько случаев, когда против режима открыто выступали фигуры сколь-либо сравнимого масштаба. Своего рода эпилогом к событиям 1956 г. стала встреча Мао Цзэ-дуна, Пэн Дэ-хуая и Ким Ир Сена в Москве во время проходившего там Совещания коммунистических и рабочих партий. В течение 1957 г. и в Корее, и в мире произошли большие изменения. В КНДР позиции Ким Ир Сена настолько укрепились, что он уже не чувствовал никакой реальной угрозы со стороны других группировок, политический разгром которых к тому времени шел полным ходом. Позиции же СССР, его возможности контролировать коммунистическое движение за этот год, наоборот, оказались существенно ослаблены. В новой обстановке корейское руководство даже всерьез рассматривало возможное вынесение событий августа-сентября 1956 г. на рассмотрение совещания (как примера вмешательства во внутренние дела). На всяческих официальных протестах особенно шумно настаивал главный писатель Кореи Хан Сор Я. До протестов дело не дошло, но во время этого совещания Мао Цзэ-дун и Пэн Дэ-хуай встретились с Ким Ир Сеном и принесли ему свои извинения за вмешательство. После возвращения Ким Ир Сена из Москвы 5-6 декабря 1957 г. состоялся расширенный пленум ЦК ТПК, на котором был нанесен новый удар по противникам Ким Ир Сена (теперь уже не столько реальным, сколько потенциальным). На пленуме присутствовало полторы тысячи представителей северокорейской партийной и государственной элиты, так что его ход и результаты стали известны всему партийному аппарату среднего и высшего звена. Доклад на пленуме делал самый беспощадный гонитель недовольных Ким Чхан Ман, который теперь оказался на положении главного идеолога ТПК и любимца Ким Ир Сена (что, впрочем, не спасло ему жизнь через несколько лет, когда он сам стал жертвой репрессий). В своем докладе Ким Чхан Ман подробно рассказал об извинениях Мао, а потом заявил: "Это (сентябрьские события - А.Л.) было проявление великодержавного шовинизма со стороны большой нации к малой. У нас были и есть люди - любители прилета самолетов, (намек на приезд А.И.Микояна и Пэн Дэ-хуая - А.Л.). Мы этих людей знаем, пусть они выступят здесь на Пленуме. Они не ориентируются на свою партию, а слепо верят другим. Напрасно они ждут прилета самолетов, больше их не будет" {67}. Ким Чхан Ман был прав: Ким Ир Сену и его окружению бояться теперь было нечего, и пленум превратился в форменное избиение всех недовольных. Один за другим вызывали на трибуну тех, кого обвиняли в связях с Цой Чан Иком. Особо досталось Ким Ду Бону и Пак Ый Вану. Старого революционера Ким Ду Бона обвинили в том, что он был агентом Чан Кай-ши, а Пак Ый Вану, который держался с своей обычной и несколько наивной прямолинейностью, просто не дали говорить. Ким Чхан Ман истошно заорал с места: "А это же Пак Иван! Иван!", имея в виду русское прошлое Пак Ый Вана. Хотя на пленуме никаких решений по их судьбе вынесено не было, но почти все те, кого Ким Чхан Ман упомянул в своем докладе, были вскоре арестованы. {68} Суд над участниками августовского выступления проходил в январе 1960 года в обстановке повышенной секретности. До наших дней этот процесс не упоминается в официальных северокорейских публикациях, и мы знаем о нем только по материалам беседы северокорейского министра внутренних дел Пан Хак Се с советским дипломатом В.И. Пелишенко. Перед судом предстали 35 человек, из которых 20 было приговорено к смерти, а 15 -- к длительным срокам тюремного заключения. {69} Так закончилась единственная в истории Северной Кореи попытка сменить руководство страны законным путем. Неудача августовского заговора означала победу в Корее "национального сталинизма" в его кимирсеновском варианте. Кризис 1956 г. закончился, по сути, полной победой Ким Ир Сена, хотя даже он сам тогда еще мог этого и не осознавать. Именно в 1956 г. Ким Ир Сен сделал второй и решающий шаг на пути к абсолютной, ничем и никем не ограниченной власти (первый такой шаг он совершил, отчасти даже не по своей воле, в 1945-46 гг.). К главным последствиям кризиса 1956 г. следует отнести: Во-первых, в результате ожесточенных политических столкновений и интриг был нанесен смертельный удар системе фракций, которая на протяжении первых 10 лет северокорейской истории в немалой степени ограничивала власть Ким Ир Сена. Хотя в высших партийных и государственных органах еще оставались представители различных фракций, но лишенные руководства, напуганные и разобщенные, они не представляли никакой опасности и были обречены в свой срок стать жертвами репрессий. Во-вторых, китайско-советское вмешательство, по сути, кончилось ничем (хотя ясно это стало только через год-два после описываемых событий). Ни Москва, ни Пекин не смогли заставить Ким Ир Сена выполнить те обещания, которые он дал под давлением. Никто из сторонников Цой Чан Ика и Юн Гон Хыма не был восстановлен на своих постах, и первые аресты в их среде произошли уже в начале 1957 г. Тем не менее, ни СССР, ни Китай не смогли или не захотели настоять на выполнении данных им обещаний. Это показало Ким Ир Сену, что при случае он может, соблюдая определенную осторожность, игнорировать приказы Москвы и Пекина и действовать так, как считает нужным. В-третьих, было предотвращено проникновение в Корею идеологии и практики борьбы с культом личности. Отныне даже самые осторожные разговоры о культе личности превратились в крамолу, и, таким образом, были созданы идеологические условия для развязывания беспрецедентной в мировой истории кампании по восхвалению Ким Ир Сена, укреплению его неограниченной власти. Именно 1956 г., а не 1945 г. следует считать временем настоящего рождения кимирсеновского режима. В 1945-1956 гг. Северная Корея представляла из себя лишь второразрядную страну "народной демократии", но после 1956 г. она начала приобретать уникальные, ни с чем не сравнимые черты. ПРИМЕЧАНИЯ 1. Пукхан инмёнъ сачжон (Биографический словарь Северной Кореи). Сеул, 1990, с. 457. 2. Запись беседы И.С.Бякова (I секретарь) с Сон Дин Фа 15 февраля 1956 г. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. Запись беседы Филатова С.Н. (советник посольства) с Пак Ен Бином 25 февраля 1956 года. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 3. Запись беседы Филатова С.Н. (советник посольства) с Пак Ен Бином 25 февраля 1956 года. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 4. Запись беседы В.К.Лисикова (третий секретарь) с Ким Сен Юром (председатель Пхеньянского городского комитета Демократической Партии Северной Кореи) 8 мая 1956 года. АВП, ф.102, оп. 12, д.6, п.68. 5. Запись беседы Филатова С.Н. (советник посольства) с Пак Ен Бином 25 февраля 1956 года. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 6. Запись беседы С.Н.Филатова (советник посольства) с Пак Чан Оком (заместитель премьера Кабинета Министров КНДР и член Президиума ЦК ТПК) 12 марта 1956 г. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 7. Там же. 8. Запись беседы Филатова С.Н. с Пак Ен Бином 25 февраля 1956 года 9. Запись беседы С.Н.Филатова с Пак Чан Оком 12 марта 1956 г 10. Запись беседы Филатова С.Н. с Пак Ен Бином 25 февраля 1956 года 11. Запись беседы С.Н.Филатова с Пак Чан Оком 12 марта 1956 г 12. Например, 29 января 1956 года "Нодон синмун" опубликовала статью о недавней конференции, организованной Пхеньянским горкомом ТПК. Эта конференция была посвящена борьбе против "формализма" (кор. хёнъсикчжуыи) и "догматизма" (кор. кёчжочжуыи), то есть тех же самых грехов, против которых была направлена "чучхейская речь" Ким Ир Сена. В статье упоминаются "недавние" указания Ким Ир Сена по этим вопросам, причем из формулировок видно, что автор был знаком с текстом "чучхейской речи". В частности, он говорит о необходимости "ликвидировать формалистические и догматические ошибки" (кор. хёнъсикчжокимё кёчжочжуыи кёрхап-ыль тхвечхихаго), что является просто перефразировкой официального названия речи. 13. Запись беседы Филатова С.Н. с Пак Ен Бином 25 февраля 1956 года Запись беседы С.Н.Филатова с Пак Чан Оком 12 марта 1956 г 14. Запись беседы Филатова С.Н. (советник посольства) с Пак Ы Ваном (зам.премьера) 24 января 1956 года. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 15. Запись беседы С.Н.Филатова (советник посольства) с Пак Ы Ваном (зам.премьера) 21 февраля 1956 года. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 16. Запись беседы С.Н.Филатова (советник посольства) с Пак Ы Ваном (зам.премьера) 29 февраля 1956 года. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 17. Запись беседы С.Н.Филатова с Пак Чан Оком 12 марта 1956 г 18. Запись беседы Филатова С.Н. с Пак Ен Бином 25 февраля 1956 года 19. Запись беседы В.И.Иваненко (первый секретарь ДВО МИД) с Пак Киль Ёном (первый заместитель министра иностранных дел) 17 мая 1956 года. АВП РФ, ф.0102, оп.12, д.4, п.68. 20. Запись беседы С.Н.Филатова (советник посольства) с Пак Ы Ваном (зам.премьера Кабинета Министров, кандидат в члены Президиума ЦК ТПК) 7 мая 1956 года. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 21. Указ. Запись 22. Запись беседы С.Н.Филатова с Пак Ы Ваном 29 февраля 1956 года 23. Запись беседы В.И.Иваненко (первый секретарь ДВО МИД) с Пак Киль Ёном (первый заместитель министра иностранных дел) 17 мая 1956 года. АВП РФ, ф.0102, оп.12, д.4, п.68. 24. Дневник временного поверенного в делах А.М.Петрова за 17 февраля - 2 марта 1956 г. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. Запись беседы Бякова И.С. (первый секретарь посольства) с зам.председателя Центрального правления КОКС Ли Хо Гу 18 февраля 1956 года. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 25. Дневник временного поверенного в делах А.М.Петрова за 19 июня - 10 июля 1956 г. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 26. Запись беседы Филатова С.Н. (советник посольства) с Ким Сын Хва (министр строительства) 24 мая 1956 года. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 27. Запись беседы А.М.Петрова (временный поверенный в делах) с Нам Иром (министр иностранных дел) 24 июля 1956 г. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 28. Suh Dae-sul. Kim Il Sung. The North Korean Leader. New York: Columbia University Press, 1988. P.150. 29. Запись беседы Петрова А.М. (временный поверенный в делах) с Ли Пхиль Гю (начальник департамента стройматериалов) 20 июля 1956 г. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 30. Указ. Запись 31. Запись беседы С.Н.Филатова (советник посольства) с Цой Чан Иком (зам.премьера, член президиума ЦК ТПК) 23 июля 1956 года. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 32. Запись беседы С.Н.Филатова (советник посольства) Ким Сын Хва (министр строительства, член ЦК ТПК) 24 июля 1956 г. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. Запись беседы С.Н.Филатова (советник посольства) Юн Гон Хымом (министр торговли, член ЦК ТПК) 2 августа 1956 г. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 33. Запись беседы С.Н.Филатова c Ким Сын Хва 24 июля 1956 г 34. Запись беседы С.Н.Филатова (советник посольства) с Пак Чхан Оком (зам.премьера, член ЦК ТПК) 21 июля 1956 г. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. Запись беседы А.М.Петрова (временный поверенный в делах) с Нам Иром (министр иностранных дел) 24 июля 1956 г. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 35. Запись беседы С.Н.Филатова с Пак Чхан Оком 21 июля 1956 г 36. Кан Сан Хо. Записки очевидца (рукопись). 37. Запись беседы Окулова Р.Г. (корреспондент "Правды") Васильева Г.В. (корреспондент ТАСС) с заместителем министра связи Син Чхон Тхэком 3 февраля 1957 года. АВП, ф.102, оп.13, д.6, п.72. 38. Запись беседы С.Н.Филатова с Пак Чхан Оком 21 июля 1956 г Запись беседы С.Н.Филатова с Цой Чан Иком 23 июля 1956 года Запись беседы С.Н.Филатова с Ким Сын Хва 24 июля 1956 г 39. Bell J. The Bolgarian Communist Party from Blagoev to Zhivkov. Stanford: Hoover Institution Press, 1987. P.114-115]. 40. Rothscild J. Return to Diversity. N.Y.-Oxford: Oxford University Press, 1993. P.156. 41. Запись беседы Г.Е.Самсонова (первый секретарь) с Ко Хи Маном (заведующий отделом ЦК ТПК по строительству и транспорту) 31 августа 1956 г. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 42. Кан Сан Хо. Записки очевидца (рукопись). C.133 43. Запись беседы С.Н.Филатова (советник посольства) Юн Гон Хымом (министр торговли, член ЦК ТПК) 2 августа 1956 г. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 44. Там же. 45. Интервью с Кан Сан Хо. Ленинград, 31 октября 1989 года. 46. Запись беседы С.Н.Филатова (советник посольства) с Цой Чан Иком (зам.премьера, член президиума ЦК ТПК) 23 июля 1956 года. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 47. Запись беседы С.П.Лазарева (первый секретарь ДВО МИД) с Ко Хи Маном (член делегации ВНС КНДР) 18 сентября 1956 г. АВП РФ, ф.0102, оп.12, д.4, п.68. 48. Запись беседы Г.Е.Самсонова (первый секретарь) с Ко Хи Маном (заведующий отделом ЦК ТПК по строительству и транспорту) 31 августа 1956 г. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. Запись беседы С.П.Лазарева (первый секретарь ДВО МИД) с Ко Хи Маном (член делегации ВНС КНДР) 18 сентября 1956 г. АВП РФ, ф.0102, оп.12, д.4, п.68. 49. Запись беседы С.П.Лазарева с Ко Хи Маном 18 сентября 1956 г 50. Интервью с Кан Сан Хо. Ленинград, 31 октября 1989 года. 51. Запись беседы Г.Е.Самсонова (первый секретарь) с Ли Сон Уном (председатель Пхеньянского городского комитета ТПК) 23 ноября 1956 года. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 52. Запись беседы Е.Л.Титоренко (второй секретарь) с Ли Де Пхилем (зам. председателя Пхеньянского городского партийного комитета ТПК) 10 октября 1957 года. АВП, ф.102, оп.13, д.6, п.72. 53. Запись беседы Е.Л.Титоренко (второй секретарь) с Цой Сын Хуном (зам.председателя комитета ТПК в провинции Рянган) 23 октября 1956 года. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 54. Там же. Также: Дневник советника посольства Н.М.Шестерикова. 16 сентября 1956 года. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 55. Интервью с В.В.Ковыженко. Москва, 2 августа 1991 года. 56. Там же. 57. Там же. 58. Запись беседы С.Н.Филатова (советник посольства) с Пак Чан Оком (заместитель премьера Кабинета Министров КНДР и член Президиума ЦК ТПК) 12 марта 1956 г. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 59. Интервью с Ким Мир Я (Ким Людмилой Мефодиевной). Ташкент, 27 января 1991 года. 60. Запись беседы Окулова Р.Г. (корреспондент "Правды") Васильева Г.В. (корреспондент ТАСС) с заместителем министра связи Син Чхон Тхэком 3 февраля 1957 года. АВП, ф.102, оп.13, д.6, п.72. 61. Запись беседы Е.Л.Титоренко (второй секретарь) с Цой Сын Хуном (зам.председателя комитета ТПК в провинции Рянган) 23 октября 1956 года. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 62. Запись беседы Е.Л.Титоренко (второй секретарь) с Ю Сон Хуном (ректор университета им. Ким Ир Сена) 11 сентября 1957 года. АВП, ф.102, оп.13, д.6, п.72. 63. Запись беседы Г.Е.Самсонова (первый секретарь) с Ли Сон Уном (председатель Пхеньянского городского комитета ТПК) 23 ноября 1956 года. АВП, ф.102, оп.12, д.6, п.68. 64. Запись беседы В.И.Пелишенко (временный поверенный в делах) с Нам Иром (министр иностранных дел) 4 января 1957 г. АВП, ф.102, оп.13, д.6, п.72. 65. Запись беседы Б.К.Пименова (первый секретарь) с Пак Киль Ёном (первый заместитель министра иностранных дел) 8 декабря 1957 года. АВП, ф.102, оп. 13, д.6, п.72 66. Запись беседы Пелишенко В. (временный поверенный в делах) и Пак Ден Ай (заместитель председателя ЦК КПК) 17 декабря 1956 года. АВП ф.102 оп.13 п.72 д.6. 67. Запись беседы Б.К.Пименова (первый секретарь) с Пак Киль Ёном (первый заместитель министра иностранных дел) 8 декабря 1957 года. АВП, ф.102, оп. 13, д.6, п.72 68. Там же. 69. Запись беседы В.И. Пелишенко (советник посольства) с Пан Хак Се (министр внутренних дел) 12 февраля 1960 года. АВП, ф.0541, оп. 15, д.9, п.85 Статья была напечатана в книге А.Н.Ланьков "Северная Корея: вчера и сегодня" (Москва, "Восточная литература", 1995). Представленный автором для публикации на сайте вариант сильно переработан и расширен. Перепечатываться с проекта ИСТОРИЯ РОССИИ
	СТАТЬИ
	редактор Вячеслав Румянцев

> XPOHOC > СТАТЬ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ >

Ланьков А.Н.

редактор Вячеслав Румянцев