№ 09'04

Владислав МЕОС

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

XPOHOС

Русское поле:

Бельские просторы

МОЛОКО

РУССКАЯ ЖИЗНЬ

ПОДЪЕМ

СЛОВО

ВЕСТНИК МСПС

"ПОЛДЕНЬ"

ПОДВИГ

СИБИРСКИЕ ОГНИ

Общество друзей Гайто Газданова

Энциклопедия творчества А.Платонова

Мемориальная страница Павла Флоренского

Страница Вадима Кожинова

Школа Лебедева

Люди, встречающиеся нам на жизненном пути, бывают приятными и обаятельными, хорошими и не очень, одним словом, разными.

Годы идут. И за каждым из них остается череда жизненных ситуаций, образов природы, разных событий, встреч.

Многое уже при этих осенних листопадах отлетело, ушло от тебя навсегда, забылось.

Но есть люди не просто промелькнувшие, прошедшие перед нами, но и задержавшиеся, вросшие в нас своими корнями, значительностью своей. Их образ не только ветром не унесет, но и не сметет никаким ураганом.

Яркой, яростной личностью был Порфирий Маркович Лебедев.

Порой в силу обстоятельств, завуалированно, а то и не скрывая, он подчеркивал мысль о том, что Русь Святая всегда с нами. Ее не надо специально искать, а лишь почувствовать ее силу, божественную красоту, славу ее.

Частенько густым басовым тембром Порфирии Маркович читал: «Мне наплевать на бронзы многопудье, мне наплевать на каменную слизь…» и говорил: «Нельзя сознательно стремиться к славе, время все расставит на свои места. Работайте, работайте, ребята». Учил служить делу избранному, любимому.

Он не был похож на людей, которые в собственных глазах вырастают до высот мессии или оракула, которые берут на себя оценку личности, творческого труда и могут любого в своих словоизмышлениях превратить в тлен и прах. Но сами на этом и сгорают. Таких людей, порой и талантливых, уничтожает собственная злоба. В Порфирий Марковиче, человеке сильном, крупном, красивом, с большими крепкими руками, не было этого напрочь, зато велик был элемент самоиронии, не говоря уж о беспредельной любви к творчеству, к краскам. И самой жизни.

Как известно, довоенная жизнь, как, впрочем, и послевоенная, для многих была сложной, драматической, и судьбы складывались порой трагически. Не обошли сложности и Лебедева. И попал он однажды из Москвы в дальние края... После отбытия срока жил под Уфой. В Уфу — ни-ни, нельзя. Художнику в Уфу нельзя. Он жил в Шакше, в землянке.

Порфирий Маркович, не сетуя на трудности и судьбу, творил. Не было красок, изготавливал их сам. Не хватало каких-то цветов в палитре, дерзко «манипулировал» разными, можно сказать, противоречивыми материалами, включая их в свой арсенал. Под его рукой «уживались» разнородные акварель и гуашь, уголь и карандаш. Сколь ни покажется парадоксальным, были у него произведения, в которые, при использовании разнородных материалов, он вводил и масляные краски. Необычно? Да. Дерзко? Да. Но в духе его бунтарского характера. А в профессионализме, гармонии в произведениях, органичности всех компонентов художественных средств ему отказать нельзя.

Преподавал он, иначе и не скажешь, азартно, страстно. В горячности Порфирий Маркович мог назвать ученика «дундуком», сложив руку в кулак, ткнуть большим пальцем под бок, да так, что порой «питомец» летел со стула. Но это не оскорбляло, не обижало нас, его боготворящих.

Где бы мне ни приходилось затем учиться (в Ленинграде, Пензе, Уфе), у каких только педагогов, но такой негаснущей увлеченности, постоянного интереса к предмету, ответственности, какую Лебедев умел «привить», захватив ученика в плен своими поступками, примерами из собственного жизненного опыта (он ведь хорошо знал еще и литературу, профессионально занимался в молодости вокалом), такой благотворной среды я больше не встречал.

Поэтому считаю Лебедева одним из последних носителей и проводников высокой русской мировой культуры.

Когда Порфирия Марковича не было в студии, мы, начинающие, с не меньшим уважением посматривали на исполненный Володей Омельченко портрет на бумаге углем и гуашью этого красивого человека. Портрет этот (величиной чуть ли не от пола до потолка) постоянно висел на стене в изостудии Дворца культуры им. С. Орджоникидзе.

…А сколько на восьмом десятке лет в нем было молодости! Весна. Лужи отражают звонкое голубое небо. Мы идем на этюды. Встречается детвора. Порфирию Марковичу и с ними интересно. Он снимает калоши, договаривается с мальчишками о финише у следующего столба и... стартует.

Говорил нам: «Меньше, но чаще ешьте. Меньше будете хотеть спать. Будете активней. Спать надо 4—5 часов в сутки. Иначе 75 процентов вашей жизни уйдет впустую».

Он первым в то время в Уфе объяснял, кал делать фузой подкладку под живопись. Правил работу ученика, показывая принцип ее ведения. Не боялся в качестве образцов приносить на занятия и свои работы, зная им цену. А время было такое (50-е годы), что книг по искусству и хороших репродукций в магазинах не было. Так что этот человек был для нас и художником, и библиотекой, и музеем, и спортсменом...

Ученики спрашивали его: почему ваших работ не видно на выставках профессионалов? Он отвечал: «Да вы что, они же смотрят на меня как на белую ворону! С моей-то биографией...»

Порфирий Маркович допускал, что человек может быть обиженным, духовно раненым, но становиться подонком не должен никогда. Вот уж здесь чувство самоиронии переходило в сарказм. Без озлобленности объяснял своим ученикам всю профанацию творчества некоторых дутых авторитетов, прикрываемую псевдопрофессионализмом.

Мы много говорим о культуре, о русской культуре, но, увы, к сожалению, наше общество почти к ней не причастно. В основном те крохи русской культуры, которые есть в жизни, держатся на энтузиазме отдельных личностей, одной из которых был в свое время Порфирий Маркович.

Многие авторитеты, которые сейчас низвергнуты, тогда являлись для нас живым воплощением героизма. Увлечение героями того времени было искренним, что называется, взахлеб: Чапаев, Щорс, Лазо, дочь Испании Ибаррури. Верили в них до того, что за свои убеждения могли выцарапать глаза. Было естественным преклонение перед Маяковским. Позднее, когда сняли запрет с Есенина, органичным стало преклонение перед его гением.

В те сложные годы, будучи «битым», Порфирий Маркович сам противостоял и учил нас противостоять конъюнктуре, будил самосознание, учил задумываться о своей судьбе в искусстве.

Сейчас люди нечасто ходят на выставки, вечера поэзии, в театры. Все захлестывает авангард. Но авангард он и есть авангард. Идет ломка в обществе. Придет время, и все станет на свои места, опять возникнет интерес к театру, поэзии и прозе. Люди снова начнут ходить на выставки. Неминуемо возродится интерес к реализму. Только он может отразить жизнь во всем ее многообразии, свободно и раскованно.

Во все времена были «великие» угодники. Порфирий Маркович предостерегал нас от сделок с совестью. Если художник стремится угодить публике, элите — это конъюнктура. Он учил нас быть искренними в передаче сокровенного. Именно искренность дает возможность художнику стать выразителем духовности. Таким был наш Учитель.

В 1957 году, после Всемирного фестиваля молодежи, будучи реабилитированным, Лебедев возвратился в Москву. Был он уже в преклонном возрасте, на девятом десятке лет. И тогда супруги Фуртат — художник Юрий Александрович и его жена Раиса Трофимовна — стали, как это ни было сложно, наезжать в Москву и по мере возможностей ухаживать за старым человеком.

Прошли годы. После кончины Порфирия Марковича Лебедева Юрий Фуртат привез в Уфу его работы и безвозмездно передал Художественному музею им. М. В. Нестерова.

...После так цельно и по-человечески красиво прожитой жизни Порфирия Марковича Лебедева остались его произведения. В учеников своих заронил он зерна, которые дали не только всходы, но и обильный урожай — башкирская школа живописи.

Не просто уважительно, а благоговей но называли между собой Учителя — Батей. В студии был особый мир общения. О житейских делах при нем не говорили вообще. Батя умел создавать творческий климат. Обычно он задавал вопрос и сам на него отвечал. Учил.

Сказывалась провинциальность Уфы того времени. Отдаленность от столичных городов Москвы, Ленинграда с их музеями и мировой культурой.

Но главное — многое было в запрете и в СССР. На многое было наложено вето. Сейчас молодежи и представить трудно, что в те времена имена великих русских живописцев Архипова, Врубеля, Малявина боялись произносить. Картины многих больших художников разных направлений были спрятаны в запасники.

Отголосок кампании 48 года по борьбе с космополитизмом и национализмом сказывался на общественном мнении и после 50-х годов. В ходу были установки на творчество, связанное с методом социалистического реализма, что часто приводило к шаблонности, слащавости и лживости. Не допускалось отклонения от этого метода, а следовательно, художник творчески не осваивал живые направления и в малой степени мог претворять в творчестве западное имущество. Как бы не допускалось проявление свежести, самобытности.

И несмотря на то, что Батя уже был сурово наказан жизнью, но его свободолюбивый и непокорный характер проявил себя в полной мере. В застойную, затхлую среду была пущена не только струя свежести. Лебедев создал творческую атмосферу, породившую потенциальную возможность появления ярких, мыслящих, самобытных художников. Он зажег звезды в изоискусстве Башкирии — Б. Домашников, А. Кузнецов, Р. Нурмухаметов… Много, много имен разной величины украшают праздничный небосклон изобразительного искусства Башкирии — рожденный Лебедевым.

Начинающие молодые художники с Учителем ходили на этюды. Тогда он жил у тетки художника Константина Головченко, в Шакше. К Лебедеву армадой приезжали ученики — написать этюды вместе. Сам он в Шакше создал сотни правдивых и поэтичных произведений о деревне послевоенных лет. Им была как бы вкачена в духовное состояние молодых свежая струя.

В 1959 году Порфирий Маркович Лебедев, Алексей Кузнецов, Юрий Фуртат воочию встретились с былинной красотой Ферапонтова монастыря. Раннее утро. На вольном воздухе дышится полной грудью. Лебедев, выходя на широкие просторы Бородаевского озера, напевает отрывки из оперы «Сказание о невидимом граде Китиже и деве Февронии»…

Перед ним бесконечные дали с полями, деревнями, одинокими мельницами. Утро. Окружающее вызывает радость и энергию. Художник «входит» в свой образ поэтического настроения.

В Уфе Лебедев первым знакомит учеников с импрессионизмом и, работая на пленэре, помогает им освоить и его принципы: легкость, подвижность, прозрачность, воздушность.

В пейзажных наблюдениях Лебедева, приводимых во вкладке журнала, мы видим осуществленными эти принципы на деле.

Он мог написать сложно и сдержанно по цвету.

Если требовалась противоположная задача, акварель решалась легко и прозрачно, была светописной.

Он любил и очень много писал цветы. Часто радовался домашним флоксам, передавая их сложный кружевной силуэт. Богатство, нарядность оттенков.

Порфирий Маркович страстно любил солнце, свет!

Написать отзыв в гостевую книгу

Не забудьте указывать автора и название обсуждаемого материала!

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2004

Главный редактор: Юрий Андрианов

Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru 

WEB-редактор Вячеслав Румянцев