Сергей ВОРОБЬЕВ

Наш кровный дом

ЖИЗНЬ

 
Похожа жизнь на это и на то.
На круг точильщика, что искры сорит.
На крест, что держит пугало в пальто.
На чудные жемчужины Ватто.
И на туман - когда в нем рокот моря…
Еще она - деянья и слова, -
Какие? То Создатель пусть рассудит.
И совесть в нас, когда она права.
И правда наша, что узнают люди.
С кустом цветущим схожа, за кустом -
Звезда она, и горы, и пустыни,
Ютилище - еще. Наш кровный дом.
И много больше - коли их покинем.
 
* * *
 
Город жизнью пресыщен - слегка измененный
От событий нежданных, явлений и встреч,
Отстраненный, но свойский, зажженный, огромный,
Равнодушный, а хочет живых уберечь -
По ночлегам своим в колорите дождливом,
По квартирам высоким и пещерным углам
Всех невинных, виновных, горемык и счастливых -
Всех житейских участников фарсов и драм,
И трагедий, конечно, еще - и трагедий!
Ибо как среди мглы и сплошного дождя
Называется акт, где глухие соседи,
А за стенками ор, пьют, поют или бредят,
И утешено куклой невзрачной Дитя…
 
* * *
 
В отошедшей житейщине дней
С их утраченной вроде бы сутью,
Помнишь, ехали по полю люди,
Понукая чуть слышно коней?..
На каких-то разбитых подводах.
Вид усталый. И говор так тих…
Только взглядом случайным проводишь.
И как будто забудешь о них.
И пойдет твоя жизнь как-то криво,
Стороною от их колеи.
И в свой час отцветет, как крапива,
Средь глухой и забытой земли…
Если б только тогда ты не мялся,
А средь них поискал бы тепла,
Хоть бы кинуться вслед попытался -
Не была б сейчас речь тяжела.
 
* * *
 
И смеркло все, когда открылся лес.
И мы вошли в него. Сновавшая собака
И та затихла, слыша, как исчез
Последний отзвук дня в безмолвье мрака.
Со всех древес, как скопище теней,
Тянулись к нам, живым, на той поляне
Их дерзко растопыренные длани
К отпору сочленившихся ветвей!
Почти не видя в темноте ни зги,
И я, и пес мой рыскающий - оба
Насторожились посреди чащобы,
Как будто с ней исконные враги…
И только там, в болотах, в глубине,
Куда мы шли, круша кусты как кости,
Насколько мы непрошеные гости,
Вдруг яростный укор восстал во мне!
На выстрел мой во тьме враждебной все
Ощерилось. С небес такие воды
Пролились - будто мы не часть природы,
А зло ее, безумие ее!..
 
НОЧЬ РОЖДЕНИЯ
 
Так в недрах моря эфемерны рыбы.
Так в лунном свете ускользает суть
Восторженных изломов серой глыбы,
Над пропастью держащейся чуть-чуть.
И что таит познавший это взгляд,
Другому до поры не быть опорой
И опытом. Но вот взрокочут горы
И гулом отзовется камнепад!
Рожденному обвалом эху надо
На этот раз лишь облететь места,
Где клявшийся молчать, покамест падал,
Вновь размыкает память и уста…
 
* * *
 
И безумные встречи в ночных поездах,
И ночлеги средь звездных огарков,
Тарабарщина торга в квартирных дверях,
И признанья под ливнями в парках,
И слияние воль как слияние рек,
И достоинств пороги - все было
Для нее и о ней. Безраздельно. Навек.
Только этого ей не хватило…
И как ток в обрывающихся проводах,
Как в травинке обкусанной кислеть,
Как меж свай ломовых ледяная вода,
Суть ее исчезала… В ничто. Навсегда.
Навсегда? Это надо осмыслить.
 
ОДНОВЕР
 
На стене мимолетные снимки.
Фото деда особо средь них.
Под стеклом со свободою мнимой
Он с картонки глядит на живых.
Френч, фуражка как времени знаки.
На лице ни следа от потерь.
Это позже пойдет он в атаки -
Политрук, однолюб, одновер.
Он покамест еще не контужен.
Впереди - плен, штрафной батальон.
А сейчас он так Сталину нужен
В офицерском сиянье погон!..
Но куда ж он глядит не мигая?
Сквозь войну, сквозь года, сквозь меня.
И как будто судьба огневая
Уже чует утрату огня…
Сиротливое, страшное фото -
Снимок деда на белой стене,
Удивленного вечной свободой
На картонном своем бытие.
 
ОТРИНУТОЕ ГНЕЗДО
 
1
Когда-то это кров был для людей.
В нем атрибутов их осталось мало -
Стол, раскладушка, печка у дверей
Да лампочка печального накала…
Она пришла сюда, а как, зачем -
Никто происходящего не ведал.
Скрипела дверь. Плыл шорох платья следом.
И шарк шагов. И только дом бы нем.
А впрочем, что же… Долог был уж срок
Отриновенья этого жилища.
Пять или десять лет?.. Никто б не смог
Сказать пришедшей, что она здесь ищет.
И вот теперь она застыла вся…
И страх, и боль, и рой ассоциаций
Подсказывали - верно, здесь нельзя
Не то что быть - минуту оставаться.
И все же надо было перемочь
Ту темную немыслимую тягу,
С которой шла она сюда сквозь ночь
К развалинам родимым над оврагом.
 
2
Дойти. А дальше что-то быть должно.
Так ей казалось. Мрак и эти стены
Укрыли здесь прожитое давно.
Но, может, все же грянут перемены -
И в ней самой, да и вокруг?.. А что
Такое это - не назвать, пожалуй.
Лишь мысль, что это было их гнездо,
Гнала сюда и тайно согревала.
В неистовом желании немом
Она смотрела без тоски, но с болью
В углы и окна, в печку с очагом.
Потом безмолвно села за столом
Как существо без возраста и пола.
Глаза ее искали тех примет,
В которых бы мерцанья жизни были.
Но дом, как монстр, безмолвствовал в ответ
Под слоем паутины, праха, пыли…
 
3
Когда живешь в невымышленном мире,
Потворствуешь не зыбким миражам
И не мечтаньям вздорным и эфирным -
Реальным нуждам и земным трудам.
Вот так листва растет себе наружно
В системе древа цельной и простой -
Отшелестит с ветрами простодушно,
А осенью слетает в мир иной…
Что ж мы на прах ее глядим с волненьем,
Предвидя собственное, может быть, забвенье?
К понятиям «судьба», «фортуна», «рок»
Взывать бесплодно. Их нам не довольно.
Не прах страшит… А все же как-то больно.
И не такой мерещился итог…
Когда-то всякий очарован высью -
Парит ли в ней, порхает ли. И вот
Вдруг чувствует, что тяготится мыслью,
Что он достиг не той какой-то жизни,
А может, выпал из ее высот…
Тут и пытается найти те вешки,
Где отвернул с пути, сломав крыла
Мечтам и доле… Он, как все, был грешен,
Но все же ворошит в себе поспешно
Пыл памяти - а там одна зола…
 
4
Надмирность тяжела. И нам, увы,
Закрыт исток отчаянной тревоги,
С которой в бесконечность смотрим мы
В потуге человеческой убогой.
В составе сущей и живой природы
Сокрыт расчет, которого жерло
Нацелено на волю и свободу
В пылу страстей творить добро и зло.
Но жизнь не в жизнь, когда в земной юдоли
Предопределено все и она
В развязке милосердья лишена
По чьей-то высшей, но жестокой воле.
Лишь ей одной исход подвластен смут
И столкновений наших воль безумных,
Что слепят сильных запредельной думой,
А слабых в преисподнюю влекут…
 
5
Но что же опыт внутреннего света,
Когда совсем недолог бренный путь
В нелепой доле, радостями бедной?..
Пусть так, твердим мы, даже хуже пусть.
Не важно то, что все сойдем во тьму.
И ни при чем здесь жалость с укоризной.
Так иль иначе поступая в жизни,
Отчет когда давал ты и кому?
Что брал у друга, ты дарил врагу?
Умом юродства чью-то веру мучил?
И, зная правду, лгал на всякий случай,
Двоясь на каждом жизненном шагу.
И так, кривя, дошел, что в самом главном,
Любя, предал… Но тут достало сил
Понять, что ждет один конец бесславный -
Увы, страшней забвенья и могил!
 
6
Вокруг не стало как-то никого,
Кому бы ты по-прежнему был нужен.
Пустыня. Вакуума бездна… И что хуже -
Нельзя уже поправить ничего!
И вот уже беднягу понесло -
Мелькает: как же быть с судьбой своею?
И знает он, что замышляет зло.
И жизнь его - все мельче и страшнее.
И все ж - ура! - разрушен пьедестал
Двуличья, лицемерья… Ну и что же -
Кто в жизни хоть бы раз себе солгал,
Лгать сможет, даже каясь прошлой ложью…
Так в чем исход? Как волей ни играй,
Ни общий опыт не спасет, ни личный.
Молва, хула - все это так вторично.
Но, Господи, хоть в них забвенье дай!..

Русское поле:

Бельские просторы
XPOHOС - всемирная история в интернете
МОЛОКО - русский литературный журнал
Общество друзей Гайто Газданова
Энциклопедия творчества А.Платонова
Мемориальная страница Павла Флоренского
Страница Вадима Кожинова
РУССКАЯ ЖИЗНЬ - литературный журнал
ПАМПАСЫ - детский литературный журнал
История науки
История России
Сайт истфака МГУ
Слово о полку Игореве
ГЕОСИНХРОНИЯ

 


Rambler's Top100 Rambler's Top100

 

Русское поле

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2002

WEB-редактор Вячеслав Румянцев