О Салавате

НЕОСУЩЕСТВЛЕННЫЙ ФИЛЬМ О САЛАВАТЕ

Закончив к началу осени 1929 года работу над схематическим планом киносценария "Салават", Георгий Гребнер приехал в Уфу. План сценария дважды обсуждался здесь. Причем на втором расширенном совещании, состоявшемся 10 октября при Республиканском подотделе печати, приняли участие члены Башкирской ассоциации пролетарских писателей, представители театральной общественности. Среди присутствовавших были: писатели Даут Юлтый, Сайфи Кудаш, Баязит Бикбай, Сергей Кирьянов; народный артист Башкирии Вали Муртазин; председательствовал Булат Ишемгулов.

Гребнер рассказал о ходе работы над сценарием. Он констатирует чрезвычайную скудость биографического материала. "Тот общий конспект о нем, который я сейчас изложу, — говорит он далее, — базируется, во-первых, на исторических фактах, которые, однако, некоторые историки, в частности Дубровин, сами признают недостаточно достоверными; а главным образом — на сказаниях, былинах и песнях о Салавате, откуда нам, видимо, и придется черпать второстепенный материал биографического порядка, в том смысле, если в Академическом центре Уфы мне не удастся найти более достоверных и ярких источников. От Акадцентра Башкирии я жду прежде всего указаний на установку, в какой башкирское правительство желало бы видеть осуществленным свой национальный исторический фильм. Строить ли его как наиболее яркую часть башкирского освободительного движения? То есть, разумеется, дать не героя, увлекшего за собой народ, а народ, выдвинувший своего героя; как относиться к вольному и недостоверному материалу, подчас чрезвычайно красивому, но полусказочному и явно неправдоподобному, как эпизоды любой народной эпопеи?"

Гребнер считает целесообразным в прологе обратиться к башкирскому бунту 1739 года, оттенив его экономические предпосылки; главным же образом это представляется ему важным потому, что "многие из "помилованных" в том бунте башкир, носивших на себе варварское клеймо этого "помилования", участвовали активно в движении, во главе которого стоял Салават. Нужно заметить, — продолжает он, — что в 1739 году около 200 башкир были публично повешены и около полутора тысяч были помилованы несколько своеобразным образом: им была дарована жизнь, но всем были отрезаны уши и носы".

Причиной активного участия башкир в пугачевщине было усиление колониального гнета, который выразился, по словам Гребнера, "в бесцеремонном овладении землями и богатствами башкирской территории, бессовестном захвате и беспощадной расправе с семьями и селениями и вызвал глухое недовольство даже среди богатых башкир, обласканных завоевателями".

Четко представлял сценарист и роль Пугачева в своем фильме: "...образ Пугачева, который в сравнении с образом Салавата будет у нас находиться на втором плане, необходимо оттенить тоже, не как вождя яицких казаков, а лишь как "подходящую фигуру", которую яицкие повстанцы двинули против Екатерины. Это был чрезвычайно мудрый, основанный на глубоком знании психологии масс "ход королем".

Далее Георгий Гребнер приводит "краткие биографические данные о Салавате, сыне Юлая". Поскольку же эти данные в то время были весьма скудны и недостаточны для воссоздания образа национального героя башкирского народа, то сценарист намерен широко использовать фольклорный материал.

"Изумительно начинается известная башкирская песня о Салавате", — говорит он и приводит это начало:

Это самая грустная песня на свете.

Если бы река, которую ты видишь, могла бы слышать,

Она стала бы стонать вместе с тобой.

Плачь, человек, если у тебя есть сердце и запас слез,

Кто бы ни был, верный или неверный,

Это — песня о Салавате, который любил свой народ

И страдал, когда видел, что творят с нами чужеземцы...

Когда он пел песни и шел впереди своего войска,

Люди шли за ним в бой, не чувствуя боль от раны,

Не боясь ни холода, ни голода, ни смерти,

И под звуки его песен не переставали стремиться вперед,

Умирали от пули, сабли или штыка с радостью:

Они знали, что умирают за освобождение своего народа...

Затем он приводит "несколько песен Салавата", в частности, следующую:

О мой благодатный Урал!

Про тебя я пою мою песню,

Славлю твои узорные ковры из душистых трав,

Твои чудные вершины, близкие к небесам.

Вокруг тебя, Урал, как ковер богатый,

Стелется трава

И в солнечном воздухе звенит пение птиц.

О наш Урал!

Эта лирическая песня Салавата многократно "переведена" русскими поэтами (последний раз в 1972 году Борисом Тургановым), но приведенный Гребнером подстрочный перевод тоже великолепен: в нем сохранен удивительный аромат, первозданный дух салаватовой поэтики!

Вполне понятно стремление опытного сценариста заглянуть в душу своего героя, раскрыть его богатый внутренний мир. В решении этой трудной задачи он намерен использовать как поэзию самого Салавата, так и фольклорный материал о нем. Кстати, из аналогичной творческой концепции исходил и Степан Злобин, работая чуть раньше Гребнера над своим романом "Салават Юлаев". В первой редакции роман Степана Злобина был завершен к началу 1929 года и в самом конце того же года вышел отдельной книгой. Но никаких "точек соприкосновения" этих литераторов обнаружить не удалось: видимо, каждый шел своим оригинальным путем.

"...Что же касается личной жизни Салавата — вне зависимости от его короткой и победной славы, — говорит Георгий Гребнер, — то сохранились до сего времени башкирские легенды (местами переложенные на песни). И на одной из них — легенде "О Салавате и злой Фаризе" — он особо акцентирует внимание. "Из этой легенды следует, — рассуждает он, — что еще до появления Пугачева Салават славился в своей округе как исключительный наездник и храбрец, за что получил от односельчан эпитет "батыр".

Георгий Гребнер сообщает и печатный источник этой легенды: "Она записана неким Лоссиевским и напечатана в "Волжско-Камском слове" за 1882 год".

В своем выступлении на совещании Георгий Гребнер подробно пересказал содержание легенды о Салавате и Фаризе. Представляется любопытной его оговорка: "Я предлагаю ее, — сказал он, — в неизменной по существу транскрипции, но освобожденной от нелепых комментариев Лоссиевского, приписывающего башкирам отрицательное отношение к Салавату. Не надо, однако, забывать, что был 1882 год и что цензура всегда цензура...". (Напомню об усилении реакции и ужесточении цензуры после злодейского убийства 1 марта 1881 года царя Александра II). Кажущиеся сегодня несколько наивными рассуждения Гребнера интересны тем, что отразили дух и характер эпохи 1920-х годов: зоркость классовой позиции автора здесь граничит с пресловутым вульгарным социологизмом.

В мировоззренческом аспекте статья Лоссиевского, действительно, несколько противоречива. Однако о героизме Салавата он говорит словами башкирской песни: "...Будучи позван к царю (Пугачеву), воевал с неверными, прошел много городов крепких и вихрем носился везде на своем быстроногом коне-стреле. Каждый взмах его светлой сабли, каждая стрела, им пущенная, наносили смерть. Коню-стреле нипочем были озера, речки глубокие: он не знал мостов и везде выносил своего батыра, от которого пули отскакивали...". Причина же поражения восстания и гибели самого Салавата трактуется Лоссиевским как божья кара. Но ведь объективно этот факт свидетельствует об атеизме Салавата и его воинов (шли против воли Аллаха!) и опровергает измышления реакционных ученых, пытавшихся придать движению башкир религиозно-фанатический характер.

"Любимую башкирами легенду о Фаризе" Георгий Гребнер считает необходимым в какой-то форме включить в фильм. Мотивируя свое намерение, он убежденно говорит: "Дело в том, что каждый башкир, поющий и слышащий с детства песню и легенду о Салавате, живую еще до сих пор, непременно будет искать в фильме отголосок своего представления о национальном герое. Необходимо отметить, что Салават настолько любим, что в 1918 году, уже в гражданскую войну, башкирские националисты пытались использовать имя Салавата, призывая башкир на священную борьбу против русских". Как видим, концепция Гребнера отражает дух тогдашней официальной советской идеологии.

"Этот момент должен быть особенно учтен и соответственно использован в том смысле, — считает Гребнер, — чтобы Салават, герой борьбы за освобождение Башкирии, стал в представлении своего народа действительно борцом за свободу".

Представительное совещание "вполне одобрило" схематический план сценария "Салават", зачитанный Гребнером, и вместе с тем рекомендовало его автору в порядке дальнейшей сценарной разработки внести ряд поправок, а именно: усилить экономические причины, вызвавшие восстание (налоги, обезземеливание, угнетение и т. д.), некоторые классовые моменты, касающиеся участия уральских рабочих, солидарных с восставшими, а с другой стороны, оттенить сопротивление баев и их активное выступление против движения Салавата; а также предложило обратить внимание на то, чтобы не идеализировать чрезмерно образ Салавата, который "должен быть прежде всего национальным крестьянским героем". Было высказано также мнение о необходимости усиления бытового материала в прологе (лесной промысел, пчеловодство и прочее).

В Башкирии с большой заинтересованностью отнеслись к идее создания фильма о Салавате: предоставили интересующие сценариста материалы, документы; выделили консультантов, в частности Даута Юлтыя. В то время Башкирский драматический театр готовил к постановке пьесу Даута Юлтыя "Салават"; премьера спектакля состоялась 3 ноября 1929 года. Разумеется, роль такого квалифицированного консультанта была немаловажна.

В фонде Георгия Гребнера сохранилась копия его письма Дауту Юлтыю. Отправлено оно из Москвы, датировано 1929 годом. Хотя число и месяц и не указаны, но по содержанию письма видно, что оно написано уже после возвращения из Уфы (очевидно в ноябре или декабре).

Как видно из этого письма, оно является ответом на письмо Даута Юлтыя. Было бы весьма любопытно проследить за тем, как складывались в дальнейшем творческие связи между известным русским кинодраматургом Георгием Гребнером и замечательным башкирским писателем Даутом Юлтыем. Однако, к сожалению, это пока невозможно: других материалов, кроме процитированного письма, мною не обнаружено.

И хотя советы и пожелания, которые давались Георгию Гребнеру, не всегда соответствовали историческим фактам, но они, несомненно, способствовали правильному пониманию характера Салавата, бытового колорита и духа той эпохи на родине батыра. Чем больше изучал сценарист материал, тем строже и придирчивей подходил к себе. Об этом можно судить по его февральскому письму 1930 года, адресованному заведующему Литературным отделом "Востоккино". Сообщив с "величайшим сожалением", что сценарии "Салавата" еще не закончен, Гребнер указывает главную причину: работа, выполненная более чем наполовину, не удовлетворяет его как автора. Самокритично и в то же время с достоинством и обидой на "Востоккино", которое все торопит, он пишет:

"Мое либретто, хотя и принятое двумя инстанциями, местами страдает, несмотря на драматургически правильное построение, отвратительной оперностью и ложногероическим пафосом. Такой стиль в значительной мере навязан мне со стороны советами некоторых "сведущих" лиц во время моей поездки в Уфу. Чем больше я знакомился с подлинными материалами эпохи (в частности в Древнехранилище Центрархива), тем больше я убеждался в своем (и моих советчиков) заблуждении.

Никаких священных войн Салават не объявлял, никаких рыцарских клятв на верность не давал.

Все было гораздо проще.

Характеристику Салавата и всех окружающих придется значительно изменить. От этого вся вещь станет социально глубже и исторически правдивее. Но для этого нужно время. Нужно иметь в виду, что, приступая к работе, я не имел ничего, кроме апокрифических сказаний.

Я отлично ощущаю свою ответственность перед организацией, но, с другой стороны, предпочитаю не сдать ничего, чем сдавать исторически недоброкачественную работу.

Мои предложения к "Востоккино" сводятся к следующему. Если Вы, по соображениям производственного порядка считаете более удобным передать окончание работы кому-либо другому, я охотно и немедленно возвращу в кассу "Востоккино" половину взятого мною аванса, то есть 375 рублей, и передам в Ваше полное распоряжение утвержденное и одобренное либретто и все собранные лично мною материалы и заметки, относящиеся к "Салавату".

Если же Вы считаете возможным продлить мне срок на полтора-два месяца, я закончу работу лично, с какими бы объективными трудностями это связано не было".

Надо полагать, с "Востоккино" Гребнер договорился: сценарий был дописан, его обсуждали на секции киносценаристов и в целом одобрили, но вновь были высказаны замечания и пожелания.

Как ответ оппонентам и обоснование своей творческой концепции при работе над сценарием воспринимается рукопись Георгия Гребнера "О Салавате". Возможно, это заключительное слово во время обсуждения на секции. Подводя итог сделанному, он говорит о трех основных трудностях, которые встали перед ним уже в самом начале работы над сценарием "Салавата": первая — чрезвычайная ограниченность литературных и исторических источников; вторая — технически-финансового порядка (нужно 500—600 человек); третья, самая большая трудность, — это первая его работа для "Востоккино", а "писать о Востоке — дело одно, писать для Востока — дело другое".

Георгий Гребнер чутко уловил "некоторые особые требования, предъявляемые аудиторией восточных национальностей". Бывая в кино по многу раз на одном фильме в Уфе и Казани, он следил за поведением национального зрителя, вел записи, и хотя они "отнюдь не легли в основу работы, но кое-что оказалось существенно полезным, в особенности при определении "стиля" вещи. Прежде всего, на мой взгляд, — продолжает он, — легендарность, былинность большинства материалов о Салавате до некоторой степени обусловливает и стиль".

Очевидно, далеко не бесспорны, но весьма интересны следующие рассуждения Гребнера: "Может быть, я ошибаюсь, но что-то в этом отдаленно напоминает мне "Кольцо Нибелунгов". Разумеется, Зигфрид не Салават, и Айслу не Брунгильда, однако даже поверхностного знакомства с песнями и легендами о Салавате достаточно для того, чтобы неожиданно обнаружить и, еще скорее, почувствовать общность образов. Это и понятно: пройдет еще десяток-другой лет, — башкирский крестьянин, оседлав трактор, забудет, как выглядит "сабан", совершенно так же, как он уже забыл про стрелы, сакмар и соколиную охоту... Салават готов стать страницей башкирского народного эпоса".

Озабоченный прежде всего интересами дела, Георгий Гребнер нередко не соглашался даже с мнениями высокоавторитетных людей. Так, полемизируя с тогдашним заведующим литературно-сценарным отделом Аршаруни, чье слово, конечно же, имело весомое значение, сценарист высказал ценные мысли, показывающие глубокое понимание им характера и масштабности своего героя:

"Тов. Аршаруни упрекнул меня, что Салават моего сценария слишком-де идеализирован, что он слишком храбр и вообще "концентрированная добродетель". Я с благодарностью принял и готов принять впредь многие указания и поправки тов. Аршаруни, однако здесь я хотел бы упрямиться.

Салават — национальный крестьянский герой Башкурдистана.

В быту кочевников и горцев еще до сей поры сохранились древние традиции мужества и доблести, давно уже забытые развращенным оседлым населением. Сюда, по всей вероятности, относятся и добродетели. Вождем стихийных восстаний всегда становится тот, кто лично был чист и храбр. Это утверждают легенды всех времен и народов. Таково народное представление о своих вождях. (Вспомните хотя бы шелковые индусские платки с изображениями величайших вождей мира, где портрет Ленина помещен в ближайшем соседстве с изображением Будды. Есть и другие примеры). Поэтому, на мой взгляд, нет особых оснований снижать образ Салавата, например: заставить его спать с чужой женой (в бытовом плане) или бежать с поля сражения (в плане военном)".

Это — ответ оппонентам: значит, давались и подобные советы!

"Достаточно и того, — продолжает Гребнер, — что я почти стушевал Салавата как певца и поэта. А ведь он был и в самом деле первоклассный поэт".

Режиссеру в его трудной задаче реализации образа надлежит найти ту незаметную и опасную грань, которая в один миг может снизить образ человека и превратить его в ходульного героя.

Салават не должен быть штампованным "полководцем"... Может быть (в сравнении с остальными), о нем можно сказать — "первый из равных".

По замыслу создателей фильм о Салавате должен был сыграть важную роль в патриотическом воспитании широких масс, поэтому самое серьезное внимание уделялось его идейному звучанию. "Очень трудную задачу поставили передо мною те товарищи, которые, помимо всего прочего, желали видеть в фильме "преемственность заветов борьбы". Это разрешено у меня тремя фигурами: Алдар, Салават и сын Салавата..." — говорит Гребнер.

С большим нетерпением ждали появления фильма в Башкирии. В марте — мае 1930 года Башнаркомпрос посылал письма и телеграммы в "Востоккино" с просьбами и даже с "категорическим требованием" ускорить съемки фильма "Салават".

Очевидно, в мае 1930 года работа над сценарием фильма была окончательно завершена. Пройдя все соответствующие инстанции, сценарий, наконец, получил одобрение заведующего литературно-сценарным отделом Аршаруни. За его подписью в Главный репертуарный комитет было направлено отношение следующего содержания: "Сценарий "Салават" написан сценаристом Г. Гребнером после детального изучения материалов о повстанческом движении у башкир в XVIII веке. Материалы, главным образом архивные, были даны сценаристу Истпарткомом и Центрархивом Советской Башкирии.

Башкирская партийная организация настоятельно высказывается за постановку этого фильма. Либретто было зачитано в Уфе перед Башпартактивом и одобрено.

Содержание сценария:

"Сценарий "Салават" воспроизводит эпоху Пугачевского восстания, вскрывая в социально-политическом разрезе участие башкир в этом восстании.

Основная фигура Салават, ставшая легендарной личностью у башкир, выявлена на фоне Пугачевского восстания как национальный крестьянский герой, возглавлявший бедняцкие массы в их борьбе с царским правительством. Сценарий иллюстрирует рядом эпизодов огромную роль башкир в пугачевщине, которая приняла столь широкие размеры благодаря восстанию, возглавлявшемуся Салаватом".

Одновременно с Аршаруни, 1 июня 1930 года, от имени "Востоккино" Гребнер также обратился в Главрепертком с заявлением (на соответствующем бланке) и сопроводительным письмом — с просьбой о разрешении постановки фильма "Салават". На вопросы, имеющиеся на отпечатанном типографским способом бланке-заявлении, даны краткие, четкие ответы, как-то: название фильма — "Салават"; жанр — революционная эпопея; период — дореволюционный; частей — семь и т. п.

В фонде Георгия Гребнера сохранился и текст сценария "Салават". Он довольно объемистый — 85 страниц (листов) машинописи, первый экземпляр. Сценарий состоит из семи частей и эпилога, первая часть является одновременно и прологом. Пролог отражает события 1739 года, во второй части — детство Салавата, в третьей — юность героя, в четвертой — начало мятежа (осень 1773 года), основные события разворачиваются в пятой — седьмой частях, эпилог — зима 1774 года, поимка Салавата...

Ведущих действующих лиц пять: Салават; его отец Юлай; Алдар-батыр — полуисторическая, полулегендарная личность, мститель-одиночка, друг детства Юлая; Хабибэ — младшая жена Юлая; Айсулу — жена Салавата, лет 17—18. Второстепенных тоже пять: Хадиджа — мать Салавата, лет 50-ти, старшая жена Юлая; Бурнаш — дед Айсулу, участник многих восстаний; Пугачев Емельян Иванович; Хайри — брат Хабибэ, ничтожество; Рысабай — отец Хайри и Хабибэ. Некоторым действующим лицам, в частности Юлаю, даны подробные характеристики-описания. Существенно и такое пояснение сценариста: у Юлая было три жены, но оставил две; второстепенные и не указанные в титре персонажи появляются только в эпизодах.

Как видно из сценария, трактовка образа Салавата во многом идентична с современной; автору удалось воссоздать яркую, героическую личность вождя народных масс. И вообще над сценарием была проведена очень большая, кропотливая работа. Фильм ждали в Башкирии...

Почему же не была осуществлена постановка фильма?

Ответ на этот вопрос дал сам автор сценария. Среди многочисленных материалов личного фонда Георгия Гребнера сохранился следующий документ (привожу его полностью):

"Салават Юлаев". Этот сценарий написан в 1929—1930 годах, то есть лет за 12 до одноименного романа писателя Злобина. Сценарий был хороший, всеми одобрен, но начало постановки затянулось, а постановка не состоялась, как не состоялись тогда многие постановки, потому что наступила эпоха звукового кино. (А заодно я поссорился с "Востоккино", что не имеет прямого отношения к делу).

6. 12. 52 г. Гребнер".

Как видно из этого документа, Георгий Гребнер, очевидно, был знаком только со вторым вариантом романа Степана Злобина "Салават Юлаев", который вышел в свет в 1941 году (напомню: в первой редакции роман был издан еще в конце 1929 года).

Итак, еще в самом начале 1930-х годов мог появиться на экранах страны немой кинофильм о нашем славном Салавате Юлаеве. Однако появился он, уже звуковой, лишь через десять лет.

Фильм "Салават Юлаев" по сценарию Степана Злобина и Галины Спевак в постановке талантливейшего режиссера Я. А. Протазанова вышел на экраны в начале 1941 года. Это было большим событием в культурной жизни Башкирии. Фильм успешно демонстрировался также во многих городах Советского Союза. В годы Великой Отечественной войны он вдохновлял советских воинов на ратные подвиги. Роли в фильме исполняли М. Болдуман, Н. Крючков, ведущие актеры нашей республики — Арслан Мубаряков, Гималетдин Мингажев, Амин Зубаиров, Рим Сыртланов…

Вот о чем рассказали пожелтевшие страницы архивных документов.

Русское поле:

Бельские просторы

XPOHOС - всемирная история в интернете

МОЛОКО - русский литературный журнал

Общество друзей Гайто Газданова

Энциклопедия творчества А.Платонова

Мемориальная страница Павла Флоренского

Страница Вадима Кожинова

РУССКАЯ ЖИЗНЬ - литературный журнал

ПАМПАСЫ - детский литературный журнал

История науки

История России

Сайт истфака МГУ

Слово о полку Игореве

ГЕОСИНХРОНИЯ

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2002

WEB-редактор Вячеслав Румянцев