№ 02'04

Игорь Фролов

XPOHOС

Русское поле:

Бельские просторы

МОЛОКО

РУССКАЯ ЖИЗНЬ

ПОДЪЕМ

СЛОВО

ВЕСТНИК МСПС

"ПОЛДЕНЬ"

ПОДВИГ

Общество друзей Гайто Газданова

Энциклопедия творчества А.Платонова

Мемориальная страница Павла Флоренского

Страница Вадима Кожинова

Уравнение Шекспира, 

или 

«Гамлет», которого мы не читали*

А. И. _ с любовью и благодарностью за сотрудничество.

(В этом году исполняется 400 лет со дня выхода в свет полной редакции Трагедии о Принце Датском)

I. НЕИЗВЕСТНАЯ ПЬЕСА НЕИЗВЕСТНОГО АВТОРА

Вероятно - а скорее всего, наверняка! - заглавие вызовет у читателя скептическую усмешку. И действительно, как можно говорить о том, что мы не читали самое известное произведение в мировой литературе? Разве не о нем написаны тысячи книг и статей, разве не по нему чуть ли не с лупой ювелира прошлись все литературоведы мира, и разве можно назвать обделенным русскоязычного читателя, если в его распоряжении два десятка полных переводов этой пьесы (М. Лозинский, Б. Пастернак, А.Кронеберг, великий князь Константин Романов, А. Радлова и др.)?

Но среднему читателю, прошедшему Шекспира (или мимо него) в школе, не известно многое. Скорее всего, он не знает, что целый ряд больших писателей (в этом ряду Лев Толстой и Томас Элиот) не считали “Гамлета” за полноценное художественное произведение, отмечая композиционную невыстроенность, странную (по меньшей мере) прорисовку образов, временные противоречия и многие другие недостатки, не позволяющие считать пьесу образцом литературного творчества даже для того времени. Впрочем, чтобы заметить странности “Гамлета” не нужно быть Толстым - достаточно быть элементарно внимательным. Если же к недоумению, возникающему при дотошном чтении добавить давний спор о личности автора - не страдфордского ростовщика Гильома Шакспера (Shakspere или Shaxper), который не умел писать и, вероятно, читать, - но того (или тех?), кто на века скрылся под псевдонимом “William Shake-speare” (Потрясающий копьем), - а сейчас насчитывается в совокупности около 60 (!) кандидатур на место драматурга - все, как правило, королевских кровей, и возглавляет список (не по степени вероятности, а по должности) королева Англии Елизавета Девственница, - то напрашивается вывод, что не все так ясно и скучно, как кажется школьнику.

________________

* Журнальный вариант.

Спор об авторстве, который уже сотни лет не утихает на Западе, в последние годы проник и в Россию - и к чести наших исследователей, они сделали немалый вклад в разгадку чисто английской тайны.

Несколько лет назад, перечитав “Гамлета” не по принуждению, а из интереса, я обнаружил, что эта пьеса не просто произведение искусства. Перевод Лозинского считается самым точным (в нем соблюдено даже количество строк), и Лозинского упрекают как раз за его копирование оригинала, что в среде переводчиков считается дурным тоном. Но как раз этот “недостаток” помог мне при прочтении. Множество темных мест, намеки, аллюзии, оставшиеся в тексте даже при таком добросовестном переводе, давали понять, что сама пьеса - лишь приоткрытая дверца, ведущая в главное хранилище Тайны. Нужно помнить, что во времена Шекспира процветало искусство стеганографии - умение скрывать в обычном тексте или рисунке сообщения, не предназначенные для глаз рядового читателя. Говоря современным языком, творцы прятали под файлом-крышей файл-сообщение, ради которого и создавалось произведение. Так вот, даже поверхностный взгляд на страницы первых английских изданий “Гамлета” (которые сегодня любой желающий может найти в Интернете) говорит о том, что послание Шекспира не прочитано в полном объеме до сих пор.

Любая научная теория есть результат внимательного чтения текста, который написал, условно говоря, Бог. Таким образом, ученый выступает как читатель и толкователь “божественного” произведения, и его методы совершенно спокойно могут быть взяты на вооружение исследователями текстов литературных - особенно если эти произведения самим наличием бросающихся в глаза противоречий и “неувязок” требуют поиска истинной фабулы, а значит, и смены привычного представления о сюжетно-фабульной структуре. Стоит добавить лишь, что здесь речь идет о произведениях умных авторов - они знают ту грань, на которой нужно остановиться, чтобы внимательный читатель мог понять все зашифрованное и недосказанное.

Отсюда - постулат, которым я намерен пользоваться при разборе “Гамлета”. Он гласит: авторский текст абсолютно выверен. Это означает, что все так называемые неувязки - непонятные слова, сбивки в использовании местоимений, невнятность многих фраз и т.п. - все это является ключом к скрытому смыслу, а не огрехами рассеянного творца.

Необходимая оговорка: вышеприведенный принцип является сильным. Так в науке называются положения, объясняющие все “одним махом”. Конечно, наш сильный принцип - палка о двух концах, и с его помощью мы, сами того не заметив, можем “перешекспирить” самого Шекспира, прийти в своем мелочном копании к совершенно неверным выводам, - но это не так уж страшно. Главная задача данной статьи - показать, что в давно, казалось бы, опустошенной гробнице принца Датского остались нетронутые тайники.

Завершая вступление, должен напомнить, что научный метод исследования основан на принципе уравнения - если мы по отдельности определили два способа выражения исследуемой ситуации, то их приравнивание позволит нам найти искомые неизвестные. В нашем случае уравнение состоит из литературной и исторической частей, а под неизвестными я подразумеваю реальные исторические лица, скрытые в пьесе за именами литературных героев.

Но, прежде чем приступить к решению, мы должны собственно составить это уравнение. Начнем с его левой части, которая должна состоять из тех фактов, которые мы обнаружим при внимательном чтении и которые должны быть заново объединены в мало-мальски цельную конструкцию. А уж недочеты этой конструкции, надеюсь, прояснятся при сравнении ее с правой частью, которая существует независимо от нас и называется Историей.

II. “ГАМЛЕТ” КАК МЫ ЕГО ПОМНИМ

Для того, чтобы не начинать с места в карьер, освежим в памяти историю, рассказанную Шекспиром в традиционном ее понимании. (Конечно же, для дальнейшего соучастия в расследовании вдумчивому читателю рекомендуется иметь полный текст пьесы в переводе Лозинского, а знатоку английского - оригинальные тексты 1603, 1604 и 1623 годов издания). Итак, Трагедия Гамлета, Принца Датского в конспективном изложении:

Принц Гамлет вызван из виттенбергского университета на похороны умершего отца - короля Гамлета-старшего.

Спустя два месяца, накануне свадьбы своей матери с новым королем Клавдием (братом умершего), принц встречается с призраком своего отца, узнает, что тот подло отравлен собственным братом. Гамлета-младшего охватывает жажда мести.

Он притворяется сумасшедшим, чтобы никто не догадался о его осведомленности. Знает о мнимости его безумия только верный Горацио. Даже любящая и любимая Офелия не удостоена правды. Чтобы развлечь Гамлета, король с королевой вызывают в Эльсинор его друзей детства Розенкранца и Гильденстерна, вместе с которыми прибывает знакомая принцу актерская труппа.

Гамлет с помощью актеров создает пьесу “Мышеловка”, в которой рассказывается история отравления некоего герцога собственным племянником.

Публичный просмотр пьесы завершается скандалом - уязвленный Клавдий покидает зал, мать принца возмущена, сцена объяснения в материнской спальне заканчивается убийством приближенного Полония, которого Гамлет закалывает, приняв его за подслушивающего Клавдия. Трагедия в том, что Полоний - отец Офелии. Девушка сходит с ума от горя.

Король отсылает Гамлета в Англию, его сопровождают Розенкранц и Гильденстерн с письмом-указанием английскому королю казнить Гамлета. Принц раскрывает замысел Клавдия, крадет письмо и переделывает его. Корабль захвачен странными пиратами, которые увозят только Гамлета и доставляют его обратно в Данию. Друзья же детства плывут в Англию навстречу своей смерти, которая последует по подделанному Гамлетом приказу Клавдия.

Сын Полония и брат Офелии Лаэрт прибывает из Франции, узнает от Клавдия, кто виновник смерти отца, и они совместно разрабатывают план убийства Гамлета.

Оставленная без присмотра умалишенная Офелия случайно упала в ручей и утонула. Из разговора могильщиков на кладбище читатель понимает, что она покончила с собой.

Последнее действие - соревновательное пари. Клавдий ставит шесть лошадей против шести рапир с амуницией, выступая на стороне Гамлета против Лаэрта. Поединок заканчивается четырьмя смертями. Гамлет и Лаэрт поразили друг друга отравленным самим же Лаэртом клинком, королева Гертруда случайно хлебнула отравленного Клавдием вина, Клавдий убит Гамлетом.

Сразу после смерти главных героев появляется принц Фортинбрас - сын убитого старшим Гамлетом 30 лет назад норвежского короля. Молодой Фортинбрас случайно проходил мимо с войском, возвращаясь из польских земель, где отвоевывал спорный кусок территории. Тут же, по праву единственного наследника он принимает бесхозную власть над Датским королевством.

Finis.

III. ПРОЛОГ КАК ЭПИЛОГ.

Прежде чем углубиться в разбор, я должен предупредить читателя, что не собираюсь “гнуть” какую-либо определенную линию. Читая некоторые новые работы по исследованию творчества Шекспира, можно видеть, что подача материала в большинстве случаев тенденциозна - авторы часто подгоняют факты под ими самими заданную концепцию, искажая или укрывая те из них, которые не укладываются в прокрустово ложе авторской идеи. Мы же постараемся просто внимательно читать, по мере возможностей проясняя (или пытаясь прояснить) то, что нам кажется существенным для понимания шекспировской тайны, и только по прочтении попробуем свести разрозненные находки в более-менее целостную картину.

Начнем с того, чем пьеса заканчивается. Вспомним слова Горацио сразу после воцарения Фортинбраса:

Горацио:

И я скажу незнающему свету,

Как все произошло(…)

(…) Все это

Я изложу вам.

Фортинбрас:

Поспешим услышать

И созовем знатнейших на собранье.

А я, скорбя, свое приемлю счастье;

На это царство мне даны права,

И заявить их мне велит мой жребий.

Горацио:

Об этом также мне сказать придется

Из уст того, чей голос многих скличет;

Но поспешим (…)

(перевод Лозинского)

Воспользуемся английским текстом (вторая, наиболее полная прижизненная редакция “Гамлета” 1604 года издания). Последняя фраза вышеприведенной цитаты выглядит так: “But let this same be presently perform'd.” (Но давайте именно это немедленно представим, сыграем). У Лозинского от всей строки остается “Но поспешим”. В первой редакции 1603 года еще определеннее: “Then looke vpon this tragicke spectacle” (посмотрим сей трагический спектакль).

Перед нами ни что иное, как перенесенный в конец пьесы пролог, и Горацио выступает не только в роли Пролога - актера, заявляющего тему предстоящего представления, но и рассказчиком, по существу автором пьесы, которую он готов сейчас же представить новому королю Дании Фортинбрассу.

К сведению: в первой редакции 1603 г. имя Горацио несколько раз пишется как “H oratio” (так к нему обращается Гамлет) - и это не ошибка наборщика. “H” в латинском языке заменяло некоторые часто употребляемые слова, такие, как habet (хранить), heres (владелец, наследник), а oratio означает “речь, дар речи”. Учитывая аналогию с именем римского поэта Горация, можно предполагать, что шекспировский Горацио заявлен в пьесе в двух ипостасях - как хорошо владеющий поэтической речью и как хранитель речи Гамлета, свидетель и участник событий, который о них расскажет. Там же сам Гамлет подается как H amlet - что можно перевести как литературный наследник принца Амлета, героя повести XII века Саксона Грамматика. В свою очередь, Амлет восходит к Омлоти - сумасшедший, и тогда H amlet означает наследник сумасшедшего.

Итак, в условном пространстве шекспировской пьесы разворачивается внутреннее представление, автором которого, как оказалось, является Горацио. Самое простое - предположить, что под именем Горацио Шекспир вывел себя, и рассматривать всю пьесу сквозь этот обманчиво-прозрачный кристалл. Однако не будем торопиться и обратим внимание на одну особенность, присущую некоторым трагедиям Шекспира. Я имею в виду чередование поэзии (пятистопного ямба) и прозы на протяжении всего повествования - причем смена их на первый взгляд не поддается какому-либо разумному объяснению. Зачем автору нарушать строй своей пьесы, и на что он указывает этими сбивками?

(Самое время вспомнить о времени появления “Гамлета”. Первая печатная версия датируется 1603 годом, вторая - значительно расширенная - 1604-м. Однако не секрет, что у шекспировского “Гамлета” был предшественник - я не имею в виду историю Саксона Грамматика (XII в.), но говорю о пьесе, известной уже в 80-х годах XVI столетия. Все исследователи единодушно приписывают авторство того “Гамлета” Томасу Киду, английскому поэту и драматургу, умершему в 1594 году. Кстати, именно он впервые ввел в английскую драматургию тему мести, призрака, вещающего правду, и пьесу в пьесе. С Томасом Кидом связана одна трагическая история. В 1593 году могущественный Тайный Совет пытками выбил из него показания на Кристофера Марло, поэта, который сейчас считается предшественником Шекспира - именно Марло первым применил в английской драме прозо-поэтическую структуру. Марло были предъявлены обвинения в атеизме и, несмотря на это, в предпочтении католицизма протестантизму - гомосексуализме и других грехах. Хотя Кристофер сам был тайным агентом Совета, его арестовали, потом отпустили под подписку, а через несколько дней он погиб при странных обстоятельствах в стычке со своими коллегами-агентами. Спустя две недели вышла из печати поэма “Венера и Адонис” - первенец Уильяма Шекспира.)

С достаточной уверенностью можно сказать, что скелетом поэтического “тела” нашего “Гамлета” послужил сюжет, знакомый тогдашнему зрителю. Похоже, что это пересказ пьесы Кида, исполненный Шекспиром в своей творческой манере. В чужую, по сути, пьесу, Шекспир внедрил прозу-“паразита”, несущую собственную смысловую нагрузку и поддерживающую свою жизнеспособность сюжетной кровью пьесы-“хозяина”. Сравнение, конечно, неблагозвучное, однако фактически оправданное.

Можно поставить небольшой эксперимент - разделить поэзию и прозу пьесы, превратить ее непрерывность в две пунктирных линии. Оказывается, что поэтический пунктир действительно содержит в себе почти полный кидовский сюжет, а точкой пересечения линий можно считать пьесу в пьесе “Мышеловка”, посредством которой в традиционно понимаемой фабуле Гамлет уличает Клавдия. Эпизод, включающий “Мышеловку” очень тонко сплетен из прозы, пятистопного нерифмованного ямба и рифмованных стихов, читаемых актерами, и оказывается важнейшим общим местом взаимопревращения вымысла и реальности.

Сюжет, который мы все помним, представлен именно в поэтической части пьесы, авторство которой Шекспир отдал Горацио. Мы же уделим особое внимание вставному прозаическому “сообщению”, поскольку именно оно есть причина отклонения шекспировского “Гамлета” от обычной театральной постановки в сторону литературного тайника, хранящего отнюдь не литературные секреты. Недаром один из крупных шекспироведов сказал, что “Гамлет” скорее создан не для игры, но для чтения.

IV. КАК ПОЛОНИЙ ЗАБЫЛ СЛОВА

Первый акт пьесы (а во времена ее автора она была непрерывной, и деление пьес на акты и сцены ввел поэт Бен Джонсон уже после смерти Шекспира) - это завязка сюжета-ширмы, в котором призрак рассказывает Гамлету о преступлении Клавдия, тем самым задавая тему мести. Он полностью написан пятистопным ямбом, без примесей прозы. Второй начинается со сцены, где Полоний (Polonius) дает задание слуге Рейнальдо следить во Франции за своим сыном Лаэртом (Laertes).

И вот первая вставка - Полоний вдруг запинается (еще ямбом): “И тотчас будет он... он будет...”

И продолжает прозой: “Что это я хотел сказать? Ей-богу, ведь я что-то хотел сказать: на чем я остановился?” Дальше - снова ямб.

Очень важный момент - достаточно мимолетный, чтобы не обратить на него рассеянное внимание, но заметный для тех, кто настроен на поиск. Этих двух строчек хватает, чтобы понять - Полоний забыл слова! Вдруг выясняется, что пространство произведения по-крайней мере двухэтажно - условная жизнь на сцене в постановке пьесы-прикрытия и жизнь закулисная, реальная, в которой говорят прозой и в которой герои, по-прежнему скрытые от зрителя именами-масками, решают настоящие (в отличие от сценическо-поэтических) проблемы.

Следующая вставка (II,2) тоже замаскирована. Полоний читает Клавдию и Гертруде письмо, которое, по его словам, безумный Гамлет написал Офелии. Слог письма коряв до такой степени, что королева удивленно спрашивает: “Ей это пишет Гамлет?”, а читатель с уверенностью может подозревать подделку, хотя ее автор и цель пока неясны.

По-настоящему проза разворачивается лишь во 2-й сцене II акта - в разговоре “сумасшедшего” Гамлета с Полонием. Вообще, сумасшествие в этой пьесе - как Гамлета, так впоследствии и Офелии - очень удобная форма правды. Немедленный пример - на вопрос Полония, узнает ли принц его, Гамлет отвечает: “Excellent well, you are a Fishmonger” (Еще бы, вы - торговец рыбой). Казалось бы, при чем здесь торговля рыбой? Эти слова можно принять за бред сумасшедшего, если не знать, что на слэнге Fishmonger означает “сводник”, “сутенер”. Гамлет обвиняет Полония в сводничестве. (Добавим, что есть еще одна аллюзия, связанная с Fishmonger, но о ней - позже). Следующие фразы проясняют ситуацию:

Ham. For if the sunne breede maggots in a dead dogge, being a good kissing carrion. Haue you a daughter?

Pol. I haue my Lord.

Ham. Let her not walke i'th Sunne, conception is a blessing, but as your daughter may conceaue, friend looke to't.

В переводе Лозинского:

Гамлет: Ибо если солнце плодит червей в дохлом псе, божество, лобзающее падаль... Есть у вас дочь?

Полоний: Есть, принц.

Гамлет: Не давайте ей гулять на солнце: всякий плод - благословение; но не такой, какой может быть у вашей дочери. Друг, берегитесь”.

Мы привыкли к образу невинной Офелии, но даже у Лозинского Гамлет говорит Полонию, что Офелия беременна - или может забеременеть. Здесь Лозинский поступил слишком честно - он мог бы без угрызений переводческой совести передать “conception is a blessing, but as your daughter may conceaue” как “замысел есть благо, но не тот, который ваша дочь может постичь” - и эта невнятица вполне укладывается в концепцию помешательства. Полисемичность английского словаря позволяет выбирать разные значения одного слова. Однако Лозинский близок к истине, которая подстрочно выглядит вот как: “зачатие (conception) - счастливый дар, но это не относится к беременности (conceaue), которая может быть у вашей дочери”.

Фраза о червях и дохлом псе имеет и другой, отличный от вышеприведенного, перевод: “Если солнце порождает блажь, причуды, прихоти (maggots) в никчемном существе (a dead dogge - уст. идиома), будучи неким благом (a good), ласкающим бренную плоть (carrion)…”.)

Итак, невинность Офелии под вопросом. Кто же украл ее девственность, точнее - кто предполагаемый виновник предполагаемой беременности? Кажется, намек на это есть в пассажах Гамлета о солнце. Обратите внимание, что солнце встречается два раза - sunne и Sunne - и с большой буквы, как имя собственное, оно пишется там, где Гамлет предостерегает Полония от того, чтобы он пускал гулять свою дочь под этим Солнцем. Простейшая и самая прямая аналогия в данном контексте - королевская власть (Солнце было помещено на королевские штандарты первым Йорком.) Таким образом, у нас есть если не факт, то гипотеза - король Клавдий соблазняет, или уже соблазнил Офелию, и Полоний выступает как торговец собственной дочерью (хотя он даже aside (в сторону) искренне не понимает, о чем говорит Гамлет - или делает вид?).

Еще одно темное место в этом диалоге выглядит так:

Ham. (…)for your selfe sir shall growe old as I am: if like a Crab you could goe backward. (И сами вы, сударь мой, были бы так же стары, как я, если бы могли, подобно раку, идти задом наперед.)

Здесь Лозинский безупречен, и ему незачем было рассматривать последнее слово в качестве носителя иного смысла. Однако если принять во внимание, что ward означает “опека”, “попечительство”, то безумная тирада оборачивается намеком Гамлета на то, что, будучи сейчас опекаемым сумасшедшим, он лишь вернулся к положению подопечного, в котором находился в детстве. Да и Полоний имеет какое-то отношение к былому опекунству. Но как быть с тем фактом, что по основному сюжету Гамлет потерял отца всего два месяца назад, а мать его жива и царствует? Впрочем, пока это лишь предположения, основанные на не вполне законном переводе слова backward. Мы еще вернемся к вопросу о родителях Гамлета.

Далее Полония сменяют милые читательскому сердцу Розенкранц и Гильденстерн - ни в чем не повинные друзья детства Гамлета, которых он впоследствии (в пьесе Горацио) пошлет на казнь. Вот самое начало встречи старых товарищей. (Обратите внимание на переводы двусмысленностей.)

Ham. (…) how doost thou Guyldersterne? A Rosencraus, good lads how doe you both? (… как твои дела, Гильденстерн? Розенкраус, хорошие ребята/воры, бандиты, как вы живете оба?.)

Ros. As the indifferent children of the earth. (Как безразличные/неразличимые дети земли/страны.)

Guyl. Happy, in that we are not euer happy on Fortunes lap, We are not the very button. (Счастливы, в том, что не сверхсчастливы в объятиях Фортуны/на коленях у Фортуны, Мы не большая шишка.)

Ham. Nor the soles of her shooe. (Но и не подошвы ее башмаков) (…) Then you liue about her wast, or in the middle of her fauours. (Тогда вы живете возле ее расточительства/отбросов/бесплодности, или в середине ее милости.)

Guyl. Faith her priuates we. (В действительности мы ее собственность/секреты/наружные половые органы.)

Ham. In the secret parts of Fortune, oh most true, she is a strumpet…(В тайных частях Фортуны, о это наиболее верно, она шлюха…)

Интересный разговор, полный непристойных намеков. Да и Фортуна, римская богиня, покровительница благопристойных матрон выглядит подозрительно приземленно - как реальная женщина, имеющая достаточно интимное отношение к нашей двоице. Придет время, и мы рассмотрим этих сиамских близнецов под более сильным увеличением, а сейчас пойдем дальше.

Гильденстерн и Розенкранц прибыли в замок вместе с актерами. После встречи труппы Гамлет снова ведет туманный разговор с Полонием:

Ham. O Ieptha Iudge of Israell, what a treasure had'st thou? (О Иеффай, судия израильский, какое у тебя было сокровище?)

И следом Гамлет поясняет, что сокровище Иеффая - его единственная дочь. Откроем Книгу Судей и узнаем, что Иеффай обещал Господу за победу над Аммонитянами принести в жертву первого, кто выйдет навстречу ему из ворот дома. Навстречу вышла его единственная дочь. Он отпустил ее на два месяца в горы с подругами “оплакать девство ее”, а потом сдержал слово, данное Господу. Мы помним, что в поэтической пьесе со времени смерти старого Гамлета прошло именно два месяца - значит, время на “оплакивание девства” у Офелии уже вышло. Итак, Гамлет обвиняет Полония в том, что тот принес (или собирается принести) честь своей дочери в жертву - не Богу, конечно, но, как мы заподозрили выше, его земному заместителю, королю. Странно то, что Полоний и на этот раз не проявляет понятливости - он не сознается даже себе под нос или в сторону.

V. СКОЛЬКО СЫНОВЕЙ РОДИЛА ГЕКУБА?

Следующий эпизод чрезвычайно важен и при этом (что удивительно!) поначалу не требует исследования английского оригинала. Если хотите получить в первом приближении новые сведения, просто возьмите в руки перевод Лозинского и перечитайте монолог Энея об убийстве Приама Пирром. Этот монолог по просьбе Гамлета декламирует актер, демонстрируя свое искусство в присутствии Полония. Помня о том, что ничего случайного в пьесе быть не должно (таков наш сильный принцип), со всем вниманием отнесемся к упомянутым участникам Троянской войны.

Что же нам известно о персонажах читаемого монолога? Приам - отец Гектора, последний царь Трои, в ночь ее взятия по совету жены Гекубы, пытался спастись у домашнего алтаря Зевса, но был здесь убит Неоптолемом, сыном Ахилла. Неоптолем также известен как Пирр (мужской вариант женского имени Пирра (рыжеволосая), под которым скрывался на Скиросе переодетый девушкой Ахилл.

Монолог актера прерывает своим комментарием Полоний: “Это слишком длинно”. Гамлет требует продолжать, актер переходит к жене Приама Гекубе, которую Лозинский увидел “...бегущую босой в слепых слезах, Грозящих пламени; лоскут накинут На венценосное чело, одеждой Вкруг родами иссушенного лона - Захваченная в страхе простыня…”

Осторожно, не увлекаясь домыслами, переведем рассказ Энея с эзопова языка на обычный. Получается следующее: некий правитель одной страны был убит в своем собственном доме, дворце, и убийство было злодейским, поскольку свершилось в священном месте (церкви?).

Его жена спасается бегством - она застигнута врасплох, и, видимо, поднята с постели, поскольку из одежды на ней одна простыня. Неужели она спала голой? Вполне возможно, поскольку в Греции достаточно тепло. Но давайте уточним одну деталь. В современной английской редакции “Гамлета”, с которой, видимо, и делал перевод Лозинский, интимная подробность выглядит так: простыня обернута вокруг her lank and all o’erteemed loins (ее худых, в избытке рожавших чресел). Извините за корявость подстрочника, но я стремлюсь быть как можно ближе к ходу мысли переводчика. Хотя и непонятно, почему он переделал чресла в лоно (судя по окончанию, “лон” у царицы несколько?), зато иссушенность этого лона оправдана - ведь мифы приписывают троянской Гекубе около двух десятков детей. Слово o’erteemed - это устаревшая форма overteemed, где over в данном случае чрезмерность, избыток, а teemed - глагольная форма от роды у животных (в духе здоровой средневековой грубости что-то вроде “в избытке щенившиеся чресла”). Получается, Лозинский не погрешил против истины? Не будем торопиться…

Дело в том, что эта фраза в оригинале 1604 года имеет небольшое отличие: About her lanck and all ore-teamed loynes. Teamed и teеmed почти равнозначны - team означает выводок (bairn-team по-шотландски выводок детей). Оre же часто встречается в тексте в современном значении over (в более поздних редакциях пишется как o’er) - и кажется, от некоторой перемены букв ничего не изменилось. Но на всякий случай проверим один вариант - тем более что в сомнение нас вводит слово all, по сути здесь дублирующее over.

Дело в том, что ore также означает руда, и слово это образовано от староанглийского (до XII века) Ar, которому в новоанглийском соответствует brasse. ТТеперь можно (пусть и с колебаниями) предположить, что простыня была обмотана вокруг чресел - lanck and all brasse-teamed - худых и родивших весь brasse-выводок.

В связи с этим нас должна заинтересовать этимология имени Fortinbrasse. Деление слова дает Fort in brasse (закрепленный на меди/медной доске) - и если учесть, что в античном мире на медных табличках записывалось имеющее силу закона, то фамилия норвежского принца говорит нам о его законных правах на престол, которого лишил его отца старый Гамлет.

Вы уже поняли к чему - а вернее, к кому я клоню. Впрочем, я не настаиваю. Как не настаиваю и на том, что царица только что родила - оттого-то из одежд на ней лишь простыня - и родила она царю или королю Приаму-Фортинбрассу (которого убили тут же на ее глазах) не одного ребенка, но выводок! Вам кажется, что это слишком вместительное слово, чтобы быть полезным? Не будем торопиться - посмотрим, нет ли где поблизости уточнения.

И оно нашлось! Оказывается, количество новорожденных и время рождения в монологе указано предельно точно. Чтобы убедиться в этом, вернемся к “бегущей босой, в слепых слезах, грозящих пламени” (странный оборот, не так ли?) Гекубе. Давайте не поверим Лозинскому, и сами посмотрим, как этот момент описал Шекспир. Вот его версия 1604 года:

“Runne barefoote vp and downe, threatning the flames With Bison rehume…”.

Дословно так: “бежит с обнаженными сверху донизу ногами, угрожающая/пугающая красными пятнами от Bison rehume…”

Два последних слова действительно могут отпугнуть кого угодно. Rehume означает выделения гуморальной влаги организма - крови, лимфы, - а вот Bison (курсив Шекспира!) все словари, которые были мне доступны (в том числе Оксфордский, Кембриджский, Вебстера), переводят как бизон, зубр! Неужели бедная царица исходила какими-то бизоньими выделениями? Тут поневоле заменишь их на слепые слезы, пусть даже грозящие пламени (наверное, они были так обильны, что ими можно было тушить пожар). В редакции 1623 г. слово с добавкой одной буквы вообще потеряло какой-либо смысл - bisson! Но если прочесть бизона как Bi-son, то страшный зверь исчезает, и появляются два сына (точнее - удвоенный, повторенный - bis! - сын). Теперь все встает на свои места: царица бежала, и ноги ее были в крови после родов двух мальчиков-близнецов. (Должен сознаться, что этих близнецов я принял с большим недоверием, но оказалось, что правая часть уравнения дала им все права на существование).

Здесь снова нам попадается Fortunа. Автор монолога хулит ее:

Out, out, thou strumpet Fortune, all you gods, (Прочь, прочь, проститутка Фортуна, все вы боги)

In generall sinod take away her power, (В общем собрании отберите ее мощь,)

Breake all the spokes…from her wheele, (Сломайте все спицы … в ее колесе,)

And boule the round naue downe the hill of heauen (И швырните обод и ступицу с холма небес)

As lowe as to the fiends. (Как требует закон относительно злодеев)

И еще:

Who this had seene, with tongue in venom steept, (Кто это видел, тот ядовитым языком.)

Gainst fortunes state would treason haue pronounst (Против власти Фортуны провозгласит государственную измену.)

Фортуна - богиня счастья у римлян, первоначально плодородия, материнства, о чем свидетельствует этимология этого имени - от латинского глагола ferre, “носить, быть беременной”. Она - защитница женщин, бывших один раз замужем (благопристойных). Здесь уместно, наконец, сделать попытку идентификации назойливой Фортуны с одним из действующих лиц трагедии. Для этого вспомним первое появление на сцене главных героев, которое Шекспир (от имени Горацио) выстроил в следующем порядке: Enter Claudius, King of Denmarke, Gertradt he Queene, Counsaile: as Polonius, and his Sonne Laertes, Hamlet (входят Клавдий, король Дании, Гертрадт в качестве королевы, придворные: такие, как Полоний и его сын Лаэрт, Гамлет). Сразу бросается в глаза, что после королевской четы явно не по ранжиру идут Полоний с Лаэртом, и только потом наследный принц! Второй нюанс этой содержательной ремарки: смотрите, как объявлена королева - Gertradt he Queene переводится (причем без вариантов!) как Гертрадт-он-Королева, то есть королева мужского пола! Имя той королевы-мужчины по-латыни раскладывается на Gero - нести, быть беременной, порождать, и trado - поручать, передавать в другие руки, или trudo (в посмертной редакции 1623 г.) - вытеснять, выгонять). Мы видим, что злая Фортуна и добрая Гертрадт имеют один общий корень Ferre = Gero = носить, быть беременной. Гертрадт, судя по содержанию имени, еще и передает своих детей в чужие руки - как вам это нравится?

Вернемся к оппонентке Фортуны Гекубе. В монологе ей дается характеристика The mobled Queene, что по Лозинскому означает “жалкая царица”. (В современной редакции стоит nobled - благородная.) Вообще-то moble переводится как “закутанный, обернутый” - и далее это подтверждается словами о простыне. Но есть еще слово mobile, означающее “простонародье” - и поначалу кажется, в данном контексте оно неприменимо. Однако посмотрим на строку, которая у Лозинского выглядит как “лоскут накинут На венценосное чело”. Вот оригинал:

“a clout vppon that head Where late the Diadem stood” (лоскут поверх той головы, на которой недавно была корона).

Вот и получается, что The mobled Queene можно воспринимать как игру слов - закутанная и развенчанная королева.

И эта игра слов нравится Полонию. “Это хорошо”, - комментирует он. Самое время вспомнить о его поведении во время монолога и задуматься - отчего Гамлет заставил актера читать при Полонии. Помните, как Полоний во время рассказа о Гекубе не выдерживает и прерывает актера примечательной фразой:

Looke where he has not turnd his cullour, and has teares in's ]eyes, prethee no more. (Смотри, его цвет к нему не возвращается (по-русски - он изменился в лице - И. Ф.), и слезы на глазах, прошу тебя, не надо продолжать.)

В отличие от поздних редакций, Полоний у Шекспира просит актера через запятую, то есть он обращается именно к актеру с предложением посмотреть на того, кто плачет, и прекратить монолог. Да и не будет Полоний заботиться о нервной системе профессионального лицедея. Думаю, теперь понятно, как и кому тут же отвечает Гамлет: “Хорошо, ты мне доскажешь остальное потом”. Конечно не актеру, чей монолог он знает наизусть. На что вся эта ситуация указывает? На то, что Полоний либо знает об этих событиях, либо сам принимал в них участие.

В завершение эпизода Гамлет рекомендует Полонию хорошо принять актеров, “потому что они - обзор и краткие летописи века”. В свете последних событий, как мы уже видим, это не просто слова.

VI. ОТКУДА БЛЮДО У ВЕРБЛЮДА?

Третий акт, сцена первая. Самый известный монолог Гамлета - “Быть или не быть…” прерывается приходом Офелии. Несколько начальных фраз их диалога вполне дружелюбны - во всяком случае, вежливы. Но ямб обрывается прозой так, будто сюда вклинивается совсем другой разговор, в котором Гамлет довольно грубо реагирует на неизвестные нам предыдущие слова Офелии:

Ham. Ha, ha, are you honest. (Ха-ха, вы честны/ добродетельны/ целомудренны.)

Далее идет разговор о несовместимости красоты и добродетели, Гамлет говорит Офелии, что когда-то любил ее, затем опровергает это признание и тут же советует ей to a Nunry goe (уйти в монастырь), чтобы не плодить грешников. Nunry означает также как эвфемизм - девичья обитель в значении публичный дом. Гамлет прямо обвиняет Офелию: “…make your wantonnes ignorance…” (представляете ваше распутство неведением), и прямо угрожает, что в случае ее замужества она not escape calumny (не избежит обвинений).

Во второй сцене Гамлет перед спектаклем “Мышеловка” дает указания актерам, и они уходят готовиться. А мы в это время обратим внимание на нижеследующий поэтический кусок. Гамлет зовет Горацио и сразу огорошивает его признанием:

Horatio, thou art een as iust a man As ere my conuersation copt withal (Горацио, ты лучший из людей, С которыми случалось мне сходиться.)

Высказывание отнюдь не так прозрачно, как его представил Лозинский, хотя первый смысл передан достаточно точно.

Второй допустимый вариант разберем пословно. “Горацио, ты есть соглядатай, наблюдатель (een означает по-шотландски “глаза”, но в современных редакциях превращено в e’en = even - как раз, именно, тем самым дублируя следующее iust), именно тот из людей (iust a man), который в самом начале (ere) мои неофициальные переговоры (my conuersation) поймал на месте преступления (copt=coped) к тому же (withal).

Итак, выходит, что Горацио - великолепный соглядатай, знающий что-то о неких закулисных переговорах Гамлета.

Важно и то, что весь этот почти монолог принца - сплошной панегирик, восхваление поэтическим Гамлетом (пером Горацио-автора!) поэтического Горацио-героя! Ей-богу, это как-то неэтично и вселяет подозрения, что Горацио-автор хочет представить Горацио-героя (да еще и устами Гамлета) в самом выгодном свете. Все это (и дальнейшее) заставляет нас повнимательнее отнестись к стихотворной линии - оказывается, там не все так просто, и ее автор Горацио вовсе не беспристрастный наблюдатель, каким кажется - у него есть свои интересы в том деле, которое мы расследуем.

И действительно, далее Гамлет всячески расхваливает Горацио, упомянув, что он - “A man that Fortunes buffets and rewards Hast tane with equall thanks” (человек, который удары и награды Фортуны приемлет с одинаковой благодарностью), но при этом он вовсе не “a pype for Fortunes finger” (дудка в пальцах у Фортуны). Опять эта Фортуна, к которой имеет отношение и Горацио, но, судя по стихам, он не раб ее, - в этом, во всяком случае, читателя хочет уверить Горацио-автор.

В конце положительной (почти объяснение в любви) характеристики Гамлет просит Горацио следить во время спектакля за реакцией Клавдия (еще одно подтверждение соглядатайских способностей Горацио, заявленных в начале разбираемого нами куска - и заявленных рукой главного автора и кукловода Шекспира.)

Входят король, королева и остальные зрители. Снова проза. Король спрашивает Гамлета о его жизни, Гамлет (по Лозинскому) отвечает: “Отлично, ей-же-ей; живу на хамелеоновой пище, питаюсь воздухом, пичкаюсь обещаниями…”. Темнота этих слов заставляет нас обратиться к оригиналу: “Excellent yfaith, Of the Camelions dish, I eate the ayre, Promiscram'd…” (Превосходно, даю слово, - из верблюжьего блюда я ем наследство, сыт обещаниями по горло.) Кажется, почти тот же бред, только хамелеон поменялся на верблюда, и слово ayre (наследство) мы оставили без изменений, в отличие от поздних редакторов, предпочитавших править его на air (воздух), вероятно, оправдывая это одинаковым звучанием со сцены. Но если учесть, что dish переводится еще и как надувать, одурачивать, путать карты, то, оказывается, Гамлет предлагает читателю игру слов, из которой можно понять - некто, пока нам неизвестный, (предположим, его партийная кличка “верблюд”), кормит Гамлета обещаниями некоего наследства - а наследство у принца, сами понимаете, какое.

(Замечание для поддержания читательской бодрости: мы не должны бояться оставлять в тылу непонятные слова (того же верблюда) - нужно читать до конца и верить, что автор нам поможет.)

В ответ на слова о верблюжьем блюде король недоуменно замечает: “Я ничего не понял в твоем ответе, Гамлет. Это не мои слова”.

Гамлет: “No, nor mine now my Lord. You playd once i'th Vniuersitie you say.” (И не мои уже, мой Лорд. Вы говорили, что когда-то играли в университете) - в отличие от версии Лозинского Гамлет обращается с этим вопросом не к Полонию, а к королю. Полоний отвечает: “Это я играл, мой принц, и считался хорошим актером”. По просьбе Гамлета он уточняет: “I did enact Iulius Caesar, I was kild i'th Capitall, Brutus kild mee” (Я изображал Юлия Цезаря, я был убит в Капитолии, Брут убил меня). Уточним и мы - сразу бросается в глаза это местоимение первого лица, переводящее убийство с Цезаря на Полония. И еще - римский Капитолий пишется через о, - как по-латыни (Capitolium), так и по-английски (Capitol). Capital(l) же может означать либо столицу, либо тяжкое преступление, караемое смертной казнью, и тогда предлог in в новом контексте выступает как указание на причину свершенного действия - “Я был убит из-за тяжкого преступления, караемого смертной казнью”. Что касается Брута, то он, как известно, был приемным сыном Цезаря.

И комментарий Гамлета: “It was a brute part of him to kill so capitall a calfe there” (это было жестоко с его стороны - убить столь преступного простофилю в том месте). Лозинский предпочел кальку с capitall a calfe - капитальное теля.

Как видите, Полоний в одном предложении рассказывает нам свое прошлое и будущее, тем самым добавив в нашу копилку еще один факт. Изображать Цезаря на сцене настоящего королевского двора, а не на подмостках университетского театра - это не столь тяжкое преступление, но приемный сын, видимо, имел свои причины для наказания первого министра.

VII. СЛУЖАНКА ОФЕЛИЯ И ПЛЕМЯННИК-МСТИТЕЛЬ

Но пора перейти к спектаклю - зрители уже готовы. Один Гамлет не может успокоиться, все ищет места, пристраивается возле Офелии. Спрашивает, можно ли положить голову на ее колени, говорит загадочную фразу: “Doe you thinke I meant country matters?” (Вы думали, я имею в виду государственные дела?) У Лозинского здесь - грубые мысли, которые уже не содержат намек на связь Офелии с королем. Еще одно издевательское замечание: “That's a fayre thought to lye betweene maydes legs.” (Прекрасная мысль - лежать между девичьих ног.). Издевательство не только в том, что Гамлет не считает Офелию девушкой - он еще и унижает ее, потому что betweene mayd также означает прислугу повара или горничной, попросту - служанку.

Через несколько строк читатель встречает путаницу времен. Гамлет говорит, что мать его смотрит радостно, “а нет и двух часов, как умер мой отец”. Офелия поправляет “сумасшедшего” - “twice two months” - дважды два - четыре месяца! Тут Гамлет опять путает: “o heauens, die two months agoe, and not forgotten yet” (О небеса, умереть два месяца назад, и еще не быть забытым.) О ком он? Кажется, он таки нас запутал. Оставим пока этот узелок и посмотрим, что происходит дальше.

А дальше актеры разыгрывают пантомиму об отравлении короля. Входит Пролог, и Гамлет говорит Офелии, что они сейчас все узнают от этого парня. “Он расскажет нам, что этот показ означает?” - спрашивает Офелия. Гамлет отвечает: “I, or any show that you will show him, be not you asham'd to show, heele not shame to tell you what it meanes.” (Да, или другой показ, который вы покажете ему, не постыдитесь показать, - негодяй/предатель/наступающий на пятки (heele) не постыдится рассказать вам, что это значит.) У Лозинского этот негодяй обозначен просто он.

Кроме еще одного оскорбления Офелии, мы получаем и новую информацию. Пролог в интерпретации Гамлета - личность негативная - предатель и шпион. Но разыгрываемая актерами пьеса - почти точная сюжетная копия той, тему которой, как мы помним, заявил Горацио-Пролог, он же - автор и ее герой. Следует ли из схожести пьес, что характеристики их Прологов также совпадают? Пока воздержимся от выводов, хотя выводы сами напрашиваются.

Актеры - Король и Королева - рассказывают нам, что уже 30 лет они вместе (в редакции 1603 г. срок их семейной жизни составлял 40 лет). Королева клянется, что не выйдет замуж второй раз после смерти Короля.

Гамлет объясняет Клавдию, что пьеса называется “Мышеловка”, и Gonszago is the Dukes name, his wife name Baptista (герцога зовут Гонзаго, а его жену - Баптиста). Странно то, что в “Мышеловке” действующими лицами являются король и королева, а не заявленные герцог с его женой. Что Гамлет хочет сообщить Клавдию и Гертруде? У меня есть лишь одно объяснение этому разнобою - принц называет короля и королеву “Мышеловки” их настоящими титулами - пусть и высокими дворянскими, но не высшими, объявляя тем самым самозванство королевской четы, нелегитимность их власти.

Имена герцога и герцогини вряд ли очень информативны, но кое-что предположить можно, учитывая, что король и королева мышеловки отражают убитого старшего Гамлета и Гертруду. Baptista означает Крестительница - слово из протестантско-кальвинитского словаря, которое в дальнейшем сыграет свою роль в исторической идентификации героини. Что касается Gonszago, то могу предположить лишь один вариант, составленный из Gon(е) - умерший/ушедший, и ago - какое-то время назад.

Входит Lucianus, - как представляет его Гамлет, - Nephew to the King (племянник короля). Офелия замечает: “You are as good as a Chorus my Lord.” (Вы хороши как хор, мой принц), имея в виду толкование, интерпретацию событий на сцене. Это важное определение, теперь мы можем сказать, что Гамлет действительно толкователь всей пьесы с точки зрения реальных событий. Но Chorus также обозначает египетского Гора, мстящего Сету за смерть своего отца Осириса.

Следует короткая, обоюдоострая перепалка:

Ham. I could interpret betweene you and your loue If I could see the puppets dallying. (Я мог бы истолковать и ваши отношения с вашим любовником, если бы мог видеть этих кукол развлекающимися.)

Oph. You are keene my lord, you are keene. (Вы остры, мой принц, вы остры.)

Ham. It would cost you a groning to take off mine edge. (Вам придется постонать, подпрыгивая на моем острие.)

Oph. Still better and worse. (Игра слов: еще лучше и хуже, или еще больше и сильнее). Второй вариант ответа Офелии показывает, что она вовсе не притворялась символом чистоты и невинности, и сама была остра на язычок.

Но Гамлет уже смотрит на сцену, где наступает кульминация "Мышеловки" - то, ради чего и затевалось представление, одним из авторов которого был Гамлет (это он сказал актерам, что в пьесу об убийстве Гонзаго он вставит 12 или 16 строк). Кто же еще претендует на соавторство "Мышеловки"? Чуть ниже, сразу после сцены отравления, Гамлет говорит, что "the story is extant, and written in very choice Italian" (эта история была представлена, и написана она очень хорошим итальянским языком). Теперь становится ясно, что структура “Мышеловки” отражает структуру самого “Гамлета”, где в историю, написанную книжником, латинистом Горацио, вставлена проза Гамлета, или того, кто представляет его точку зрения на случившиеся события. Пантомима здесь - сжатое изложение голого сюжета всего “Гамлета” - без пояснений и детализаций, необходимых для выяснения фабулы. Дальше идет идиллическая часть о короле и королеве, которая идентична стихотворной пьесе, сочиненной Горацио. И дополнение Гамлета о Лукиане, племяннике короля есть то самое прозаическое толкование, корректива, показывающая, что версия Горацио далека от действительности.

Лукиан медлит, и Гамлет торопит его:

“Beginne murtherer, leaue thy damnable faces and begin, come, the croking Rauen doth bellow for reuenge” (Начинай же, убийца, оставь свои дьявольские гримасы и начинай, - каркающий ворон зовет к возмездию.) Мы привыкли, что этот Лукиан изображает короля Клавдия, убивающего своего царствующего брата. Но теперь получается, что племянник (и тот, кто скрывается за его маской) совершает акт мести - а вот за что он мстит королю, выясняется тут же, из бормотания самого Лукиана:

… mixture ranck, of midnight weedes collected,

VVith Hecats ban thrice blasted, thrice inuected,

Thy naturall magicke, and dire property,

On wholsome life vsurps immediately

Подстрочник такой:

… гнусной смесью из диких трав, собранных в полночь,

Трехкратным проклятием Гекаты проклятых, трижды заговоренных

Твоим природным, собственным колдовством и ужасными свойствами

На цветущую жизнь посягни сейчас же.

В этом отрывке показательно имя Гекаты - богини ночи, Луны и т.д. Но не ее мистические характеристики интересуют нас сейчас, а то, что Геката считается в мифах покровительницей той самой Гекубы! Значит, мы вправе предположить: Лукиан, мстящий за род «Гекубы» и «Приама», может быть представителем этого рода, в частности, одним из тех двоих сыновей, рожденных в день гибели их отца (и, возможно, матери).

Если уж мы пытаемся копать глубоко, то не постесняемся спросить историю: кто такой Lucianus? Подходящего героя (а искали мы среди римских поэтов, поскольку среди псевдонимов героев пьесы есть уже Гораций с Марциалом) звали Lucanus. Краткая историческая справка: Марк Аней Лукан - племянник Сенеки, родился в Испании, жил в Риме; начал свои литературные опыты с “Поэмы о троянской войне”, главный его труд - “Фарсалия”, поэма о гражданской войне Юлия Цезаря с Помпеем; республиканец, был настроен против императорской власти - в поэме возлагает надежду на Брута, который должен убить Цезаря (подразумевается Нерон); участвовал в заговоре Писона, после поражения по приказу Нерона вскрыл себе вены. Немаловажно, что первую книгу “Фарсалии” перевел на английский Кристофер Марло. Кстати, в первой книге приводится сон Помпея, в котором к нему является тень его мертвой жены Юлии - она укоряет мужа, что он второй раз женился и предрекает его гибель в гражданской войне.

VII. КРАСНЫЙ ЗВЕРЬ И МАТЬ РОДНАЯ

Король Клавдий при сцене отравления не выдерживает, встает и уходит. Остальные - за ним. Абсолютно необъясним со старых позиций тот факт, что король никак не отреагировал на пантомиму, где уже все было сказано без слов, обрисован весь сюжет, который известен нам от призрака отца Гамлета и который должен был узнать непосредственный участник и братоубийца Клавдий. Однако это прямое обвинение оставило его совершенно безучастным, зато возмутила сцена с участием племянника короля. Не знаю, как вам, читатель, а мне уже начинает казаться, что реальный король Клавдий и не догадывается, что убил своего брата. Потому что не убивал. Но он узнал, кто убийца, из “Мышеловки” и потрясен был именно этим.

Все уходят вслед за королем. Остаются Гамлет и Горацио. Гамлет декламирует:

Why let the strooken Deere goe weepe (Зачем мешать раненому оленю идти плакать),

The Hart vngauled play (олень-самец притворяется неуязвленным),

For some must watch while some must sleepe (Один должен наблюдать, другой - спать),

Thus runnes the world away. (Таким образом убегая из этого мира.)

Считается, что речь в стишке идет о разоблаченном короле, который убежал “плакать” - что и “подтверждается” далее в пьесе. Горацио - Гамлет по пути в спальню матери подслушивает, как король молится. Но так ли все ясно? Исследователи до сих пор ломают голову над двумя оленями, называя одного ланью, другого самцом старше пяти лет и выводя отсюда указания на королеву и короля. Но тогда остается непонятным, почему олень-самец неуязвлен, да еще играет, когда король как раз был уязвлен увиденным представлением.

Попробуем зайти с другой стороны.

Deere действительно олень, но это слово также обозначает и охотничий термин красный зверь и цвет - рыжевато-красный. Нам уже встречался один красно-рыжий зверь - Пирр, убийца Приама. Намек вырисовывается.

Что же касается второго оленя, то к нему мы вернемся во второй части нашего уравнения. Хотя внимательный читатель уже сейчас может понять, кого подразумевает Гамлет под этим благородным животным - объектом королевских охот.

Гамлет заканчивает:

Would not this sir & a forrest of feathers, if the rest of my fortunes turne Turk with me, with prouinciall Roses on my raz'd shooes, get me a fellowship in a cry of players? (С этим, сир, и с лесом из перьев, - если остатки удачи/гонения фортуны обернутся моим тираном - с провинциальными розами на моих стоптанных башмаках, получу я участие в своре актеров?)

“С половиной доли”, - говорит Горацио. Не мог польстить принцу?

“Полностью”, - поправляет Гамлет.

И нам уже не кажется, что речь идет о владении просто театральной труппой. Тем более, Гамлет тут же добавляет:

This Realme dismantled was (Это царство было украдено)

Of Ioue himselfe, and now raignes heere (У самого Юпитера, и сейчас здесь царствует)

A very very paiock (Настоящий pah - выражение брезгливости, jock - крестьянин).

У Лозинского - павлин, но я не знаю, в каком словаре он его отыскал.

“Вы могли бы сказать в рифму”, - замечает Горацио, имея в виду очевидное was - ass (осел). И здесь Гамлет опять играет словами:

“O good Horatio, Ile take the Ghosts word for a thousand pound”.

Конечно же, эту фразу любой, кто верит сюжету Горацио, переведет как “О добрый Горацио, я бы отдал за слово Призрака тысячу фунтов”. Но с точки зрения прозы-реальности никакого Призрака нет - отчего же он здесь возникает? Неужели вся концепция лопается мыльным пузырем? Так бы и было, если не знать, что Ghost word переводится как “несуществующее слово”. Действительно, разговор шел о неверно подобранном слове, и со стороны Гамлета логично ответить, что другого слова вместо использованного им просто нет, его не существует. Ведь “осел” не отражает низкого происхождения нынешнего короля! И второй момент - такое упоминание Призрака есть свидетельство того, что человек, пишущий прозу, должен соблюдать некую конспирацию и не говорить обо всем прямо, должен делать вид, что верит “поэтической” версии, а значит и самому Горацио.

Итак, отношения Гамлета и Горацио начинают напоминать борьбу, а не отношения принца и его слуги.

Впрочем и слуги Розенкранц с Гильденстерном уже особенно не церемонятся с принцем. Они возвращаются и довольно грубо сообщают Гамлету о том, что королю не по себе, а мать Гамлета требует его для разговора. Здесь в ответах Гамлета проскальзывают странные выражения: “as you say, my mother…my mother you say” (как вы говорите, моей матери), или “O wonderful sonne that can so stonish a mother” (О превосходный сын, который может так удивить некую мать), или “We shall obey, were she ten times our mother” (Мы повинуемся так, словно она десять раз была нашей матерью). Речь, как вы понимаете, идет о Гертруде-Гертрадте, и такими словами вряд ли говорят о родной матери, - а последнее выражение, по-моему, вообще по-русски передается как “Мы повинуемся так, будто она нам родная”. Для примера - сцена из “Ричарда II” (акт IV, сцена II), когда герцогиня просит своего мужа (дядю короля) не выдавать их сына, замешанного в заговоре. Вот как он реагирует:

Йорк:

…Да будь он двадцать раз

Мой сын, - его изобличить я должен.

Герцогиня:

…Теперь я вижу: ты подозреваешь,

Что ложе осквернила я твое

И он тебе не сын, но плод греха?

(пер. Мих. Донского)

Почему бы и нам не сделать аналогичное предположение относительно Гамлета и королевы?

VIII. ВЕРБЛЮД, ПОХОЖИЙ НА КИТА

После разговора с Розенкранцем и Гильденстерном Гамлет принимается за вошедшего Полония. Знаменитая сцена с облаком, похожим на верблюда, ласточку, кита поочередно. Вот как она выглядит у Шекспира:

Ham.Do you see yonder clowd that's almost in shape of a Camel? (Вы видите вон то темное пятно, которое почти в форме верблюда?)

Полоний соглашается - действительно, похоже на верблюда. Дальше Гамлет сравнивает это пятно с Wezell (Weasel) - в первом значении вовсе не с ласточкой, а с лаской, зверьком из семейства куньих (схожесть слов внушает подозрение, что Лозинский работал с чьим-то готовым подстрочником, - причем от руки написанным - и спутал ласку с ласточкой). Но нельзя довольствоваться тем, что мы спустили слово с небес на землю - у него есть и другое значение. Wezell (Weasel) также означает пролаза/скользкий тип/соглядатай.

Полоний снова соглашается: “It is backt like a Wezell” (Сзади, со спины похоже на ласку.) И Гамлет заканчивает допрос: “Or like a Whale” (Или похоже на кита). Полоний подтверждает и это. Гамлет удовлетворен ответами и, вероятно, тем, что своей настойчивостью обратил внимание читателя на обсуждаемый объект.

Итак, читатель получает информацию о некоем облаке или темном пятне - объекте, похожем одновременно на верблюда, ласку-соглядатая и на кита. Верблюд в тексте, как вы помните, уже встречался, соглядатай тоже. Но вот появление кита нас тревожит, и если мы не будем предельно внимательны, весь этот зооморфный ряд так и останется плодом больной фантазии “сумасшедшего” Гамлета. Однако мы верим автору - он должен был оставить нам ключ к шифру. И, перечитав предыдущие слова Полония, убеждаемся - оставил! Повторите вашу реплику, Полоний!

Полоний: “It is backt like a Wezell”. Оказывается, Полоний видит наблюдаемый объект сзади, со спины! А значит, этот объект отнюдь не облако - его сзади не увидишь. Остается темное пятно, причем не бестелесное, а вполне материальное, имеющее спину! Вероятнее всего, Гамлет указывает Полонию на человека, стоящего в тени, или за занавесом (clowd имеет и такой перевод), повернувшись к Гамлету и Полонию боком или спиной. Выходит, и на кита этот человек тоже похож со спины. Соединяя “кита” и “спину” получаем whaleback, что означает “горбатый, изогнутый, как спина кита” - и превращает намек, поданный “верблюдом”, в фактическую примету!

Кажется, мы с вами только что нашли того “верблюда” - горбатого соглядатая, предателя, негодяя. Сейчас он находится здесь, на сцене, но, скорее всего, зритель из зала его не видит. Посмотрим на присутствующих. Помимо Гамлета и Полония в сценическом пространстве до сих пор оставались (ремарки exit не было) Розенкранц, Гильденстерн и Горацио (о последнем мы уже успели забыть). Друзья детства отпадают, они - неразлучная парочка и, как вы заметили, надвое не делятся. Значит, тучи зрительского и читательского подозрения сгущаются над ближайшим и неотлучным другом Гамлета (стоит принцу крикнуть “Эй, Горацио!”, и “друг” всегда появляется). Чтобы окончательно удостовериться, обратимся к этому же эпизоду в редакции 1603 года. Там Розенкранц и Гильденстерн вообще не присутствуют в эпизоде. На сцене - Горацио, Гамлет и Корамбис (так в первом издании звали Полония). Читаем окончание разговора Гамлета и Корамбиса-Полония:

Cor. Very like a whale. (Очень похоже на кита.)

exit Corabis. (Корамбис выходит)

Ham. Why then tell my mother i'le come by and by. Good night Horatio. (Вот почему потом расскажет моей матери, что я скоро приду. Доброй ночи, Горацио.)

Hor. Good night vnto your Lordship. (Доброй ночи, ваше высочество.)

exit Horatio (Горацио выходит).

И остается неясным, кто же расскажет королеве, что Гамлет придет к ней, - Полоний или Горацио, который стоял в стороне, за занавесом.

А при чем здесь верблюд и кит, спросите вы. Почему бы автору в открытую было не указать, что Горацио горбат? Потерпите немного. После составления второй части нашего уравнения многое прояснится - в том числе и горб Горацио, и то, почему об этом горбе нельзя было упоминать прямым текстом. Конечно, современникам Шекспира (особенно аристократии, живущей дворцовыми интересами) было намного легче понять эзопов язык шекспировских басен, чем нам, но тем интереснее сегодня вести расследование преступления, совершенного 400 лет назад.

У Горацио есть еще одна тайна, которую пора раскрыть. Вопреки укоренившемуся мнению, бедный горбун вовсе не одинок в пространстве пьесы - у него есть отец, и Шекспир выдал его нам в первой же прозаической вставке. Гамлет, как мы помним, назвал Полония fishmonger, что многими исследователями трактовалось как сводник. Никто не думал, что прямое значение торговец рыбой и есть зашифрованная информация - тот самый случай, когда хорошо спрятать означает положить на видное место! Это я к тому, что у римского поэта Горация (имя которого использовал в качестве псевдонима наш горбатый стихотворец) отец был рабом-вольноотпущенником, торговцем копченой рыбой! И Горацио таким образом оказывается сыном Полония. Эти две находки ничего не привносят в прозаический сюжет, но очень пригодятся при решении полного уравнения и определении тех самых неизвестных - реальных исторических лиц, участников реальных событий, зашифрованных Шекспиром в пьесе “Гамлет”.

IX. ТЕЛО КОРОЛЯ - У ЕГО КОРОЛЕВЫ

Снова идет ямб, которым король обговаривает с Розенкранцем и Гильденстерном план удаления Гамлета с датской сцены, Полоний скрывается за ковром в покоях королевы, Гамлет входит, следует бурное разбирательство с матерью и убийство Полония.

Акт IV, сцена 2. Проза.

Розенкранц и Гильденстерн спрашивают, что Гамлет сделал с мертвым телом. Весь разговор довольно туманен - Гамлета никто не обвиняет в убийстве Полония. Как всегда, Гамлет говорит слова, которые своей парадоксальностью обращают на себя внимание читателя.

Ros. My Lord, you must tell vs where the body is, and goe with vs to the King. (Мой принц, вы должны сказать нам, где это тело, и пойти с нами к королю.)

Ham. The body is with the King, but the King is not with the body. The King is a thing. (Тело с королем, но король без тела. Король есть некая вещь.)

Guyl. A thing my Lord. (Некая вещь, мой Принц.)

Ham. Of nothing, bring me to him. (Из ничего/пустоты/нереальности/небытия, - ведите меня к нему.)

Гамлета приводят к бестелесному королю, и после допроса о местонахождении тела Полония, король (ямбом) сообщает Гамлету, что он должен отправиться в Англию. Гамлет прощается с королем прозой:

Ham.Farewell deere Mother. (Прощайте, дорогая мать.)

King. Thy louing Father Hamlet. (Твой любящий отец, Гамлет.)

Ham. My mother, Father and Mother is man and wife, Man and wife is one flesh, so my mother. (Моя мать, отец и мать это муж и жена, муж и жена одна/та же самая плоть, поэтому - моя мать.)

Не кажется ли вам, что у нас на глазах король Клавдий начинает терять свою телесность, превращаясь в одно звание, существующее рядом с королевой Гертрадт?

X. НАСТАВНИК-КУЧЕР И ДВЕ ЛЕДИ-КОРОЛЕВЫ

На сцене Горацио и королева. Входит Офелия и поет, обращаясь к королеве:

How should I your true loue know from another one, (Как отличу я вашего истинного любовника от кого-то другого,)

By his cockle hat and staffe, and his Sendall shoone. (По его раковине на шляпе и жезлу, и его сандаловым туфлям.)

Вошедшему королю она поет (Лозинский перевел в общем точно):

Заутра Валентинов день,

И с утренним лучом

Я Валентиною твоей

Жду под твоим окном.

Он встал на зов, был вмиг готов,

Затворы с двери снял;

Впускал к себе он деву в дом,

Не деву отпускал.

Офелия рассказывает историю потери своей девственности, и читателю нужно знать, что в редакции 1603 года эту песенку Офелия поет Лаэрту - и в разговоре называет его два раза не иначе как “Love”.

Она уточняет:

(…)Young men will doo't if they come too't, (Молодой мужчина сделает это, если к нему придут)

by Cock they are too blame. (Клянусь петухом/половым членом, та, кто пришла, тоже виновата)

Quoth she, Before you tumbled me, you promisd me to wed, (Она сказала: до того, как ты свалил, смял меня, ты обещал на мне жениться.)

(He answers.) So would I a done by yonder sunne And thou hadst not come to my bed. (Он ответил: Так бы и сделал, клянусь вон тем солнцем, если бы ты не пришла ко мне в кровать.)

Тот, кто обещал, клянется вон тем солнцем - видимо, тем, которое на небе, - в отличие от земного Солнца, которое сейчас и клянется. А может быть, и наоборот - клянется символом королевской власти.

Перед тем, как выйти, Офелия говорит:

…I thanke you for your good counsaile. Come my Coach, God night Ladies, god night. Sweet Ladyes god night... (…я благодарю вас за ваш добрый совет, наставление. Пойдем, мой наставник/репетитор/кучер, (карету мне - переводит Лозинский) доброй ночи, леди, доброй ночи. Милые леди, доброй ночи…)

Пожалуй, стоит расширить наше понимание слова Coach. Сегодня оно имеет значения карета и тренер, наставник, но в начале XVII века популярные места для любовных ласк назывались coaches (видимо, что-то вроде мест для “скачек”, если сравнивать с русским сексуальным жаргоном). И в свете всего ранее изложенного, Офелия имеет в виду последний - любовный - смысл этого слова. Но кого она называет своим наставником? Выяснить это нам поможет сравнительный анализ двух прижизненных текстов Шекспира. В 1604 Офелия произносит свои заключительные слова при Короле, королеве и Горацио. Когда она выходит, король приказывает Горацио следовать за ней и обеспечить good watch (хорошее наблюдение, присмотр). Обратимся к этому эпизоду в редакции 1603 года. Отличие в том, что там нет Горацио - Офелия беседует с королем и королевой и, уходя, прощается с ними: "God be with you Ladies" (Бог с вами, Леди) - здесь тоже леди во множественном числе, хотя на сцене король с королевой. Но в первой редакции нет слов о наставнике, как нет там и Горацио, а это значит, что слова “Идем, мой наставник” введены вместе с героем, к которому обращены, и который (пусть и по просьбе короля) уходит-таки вслед за Офелией. Из этой сцены мы можем сделать два вывода. Первый тот, что Офелия называет короля и королеву “милые леди” во множественном числе - и два раза! Автор привычным удвоением, чтобы не списали на опечатку, обращает наше внимание на важный момент, усиливая наше уже сложившееся мнение о призрачности фигуры короля Клавдия. Второе - оказывается, Горацио тоже не обошел своим вниманием девушку Офелию (или она его?), и только сейчас наполняются смыслом ехидные слова Гамлета о Прологе из “Мышеловки”, которому Офелия “не постесняется показать, а он не постесняется сказать, что это значит”. Но как же нам быть с тем явственным предупреждением Гамлета, что Офелия может забеременеть, гуляя под “Солнцем”? Кто, если не король Клавдий может быть причастен к этому, и почему все же песенка о Валентиновом дне и лишении девственности поется в первой редакции брату Лаэрту?

Послушаем, что говорит “сумасшедшая” Офелия своему Лаэрту, прервав его диалог с королем.

You must sing a downe a downe, (Ты должен петь ниже, ниже)

And you call him a downe a. O how the wheele becomes it, (И ты называй его “a downe a”. О как все возвращается на круги своя,) У Лозинского странное “ах, как прялка к этому идет!”.

It is the false Steward that stole his Maisters daughter. (Это фальшивый/поддельный управляющий, который украл дочь своего хозяина.)

Что такое “a downe a?” Литерой “а” в английском языке обозначают как неопределенный артикль так и ноту “ля”. Но при чем тут “называй его ниже ля”? Могу лишь предположить, что словообразование звучит как ad-owner - присоединившийся к собственнику, владельцу, или присоединивший собственность. Кого же Офелия рекомендует так называть Лаэрту? Фальшивого управляющего, укравшего дочь некоего хозяина. В редакции 1603 года Офелия обращается прямо к брату и говорит более конкретно:

I pray now, you shall sing a downe, And you a downe a, t'is a the Kings daughter And the false steward (Я прошу, ты должен петь ниже, и ты есть a downe a это дочь короля и фальшивый/поддельный/лживый управляющий.)

Наша задача сейчас - собрать как можно больше неясностей, которые мы намерены расшифровать с помощью правой части уравнения. Теперь же выслушаем до конца Офелию. Она продолжает интриговать читателя (но не Лаэрта, который, кажется, понимает ее “бред”). Давайте разберемся с гербарием, который она дарит Лаэрту - а язык цветов тогда был очень содержателен.

Oph. There's Rosemary, thats for remembrance, pray you loue remember, and there is Pancies, thats for thoughts. (Здесь розмарин, это для воспоминаний, прошу тебя, любовь, помни; и здесь - анютины глазки, они для мыслей, намерений, забот.)

(…)There's Fennill for you, and Colembines, there's Rewe for you, & heere's some for me, we may call it herbe of Grace a Sondaies, you may weare your Rewe with a difference, there's a Dasie, I would giue you some Violets, but they witherd all when my Father dyed, they say a made a good end. (Здесь укроп для тебя, и водосборы, это рута для тебя, и немного для меня, мы можем звать ее травой Светлого/Прощеного Воскресенья, ты можешь носить твою руту с отличием или как геральдический знак герба, здесь маргаритка или помост, возвышение, я дам тебе немного фиалок, но они все увяли, когда мой отец умер, говорят, он умер хорошо.)

А сейчас, насколько хватит знаний (а их явно недостаточно), попробуем разобраться в этом гербарии. Zosmarinus в переводе с латинского - роса моря. По словам Офелии она должна пробудить в Лаэрте воспоминания. Да, розмарин использовался на похоронах “для памяти”, но не меньше он использовался на свадьбах, символизируя верность и любовь.

Анютины глазки (Viola tricolor) - символ женственности мужчины, его гомосексуальности.

Укроп и водосборы идут парой и без указаний к применению. На первый взгляд, мы ничего не выжмем из них. Но тем не менее попытаемся… Foeniculum и Aquilegia. Если калькировать с латинского, то укроп означает примерно трава-колонна, где Foeni и есть трава. От этого корня происходит и название птицы Феникс (Phoenix), сжигающей себя на вершине дерева в гнезде, наполненном травами. Латинский вариант водосборов (калька - водоподъемник) мне ни о чем не говорит. А вот Colembine (Columbine) кроме водосбора также означает голубь, голубка. Впрочем, о знаменитой и до сих пор не разгаданной шекспироведами паре Феникс и Голубь мы поговорим во второй части нашего уравнения.

Следующая трава - рута (Ruta) символизирует горечь, печаль, но корень Rut используется и как цветообразующий - конкретно для красноватого, рыжеватого оттенка. Офелия рекомендует Лаэрту носить руту как геральдический знак, - и мы можем предполагать, что рута имеет какое-то отношение к его титулу. И к Офелии рута тоже имеет отношение (“для тебя и немного для меня”). Что касается “Мы можем звать ее herbe of Grace a Sondaies” - здесь кроется один секрет. Слово “воскресенье” мы со школы помним как “Sunday” и поначалу полагаем, что Sondaie всего лишь его староанглийский вариант. Однако в редакции 1603 года (т.е. более ранней!) мы видим Sundayes! Да, звучат эти два слова одинаково, но если второе переводится как “день Солнца”, то первое состоит из Son - “сын, наследник” и dais - “балдахин над троном” и может (с учетом необходимости сохранить созвучие с “воскресеньем”) читаться как “преемник, наследник трона”. В связи с этим уточним Grace - здесь это слово может выступать как в значении “прощение, милость”, так и юридическим термином “помилование, амнистия”, и тогда слова Офелии звучат как “мы можем назвать ее (руту) травой милости наследника трона” или же “травой амнистии наследника трона”.

Фиалки - символ невинности, и Офелия говорит, что ее невинность “увяла”, когда умер ее отец. Однако это слишком просто для такой хитрой пьесы. Другой вариант - фиалки также устанавливают связь с мифом об Орфее. Считается, что эти цветы впервые выросли на том месте, где Орфей положил свою лютню (в редакции 1603 г. Офелия поет свои песенки, наигрывая на лютне). Орфей был поклонником Гелиоса, и за это по приказу Диониса его на куски разорвали менады; лютня и голова Орфея доплыли до острова Лесбос, где их принял Апполон-Гелиос.

При чем здесь Орфей, о каком наследнике идет речь, и как характеризует Лаэрта и Офелию сбор трав, надеюсь, станет ясно ниже.

XI. ОДИНОКИЙ ГОРАЦИО И ГОЛЫЙ ГАМЛЕТ

Сцена 6. Моряки приносят Горацио письмо. Здесь Шекспир устами Горацио-героя предлагает читателю простую загадку. Горацио, вдруг прервав прозу на две строки ямба, говорит:

Не знаю, кто бы мог на целом свете

Прислать мне вдруг привет, как не принц Гамлет.

Неужели он так одинок на этом свете? Но дело скорее всего не в этом, а в том, что автор Шекспир дает понять вставкой стихов: к этой информации нужно относиться по меньшей мере с сомнением. Тем более что моряк, доставивший письмо Горацио, не ошибся адресом, но не назвал имени отправителя: “it came from th'Embassador that was bound for England, if your name be Horatio, as I am let to know it is”. (Оно передано Послом, который был отправлен в Англию, если ваше имя Горацио, как я был извещен.)

В самом письме говорится, что после двух дней пути на корабль напал некий пират. В результате схватки Гамлет один перескочил на борт пиратского корабля, который только того и ждал, - тут же отвалил. Пираты оказались thieues of mercie (весьма учтивыми разбойниками), но they knew what they did, I am to doe a turne for them (они знали, что делали, я обязан отдать им долг). Далее автор письма просит Горацио передать королю некие письма, а самому Горацио рекомендует тут же явиться к нему - ребята-почтальоны проводят. (Кстати, в редакции 1603 года автор письма сообщает точное место, где можно будет найти Гамлета - on the east side of the Cittie (на восточной стороне Сити.) Запомним это Лондонское Сити.

Интересна подпись: "So that thou knowest thine Hamlet." (Именно тот, которого ты очень хорошо знаешь как твоего Гамлета). Но мы и не думали, что можно перепутать нашего единственного Гамлета с неизвестным нам его однофамильцем! Зато Горацио это нужно объяснять, уточняя в подписи “Именно тот…”.

Далее некие письма гонец вручает королю, беседующему (ямбом!) с Лаэртом. На вопрос, кто принес эти письма, гонец сообщает:

Saylers my Lord they say, I saw them not, They were giuen me by Claudio, he receiued them. (Говорят, моряки, мой Лорд. Их дал мне Клавдио, он получил их.)

Of him that brought them. (От того, кто их принес.)

Важный момент. Не поленимся вникнуть в него. Итак, письма доставили моряки, но гонцу эти письма дал Клавдио, который, в свою очередь, получил их от того (а не от тех!), кто их ему принес. Альфред Барков идентифицировал Клавдио (младший Клавдий, сын короля Клавдия) как Горацио, но мы видим, что Горацио тот, кто вручил полученные от моряков письма Клавдио.

Читаем письмо.

High and mighty, you shall know I am set naked on your kingdom, (Высокий и могучий, вы должны знать, что я высажен голым/беззащитным/недействительным (юр.) возле/на границе вашего королевства,)

to morrow shall I begge leaue to see your kingly eyes, when I shal first (завтра я буду просить разрешения видеть ваши королевские очи, когда я, вначале)

asking you pardon, there-vnto recount the occasion of my suddaine (спросив вашего извинения/помилования, к этому подробно изложу причину моего внезапного)

returne. (возвращения)

Стиль данной записки очень похож на корявый и напыщенный стиль того письма, которое Полоний зачитывал как письмо Гамлета Офелии. Мне же подозрительным кажется словосочетание naked on your kingdom, которое можно перевести и как лишенный прав на ваше королевство. Тем более, что следующие слова короля укрепляют подозрение:

Tis Hamlets caracter. Naked, (Это характер Гамлета. Лишенный прав,)

And in a postscript heere he sayes alone. (И в приписке здесь он говорит “единственный”.)

Есть лишь одно объяснение этому ребусу - Розенкранц и Гильденстерн поддельным письмом (а в пьесе Горацио, наоборот, Гамлет подделывает королевское письмо) сообщают Горацио о тайном возвращении Гамлета в Данию и его стремлении получить аудиенцию короля. Какие письма попали в руки королю и королеве (ей тоже предназначалось послание) - действительно Гамлета, или же подделанные от его имени - все это ждет своего разрешения.

XII. ВОДА, УТОПИВШАЯ ВЕЛИКУЮ ЖЕНЩИНУ

Проза постепенно близится к завершению. Минуя стихотворную смерть Офелии, мы сразу попадаем в предпоследнюю прозаическую (реальную) сцену - на кладбище - и слышим разговор двух могильщиков. Эти могильщики в оригинале обозначены как сlowne - клоун, шут, деревенщина. А мы знаем, что шут - фигура особенная, - именно он говорит правду королям. Послушаем эту правду.

Несмотря на исследованность этой сцены А. Барковым, рискнем все же пройти по ней, выискивая незамеченные предшественниками детали. Даже при беглом прочтении видно, что здесь ни разу определенно не говорится, кого собираются хоронить, - имя Офелии ни разу не упоминается (как и вообще в прозе не упоминается о смерти Офелии). Это очень существенное наблюдение. Давайте посмотрим, что из него следует.

Сцена начинается с разговора двух шутов о той, кому они копают могилу. Они продолжают свой, начатый за сценой спор о правомерности христианского погребения той, которая wilfully seekes her owne saluation (своевольно ищет ее собственного спасения души). Эта фраза отсылает доверчивого читателя к сцене самоубийства Офелии, о котором поведал нам Горацио устами королевы. Но забудем на время о стихах, послушаем шутов. Они рассуждают о той, которой королевский прокурор назначил христианское погребение, несмотря на то, что она, якобы, утопилась.

Кстати, в первой редакции эта сцена вообще более прозрачна и определенна. В ответ на вопрос второго шута, почему она (имя ее не называется!) не будет похоронена по христианскому обряду, первый отвечает:

…because shee's drownd. (…потому что она утонула.)

2. But she did not drowne her selfe. (Но она не утопила сама себя.)

Clowne No, that's certaine, the water drown'd her. (Нет, это определенно, та вода утопила ее.)

2. Yea but it was against her will. (Да, но это было против ее воли.)

Странный разговор, не правда ли? Здесь вовсе не говорится о самоубийстве - отчего же вообще возникла проблема христианского погребения, которого были лишены самоубийцы? И разве не удивительны слова о какой-то воде, которая топит человека против его воли?

Еще один загадочный (своей подробной необязательностью) кусок:

Clowne. … here lyes the water, good, here stands the man, good, if the man goe to this water & drowne himselfe, it is will he, nill he, he goes, marke you that, but if the water come to him, & drowne him, he drownes not himselfe, argall, he that is not guilty of his owne death…

Шут: …Здесь лежит/лжет эта вода, хорошо, здесь стоит этот человек, хорошо, если этот человек идет к этой воде и топится сам, хочет он этого или нет, он идет, отметь себе это, но если эта вода приходит к нему и топит его, он топится не сам, следовательно, он не виновен в собственной смерти…

Автор упорно пытается обратить внимание читателя на воду, которая ведет себя, скажем прямо, как живое существо - сама идет к человеку и топит его.

Еще одно уточнение - шуты делают вывод (несмотря на откровенные разговоры об убийстве), что эту покойницу похоронят по-христиански только в силу ее происхождения - она есть gentlewoman (благородная женщина), или даже, как сказано в 1603 году, a great woman (великая женщина). Но мне кажется, трудно связать эпитет “великая” с Офелией, - о ее величии нет никаких сведений в пьесе.

Итак, что мы имеем из разговора шутов? Хоронить собираются некую знатную, даже великую даму, которая умерла не сама - некая вода пришла к ней и утопила ее. И при этом под сомнением находится право покойной быть погребенной по христианскому обряду. Для того, кто хоть немного знает историю елизаветинской Англии, этих сведений уже достаточно, чтобы понять, о чьих похоронах идет речь. Мы же пока пойдем дальше и послушаем разговор Гамлета с могильщиком.

Hamlet …How long hast thou been Graue-maker? (Как давно ты могильщик/смерть-мэйкер/гравировщик/мастер темных дел?)

Clow. Of the dayes i'th yere I came too't that day that our last king Hamlet ouercame Fortenbrasse. (Из всех дней в этом году я пришел к этому в тот самый день, когда наш последний король Гамлет победил Фортинбрасса.)

Ham. How long is that since? (Сколько прошло с тех пор?)

Clow. Cannot you tell that? euery foole can tell that, it was that very day that young Hamlet was borne: hee that is mad and sent into England. (Вы не можете этого сказать? Каждый дурак может сказать это, то было в тот самый день, когда родился молодой Гамлет: тот, что сошел с ума и послан в Англию.)

Все, кто исследовал эту сцену (в основном с целью определения возраста Гамлета) прошли мимо начала фразы могильщика: "Of the dayes i'th yere" (Из всех дней в этом году) - а она прямо говорит о том, что могильщик находится на кладбище совсем недавно - не больше года, и попал сюда в день рождения молодого Гамлета. Иначе эта фраза откровенно лишняя. Традиционно же считается, что шут работает могильщиком уже тридцать лет. Этот факт выводят из ответа могильщика на вопрос Гамлета, на какой почве принц Датский сошел с ума.

Clow. Why heere in Denmarke: I haue been Sexten heere man and boy thirty yeeres. (На той, что здесь в Дании: я здесь дьячком/могильщиком с младых ногтей тридцать лет.)

Однако в этой фразе есть свои тайники. Во-первых могильщик имеет написание Sexton. Во-вторых, в редакции 1623 года слово Sexten превращается в Sixeteene (шестнадцатилетний!). Тогда ответ приобретает вид: “я здесь (в Дании, а не на кладбище!) с шестнадцати лет уже тридцать лет”, что дает нам возраст этого клоуна - 46 лет на момент опроса его Гамлетом. Вот такие лингвистические загадки таит этот текст - и удивительно то, что почти все они поддаются разгадке - нужно лишь немного потерпеть.

Ответы шута принесли окончательную уверенность, что в монологе актера о Приаме и Гекубе речь шла именно о дне убийства Фортинбрасса и дне рождения его младшего сына, впоследствии - младшего Гамлета и его неизвестного нам брата-близнеца (логично было бы назначить на эту роль принца Фортинбрасса, но не будем торопиться).

XIII. БОГАТЫЙ ЙОРИК С ВОДОУПОРНОЙ ШКУРОЙ

Гамлет задает шуту вопрос: сколько времени человек пролежит в земле, пока не сгниет? И могильщик отвечает, что дольше всех пролежит кожевенник (Tanner) - лет девять. На вопрос Гамлета, почему именно кожевенник, шут-могильщик отвечает:

Why sir, his hide is so tand with his trade, that a will keepe out water a great while; & your water is a sore decayer of your whorson dead body… (Оттого, сэр, что его шкура так продублена его ремеслом, что будет сохранять от воды длительное время, - а эта вода есть сильный разрушитель этого подлого/незаконнорожденного мертвого тела…)

Снова эта всемогущая вода! Но дальше - еще одна неожиданность. Через запятую могильщик продолжает:

…heer's a scull now hath lyen you i'th earth 23 yeeres.

Если поддаться традиционному взгляду, то естественный перевод будет традиционным - “здесь череп, пролежавший в земле 23 года”. Но вот слово lyen (lien в современной транскрипции) выглядит подозрительно - особенно в сочетании с наречием now (теперь, сейчас). Дело в том, что глагол to lie (лежать) имеет формы lay, lain, lying - если же взять его в значении лгать, то добавляется форма lied. Но слово lyen (lien) - это однокоренной юридический термин, означающий право удержания имущества, залог, заклад. И тогда фраза выглядит совсем по-иному: “…Здесь череп, сейчас имеющий право удержания имущества в этой земле/стране 23 года”. Если же интерпретировать слово heer's как созвучное heir (наследник - англ.) - тем более что в редакциях 1603 и 1623 годов оно и дано в виде heres (владелец, собственник, наследник - лат.), то фраза о кожевеннике обретает законченный вид:

“…Вода есть сильный разрушитель незаконнорожденного мертвого тела, владельца черепа, имеющего право удержания имущества в этой земле/стране 23 года”.

Как вы уже догадались, речь идет о самом известном черепе в мире - черепе бедного Йорика. Оказывается, он отнюдь не беден, этот Йорик - опять же whorson (незаконнорожденный), которого знал и любил Гамлет. Могильщик называет его Kings Jester, что обычно переводят как королевский шут - но есть и другая интерпретация, основанная на устаревшем значении слова Jest - подвиг, сказание о подвигах. Значит, Йорик мог быть и сказителем о королевских подвигах, проще - поэтом, пишущим о великих деяниях королей. Итак, кожевенник и эпический поэт Йорик оказались одним и тем же лицом, с которым были знакомы и шут (которому Йорик когда-то вылил на голову бутылку рейнского), и Гамлет (которого Йорик когда-то много раз катал на спине), и который после своей смерти имеет то самое право удержания в залоге некоего имущества. И этот загадочный на первый взгляд срок - 23 года… Такое нагромождение лишь на первый взгляд кажется неразрешимой тайной - уравнение поможет отыскать и это, пока неизвестное лицо.

Беседуя с черепом Йорика, Гамлет завершает тем, что рекомендует ему отправиться к “столу моей Леди” и рассказать ей, что, несмотря на грим толщиной в дюйм, она все равно придет к тому же - пусть посмеется над этим. О какой Леди упоминает Гамлет? Вряд ли об Офелии, которой в силу юности еще не нужен толстый грим. И чтобы окончательно сформировать у внимательного читателя понимание статуса той дамы, которую должны хоронить, Гамлет говорит об Александре и Цезаре - о том, что и эти императоры были смертны, что и они умерли и превратились в прах.

А прозаическая сцена на кладбище заканчивается словами “Но тише, погоди, идет король”. Здесь следует пограничная ремарка Enter K. Q. (входят король, королева), и Гамлет продолжает - уже ямбом Горацио! - “…королева, придворные, за кем они следуют?”. Как видим, автор вывел королеву из реальности-прозы в стихотворную пьесу-крышу - в прозе-реальности на кладбище входит тот самый бестелесный король Клавдий. Это последний штрих к картине похорон знатной пожилой дамы, которая не заслужила христианского обряда, хотя когда-то и была христианкой…

XIV. ШПИОН ВОДЫ, АРТИЛЛЕРИЯ И ПАЛАЧИ ДЛЯ ГАМЛЕТА

Но нам пора переходить к последнему прозаическому эпизоду, в котором Гамлет ведет переговоры о предстоящем поединке с Лаэртом. Входит молодой придворный, имя которого автор назовет позднее, устами другого эпизодического персонажа. У Лозинского молодого придворного зовут (как оно выглядит в Фолио 1623 года) Озрик (Osrick). В прижизненном же издании 1604 года имя другое - Ostrick, и поддается переводу с двух языков: рот, уста (лат.) и ложь, хитрость (англ).

Автор сразу вводит настораживающую читателя реплику Гамлета, обращенную к Горацио: “Doost know this water fly?” Лозинский переводит: “Ты знаешь эту мошку?” Мы зайдем с другой стороны и переведем water fly так же правомерно - водный шпион. Это непонятное словосочетание уже не вызывает у нас недоумения - после всего прочитанного Вода воспринимается как обозначение некоей персоны, влияющей на события - и шпион этой Воды, утопившей великую Леди, вполне закономерно воспринимается как предвестник несчастья.

Посланец говорит, что его Величество поставил "a great wager on your head" (большой заклад на вашу голову), далее следует перечисление достоинств благородного Лаэрта, с которым предстоит биться Гамлету. Оружие Лаэрта - рапира и кинжал.

Следует очень путаный диалог, в котором Острик рассказывает, что со своей стороны король ставит шесть берберийских коней (six Barbary horses) против six French Rapiers and Poynards (шести французских рапир и кинжалов). В дополнение к оружию - амуниция, в том числе и некие the carriages (конская упряжь).

Ham. What call you the carriages? (Что вы называете упряжью?)

Cour. The carriage sir are the hangers. (Эти carriages, сэр, есть портупеи/палачи.)

Ham. The phrase would bee more Ierman to the matter if wee could carry a cannon by our sides… (Эта фраза будет более немецкой (точной) по сути, если бы мы смогли перенести пушку на наши бока/стороны/позиции…) Но в 1603 году это звучит так: …if he could haue carried the canon by his side (…если он перенесет пушку на его бок/сторону).

Дальше Острик делает такие же многозначительные оговорки:

Cour. The King sir, hath layd sir, that in a dozen passes betweene your selfe and him, hee shall not exceede you three hits, hee hath layd on twelue for nine…(Король, сэр, предложил пари, сэр, что в 12 ударах между вами и им, он не опередит вас на три удара…)

Ham. How if I answere no? (А если я отвечу нет?)

Cour. I meane my Lord the opposition of your person in triall. (Я имею в виду, мой принц, противодействие вашей персоны в испытании/суде/следствии.)

После этого уточнения Гамлет соглашается на немедленный поединок.

Не показалось ли вам странным, что здесь не упоминается Лаэрт, но в дуэли намерен участвовать сам король? И почему слова подобраны таким образом, что их вторые значения указывают на следствие, суд, казнь, - а Гамлет упоминает о возможности привлечения пушек?

Острик выходит, появляется некий лорд и повторяет волю короля. Получив согласие Гамлета, лорд передает ему странную (если считать принца Гамлета сыном королевы Гертрадт) настоятельную просьбу (desire) ее величества обойтись с Лаэртом перед схваткой как можно более радушно.

Горацио предупреждает Гамлета, что он проиграет. Но принц идет навстречу судьбе. Последние его слова в прозе-реальности: let be (пусть будет).

XIV. ПЕРВЫЕ ИТОГИ ИЛИ РАВНЕНИЕ НА ИСТОРИЮ

Вот мы и закончили чтение новой пьесы господина Шекспира о страданиях Гамлета, принца Датского. Ну и что, скажут читатели, мы увидели ворох нарытых фактов, которые, не будучи связанными между собой, только внесли смятение в наше восприятие, отменили привычную фабулу, но не дали новой.

Еще раз повторю: научный метод исследования основан на принципе уравнения - если мы по отдельности определили обе части, то их приравнивание позволит нам найти искомые неизвестные. Под неизвестными я подразумеваю реальных исторических лиц, скрытых в пьесе под масками литературных героев. Но прежде чем приступить к решению, мы должны собственно составить это уравнение. Только что мы написали левую его часть, в которой сосредоточены все неизвестные, объединенные внутренними связями литературного произведения. Чтобы подытожить первый этап нашей работы, набросаем в общих чертах новую фабульную схему, которую подсказывают наши текстовые находки.

Задача облегчается тем, что мы разбирали нюансы только прозаической вставки. Напомню, что традиционный взгляд на события в пьесе основан на ее стихотворной части, “написанной” одним из героев, скрывающимся под сценическим псевдонимом Горацио. Проза, “автором” которой является некто под псевдонимом Гамлет, трактует эти же события не просто иначе, но, можно сказать, в прямо противоположном направлении. Истинный автор, известный нам как Шекспир, предлагает читателю выбрать, какая из двух версий ближе к истине.

Вот как выглядят события с точки зрения прозаической реальности.

Принц Гамлет, наследник датского престола, сын королевы Гертрадт, недавно потерял отца, старого Гамлета. Умерший король - тридцать лет назад, в день рождения Гамлета-младшего - убил короля Норвегии Фортинбрасса.

Принц Гамлет знает тайну своего рождения и раскрывает ее читателю при помощи скорректированного им монолога Энея.

В монологе рассказывается о подлом убийстве Пирром царя Приама - подлом не только потому, что оно было совершено в некоем святом месте, предположим, в церкви, но и потому, что Гекуба, низложенная царица, родила во время нападения двоих сыновей. Нет сомнений, что речь в монологе идет о разгроме королем Гамлетом гнезда Фортинбрасса (законного, легитимного правителя). Кстати, если вновь обратиться к истории Троянской войны в интерпретации Гальфрида Монмутского, то выясняется, что Пирр увел с собой одного из сыновей Приама.

В совокупности с намеком Гамлета на прошлую опеку, которая была установлена над ребенком Гамлетом, все это указывает на то, что принц Гамлет и есть тот самый, рожденный в день убийства старшего Фортинбрасса, ребенок, которого забрала к себе чета Гамлетов. Сначала он, как и полагается высокородному дитя, потерявшему родителей, находился в категории child of state (дитя государства) под опекой королевского министра Полония. Потом младший сын Фортинбрасса был усыновлен бездетной четой Гамлетов (вероятно, у них не было законных наследников, а лишь так называемые природные, т.е. незаконнорожденные) и стал принцем Датским, наследником датского престола.

Когда наследник вырос и узнал (или узнал, а потом вырос?) о своем происхождении, он решил мстить. Спектакль “Мышеловка”, который принц сочинил специально для показа его приемной матери и новому королю, так же, как и монолог Энея, очень содержателен. Во-первых, в нем говорится о некоролевской крови старого Гамлета (герцога Gonszago) и его жены Гертруды (Baptista). Во-вторых, - и это главное - в “Мышеловке” рассказывается подлинная история смерти старого Гамлета. Точность, с которой Шекспир пользуется словами, позволяет верить тому, что короля отравил вовсе не его брат, но, как прямо сказано, племянник, выведенный в “Мышеловке” под именем Лукиан. Он - один из двух сыновей королевы Гекубы-Фортинбрасс, мстящий приемному отцу - убийце своего настоящего отца.

Итак, принц Гамлет, младший сын Фортинбрасса, убивает старого Гамлета. Кроме него по собственному приговору за преступление, караемое смертной казнью, он убивает и Полония - своего первого приемного отца-опекуна. Принц не просто мстит - он хочет вернуть власть роду Фортинбрассов, и спектакль “Мышеловка” - осознанное обострение ситуации, открытое заявление датской короне своих намерений.

О далеко идущих планах принца знал его “друг” Горацио - и даже обещал помочь, или делал вид, что помогает. Мы узнаем, что горбатый Горацио - соглядатай, шпион, он ведет двойную игру, и что он таки переиграл принца Гамлета, судя по тому, что его слово в пьесе было последним!

Еще два персонажа, участвующих в гамлетовской пьесе, - Офелия и Лаэрт. Эта пара даже более таинственна, чем Гамлет и Горацио, - хотя бы потому, что в наш сюжет, в левую часть уравнения “брат и сестра” добавляют немного существенных деталей. Они еще раз подтверждают опекунский статус Полония, поскольку и Офелия, и Лаэрт, как это следует из расследования, имеют разных родителей. Совокупность фактов свидетельствует о том, что Лаэрт - сын Гертруды, рожденный ею вне брака. Что до Офелии, то все, что нам известно, - это ее слова о дочери хозяина, короля, украденной фальшивым steward (управляющим), и намеки на Орфея. Автор прозы настойчиво предлагает читателю образ жадной и распущенной, беспринципной Офелии, которая отдалась некоей особе королевской крови (из ее слов следует, что Лаэрту), поддавшись его обещаниям жениться на ней.

Возникает соблазн привлечь в качестве сексуального партнера и Горацио - сексуального наставника, но мы должны быть осторожнее, чем при игре в бирюльки. Автор, чрезвычайно щепетильный в своих указаниях, не говорит напрямую о любовной ипостаси Горацио, но отчетливо намекает на его участие в качестве советника или подстрекателя, который, реализуя свои (или чьи-то) планы, подтолкнул Офелию к опрометчивому шагу.

Посланный в Англию после убийства Полония, Гамлет возвращается. Его возвращение окутано тайной. Ему предшествуют поддельные письма, которые получил Горацио от моряков, те в свою очередь от послов, отправленных королем в Англию. С миссией были отправлены Гамлет и неразлучные Розенкранц с Гильденстерном. Шекспир через Горацио подбрасывает читателю откровенную дезинформацию, вынуждая исключить Гамлета из числа возможных отправителей. Остаются Розенкранц и Гильденстерн, передавшие Горацио информацию о том, что Гамлет возвращается в Данию. Письма к королю и королеве, якобы от Гамлета, которые передал гонцу некий Клавдио - судя по имени (как это заметил все тот же А. Барков), сын короля, младший Клавдий, - эти письма были подделаны либо Розенкранцем и Гильденстерном, либо Горацио - скорее всего последним, поскольку текст послания королю встроен в стихотворный текст и по стилю идентичен той записке (якобы от Гамлета), которую зачитывал Полоний во втором акте. Ситуация с фальшивыми письмами очень похожа на заговор против Гамлета, который составляют три его фальшивых друга. Они намереваются использовать короля как орудие устранения Гамлета.

Сцена на кладбище не встраивается в наш сюжет из-за множества непонятных в рамках пьесы подробностей. Ее можно сравнить с кладовой, где хранятся сваленные в кучу запчасти, которые понадобятся нам при полной сборке нашего механизма. Пока не будем входить в эту кладовую, а сразу перейдем к заключительной части прозаического повествования.

Принца Гамлета вызывает на поединок сам король. Правда, он делает это не лично, а при посредничестве молодого придворного, косноязычие которого очень красноречиво. Из разговора Гамлета с Остриком мы узнаем, что от исхода предстоящего испытания (trial), что переводится и как суд, следствие, зависит жизнь Гамлета - прямо говорится, что на кону стоит его голова. Становится ясно, что дело решат не тупые рапиры, а упомянутые в разговоре палачи.

Мы знаем одно - в результате Гамлет проиграл, хотя бы потому, что это последний прозаический эпизод. Последнее слово осталось за стихотворцем Горацио, который изложил свою версию принцу Фортинбрассу, и она оказалась так убедительна, что до сих пор, спустя уже 400 лет, не вызывает подозрений у подавляющего большинства читателей. Так получилось потому, что это большинство воспринимает “Гамлета” как выдающееся, но всего лишь литературное произведение, от которого никто не вправе требовать исторической достоверности. Но по внимательном прочтении можно понять, что Шекспир запечатал в художественно оформленный конверт исторический документ. До сих пор мы разглядывали только этот красивый конверт, не удосуживаясь поинтересоваться его содержимым. Теперь же, чтобы выяснить, о чем сказал Шекспир 400 лет назад, нам потребуется уравнять вновь прочитанного “Гамлета” с тем абсолютом, который называется Историей.

(Продолжение следует)

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2004

Главный редактор: Юрий Андрианов

Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru 

WEB-редактор Вячеслав Румянцев