Ящук, Т.Ф.

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

XPOHOC

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

После Октябрьской революции в советском государственном аппарате осталась большая часть царских чиновников. Работы В.З. Дробижева и М.П. Ирошникова конца 60 - начала 70-х гг., как справедливо подчеркивает В.А. Шишкин: "... дают поразительную картину реальных итогов "слома" старой государственной машины, при которой многие новые ведомства и комиссариаты "заимствовали" из нее подавляющее большинство дореволюционных специалистов и чиновников" ⁽¹⁾. Например, М.П. Ирошников на основании 24,5 тыс. анкет переписи, проведенной среди сотрудников важнейших комиссариатов, ВСНХ, ВЦИК и других центральных органов государственного управления установил, что чиновники бывших министерств, старых губернских учреждений, частных и общественных организаций и предприятий составляют в большинстве комиссариатов более половины советских служащих, а среди хозяйственных ведомств - от 70 до 100%⁽²⁾. В полной мере сложившуюся ситуацию отражал государственный аппарат Сибири. Однако к середине 20-х гг. доля старых специалистов в советских учреждениях Сибири понизилась, несмотря на то, что первая половина десятилетия после окончания гражданской войны была достаточно мирным и стабильным периодом. Попытаемся определить, какие же факторы повлияли на отмеченную тенденцию.

В первую очередь проследим политику официальных властей по отношению к весьма значительной части своих управленцев. Данная политика отличалась непоследовательностью и противоречивостью.

С одной стороны, на протяжении всего периода принимаются многочисленные декреты, направленные на возвращение и привлечение вновь в государственные органы специалистов отдельных отраслей, устанавливавшие для них улучшенные условия труда, быта, социального обеспечения. В начале 1923 г. постановление Народного Комиссариата труда разрешило принимать работников высшей квалификации помимо бирж труда⁽³⁾. Постановление СТО, принятое в конце 1923 г., отменяло ограничения в заработной плате специалистов, вводило персональные оклады и особые вознаграждения⁽⁴⁾. В Омской губернии самый большой фонд для выплаты персональных окладов получила плановая комиссия, из ее 7 служащих 4 ежемесячно получали 100 руб. доплаты, общая сумма их заработка составляла от 172 до 180 руб.⁽⁵⁾. В итоге их доходы превышали ставку высшего 17 разряда единой тарифной сетки, установленную для Сибири в 138 руб. и размер партмаксимума, распространявшегося на членов РКП(б).

Однако персональные оклады получила незначительная часть служащих государственного аппарата, гораздо выше оплачивался квалифицированный труд в частном секторе и многих государственных хозяйственных структурах, перешедших на хозрасчет. По выводам наркомата финансов разница в оплате труда между государственными служащими и сотрудниками трестов, синдикатов, кооперативных организаций, выполнявших примерно одинаковые обязанности, составляла 300-400%⁽⁶⁾. Помимо материальных обстоятельств, работа в государственном аппарате являлась для "бывших" нежелательным и неудобным занятием и по идеологическим причинам. Кадровый состав советских учреждений находился под пристальным вниманием комитетов РКП(б), интересовалось им ГПУ, хорошо был налажен ведомственный учет. В архивах сохранились многочисленные анкеты, заполненные работниками государственных органов, в которых содержались пункты о дореволюционном этапе жизни, занятиях в период от февраля - октября 1917 г. до весны 1918 г., во время гражданской войны, о месте жительства и занятиях родителей, а в анкете образца 1921 г. даже имелся вопрос "К какому виду литературы проявляете наибольший интерес?"⁽⁷⁾. Об эффективности подобной учетной практики свидетельствуют различные сводные списки, составленные на основе первичных материалов, например, о бывших белых офицерах, о членах меньшевистской и эсеровской партии, о бывших служащих полиции и жандармерии и т.п.

Очевидно, что отношение властей к этим категориям советских управленцев было весьма осторожным. Причем наибольшее недоверие и подозрение вызывали бывшие союзники большевиков по демократическому лагерю - эсеры и меньшевики. В структуре ГПУ имелся специальный отдел по наблюдению и контролю за лицами, состоявшими ранее в этих партиях. Сибирское бюро ЦК РКП(б) в марте 1922 г. на основе телеграммы ЦК РКП(б) направило в губернские комитеты партии распоряжение об организации при советских учреждениях бюро содействия органам ГПУ для усиления борьбы с эсерами и меньшевиками. Задачей бюро определялся учет бывших членов непролетарских партий и помощь ГПУ в наблюдении за ними ⁽⁸⁾.

Гораздо большая лояльность наблюдалась в отношении явных врагов советской власти. В Сибири наибольшее число бывших белых офицеров и офицеров Колчаковской армии наблюдалось в земельных органах. В августе 1923 г. ЦК РКП(б) направило в губернские комитеты директиву о снятии с учета при военкоматах и ГПУ бывших белых офицеров, прослуживших 3 года в советских учреждениях или 1,5 года в Красной Армии⁽⁹⁾. Одновременно распоряжением СНК, разосланным в местные исполнительные органы, запрещалось увольнять по политическим мотивам бывших белых офицеров. По мнению правительства, оставшись без средств существования, они стали бы выражать естественное недовольство советской властью⁽¹⁰⁾.

Следует отметить, что на местах полученные указания в отношении и бывших эсеров и меньшевиков, и бывших офицеров скорее принимались к сведению, руководители ведомств ограничивались продолжением сбора материала об этих лицах, не спешили предпринимать какие-либо конкретные действия к своим подчиненным. Выдвинутый тезис подтверждается стабильным составом государственных служащих в 1923-1924 гг.

Серьезной проверке политическое прошлое и нынешняя благонадежность сотрудников государственного аппарата была подвергнута в ходе первой всеобщей чистки советских учреждений, организованной в конце 1924 г. по инициативе ЦК РКП(б). Несмотря на официальную, широко пропагандируемую трактовку данного мероприятия как призванного улучшить кадровый состав учреждений, ликвидировать недостатки в их работе, социальная направленность чистки вполне очевидна. Постановление ЦК РКП(б) четко указывало, что из числа проверяемых исключались производственные рабочие, коммунисты и комсомольцы⁽¹¹⁾. В комиссии по чистке входили, как правило, представители губернского или уездного (в зависимости от ранга учреждения) партийного комитета, отдела ГПУ, глава учреждения и председатель его профсоюзного комитета. Увольнение осуществлялось по трем категориям:

1) элементы чуждые и не пригодные для работы в советском аппарате по политическим мотивам, увольнялись без права поступления вновь;

2) лица, не пригодные для работы по деловым качествам или менее серьезным, чем в первом случае, политическим мотивам, увольнялись временно или оставлялись, пока им подыскивали замену;

3) вполне преданные партии и государству сотрудники, но с низкой квалификацией, обычно не увольнялись, а переводились на низшие должности⁽¹²⁾.

Таким образом, наиболее важным критерием при проверке объявлялась политическая благонадежность, с которой как раз и имели проблемы старые специалисты. Напротив, сугубо профессиональные качества должны были учитываться в последнюю очередь. Инструкция ЦК случайно или целенаправленно не указывала четких критериев для определений кандидатов на увольнение и отнесения их к одной из трех категорий. Эту работу предстояло провести на местах. Например, постановление Иркутского губкома рекомендовало комиссиям по чистке увольнять сотрудников, попадавших под действие одного из следующих 7 признаков: имевших свою торговлю, мастерскую или предприятие, имевших близких родственников, занимавшихся торговлей или предпринимательством, привлекавшихся к суду или лишенных избирательных прав, имевших явный уклон к бюрократизму, халатно относившихся к работе и неспособных правильно ее организовать, проявившие экономический саботаж, служивших в царской армии и занимавших в ней командные посты⁽¹³⁾. Таким образом, в противоречии с ранее принятыми решениями совершенно однозначно трактовалась служба в царской армии. В группу лишенных избирательных прав, указанных в Конституции РСФСР 1918 г., попадала значительная часть старой интеллигенции и служащих. Обвинение в бюрократизме могло быть предъявлено в отношении любого работника. Поэтому формальное применение подобных рекомендаций при наличии собранного ранее обширного компрометировавшего сотрудников материала позволяло комиссиям уволить огромное число служащих, но реально по итогам чистки из всех советских учреждений Сибири было уволено 5219 человек, что составляло около 11% подвергшихся проверке⁽¹⁴⁾. Кроме того, некоторая часть первоначально уволенных была восстановлена на работе в результате рассмотрения поданных ими апелляций. Обобщающих сведений по Сибири пока не имеется. Алтайская губернская комиссия восстановила 112 человек, Енисейская 343, т.е в среднем было удовлетворено более половины поданных аппелляций или сняты обвинения с четверти первоначально уволенных⁽¹⁵⁾.

В ходе проведения чистки рельефно проявилась позиция в отношении старых специалистов руководителей ведомств, в которых они трудились. Как правило, они стремились сохранить ценных работников, игнорировали требования инструкций и рекомендаций, прямо защищали своих подчиненных. В Иркутской губернии, где в советских учреждениях работали многие представители буржуазной интеллигенции, бывшие царские чиновники и белые офицеры, отступавшие с колчаковской армией, но не успевшие эмигрировать в Китай, было уволено менее 5% прошедших чистку⁽¹⁶⁾. Из Омского земельного управления, в котором бывшие чиновники, офицеры царской и белой армии составляли около 80% служащих из 100 человек исключили 7, причем заведующему управлением губернский партийный комитет и контрольная комиссия неоднократно указывали на "контрреволюционный" состав его учреждения ⁽¹⁷⁾. Позиция самих руководителей учреждений, как правило коммунистов, серьезно деформировала официально проводимую политику, сглаживала ее наиболее жесткие мероприятия.

Вторым важным обстоятельством также определявшим реальный статус старых специалистов, являлось широкое общественное мнение и особенно отношение к ним коллег. Общественное мнение во многом формировала периодическая печать, являвшаяся в условиях 20-х гг. наиболее значимым информационным и пропагандистским источником. В основном центральная периодика и местные издания осуждали факты так называемого "спецеедства" и "комчванства", писали о необходимости и полезности для социалистического государства труда старых специалистов. Однако на страницы газет попадали и другие материалы. Например, три статьи, помещенные в "Советской Сибири", - "Земцы", "Спец", "Рабочий класс и специалисты" - формировали вполне определенное сознание, что "спец, как сословие не принял Октябрьскую революцию", "правы те, для кого спец имярек белогвардеец" и т.п.⁽¹⁸⁾.

Враждебное настроение к старым специалистам исходило от низов общества, от люмпенского слоя, вовлеченного в революцию и заявлявшего претензии на социальное лидерство. Этот слой, представленный и РКП(б), не разделял политику, основанную на уважении к обладателям профессиональных знаний и навыков. Уполномоченный ВЧК по Сибири Павлуновский в ноябре 1921 г. в докладе, направленном в ЦК РКП(б), сообщал о самочинных расправах коммунистических ячеек над интеллигенцией, крестьянами, бывшими царскими чиновниками, перешедшими на службу в советский аппарат⁽¹⁹⁾.

Описанные обстоятельства не могли не отразиться на кадровом составе советских учреждений. К 1925 г. понизился профессиональный и образовательный уровень советских управленцев. Так, в финансовом аппарате Сибири сотрудники со стажем работы свыше 5 лет составляли в 1923 г. около 13%, а в 1925 г. - около 10%. Число работников, имевших высшее образование, сократилось с 6% до 4%, со средним - с 34% до 32%. С 18% до 12% к 1925 г. по сравнению с 1922 г. упала доля сотрудников с высшим и средним образованием в земельных органах края⁽²⁰⁾.

Примечания:

⁽¹⁾ Шишкин В.А. Власть. Политика. Экономика. СПб., 1997. С. 60.

⁽²⁾ Ирошников М.П. Председатель Совета Народных Комиссаров Вл. Ульянов (Ленин): Очерки государственной деятельности в 1917-1918 гг. М., 1974. С. 415.

⁽³⁾ СУ СССР. 1923. N 13. Ст. 171.

⁽⁴⁾ СУ СССР. 1924. N 11. Ст. 90.

⁽⁵⁾ ГАОО. Ф. 27. Оп. 1. Д. 325. Л. 3-4, 10-12.

⁽⁶⁾ РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 1. Д. 875. Л. 21.

⁽⁷⁾ ГАНО. Ф. Р-1. Оп. 1. Д. 547. Л. 47; ГАНО. Ф. 1120. Д. 324. Л. 106.

⁽⁸⁾ ГАНО. Ф. П-10. Оп. 1. Д. 202. Л. 32.

⁽⁹⁾ АКЦИДНИ. Ф. 2. Оп. 4. Д. 12. Л. 123

⁽¹⁰⁾ ГАНО. Ф. Р-1. Оп. 2а. Д. 29. Л. 6.

⁽¹¹⁾ Горестов М.А. Деятельность органов КК-РКИ Сибири по совершенствованию государственного аппарата в 1923-1925 гг.// Сибирь и Дальний Восток в период восстановления народного хозяйства. Томск, 1972. Вып. 6. С. 88.

⁽¹²⁾ Там же. С.8.

⁽¹³⁾ ИОЦДНИ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1831. Л. 30.

⁽¹⁴⁾ Горестов М.А. Указ. соч. С. 89-90.

⁽¹⁵⁾ Красноярский рабочий. 1925. 30 апр.; Красный Алтай. 1925. 5 нояб.

⁽¹⁶⁾ Горестов М.А. Указ. соч. С. 91.

⁽¹⁷⁾ Советская Сибирь. 1925. 5 апр.

⁽¹⁸⁾ Советская Сибирь. 1923. 18 июля, 6 дек. 1925. 11 сент.

⁽¹⁹⁾ РЦИДНИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 41. Л. 122-123.

⁽²⁰⁾ Отчетные данные о деятельности финорганов Сибири. Новониколаевск, 1925. С. 6; ГАНО. Ф. Р-13. Оп. 1. Д. 1714. Л. 165-166.

"Исторический ежегодник", 1997 год, страница 56-60.
© Омский государственный университет, 1999

http://www.omsu.omskreg.ru/histbook/articles/y1997/a056/article.shtml

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

 Проект ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

на 2-х доменах: www.hrono.ru и www.hronos.km.ru,

редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС