Ремнев А.В., Омский госуниверситет

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

XPOHOC

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Incende quod adorasti.
Adora quod(1).

(Св. Ремигий королю
франков Хлодвигу I).
Он видел и отвернулся.
Он был в первых рядах и отступил(2).
(П. Лавров)

В последние годы имя Л.А.Тихомирова из общественного забвения было извлечено на свет политической публицистикой консервативного толка⁽³⁾. В спорах о судьбах России в 1989 г. мюнхенский журнал "Вече" призывал обращаться к идеям "величайшего государствоведа и философа" Л.А. Тихомирова, жизненный путь которого назывался "благодатно-поучительным"⁽⁴⁾. Он начал революционером, а закончил монархистом и православным христианином. К критике демократии Тихомировым и его консервативно-созидательным идеям обращался А.И.Солженицын в своих рекомендациях как "обустроить" Россию. Основной труд Тихомирова "Монархическая государственность" дважды печатался на русском языке за границей (Мюнхен-1923, Буэнос-Айрес-1968). Сочинения Тихомирова в последние годы активно переиздаются в России⁽⁵⁾.

Судьба Льва Тихомирова уникальна уже своей парадоксальностью, резкой и загадочной метаморфозой из народовольца в адепта самодержавия, и с этой точки зрения чрезвычайно удобна для изучения двух, казалось бы, столь противоположных и даже враждебных общественных лагерей конца XIX - начала XX вв. По поводу ренегатства Тихомирова П.Л.Лавров писал: "Да, он нам чужой, он наш враг, и его слова нам теперь безразличны; но нельзя не вдуматься в судьбу бывшего товарища. Он прав, что следует обратить внимание на его эволюцию. Она поучительна"⁽⁶⁾. Как тут не вспомнить известное замечание С.Л. Франка, что "левые" и "правые" в своих крайностях сходятся.

Противоречия Л.А. Тихомирова не заканчиваются только переворотом в мировоззрении, это еще и сложное противостояние жажды деятельности и какой-то "неотмирности", утопизма, неумения устроить даже свой собственный быт. Тихомиров все еще ждет своего художественно-психологического осмысления, на который только и способна литература. О нем хотели писать А.П. Чехов и Андрей Белый. О судьбе Тихомирова А.П. Чехов задумывался при написании "Иванова". Посетивший в 1901 г. Тихомирова Андрей Белый замышлял вывести его в в своей "Симфонии" или редактором апокалипсического журнала "Патмос", или как раскольника подвергнуть самосожжению⁽⁷⁾. У Е.В. Тарле чтение воспоминаний "скорбного, но подлого полупрохвоста" Льва Тихомирова порождало желание еще раз перечитать "Рассказ неизвестного человека" А.П. Чехова. "Без этого типа, - писал он одному из своих корреспондентов в 1951 г., - 80-е годы были бы неполны и Чехов был бы неполон"⁽⁸⁾. В. Маевский, историк-эмигрант, сожалел, что о Тихомирове до сих пор не написан роман, и если бы, по его мнению, Ф.М. Достоевский прожил еще несколько лет, "ему не удалось бы уйти от соблазна этой темы"⁽⁹⁾.

Творческое наследие Л.А. Тихомирова занимает видное место в русской консервативной мысли, представленной именами М.Н. Каткова, К.Н. Леонтьева, К.П. Победоносцева, И.А. Ильина и др.⁽¹⁰⁾. Особенностью эволюции русской общественной мысли явилось слабое развитие консервативного направления, которое формировалось как бы в ответ на вызов революционно-демократической и либеральной концепций исторического пути России. Консерваторы были всегда как бы в обороне, борясь с неумолимо надвигающейся революцией, он и ясно видя недостатки и существовавшего строя, и лично Николая II. Трагедия русских консерваторов заключалась во многом в том, что, не принимая революции и даже либеральных реформ, в реальной жизни самодержавной России они не могли отыскать то, что же следует сохранять, и вынуждены были скатываться к простому охранительству. В.В. Розанов в 1918 г. с горечью восклицал в "Апокалипсисе нашего времени": "Не довольно ли писать о нашей вонючей революции, - и о прогнившем насквозь царстве, - которые воистину стоят друг друга"⁽¹¹⁾. При высоком идейном пафосе их теоретических исканий в жизни они являли собой людей расстерянных и деятельно бесплодных. К тому же (еще один пародокс нашей истории) в условиях самодержавной России консерватору было несравненно тяжелее, чем демократу или либералу, не только найти поддержку власти, быть ею востребованным, но и просто писать и публиковать свои труды. Тот же В.В. Розанов признавался Максиму Горькому, что в России "не будучи социалистом русский писатель подохнет с голоду"⁽¹²⁾. Неофициальная либеральная цензура давила их куда больше, чем официальная правительственная. Не жаловала консерваторов и царская бюрократия за так называемую критику справа, за стремление быть большими монархистами, чем сам монарх.

Неудовлетворенность царским режимом, политическая невостребованность развили такие, на первый взгляд, казалось бы, несвойственные консервативному мышлению черты, как утопизм. У истоков русской консервативной утопии, отмечает И.А. Исаев, стояли К.Н. Леонтьев, Н.Я. Данилевский, Ф.М. Достоевский, Л.А. Тихомиров⁽¹³⁾. Поиски средств и пути к восстановлению "истинного" самодержавия велись исходя из иррационального восприятия прошлого и настоящего, идеализации народного патриархального характера, апелляции к религиозно-нравственным нормам и сверхразумной санкции. Консерваторам так же, как и их оппонентам, было свойственно стремление создать свою программу, которая служила бы не только идейным обоснованием власти, но и смогла бы стать руководством в преобразованиях, способных спасти страну от революции, вернуть к, казалось бы, утраченным идеалам. Немецкий социолог Карл Мангейм отметил эту политическую ангажированность консерваторов, когда обнаруживаемое оппозиционными слоями стремление "взорвать существующий порядок" как бы извне воздействует на консервативное сознание, заставляя его "философски осмыслить свою историческую роль и создать необходимую для самоориентирования и обороны антиутопию". Заслуживает внимания еще одно наблюдение К. Мангейма, заметившего, что "открытие консервативной идеи становится делом примкнувших к консерваторам идеологов"⁽¹⁴⁾. Стоит отметить и то, что российские консерваторы в полемике со своими политическими оппонентами широко использовали их же аргументы и теории⁽¹⁵⁾.

Все эти рассуждения общего порядка позволяют уточнить некоторые важные обстоятельства превращения Льва Тихомирова из идеолога революционного народничества, автора программы партии "Народная воля", в крупнейшего теоретика самодержавия и редактора самой известной консервативной газеты "Московские ведомости".

Родился Лев Александрович Тихомиров 19 (31) января 1852 г. в крепости Геленджик. Учился в Керченской гимназии и закончил ее в 1869 г. с золотой медалью. Еще в гимназические годы он познакомился с будущим видным народовольцем А.И. Желябовым. В революционное движение вступил будучи студентом Московского университета, входил в известный кружок "чайковцев", был участником знаменитого "процесса 193-х" в 1877 г. С лета 1878 г. Тихомиров - член организации "Земля и воля" и редакции ее печатного органа, а с 1879 г. - член Исполнительного комитета, Распорядительной комиссии и редакции "Народной воли". Входил он и в террористическую группу "Свобода или смерть", известную еще под названием - "Лига цареубийц". В 1870-1880-е гг. это признанный идеолог революционного народничества, его статьи в большом количестве выходят в легальной и нелегальной печати ("Дело", "Вестник Народной воли" и т. д.). Он - автор нескольких пропагандистских брошюр для народа: "Сказка о четырех братьях", "Пугачевщина"⁽¹⁶⁾. Советские историки были явно несправедливы, отказывая Тихомирову в теоретической самостоятельности и значимости, утверждая, что он обладал лишь литературными способностями и "умело выражал настроения и взгляды своих товарищей". На оценки революционной деятельности Тихомирова наложили отпечаток поздние впечатления от его ренегатства, и примечательно, что в преуменьшении его революционных заслуг больше преуспели историки, нежели его соратники по "Народной воле". Уже сами революционные клички Тихомирова указывают на уважительное отношение к нему товарищей по борьбе - "Тигрыч", "Генерал", "Старик". А.Д. Михайлов, один из признанных руководителей "Народной воли", оценивал деятельность Тихомирова самым высоким образом. 16 февраля 1882 г. он писал: "Завещаю вам, братья, беречь и ценить нашего доброго Старика, нашу лучшую умственную силу"⁽¹⁷⁾. В 1931 г. среди старых народовольцев и историков развернулась дискуссия о роли Тихомирова в печатном органе "Народной воли". М.Ф. Фроленко, А.П. Прибылева-Корба, В.Н. Фигнер свидетельствовали, что Тихомиров обладал всеми необходимыми качествами теоретика. Его статьями в журнале "Дело", вспоминал И.И. Попов, молодежь буквально зачитывалась⁽¹⁸⁾. М.Ф. Фроленко писал о Тихомирове-революционере с большой симпатией: "Его роль и значение, главным образом, вытекали из того, что это был человек начитанный, умный, с литературным талантом, умеющий хорошо логически излагать и доказывать свои мысли, умеющий склонять и других на свою сторону. Его легко можно было бы назвать головой организации, но не только руководства, а в смысле способности к теоретическим обоснованиям как практических начинаний, так и принципиальных положений"⁽¹⁹⁾.

После покушения на Александра II 1 марта 1881 г. именно Тихомиров явился автором открытого письма Исполнительного комитета "Народной воли" к новому царю. В 1882 г. во время разгрома "Народной воли" он уезжает за границу, и полицейская справка беспристрастно отмечает: "Прежде всего Тихомиров приложил все свои силы к поднятию тогда упавшей революционной литературы"⁽²⁰⁾. Совместно с П.Л. Лавровым он возглавил редакцию "Вестника Народной воли". Именно в Тихомирове Г.В. Плеханов видел в то время одного из наиболее значительных теоретиков народничества и именно на него он обрушил свою критику⁽²¹⁾. Впоследствии, посылая брошюру "Почему я перестал быть революционером" товарищу министра внутренних дел В.К. Плеве, Тихомиров признавался: "Если мы отбросим все наговоры и неточности, остается все-таки факт, что в течение многих лет, я был одним из главных вожаков революционной партии, и все эти годы, - сознаюсь откровенно, - сделал для ниспровержения существующего правительственного строя все, что только было в моих силах"⁽²²⁾.

Разгром "Народной воли", вынужденное политическое бездействие, тяжелое и безысходное существование в эмиграции, идейные разногласия с соратниками и общая неудовлетворенность революционной теорией, преследования полиции, психологическая усталость и тяготы личной жизни (безденежье, тяжелая болезнь сына) - все это стало той базой, на которой и произошел резкий поворот в мировоззрении Тихомирова. Уже летом 1880 г., вспоминала А.П. Прибылева-Корба, Тихомиров, устав от постоянных полицейских преследований и напряженной подпольной деятельности, просил своих товарищей об отдыхе. Он страдал "шпиономанией", "какой-то меланхолией и страшным душевным разладом"⁽²³⁾. Заведующий русской полицейской агентурой в Париже П.И. Рачковский открыл настоящую охоту за Тихомировым, разработав систему мер по его деморализации. Рачковский делал все возможное, чтобы вывести Тихомирова из душевного равновесия, довести до сумасшествия, чтобы потом добиться официальной выдачи царскому правительству как душевнобольного. Впоследствии Рачковский покаяние Тихомирова приписывал исключительно своим заслугам⁽²⁴⁾. П.Л. Лавров в ответ на вопрос о причинах ренегатства Тихомирова писал Л.Ф. Пантелееву, что это произошло прежде всего из-за расхождения во взглядах со многими политическими эмигрантами, а "ближайшей причиной было крайне бедственное материальное положение, ведь он с семьей прямо-таки изголодались"⁽²⁵⁾.

Но были и более глубокие причины идейного порядка. Несмотря на явную противоположность во взглядах "раннего" и "позднего" Тихомирова, между ними просматривается и известная преемственность. Прежде чем прийти к примирению с властью, апологетике самодержавия и осознанию православия, Тихомиров претерпел в эмиграции серьезную идейную эволюцию, растянувшуюся на целых шесть лет. Возможность такой метаморфозы в его воззрениях была заложена уже в самом народническом учении. Г.В. Плеханов в ответ на брошюру Л.А. Тихомирова "Почему я перестал быть революционером" (Париж, 1889) отмечал, что тот довел до крайности, до уродства основные положения народничества. Целый ряд народнических положений, после некоторой трансформации придав им консервативно-религиозную окраску, Тихомиров перенес в свою монархическую теорию. Как отмечал Г. Лукьянов в 1923 г. в предисловии к мюнхенскому изданию "Монархической государственности", Тихомиров хорошо знал, "что и как нам нужно перенимать у врагов, - он сам слишком долго провел в их лагере. И именно он дошел до убеждения, что истинное народничество есть исповедание идеи самодержавия"⁽²⁶⁾.

Эмигрантские годы (1882-1889 гг.) - это время напряженных теоретических поисков, осмысления не только революционного опыта, но и знакомства с республиканскими порядками во Франции. Тихомиров приходит к заключению, что "самодержавие народа - есть в действительности совершенная ложь⁽²⁷⁾ и может служить лишь средством господства для тех, кто более искусен в одурачивании толпы"⁽²⁸⁾. Разочарование в буржуазной демократии наложилось на старые народнические антиконституционные настроения. Еще в 1880 г. он писал П.А. Кропоткину: "Если мы провороним свое время и дадим оформиться конституционному государству, основанному на поддержке буржуа - тогда хоть ложись и помирай"⁽²⁹⁾. Не смог принять Тихомиров и марксистского выхода, предлагаемого Плехановым. Изжить народническую идею о самобытности России ему не удалось, универсальности теории Маркса он не принял. По его мнению, она, несмотря на свою ценность для Запда, не приложима к России - "формулы нашего революционного процесса мы у Маркса не найдем. Нашего будущего он не предсказывает, а потому и не предсказывает нам и программы деятельности"⁽³⁰⁾. Выход, казалось, был найден благодаря теории органического развития и социологического анализа поведения толпы, изложенных в трудах Г. Тарда, Г. Лебона и Л. Эспинаса. Их трактовка опыта Великой французской революции как бы предостерегала от ужасов безвластия, террора и нового рабства в "царстве толпы". В 1888 г. Тихомиров записывает в дневнике, что он наконец-то понял: "здоровое развитие может быть только мирным и национальным"⁽³¹⁾. Это было попыткой преодолеть первородный грех русской интеллигенции - беспочвенность. Иллюзия революционных потенций русского крестьянина вытеснялась новой верой в изначальный его консервативно-патриархальный дух. Поездка Тихомирова в 1882 г. по России накануне отъезда за границу привела его к неутешительному выводу о пропасти, которая лежит "между идеалами революционеров и желаниями и стремлениями простого народа". Но русскую интеллигенцию, как заметил Г.П. Федотов, отличало не только отсутствие "почвы", но и жертвенное служение идеалу. Эту черту русской революционной интеллигенции точно подметил в знаменитых "Вехах" С.Н. Булгаков. Он также указал на религиозность революционера, несмотря на его атеизм: "Христианские черты, воспринятые иногда помимо ведома и желания, чрез посредство окружающей среды, из семьи, от няни, из духовной атмосферы, пропитанной церковностью, просвечивают в духовном облике лучших и крупнейших деятелей русской революции"⁽³²⁾. В революцию, как считал Н.К. Михайловский, шли "кающиеся дворяне" или "протестующие разночинцы", но была еще и третья категория, которая включала в себя и две первых - революционные романтики, окрыленные мечтой о всеобщем счастье и справедливости, охваченные молодым задором, жаждой подвига и готовностью принести себя в жертву⁽³³⁾.

Действенность революционного народничества 1870 - начала 1880-х гг. предопределила мучительный поиск средств реализации идеальных установок. Отрицая экономический детерминизм К. Маркса, Тихомиров оказался в свой народнический период под сильным воздействием взглядов П.Н. Ткачева и Е. Дюринга⁽³⁴⁾. С позиции "теории факторов" (П.Л. Лавров, Н.К. Михайловский) Тихомиров выступал против марксизма: "Я сомневаюсь, что производство было действительно таким ключом к социологии, каким считают его"⁽³⁵⁾. По его мнению, в истории политический и умственный факторы более могущественны нежели производство. Оценивая "причины междучеловеческой зависимости", Тихомиров пришел к выводу, что "для общества факт насилия между людьми элемент более важный, чем производство"⁽³⁶⁾. И в народничестве Тихомиров выделялся особым вниманием к политическому устройству общества, а затем, будучи уже теоретиком монархии, неоднократно высказывался в пользу права государства употреблять силу как внутри, так и вне страны.

Неизбежность социалистического будущего России Тихомиров-народник связывал, как и его коллеги, с общинной организацией (интерес к общественному самоуправлению он сохранил и позднее, пытаясь совместить его с самодержавием) и слабым развитием капитализма. Признание особого пути исторического развития России роднило в какой-то степени народничество со славянофильством⁽³⁷⁾. Священник И.И. Фудель, человек духовно близкий Тихомирову, считал, что это "лженародничество", узнав "дух народный", неизбежно придет к православию. Впоследствии и сам Тихомиров рассматривал народников как непоследовательных славянофилов⁽³⁸⁾. Однако, вернувшись в Россию и сблизившись с видным представителем так называемого неославянофильства А.А. Киреевым, Тихомиров полностью на славянофильские позиции так и не перешел. Промежуточное положение народничества между западничеством и славянофильством, считал И.И. Фудель, могло быть преодолено под давлением "бессознательного пока стремления к корню или тоске по родине"⁽³⁹⁾. В период затмения революционных идеалов патриотизм мог стать спасительным выходом. Разочарование в действенности революции привело Тихомирова к выводу, что "отныне нужно всего ждать лишь от России, русского народа, почти ничего не ожидая от революционеров, по крайней мере на долгое время"⁽⁴⁰⁾.

Начало перелома в своих настроениях сам Тихомиров относил к 1885 г. В предисловии к книге "Russie politique et social" (1888 г.) он провозгласил отход от террора, признал беспочвенность революции, обличая революционеров в незнании русской жизни. Для идеолога и организатора революционного террора это признание было трудным и решительным шагом. "Одно из двух, - писал он, - или имеешь силы для того, чтобы изменить режим, низвергая правительство, противящееся этому, или не имеешь их. В первом случае нет никакой нужды в политических убийствах, в последнем - они не приведут ни к чему"⁽⁴¹⁾. Признав бессмысленность открытой политической борьбы с самодержавием, Тихомиров вступил на путь эволюции в сторону легального народничества "воронцовско-юзовского" толка, встал в ряды защитников теории "малых дел". Разгром революционного народничества заставил Тихомирова подвергнуть пересмотру тезис о том, что "русское правительство - железный колос на глиняных ногах", и что "оно живет само для себя и потому не имеет поддержки ни в чем, кроме грубой силы"⁽⁴²⁾. Исходя из органической теории общественного развития, преувеличенного значения политического и умственно-психологического факторов в истории, прочности патриархального строя русской деревни, Тихомиров в итоге признал незыблемость российского самодержавия. "Человеку, ни за что не хотевшему отказаться от идеализации допотопных экономических отношений русской деревни, - точно подметил Г.В. Плеханов, - естественно было кончить идеализацией царизма, этого естественного политического плода названных отношений"⁽⁴³⁾.

Рубежом, завершившим переход с народнических на монархические позиции, стала публикация в 1889 г. в Париже (переизданной в 1895 г. в Москве) брошюры "Почему я перестал быть революционером", которую Тихомиров рассматривал не только как акт покаяния перед российской властью, но и как предложение в будущем ей послужить. Он открыто призывал всякого русского "признать установленную в России власть и, думая об улучшениях, <...> думать о том, как их сделать с самодержавием, при самодержавии"⁽⁴⁴⁾. Совершив внешне резкий политический поворот, в своем мировоззрении Тихомиров продолжал оставаться в рамках утопического мышления, сменив его революционно-народническую окраску на религиозно-монархическую. Вместе с предложением сотрудничества в идейной (но лишь идейной!) борьбе с революционными настроениями среди молодежи уже в этой брошюре он выдвигал себя на роль идеолога самодержавия.

Переход на православно-христианские позиции для Тихомирова был облегчен не только уверенностью в том, что миросозерцание русского народа по-преимуществу религиозно, но и тем, что в целом в русском обществе был заметен дефицит правопонимания, когда в традиционном сознании продолжал преобладать этический подход к жизненным явлениям, стремление решать государственно-правовые и экономические проблемы с точки зрения нравственности. Да и в самом народничестве всегда было живо чувство справедливости, жертвенности, стремление пострадать за народ. Русские революционеры крайне болезненно решали вопрос о своем моральном праве на политическое убийство. Г.П. Федотов, размышляя о трагедии русской интеллигенции, заметил: "...Мученики, становясь палачами, обречены на гибель. Поколение, вынесшее как свой цвет, как чистейшую жертву, - цареубийц, должно погибнуть и без преследования правительства. Отметим для многих, оставшихся в живых, религиозный исход". В качестве примера он называет "загадочного" Льва Тихомирова, который закончил православием⁽⁴⁵⁾. Сближало их с религией и то, что революционные теории народников, возведенные в ранг общественного идеала, становились своего рода разновидностью вероучения. В "Исторических письмах" П.Л. Лаврова утверждалось, что "преобразующая деятельность во имя идеала невозможна без веры". Сомнению можно подвергать лишь способы достижения цели, но не саму цель⁽⁴⁶⁾. При этом сознание уверовавшего человека становилось нетерпимым к инакомыслию и невосприимчивым к какой-либо критике. Кризис же народнической веры (особенно после неудачного "хождения в народ"⁽⁴⁷⁾ и фактического провала, хотя и героического и внешне эффектного, террора) в скорую осуществимость социалистического идеала (молодым людям, каковыми и были большинство революционеров был свойственен своеобразный экстремизм, аскетизм, нетерпение и нетерпимость) порождал душевную пустоту, которая в религиозном, по сути, сознании Тихомирова, вскоре заполнилась новой верой, и он как неофит православия становится истовым его адептом⁽⁴⁸⁾. Последнее, видимо, объясняет (замеченное многими современниками тщательное следование всем христианским обрядам) идеализацию далеких от идеала священнослужителей, да и русской православной церкви того времени.

Именно вся эта совокупность факторов идейно-теоретического и нравственно-религиозного порядка подготовили возможность эволюции во взглядах Тихомирова, а личные обстоятельства продолжили эту эволюцию до крайней противоположности политических ориентиров. Таким образом, один из ведущих теоретиков революционного народничества превратился в крупного консервативного мыслителя, предложившего стареющему самодержавию свои недюжинные способности ученого, публициста и идеолога. Советский историк В.И. Невский в предисловии к воспоминаниям Тихомирова заметил: "Что же делать: у великих партий даже ренегаты бывают талантливы!"⁽⁴⁹⁾.

Однако, несмотря на помилование, возвращение к активной публицистической деятельности в России оказалось для Тихомирова не простым. Амнистия сопровождалась сохранением гласного надзора сроком на 5 лет и запретом жить в столицах. К тому же, русская консервативная печать отнеслась к переменам в воззрениях Тихомирова весьма настороженно. 4 мая 1890 г. он записал в дневнике: "А мое такое положение, что либералы ругают, а консерваторы игнорируют, а правительство содержит под надзором"⁽⁵⁰⁾. Правда, правительственная проверка длилась недолго. Уже в конце 1890 - начале 1891-го года ему разрешили жить в Москве, был снят и полицейский надзор. От сомнительных же предложений со стороны жандармов Тихомирову удалось отказаться. Он заявил по этому поводу, что подавал "прошение на высочайшее имя не для того, чтобы быть шпионом"⁽⁵¹⁾. Сотрудничество с полицией ограничилось составлением справок по истории революционного движения и записки "О нравственном влиянии на молодежь". Он рекомендовал в качестве единственно верного средства борьбы против революционных идей "оздоровление" идей самодержавных ("между прочим, путем повышения научного уровня")⁽⁵²⁾. Но теоретические рассуждения Тихомирова были признаны полицией "непрактичными". Впрочем, анализ революционного движения, сделанный Тихомировым, на некоторое время стал учебным пособием для подготовки жандармов. А. Спиридовичу при поступлении на жандармские курсы для подготовки к экзаменам была предложена брошюра Тихомирова "Конституционалисты в эпоху 1881 г."⁽⁵³⁾. Брошюру "Почему я перестал быть революционером" пытались подсовывать арестованным революционерам, но и эта мера не имела значительного успеха⁽⁵⁴⁾. Народовольцы были склонны объяснять переворот во взглядах Тихомирова психическим расстройством. Хотя, как вспоминал Л.Г. Дейч, "известие о ренегатстве самого выдающегося вожака "партии Народной воли" пришлось на период сомнений и колебаний в революционных рядах и случаи подачи прошений о помиловании все же имели место⁽⁵⁵⁾.

Перейдя на консервативные позиции и поставив свой литературный талант на службу монархии, Тихомиров попытался выработать программу мер, которые бы смогли укрепить самодержавный строй. После смерти в 1887 г. М.Н. Каткова консервативный лагерь, малочисленный и всегда испытывавший нужду в талантливых публицистах, - остался без лидера. Поиском преемника Каткову был чрезвычайно обеспокоен обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев⁽⁵⁶⁾. Усиление кризиса самодержавия, идейная слабость и разобщенность правительственного лагеря, неспособность сдерживать натиск революции с особой остротой поставили вопрос об идейном противостоянии. Консервативный общественный деятель славянофильской ориентации А.А. Киреев писал 17 октября 1904 г. Тихомирову: "Идея все! Ведь в нее не верят потому, что наши глупые интеллигенты без примера ничего не понимают, они видят, что у нас глупо, скверно, ну и лезут в конституцию. А если бы увидели, что при земско-самодержавном строе будет еще лучше, - перейдут и на славянофильские идеалы. Нет! Вырабатывайте идеалы!"⁽⁵⁷⁾.

Публицистическая судьба Тихомирова по возвращению на Родину складывалась сложно. На первых порах он попал под жесткую опеку К.П. Победоносцева, который порекомендовал его в качестве сотрудника в "Московские ведомости". Следует отметить, что круг консервативных изданий в России всегда был до удивительного узким. На страницах дневника можно отыскать такое парадоксальное признание Тихомирова: "...Нам, журналистам монархического и особенно церковного направления, просто хоть пропадай - писать негде"⁽⁵⁸⁾. "Русский вестник" после смерти М.Н. Каткова⁽⁵⁹⁾ клонился к упадку. Не устраивал Тихомирова своими ультраправыми позициями и "Гражданин" В.П. Мещерского. Большие надежды консерваторы возлагали на новый журнал "Русское обозрение", который объединил довольно сильных публицистов консервативного толка (Н.Н. Страхов, Ю.Н. Говоруха-Отрок, В.В. Розанов). Некоторое время с журналом сотрудничал В.С. Соловьев. Тихомиров стал постоянным автором "Русского обозрения" и несколько лет из номера в номер вел раздел "Летопись печати". Фактически именно его публицистические заметки и определяли идейный облик журнала⁽⁶⁰⁾. Несмотря на сильное давление, Тихомиров всегда стремился сохранить самостоятельность в своих оценках общественных явлений. Известный литературный критик А.Д. Волынский отмечал, что Тихомиров заметно выделялся в консервативном окружении, не сливаясь совершенно с ним. По его мнению, статьи Тихомирова "диалектичны", чужды угодничества, но они выдают некоторую противоречивую путанность, "отсутствие твердого внутреннего убеждения и психологической цельности". "При внимательном наблюдении, - заключал Волынский, - может показаться, что г. Тихомиров еще не завершил полного круга своих умственных исканий, в чем-то колеблется, чего-то опасается, к чему-то протягивает молящие руки и, не имея внутренних святынь, возбуждает фанатическую страсть, невольно прилепляется к силам, действующим вне его"⁽⁶¹⁾. Добавим, вполне очевидно, что Тихомирову до конца дней было тесно в рамках привычных представлений российских "правых". Это происходило не только потому, что он пришел к ним из другого лагеря. Андрей Белый, оставивший довольно злые воспоминания о Тихомирове, заметил, что это был человек "съеденный скепсисом". Это особенно заметно при сопоставлении опубликованных работ и дневниковых записей. Оптимизм его публицистики почти всегда сопровождается пессимистическими заметками в дневнике. И это не было просто терзанием неудовлетворенного автора вокруг своих литературных творений. Создавая монархический идеал, Тихомиров не мог не сознавать трудности или полной невозможности его совмещения с реальным российским самодержавием. Такая раздвоенность сознания тяжелым грузом давила на его психику. Именно это, видимо, может объяснить постоянную угрюмость, одиночество, бытовую неустроенность, определенный нигилизм в суждениях и увлечение апокалипсической религиозной тематикой.

На рубеже XIX-XX вв. обостряется потребность в идеологическом обновлении самодержавия, что отразили появившееся в то время сочинения о сути и судьбах российской монархии⁽⁶²⁾. Не мог остаться в стороне от разработки этих вопросов и претендовавший на статус идеолога самодержавия Л.А. Тихомиров. Значительным этапом в его идейной эволюции (и, добавим, важным, поистине мировым, явлением вообще в развитии учения о монархии) стала публикация в 1897 г. на страницах "Русского обозрения", а затем и отдельным изданием книги "Единоличная власть как принцип государственного строения". В дальнейшем ее положения получили развитие в капитальном труде "Монархическая государственность" (М., 1905). Но и эта работа не принесла внутреннего успокоения, разлад между идеалом и тем, что ему приготовила действительность постоянно нарастал. 5 января 1904 г. Тихомиров записал в дневнике: "Ничего не делаю. Даже свою "Монархическую государственность" забросил опять. Правду сказать - не к чему себя мучить. Россия меня знать не хочет, да и сама монархия не интересуется собою. За такой строй стоят интересы могущественного чиновничества, которое не допустит до царя ничего, способного воскресить монархию, ни подорвать господство бюрократии. Эта сила необоримая"⁽⁶³⁾.

"Монархическая государственность" стала самым значительным произведением Тихомирова-консерватора. Ему удалось представить целостный взгляд на всемирную историю монархической власти и предпринять попытку обосновать своеобразие российского самодержавия, его принципиальное отличие как от восточного деспотизма, так и от западного абсолютизма. Собственно говоря, главная задача Тихомирова сводилась к тому, чтобы перевести идеологему "православие, самодержавие, народность" на язык научной теории.

В первых двух частях "Монархической государственности" были определены основные принципы так называемой истинной монархии (самодержавия) и ее кардинальное отличие от других типов монархической власти. Для становления истинной монархии, полагал Тихомиров, необходимо сочетание обязательных условий: религиозное мировоззрение, определенный социальный строй, сознание и знание. Единоличная власть, не имеющая высшей божественной санкции, может быть только диктатурой. Но не всякое религиозное начало сообщает истинный характер монархии. Только православие способно дать нравственный идеал, единый и для верховной власти, и нации, внести в общественный строй соборность. Общность религиозно-нравственного идеала для власти и подданных есть основа для взаимного понимания и доверия⁽⁶⁴⁾. Народность самодержавия Тихомиров выводил не из независимости монарха от воли или мнения народа, а из всеобщей подчиненности "народной вере, народному духу и народному идеалу". Как и в народнические времена, Тихомиров-монархист стемится найти опору для своей теории в своеобразии идеалов и стремлений русского народа. Тихомиров утверждает принцип подчиненности в народном сознании мира "относительного" (общественно-экономических отношений) миру "абсолютному". Русский народ, по Тихомирову, ищет свои политические идеалы в божественной воле и носителе этой воли - царе. Последний же ответственен за свои деяния только перед богом, но, подчеркивал Тихомиров, эта ответственность более строгая, нежели при конституционном строе, ибо "ответственность царя перед Богом нравственная, впрочем, для верующего вполне реальная". Отсюда - неверие в правовое государство, сомнение во всяких политических гарантиях, стремление к суду не по закону, а по совести. Еще К.С. Аксаков, идеи которого Тихомиров во многом унаследовал, подчеркивал: "Гарантия есть зло. Где нужна она, там уже нет добра, и пусть лучше разрушится жизнь, в которой нет добра, чем стоять с помощью зла"⁽⁶⁵⁾. Тихомиров в 1910 г., во след еще одному из своих идейных предшественников К.Н. Леонтьеву, не приемлет новой России: "А я - ни такому новому народу, ни конституции не хочу служить, да и не могу! Мне это неинтересно. Я нахожу глупой "новую" Россию... Это не Россия, а что-то иное"⁽⁶⁶⁾.

В русской консервативной традиции активно разрабатывалось понятие монархического правосознания, основанного на взаимной любви и доверии монарха и подданных ("народное самодержавие", "царь и земля"). Но как заметил В.В. Розанов в 1906 г., именно эта иррациональная связь власти и народа рушится, исчезает "внутренний трепет" при имени государя. Розанов предрекает близкое падение монархии, восклицая: "Ослаб великий фетиш"⁽⁶⁷⁾. Схожие чувства охватывали в эти годы и Тихомирова. Он, кроме того, предвидел, что потребность народа уверовать во власть чрезвычайно живуча, но с искажением монархического идеала в народном сознании неизбежно появление в будущем "алтарей и духов Маркса и Энгельса в новом социалистическом язычестве производительных сил природы"⁽⁶⁸⁾.

Но одной православной веры для установления истинной монархии, как доказывает опыт Византии, считал Тихомиров, недостаточно. Религиозное миросозерцание дает основу, порождает лишь инстинктивное стремление к монархии. Важным условием является социальный строй страны, органическое порождение специфики ее исторического развития. Монархические устремления зарождаются из патриархальной власти крестьянской семьи, из сословного строя (верховная власть должна учитывать и примирять интересы разных социальных слоев, стоять как бы над ними), из потребностей внутренней и внешней политики. Кроме того, сама власть должна сознавать, в чем состоит источник ее силы и крепости для того, чтобы его хранить и приумножать. Монархическая власть должна постояннно заботиться о сохранении своей способности быть выразительницей и хранительницей высшего нравственного идеала. Для достижения этой цели она должна иметь правильное государственное устройство, должна проводить такую политику, которая бы способствовала сохранению религиозно-нравственного идеала как в народе, так и в самих носителях власти. Все это неизбежно требует знания народных потребностей, организации непосредственной связи между народом и монархом, сочетания государственного управления и общественного самоуправления, чтобы избежать опасности превращения самодержавия в абсолютную монархию. В качестве такой опасности Тихомиров указывал на "мертвящую силу" бюрократии, когда она из орудия управления превращается в господствующую силу. В целях выработки правильной монархической политики необходимы научные знания, развитие собственно русского государствоведения. В третьей и четвертой частях "Монархической государственности" ("Русская государственность" и "Монархическая политика") Тихомиров освещает основные этапы развития российского самодержавия, определяет причины искажения принципов истинной монархии и намечает программу их восстановления.

Обращение к трудам по русскому государственному праву привело Тихомирова к выводу о том, что идея самодержавия в них совершенно не разрабатывается. Наоборот, правовая наука только прививала русскому народу чуждые европейские понятия и теории. Лишь публицисты славянофильского направления внесли заметный вклад в разработку этой идеи. Особенно близки Тихомирову были взгляды славянофилов И.С. и К.С. Аксаковых, А.С. Хомякова, И.В. Киреевского⁽⁶⁹⁾, а также стоящего несколько особняком в русской консервативной мысли - К.Н. Леонтьева⁽⁷⁰⁾. Но и славянофильское учение, считал Тихомиров, не смогло дать целостной монархической теории, вооружить самодержавие стратегической программой. Отсутствовала такая программа и какая-либо целостная руководящяя идея и у самой самодержавной власти, которая к концу XIX столетия окончательно была извращена бюрократией. В московский период Россия выработала общую идею самодержавия, которая требовала дальнейшего развития. Исконно самодержавие, согласно Тихомирову, имело две основы - земщину (связь с землей, нравственная связь с народом) и православие. Первый удар идее самодержавия был нанесен церковным расколом. Это привело не только к раздроблению сил православного народа. "Самодержавие, - писал в этой связи Тихомиров, - имеет свой источник в вере; ее нравственным регулятором является только вера, которая свой голос оформляет в церкви. <...> И вот русские именно в вере увидели в себе рознь, т. е. потеряли бесспорное, абсолютное мерило правды"⁽⁷¹⁾. Второй удар истинной монархии, указывал Тихомиров, был нанесен Петром I, который ввел в России бюрократическое управление. Он окончательно подчинил церковь государству и тем самым подорвал самую существенную опору своей власти - религиозно-нравственный авторитет православной церкви. Основой власти, как и на Западе, стало насилие.

Из такого понимания основ самодержавной власти проистекали и задачи, которые Тихомиров призывал решать в целях восстановления истинной монархии. Его беспокоило нравственное здоровье и народа и власти, которые отошли в своих политических действиях от христианских принципов и исторических начал российского общественного и экономического устроения. С этих позиций Тихомиров и развернул критику не только либеральных и революционных увлечений в обществе, но и самой самодержавной власти. Русская интеллигенция (которую он отделял от просто образованных людей), по его мнению, совершенно оторвалась от народа, разошлась с ним в "понимании жизни" и занята лишь попытками "пересоздать нацию" вместо того, чтобы "служить России", согласно тем идеалам, которые уже давно выработаны самим народом. Она может лишь помочь народу сформулировать то, что он имеет уже "как чувство, как стремление"⁽⁷²⁾. Это был новый призыв идти "в народ", но уже не к крестьянину - не потенциальному социалисту и революционеру, а - к монархисту и православному человеку. Тихомиров обличал либералов в поддержке революционеров в эпоху "Земли и Воли", что нашло понимание у Александра III, который отметил на полях записки Тихомирова: "Это совершенно справедливо и до сих пор"⁽⁷³⁾. Демократический же принцип, по его мнению, порочен в самой своей сути, так как обеспечивает лишь насилие большинства над меньшинством, тогда как перед Россией стоит куда более глобальная задача - установление Правды⁽⁷⁴⁾. По его словам: "Успех почти всегда оказывается на стороне ловкого и притом щедрого агитатора"⁽⁷⁵⁾. Вслед за М.Н. Катковым он пытается примирить монархию и общественное самоуправление, доказывая возможность его самого широкого проявления только при самодержавном строе. Всеобщему избирательному праву он противопоставляет идею соборности, как стремление дать целостное выражение мнения всей нации, установить нравственное единство народа и власти, уничтожить бюрократическое "средостение". Основной метод борьбы за восстановление истинной русской государственности - это не уничтожение оппозиционных элементов, а усиление элементов своих, "сознательно-национальных". Нельзя допустить, предупреждал Тихомиров, чтобы в ожесточенной политической борьбе потускнел в глазах народа религиозно-нравственный идеал. Русский человек, предвещал он, если утратит веру в монархию, "то делается или политическим индифферентистом или анархистом".

Активное сотрудничество в "Русском обозрении", "Московских ведомостях", выход в свет "Монархической государственности" возвели Тихомирова в ранг признанных консервативных идеологов, на него наконец-то обратили серьезное внимание в самых высоких правительственных кругах. Тихомирова никогда не устраивала только роль теоретика, он всегда был деятелен, искал возможность активно участвовать в политических делах. Вернувшись из эмиграции, он сблизился с К.Н. Леонтьевым, вместе с которым вынашивал план создания тайного общества для борьбы с революционным движением и бюрократией, а также для поддержки консервативно настроенных людей⁽⁷⁶⁾. Брошюрой "Конституционалисты в эпоху 1881 года" Тихомиров в 1895 г. стремится предостеречь только что вступившего на престол Николая II от увлечения либерализмом. В 1899 г. он принимает предложение П.Н. Семенова писать записку для царя о сущности самодержавия. В 1898-1899 гг. Тихомирова привлек проект Д.С. Сипягина о преобразовании Канцелярии прошений на высочайшее имя приносимых, в основе которого лежала патриархальная идея сблизить царя с народом путем установления монаршего органа высшего суда и милосердия⁽⁷⁷⁾. К сотрудничеству по созданию легальных рабочих организаций Тихомирова привлек идеолог российского "полицейского социализма" С.В. Зубатов. Не без инициативы Зубатова Тихомиров стал внимательно изучать рабочее движение и вспомнил свой опыт пропагандистской деятельности: начал читать публичные лекции и написал несколько популярных брошюр для рабочих⁽⁷⁸⁾. "Монархическую государственность" он усиленно распространяет среди властьпредержащих, подносит самому Николаю II, отправляет экземпляр с сопроводительным письмом Вильгельму II. Тихомиров даже составил, по просьбе сотрудника "Московских ведомостей" и "Гражданина" Н.А. Павлова, проект царской речи по случаю открытия Государственной думы, но Николай II не воспользовался им. Это послужило поводом для очередных сетований, которых много в его дневнике: "Новое доказательство, что господа консерваторы только суетятся в Петербурге, но никакой силы и влияния не имеют"⁽⁷⁹⁾. Попытки сотрудничества с властью не принесли желаемого успеха и порождали лишь одни разочарования. Его рекомендации по восстановлению монархических принципов прошли незамеченными верноподданной общественностью, да и самой властью. В дневнике все чаще звучат пессимистические оценки, что "консервативная партия" состоит из одних стариков и "совершенно безыдейна", а правительство "плохо-преплохо". Уже в период написания "Монархической государственнности" 13 декабря 1904 г. он записывает в дневнике: "Пожалуй, что монархия погибнет. А ведь так легка и ясна реформа, спасительная и для нее и для России"⁽⁸⁰⁾. Идеал монарха - Александр III - остался в прошлом, Россия, по мнению Тихомирова, не сумела воспользоваться плодами его правления, и теперь капитулирует перед космополитической "еврейско-немецко-русской интеллигенцией"⁽⁸¹⁾. Из его уст раздаются проникнутые горечью проклятия в адрес и правительства, и даже России: "Конечно, Россия - погибшая, презренная, развратная и идиотская страна. Да, конечно. Но все это во сто раз больше относится к гнусному нашему правительству!"⁽⁸²⁾. В своих надеждах спасти монархию он перебирает почти всех более или менее заметных на тусклом небосклоне российской государственности деятелей - Д.С. Сипягин, В.К. Плеве, П.Д. Святополк-Мирский, Д.Ф. Трепов и даже им презираемый, но, по его же оценке, "единственно умный" С.Ю. Витте⁽⁸³⁾. Учреждение Государственной думы он воспринял как конец монархии: "Правительство так мерзко, так пало, что ничего хуже не может быть, хоть бы и республику объявили. Захочет русский народ, так восстановит монархию, а теперь ее все равно нет"⁽⁸⁴⁾. Он даже видит пользу в революции, которая сможет очистить Россию от прогнившего бюрократического строя. Атмосфера общего развала, признания, что и "церковь разлагается" - вот лейтмотив дневниковых записей 1905-1906 гг. В конце концов он приходит к признанию полной неспособности Николая II к государственному делу: "... С таким императором ничего, кроме революционной "смуты", невозможно"⁽⁸⁵⁾. Бюрократия, по его выражению, "съела царя". В 1910 г., как бы подводя итог своим идейным и политическим исканиям, он безрадостно заключает, что после Александра III "на престол взошел "русский интеллигент", не революционного, конечно, типа, а "либерального", слабосильного, рыхлого, "прекраснодушного типа, абсолютно не понимающего действительных законов жизни"⁽⁸⁶⁾.

Предлагая свою службу монархии, Тихомиров все же предпочитал сохранять дистанцию от нарождающегося черносотенства⁽⁸⁷⁾. Тихомирову претила погромная пропаганда В.А. Грингмута ("Не по мне эта политика, не по вкусу и не по силам")⁽⁸⁸⁾. Хотя современный исследователь С.А. Степанов называет Тихомирова одним из идеологов черносотенства, он не находит его среди основателей черносотенных организаций⁽⁸⁹⁾. В 1909 г. в письме к сыну В.К. Плеве А.В. Плеве (управляющему делами Совета министров) он резко отвергает предложение войти в какую-либо монархическую партию: "Покорнейше благодарю! Ни одна из них не имеет и 1/1000 того, чему бы я согласился покориться. А все вместе - они своей грызней еще больше уменьшают сумму общей силы. Нет, для того, чтобы "Московские ведомости" имели хоть малейшие шансы сплотить силы - я должен был сразу и резко стать вне партий"⁽⁹⁰⁾. Хотя впоследствии Тихомиров все же сотрудничал с черносотенными организациями, писал для них популярные брошюры, выступал с лекциями. Издательство "Верность", поставившее целью распространение дешевых брошюр для народа (вот тут пригодился пропагандистский опыт Тихомирова-народника) "с целью раскрытия и уяснения общих основ русской монархической государственности" и критики социалистического учения, выпустило несколько небольших по объему книжечек Тихомирова ("Социально-политические очерки. I. Гражданин и пролетарий. II. Заслуги и ошибки социализма"; "Монархия и республика"; "Конституция и самодержавие"; "Христианство и политика"; "Плоды пролетарской идеи"; "Государственность и религия").

Поражение революции принесло некоторое успокоение, оживление в деятельности, но скепсис по поводу правительственных сил так никогда уже не был изжит. В канун нового 1907 г. он записал в дневнике, что Россию ожидает революция или, что еще хуже, "мирное прозябание и гниение"⁽⁹¹⁾. Ощущение, что "все рухнуло" не покидает Тихомирова, новый государственный строй (самодержавие с Думой) кажется ему антирусским, "какая-то "мразь", нечто со младенчества старческое". Усиливаются религиозные настроения, появляются мысли о богооставленности России, что "она, может быть, не пропадет, но уже перестанет быть божией служительницей...". Примечательно, что именно в это время он обращается к эсхатологическим сюжетам и публикует в 1907 г. в "Миссионерском обозрении" "Апокалипсическое учение о судьбах и конце мира". Андрей Белый, после долгого перерыва, в 1911 г. вновь встретился, на этот раз в Сергиевом Посаде, с Тихомировым и едва узнал его: "...Высох он, напоминая мне мумию - худообразием, сухостью донельзя; ставшая узеньким клинышком белая вовсе бородка напомнила мне лик старовера пред самосожжением в изображении Нестерова". Это был, по его словам, "не то действительный статский от схимы, не то схимник - от самодержавия"⁽⁹²⁾.

Даже недолгий период редакторства в "Московских ведомостях" (1909-1913 гг.) и сотрудничество с П.А. Столыпиным не принесли внутреннего успокоения. П.А. Столыпин привлек Тихомирова к себе на службу в качестве специалиста по рабочему вопросу, хотел использовать в своих целях его литературный талант. Тихомиров же воспринял приглашение Столыпина как надежду осуществить свою программу консервативных реформ. В серии статей, вышедших затем отдельным изданием под общим названием "К реформе обновленной России" (М., 1912), Тихомиров, хотя и одобрил решительность правительства подавить революционное движение силой, выступил против открытой реакции, против реставрации старых порядков, которые сами собой начали уже давно разрушаться. Он требует возрождения истинно национальных начал в политике. Однако новое разочарование наступает довольно быстро. Уже 3 мая 1908 г. появляется следующая запись в дневнике: "Работать на правительство невозможно, потому что оно идет по пути ложному. <...> Столыпин - это становится все яснее - не хочет даже меня слушать..."⁽⁹³⁾. Тихомиров в это время одержим мыслью напрямую влиять на Николая II, отправив ему программу своих "устроительных идей". В 1911 г. Тихомиров обращается к Столыпину с пространнным письмом, в котором призывает правительство вернуться к истинно русским началам, вспомнить о великой мессианской роли русского народа, как народа всечеловеческого. Основные законы 1906 г., считал Тихомиров, подорвали то, что свойственно было веками русскому народу ("царь, союзный с церковью"), и заставляют жить его так, "как он не умеет и не хочет". "Этот строй все равно уничтожится, но стоит ли ждать, - вопрошает Тихомиров, - революции или внешних погромов?". Нужна "перестройка", нужно прекратить эти качания между революцией и реакцией. В ответ же на свое предложение Тихомиров получает лишь очередное указание о ее непрактичности. Столыпин оставил на письме Тихомирова красноречивую резолюцию: "Все эти прекрасные теоретические рассуждения на практике оказались бы злостною провокациею и началом новой революции"⁽⁹⁴⁾. Гибель Столыпина довершила крушение иллюзий в осуществимость консервативного идеала, созданного Тихомировым. Способа спасти монархию от краха он больше не видит. Еще в июне 1910 г. он признавался самому себе: "Будущего нет не только у меня, но и у дела моего. Царя нет, и никто его не хочет... Церковь..., да и она падает. Вера то исчезает. ... Народ русский! ... Да и он уже потерял прежнюю душу, прежние чувства..."⁽⁹⁵⁾.

Февральскую революцию 1917 г. Тихомиров воспринял как закономерный итог предшествовавших событий, а с победой большевиков даже связывал определенные надежды, так как они сохранили "понимание государственности", роли насилия в истории и сумели сплотить вокруг себя рабочих⁽⁹⁶⁾. В мае 1917 г., как бы подытоживая прожитую жизнь, он записал в дневнике: "Я ухожу с сознанием, что искренне хотел блага народу России, человечеству. Я служил этому благу честно и старательно. Но мои идеи, мои представления об этом благе отвергнуты и покинуты народом, Россией и человечеством. Я не могу их признать правыми в идеале, я не могу отказаться от своих идеалов. Но они имеют право жить, как считают лучшим для себя"⁽⁹⁷⁾.

Последние годы Тихомиров прожил в Сергиевом Посаде вместе с сыном Александром (епископом Тихоном) почти в нищете. После свершения Октябрьской революции он пошел в милицию и официально заявил, что подчиняется новой власти. Несмотря на, казалось бы, разделявшую их идейную пропасть, Тихомиров сохранил навсегда уважение к своим революционным товарищам. Еще в 1906 г. в ответ на просьбу историка революционного движения В.Л. Бурцева сообщить некоторые сведения о "Народной воле" Тихомиров почтительно отозвался о его деятелях, и прежде всего об А. Михайлове⁽⁹⁸⁾. Он заявил, что у него осталось к ним "личное чувство привязанности как к родным" и даже предложил помочь некоторым материально. Единственно, что тогда его беспокоило - примут ли они от него такую помощь⁽⁹⁹⁾. Теперь же, после революции, бывшие соратники по "Народной воле" выхлопотали ему денежное пособие и паек. Тихомиров написал воспоминания о своей революционной деятельности, соратниках по борьбе и о том перевороте, какой произошел в его воззрениях. Воспоминания были опубликованы в 1927 г. Обществом политссыльных и политкаторжан. После смерти в 1918 г. Г.В. Плеханова он написал специальный очерк "Плеханов и его друзья" (Л., 1925).

Жил Тихомиров в Сергиевом Посаде уединенно, не сближаясь с бывшими в эти же годы там П.А. Флоренским (который казался ему религиозным модернистом), В.В. Розановым, С.Н. Дурылиным и др. Сын священника И.И. Фуделя Сергей отмечал, что Тихомиров все больше утрачивал интерес к настоящему. В последние годы жизни "это был человек, отрешенный от обыденной жизни и погруженный в жизнь мысли, жизнь горячую и живую, но замкнутую в себе и часто не замечающую живых людей"⁽¹⁰⁰⁾. Но трудов своих не оставлял. Работал он, как вспоминал С. Фудель, при свете двух маленьких самодельных коптилок, освещавших на столе только рукопись⁽¹⁰¹⁾. Идеал "христианской государственности" оказался отодвинутым в далекое будущее. Тихомиров как бы ушел из реальной жизни в воспоминания о прожитых годах, окружил себя "тенями прошлого". Наряду с воспоминаниями его теперь больше всего интересуют религиозно-философские темы, прежде всего тема Апокалипсиса. В 1913-1918 гг. он пишет еще одну свою большую работу "Религиозно-философские основы истории", пытаясь найти "внутренний смысл" исторического процесса, выйти за пределы причинно-следственных объяснений исторических явлений. Революционные потрясения не могли не усиливать в его настроениях предчувствия конца света, и он пытается с избранной им идейной позиции истолковать смысл "последних времен", опираясь на "Откровение Иоанна Богослова". Революционный переворот он трактует как приход нового государственного строя, отрицающего достижения старой культуры и несущего кровопролития и страдания⁽¹⁰²⁾. В своем пророчестве Тихомиров идет дальше и предвидит, что и этот строй не просуществует долго, хотя внешне им будет восстановлена историческая государственность. Но ее восстановителем явится Антихрист. Во время его господства не останется следов от прежнего революционного порядка, будут снова действовать цари, возобновится торговля, словом, все то, что было присуще, хотя и в деспотической форме, той государственности, "в которой человечество прожило свою историю". И люди смирятся с царством Антихриста и наступят времена "человекобожия", "сатанабожия". Однако Антихрист "поведет человечество к перевороту основ вселенского бытия, к тому, чтобы приобрести во вселенной божественное значение", чтобы "упразднить власть Бога и поставить высшей мировой силой человека и диавола"⁽¹⁰³⁾. Сохранив до конца жизни свои идеалы, Тихомиров скончался 16 октября 1923 г. в Сергиевом Посаде с верой о падении царства Антихриста и с надеждой на торжество Божьей Правды.

Примечания:

⁽¹⁾ Сожги то, чему поклонялся. Поклоняйся тому, что сжигал (лат.).

⁽²⁾ Лавров П.Л. Письмо товарищам в России. Женева, [1888]. С. 31.

⁽³⁾ Из специальных научных исследований можно назвать лишь две кандидатских диссертации: Костылев В.Н. Лев Тихомиров на службе царизма: Дис. ... канд. ист. наук. М., 1968; Милевский О.А. Л.А. Тихомиров: от революционности к монархизму: Дис. ... канд. ист. наук. Томск, 1996. См. также: Костылев В.Н. Выбор Льва Тихомирова // Вопросы истории. 1992. N 6/7. С. 30-46.

⁽⁴⁾ Вече. Мюнхен, 1989. N 35. С. 25.

⁽⁵⁾ Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. СПб., 1993; Тихомиров Л.А. Религиозно-философские основы истории. М., 1997. Планируется издать в 1997 г. в качестве приложения к журналу "Москва" в серии "Пути русского имперского сознания" сборник статей Л.А. Тихомирова "Критика демократии". Список основных работ Л.А. Тихомирова приводит С.Б. Неволин в предисловии к публикации очерка Л.А. Тихомирова "Борьба века" (Русские философы (конец XIX - середина XX века): Антология. Вып. 2. М., 1994. С. 197-198).

⁽⁶⁾ Лавров П.Л. Письмо товарищам в России. Женева, [1888]. С. 27.

⁽⁷⁾ Андрей Белый. Начало века. М., 1990. С. 158.

⁽⁸⁾ Из литературного наследия Е.В. Тарле. М., 1981. С. 266.

⁽⁹⁾ Тихомиров Л.А. Единоличная власть как принцип государственного строения. Нью-Йорк, 1943. С. IV.

⁽¹⁰⁾ И.А. Исаев относит Л.А. Тихомирова к идеологам неоконсервативного течения русской общественной мысли, провозгласившего оригинальную идеократическую систему, подхваченную и развитую затем евразийцами, а также разного толка монархистами XX столетия (Исаев И.А. Политико-правовая утопия в России. Конец XIX - начало XX вв. М., 1991. С. 45-55).

⁽¹¹⁾ Розанов В.В. Апокалипсис нашего времени // Литературное обозрение. 1990. N 1. С. 91.

⁽¹²⁾ Вопросы литературы. 1989. N 10. С. 164-165.

⁽¹³⁾ Из двух эпох: русская философия права и социальная реальность (Круглый стол) // Социологические исследования. 1990. N 3. С. 37.

⁽¹⁴⁾ Утопия и утопическое мышление. М., 1991. С. 143, 145.

⁽¹⁵⁾ Ведерников В.В. Кризис консервативной идеологии и его отражение в печати (1895-1902 гг.) // Вестник ЛГУ. 1981. N 8. Вып. 2. С. 104-106.

⁽¹⁶⁾ В.Г. Короленко вспоминал, что "Сказка о четырех братьях" широко использовалась и не без успеха в пропаганде среди крестьян (Короленко В.Г. История моего современника. М., 1948. Кн. 3-4. С. 203-204).

⁽¹⁷⁾ Цит. по: Вахрушев И.С. Очерки истории русской революционно-демократической печати 1873-1886 гг. Саратов, 1980. С. 154.

⁽¹⁸⁾ Попов И.И. Минувшее и пережитое. М.; Л., 1933. С. 108.

⁽¹⁹⁾ Фроленко М.Ф. Собр. соч. М., 1932. Т. 2. С. 52-53.

⁽²⁰⁾ Цит. по: Вахрушев И.С. Очерки истории русской революционно-демократической печати 1873-1886 гг. Саратов, 1980. С. 191.

⁽²¹⁾ Статьи Г.В. Плеханова "Русский бланкизм", "Л. Тихомиров в борьбе с группой "Освобождение труда", "Колебания Л. Тихомирова между бланкизмом и бакунизмом", "Наши разногласия", "Неизбежный поворот", "Новый защитник самодержавия, или горе Л. Тихомирова" и др.

⁽²²⁾ Воспоминания Льва Тихомирова. М.; Л., 1927. С. 231; См. также: Лев Тихомиров и Плеве (по неизданным документам). Пг., 1923.

⁽²³⁾ Пелевин Ю.А. Новые материалы о народовольцах А.Д. Михайлове, А.П. Прибылевой-Корбе и Л.А. Тихомирове // Вестник Московского университета. Сер. 8 (История). 1979. N 3. С. 73.

⁽²⁴⁾ Осведомленная во всякого рода закулисных делах хозяйка светского салона А.В. Богданович отметила в своем дневнике, что на долю П.И. Рачковского выпали все переговоры с Тихомировым и что сам Рачковский "не сочувствовал прощению Тихомирова, человека, который участвовал в убийстве Александра II, который весь был забрызган кровью. Рачковский предложил ему в прошении к царю вполне искренне во всем сознаться. Записка его была ужасна: кровь, кровь - вот была ее суть. Он не ожидал, что царь Александр III, прочитав прошение Тихомирова, его простит, такое ужасное впечатление производила эта записка" (Богданович А.В. Три последних самодержца. М., 1990. С. 218). Сам же Александр III по поводу брошюры Тихомирова "Почему я перестал быть революционером" писал министру внутренних дел: "Это утешительный факт. Что предполагаете вы ему ответить. Отталкивать его не следует, он может пригодиться" (Цит по.: Тихомиров Л.А. Плеханов и его друзья. Из личных воспоминаний. Л., 1925. С. 8).

⁽²⁵⁾ Пантелеев Л.Ф. Воспоминания. М., 1958. С. 555.

⁽²⁶⁾ Цит. по: Солоневич И.Л. Белая империя. М., 1997. С. 102.

⁽²⁷⁾ К.П. Победоносцев в своем знаменитом "Московском сборнике" одну из статей назвал - "Великая ложь нашего времени".

⁽²⁸⁾ Воспоминания Льва Тихомирова. С. 250.

⁽²⁹⁾ Цит. по: Волк С.С. Народная воля. М.; Л., 1966. С. 199.

⁽³⁰⁾ Вестник "Народной воли". 1885. N 4. С. 261-262.

⁽³¹⁾ Воспоминания Льва Тихомирова. С. 250.

⁽³²⁾ Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество (Из размышлений о религиозной природе русской интеллигенции) // Вехи. Из глубины. М., 1991. С. 37. О религиозности Тихомирова в детстве писала В.И. Фигнер (Фигнер В.И. Лев Тихомиров // Фигнер В.И. Пол. собр. соч.: В 7 т. М., 1932. Т. 5. С. 285); См. также: Лебедев А.А. "Последняя религия" // Вопросы философии. 1989. N 1.

⁽³³⁾ Дрей М. Мстители или мечтатели? // Каторга и ссылка. 1926. N 3. С. 154.

⁽³⁴⁾ Г.В. Плеханов писал в 1894 г. Ф. Энгельсу, что "теоретик "Народной воли" Л. Тихомиров лишь копировал статьи Ткачева" (К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия. М., 1867. С. 692).

⁽³⁵⁾ Дело. 1881. N 5. С. 3.

⁽³⁶⁾ Там же. С. 12.

⁽³⁷⁾ В опубликованных после смерти И.С. Аксакова письмах содержалось утверждение о неотвратимости сближения "нового" славянофильства и "нового" народничества. По этому поводу прошла даже дискуссия в 1886 г. на страницах "Русского дела". Утверждалось, что народничество "в узком смысле" является лишь частью славянофильства (Харламов В.И. Теория "малых дел" Юзова в оценке читателей-современников // Из истории общественно-политической мысли России XIX в. М., 1990. С. 107).

⁽³⁸⁾ Тихомиров Л.А. Начала и концы. М., 1890. С. 71-73, 211-214.

⁽³⁹⁾ Фудель И.И. Письма о современной молодежи и о направлениях общественной мысли. М., 1888. С. 159.

⁽⁴⁰⁾ Воспоминания Льва Тихомирова. С. 189. Дневниковая запись 8 марта 1886 г.

⁽⁴¹⁾ Цит. по: По поводу одного предисловия [Женева, 1888]. С. 1.

⁽⁴²⁾ Литература партии "Народная воля". М., 1930. С. 4.

⁽⁴³⁾ Плеханов Г.В. Избранные философские произведения. М., 1956. Т. 1. С. 395.

⁽⁴⁴⁾ Тихомиров Л.А. Почему я перестал быть революционером. М., 1895. С. 65.

⁽⁴⁵⁾ О России и русской философской культуре. М., 1990. С. 433.

⁽⁴⁶⁾ Лавров П.Л. Исторические письма. СПб., 1906. С. 285.

⁽⁴⁷⁾ Следует подчеркнуть, что вспоминая народнический опыт "хождения в народ", Тихомиров отмечал, что в деревне они нашли "массу, только что освобожденную царем, наделенную землей, массу, сплоченную в общество, которое твердо сознавало, что оно и политически организовано - величайшею силой общего повелителя и попечителя - Царя. Мужик даже и "барина" не отрицал по существу как слугу царского. Мужик этот всерьез верил в Бога, был в значительной степени идеалист, и лучшие свои думы направлял не на комфорт житейский, а куда-то туда - в непонятную пропагандисту небесную высоту..." (Тихомиров Л.А. Что такое народничество? // Русское обозрение. 1912. N12. С. 918).

⁽⁴⁸⁾ В.Л. Бурцев писал в 1907 г. С.В. Зубатову о Тихомирове: "Я нашел в нем "православного" человека (православнее всех митрополитов вместе взятых), убежденного монархиста (более убежденного, чем Дубровин и весь его союз русского народа...), врага революционеров и особенно народовольцев" (С.В. Зубатов и его корреспонденты. М.; Л., 1928. С. 79).

⁽⁴⁹⁾ Воспоминания Льва Тихомирова. С. XXI.

⁽⁵⁰⁾ Воспоминания Льва Тихомирова. С. 381.

⁽⁵¹⁾ Каторга и ссылка. 1930. N 7. С. 49-50.

⁽⁵²⁾ Тихомиров Л.А. Несколько мыслей о развитии и разветвлении революционных направлений // Каторга и ссылка. 1926. N 3. С. 113.

⁽⁵³⁾ Спиридович А. Записки жандарма. М., 1991. С. 31.

⁽⁵⁴⁾ Фигнер В.И. Лев Тихомиров // Фигнер В.И. Пол. собр. соч.: в 7 т. М., 1932. Т. 5. С. 282.

⁽⁵⁵⁾ Дейч Л.Г. 16 лет в Сибири. М., 1924. С. 181-182.

⁽⁵⁶⁾ Еще при жизни М.Н. Каткова Победоносцев писал о нем Александру III: "Вся сила Каткова в нерве журнальной его деятельности, как русского публициста, и притом единственного(подчернуто К.П. Победоносцевым. - А.Р.), потому что все остальное - мелочь или дрянь, или торговая лавочка" (Победоносцев К.П. Великая ложь нашего времени. М., 1993. С. 491).

⁽⁵⁷⁾ Цит. по: Костылев В.Н. Лев Тихомиров на службе царизма: Дис. ... канд. ист. наук. М., 1968. С. 204.

⁽⁵⁸⁾ Воспоминания Льва Тихомирова. С. 409. Запись 26 сент. 1892 г.

⁽⁵⁹⁾ Тихомиров высоко ценил заслуги М.Н. Каткова, который, по его словам, "первый разъяснил смысл самодержавия во всей сложности и глубине его социального значения".

⁽⁶⁰⁾ Журнал был основан в 1890 г. при поддержке промышленника Д. Морозова, а затем он получал субсидии от Александра III, а после его смерти от вдовствующей императрицы. Редактором был князь Д.Н. Цертелев, а затем Александров. Сами издатели так оценивали значение "Русского обозрения": Оно "прекрасно выяснило всю разницу между консерватизмом полицейского оттенка и тем, который, по удачному сравнению В. Розанова, тихо вливается в душу русского человека, точно вечерний звон - "он мимо вас, но в вас" (Из истории журнала // Русское обозрение. 1901. N 1. С. VI).

⁽⁶¹⁾ Волынский А. Полемическая перестрелка // Северный вестник. 1894. N 10. С. 69-70.

⁽⁶²⁾ Пороховщиков А. Самодержавие на Святой Руси накануне XX века. Его расхищение, обезличение и восстановление. СПб., 1895; Розанов В.В. О подразумеваемом смысле нашей монархии. СПб., 1912 (написано в 1895 г. и изъято цензурой из журнала "Русский вестник"); Дело императора Александра III, как логическое развитие идеи 1613 г. Б. м., [1896]; Черняев Н.И. О русском самодержавии. М., 1895; Он же. Необходимость самодержавия для России, природа и значение монархических начал. Харьков, 1901; Шарапов С.Ф. Самодержавие и самоуправление. Берлин, 1900; Он же. Опыт русской политической программы. М., 1905; Семенов П.Н. Самодержавие как государственный строй. СПб., 1905; Самодержавие. История, закон, юридическая конструкция. [СПб., 1906] и др.

⁽⁶³⁾ Красный архив. 1930. N 1. С. 24.

⁽⁶⁴⁾ Религиозно-нравственное определение сути российской монархии дальнейшее развитие получило у И.А. Ильина (См. его работу "О монархии и респулике" // Вопросы философии. 1991. N 4-5). Однако более поздний теоретик монархизма И.Л. Солоневич усматривал в этом утверждении Тихомирова внутреннее противоречие, так как понятия "истинное богопочитание" и "помазание Божье" плохо сочетаются с реалиями. Солоневич признавал несовершенство земной власти, так как на земле не может быть совершенного государства и государя. Он был решительно против тихомировских религиозных доводов в пользу монархии, как мало действенных в политике и вредных для самой религии (Солоневич И.Л. Белая империя. М., 1997. С. 75-76).

⁽⁶⁵⁾ Вопросы философии. 1988. N 9. С. 139.

⁽⁶⁶⁾ Красный архив. 1935. N 6. С. 173-174. Заслугу К.Н. Леонтьева Л.А. Тихомиров видел прежде всего в том, что в нем "русский человек резче, яснее, отчетливее, чем в ком бы то ни было сознал свое культурно-историческое отличие от европейца, и именно поэтому увидел, какой страшной опасностью грозит ему тип европейский". В его представлении Леонтьев не был ни реакционером, ни сторонником "застоя", так как он, "по существу, звал к будущему, к развитию, к "прогрессу" того типа, который мы получили от рождения" (Тихомиров Л.А. Русские идеалы и К.Н. Леонтьев // Русское обозрение. 1894. N 10. С. 870, 880.

⁽⁶⁷⁾ Розанов В.В. Ослабнувший фетиш // Слово. 1990. N 4. С. 53.

⁽⁶⁸⁾ Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. М., 1905. Ч. 1. С. 86.

⁽⁶⁹⁾ См., например: Л. Т[ихомиров] И.В. Киреевский // Русское обозрение. 1894. N 10. С. 883-888.

⁽⁷⁰⁾ Впрочем, В.В. Розанов не без присущей ему желчности заметил в статье "Константин Леонтьев и его "почитатели" (1910 г.), что редакторы "Московских ведомостей" В.А. Грингмут и Л.А. Тихомиров от "крох" Леонтьевского идейного наследия "оба идейно питались и питаются", добавив при этом: "Но "крохи" они подбирали, а "мановения" не дали..." (Розанов В.В. Собр. соч. Легенда о Великом инквизиторе Ф.М. Достоевского. Лит. очерки. О писательстве и писателях". М., 1996. С. 557).

⁽⁷¹⁾ Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. М., 1905. Ч. 3. С. 93-94.

⁽⁷²⁾ Тихомиров Л.А. Что делать нашей "интеллигенции" // Русское обозрение. 1895. N 10. С. 867-877.

⁽⁷³⁾ Тихомиров Л.А. Несколько мыслей о развитии и разветвлении революционных направлений // Каторга и ссылка. 1926. N 3. С. 111. Эту точку зрения о близости либералов к революционерам поддерживал С.М. Степняк-Кравчинский, отмечая: "Даже г. Тихомиров заявляет, что наши "либералы" соответствуют французским радикалам. На самом деле они более крайние" (Степняк-Кравчинский С.М. Избранное. М., 1972. С. 550).

⁽⁷⁴⁾ В 1891-1893 гг. "Русское обозрение" публикует на эту тему цикл статей Тихомирова, объединенных им затем в сборник "Демократия либеральная и социальная". М., 1896.

⁽⁷⁵⁾ Тихомиров Л.А. Самодержавие и свобода // Русское обозрение. 1895. N 9. С. 386.

⁽⁷⁶⁾ Тихомиров Л.А. Тени прошлого. К.Н. Леонтьев // Леонтьев К.Н. Pro et contra. СПб., 1995. Кн. 2. С. 27-28.

⁽⁷⁷⁾ См.: Ремнев А.В. Проблема объединенного правительства накануне первой российской революции // Новое о революции 1905-1907 годов в России. Л., 1989. С. 92.

⁽⁷⁸⁾ С.В. Зубатов и его корреспонденты. М.; Л., 1928. С. 85-86.

⁽⁷⁹⁾ Красный архив. 1930. N 4/5. С. 147. Запись 28 апр. 1906 г.

⁽⁸⁰⁾ Красный архив. 1930. N 2. С. 52.

⁽⁸¹⁾ Александру III Тихомиров посвятил одну из лучших своих публицистичеких статей "Носитель идеала", которую Аполлон Майков рекомендовал издать отдельной брощюрой, чтобы ее "прочли все" (Смолин М.Б. Всеобъемлющий идеал Льва Тихомирова // Тихомиров Л.А. Религиозно-философские основы истории. М., 1997. С. 7).

⁽⁸²⁾ Красный архив. 1930. N 2. С. 61. "Уж какое тут царство с Гришками Распутиными".

⁽⁸³⁾ О нем Тихомиров писал в дневнике: "И этот гнусный сифилитик душой и телом, этот тип мерзейшего интеллигента, не помнящего родства, - Витте, как отвратительнейший из бесов, возвысился, властвовал, насиловал Россию своим чиновничьим, растлевающим либерализмом и был, как он сам выражался, "престолоначальником".

⁽⁸⁴⁾ Красный архив. 1930. N 2. С. 71. Запись 7 авг. 1905 г.

⁽⁸⁵⁾ Красный архив. 1930. N 3. С. 105. Запись 14 ноября 1905 г.

⁽⁸⁶⁾ Красный архив. 1930. N 2. С. 108.

⁽⁸⁷⁾ Не случайно его нет среди основателей монархических организаций 1905-1907 гг. (См.: Королева Н.Г. // Исторические записки. Т. 113.).

⁽⁸⁸⁾ Красный архив. 1930. N 2. С. 108.

⁽⁸⁹⁾ Степанов С.А. Черная сотня в России (1905-1914 гг.). М., 1992. С. 14-15.

⁽⁹⁰⁾ Лев Тихомиров и Плеве (по неизданным документам). Пг., 1923. С. 9. Но другие издания не хотели публиковать экс-революционера, фигура которого отпугивала либералов и умеренных консерваторов. А.С. Суворин хотел бы привлечь Тихомирова в "Новое время", но члены редакции оказались против (Суворин А.С. Дневник. М., 1912. С. 450).

⁽⁹¹⁾ Красный архив. 1933. N 6. С. 85.

⁽⁹²⁾ Белый Андрей. Начало века. С. 162, 163.

⁽⁹³⁾ Красный архив. 1935. N 5. С. 145.

⁽⁹⁴⁾ Тихомиров Л.А. К реформе обновленной России. М., 1912. С. 285. Министр внутренних дел В.А. Маклаков негодовал на то, что "Московские ведомости" в лице Тихомирова осмеливаются критиковать действия МВД. С 1 января 1914 г. контракт Тихомирова с "Московскими ведомостями" был расторгнут.

⁽⁹⁵⁾ Красный архив. 1936. N 1. С. 173. Как поразительно схож в своем разочаровании Тихомиров с К.Н. Леонтьевым. Леонтьев писал в 1890 г. из Оптиной Пустыни И.И. Фуделю: "Люблю Россию как государство, как сугубое православие, как природу и даже как красную рубашку... Но за последние годы как племя решительно начинаю ненавидеть... Ну, какая у них "любовь", ни одного дела любви до конца выдержать не умеют, как выдержит англичанин, немец, турок, испанец, а иногда даже и француз!" (Неизданные письма Константина Леонтьева // Звезда. 1993. N 3. С. 154).

⁽⁹⁶⁾ Костылев В.Н. Указ. соч. С. 370.

⁽⁹⁷⁾ Там же.

⁽⁹⁸⁾ См. также: Тихомиров Л.А. Андрей Иванович Желябов и Софья Львовна Перовская (Биографические очерки). Ростов-на-Дону,[1907]; Он же. В подполье. Очерки из жизни русских революционеров 70-80-х гг. СПб., 1907; Он же. Тени прошлого: Степан Халтурин // Каторга и ссылка. 1926. N 4; Он же. Эмиграция 80-х гг. // Красный архив. 1928. N 4; Он же. Заговорщики и полиция. М., 1930.

⁽⁹⁹⁾ Красный архив. 1930. N 4/5. С. 38; На чужой стороне. Прага, 1925. N 10. С. 214-215; Бурцев В.Л. В погоне за провокаторами. М., 1989. С. 52-53.

⁽¹⁰⁰⁾ Новый мир. 1991. N 4. С. 182.

⁽¹⁰¹⁾ Там же. С. 183.

⁽¹⁰²⁾ Как тут не вспомнить страшное предсказание К.Н. Леонтьева, высказанное им еще в 1891 г. в письме В.В. Розанову: "Мне же, наконец, надоело быть гласом вопиющего в пустыне! И если Россия осуждена, после короткой и слабой реакции, вернуться на путь саморазрушения, что "сотворит" один и одинокий пророк? <...> Общественные организмы (особенно западные) не в силах будут вынести ни расслоения , ни глубокой мистики духовного единства, ни тех хронических жестокостей, без которых нельзя ничего из человеческого материала надолго построить. Вот разве союз социализма ("грядущее рабство", по мнению либерала Спенсера) с русским Самодержавием и пламенной мистикой (которой философия будет служить как собака) - это еще возможно, но уже жутко же будет многим. И Великому инквизитору позволительно будет, вставши из гроба, показать тогда язык Федору Михайловичу Достоевскому" (Цит. по: Корольков А.А. Пророчества Константина Леонтьева. СПб., 1991. С. 157-158).

⁽¹⁰³⁾ Тихомиров Л.А. Религиозно-философские основы истории. М., 1997. С. 580-581.

"Исторический ежегодник", 1997 (спецвыпуск) год, страница 113-133.
© Омский государственный университет, 1999

Перепечатывается  сайта http://www.omsu.omskreg.ru/histbook/articles/y1997s/a113/article.shtml

Здесь читайте:

Тихомиров Лев Александрович (1852-1923), биографические материалы.

Л.А. Тихомиров Критика демократии

Л.А. Тихомиров Государственность и религия

Л.А. Тихомиров Религиозно-философские основы истории

П.Ф.Якубович - письмо Л.А.Тихомирову  от 31 октября (по юлианскому календарю).

Доклад заведующего агентурой в Париже П.И. Рачковского в департамент полиции о разработке Л. Тихомирова

Сергей Чесноков "Около Тихомирова"

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

 Проект ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

на 2-х доменах: www.hrono.ru и www.hronos.km.ru,

редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС