   |
| |
№ 01'04 |
Петр ПОМИНОВ |
 |
|
XPOHOС
Русское поле:СИБИРСКИЕ ОГНИМОЛОКОРУССКАЯ ЖИЗНЬБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫПОДЪЕМСЛОВОВЕСТНИК МСПС"ПОЛДЕНЬ"ПОДВИГОбщество друзей Гайто ГаздановаЭнциклопедия творчества А.ПлатоноваМемориальная страница Павла ФлоренскогоСтраница Вадима Кожинова
|
«Тихо продлиться в юдоли земной...»Евгений Васильевич Курдаков родился 27 марта 1940 года в Оренбурге. Его путь к Слову был чрезвычайно прихотливым: писать стихи он начал еще в юношеские годы, но затем потребовались многие годы, прежде чем поэтическое слово действительно стало основной формой его творческого существования. Евгений Курдаков, не обладая литературной школой в привычном смысле слова, — в решающей степени создавал себя сам. Будучи удивительно и разносторонне одаренным человеком, он вначале как бы готовил своими золотыми руками — им был подвластен и металл, и дерево — чудо рождения высокой Поэзии, которая, вне всякого сомнения, была его главным предназначением. До сорока лет, которые он сам считал началом своей собственно поэтической судьбы, была работа на «Востокмашзаводе», где ему было присвоено звание «Лучший фрезеровщик Восточного Казахстана». Затем, уйдя в рабочие-надомники усть-каменогорского опытного завода «Оютас», производившего сувениры, он, благодаря все тому же мощному природному творческому началу, нашел себя во флористике. Флористикой принято называть, по словам С. Черных, «ремесло превращения отходов леса в изделия для украшения быта», Е. Курдаков, в свою очередь, называл ее «не профессией, а состоянием души». Этому художественному промыслу было отдано десять лет, и здесь Е. Курдаков добился признания: при Восточно-Казахстанском областном этнографическом музее были создана экспозиция корневой скульптуры «Сад корней», где представлено свыше ста работ Курдакова. Он участник флористических выставок в Усть-Каменогорске, Алма-Ате, Москве, где был удостоен звания дипломанта Всесоюзного фестиваля народного творчества 1977 года. Талантливый флорист, он и себя создавал по законам флористики: из кипон и бесформенных корневищ памяти под резцом вдохновения рождалось новое природное качество корней-слов. Через это пересотворение он постигал и пересоздавал себя. Сейчас поэт возвращается на родную землю, в Россию, в Казахстан, где прожил много лет. Возвращается не только своими замечательными лирическими произведениями, но и как прекрасный переводчик великого казахского поэта Абая. Оригинальное же творчество Е. Курдакова было оценено на уровне классических достижений современной поэзии. «Если говорить о последнем десятилетии, — писал Вадим Кожинов. — то наиболее яркая и весомая фигура, появившаяся в русской поэзии, это именно Евгений Курдаков... Причем творчеству Курдакова присуще редкостное, воистину счастливое сочетание вещей вроде бы трудносоединимых: высокой изощренной техники, культуры стиха — и совершенно живой, необычайно естественной, вольной поэтической стихии, с таким непосредственным переживанием мира!». Эти слова выдающегося литературоведа и мыслителя В.В. Кожинова совершенно определенно характеризуют творчество поэта. Истинная поэзия, по мысли Курдакова, «не может быть привязана к определенному историческому региону» и прежде всего потому, что, по его глубокому убеждению, «поэзия существует только в языке». Это важнейший творческий принцип поэта, который с предельным вниманием и напряжением относился к слову, его тону, окраске и роли в собственной стиховой практике. Более того, Е. Курдаков сознательно и последовательно преодолевал в своем творчестве все эмпирическое, случайное, так или иначе затемняющее высокий первородный смысл художественного слова. Душа поэзии — лирика и высокий, всепроникающий разум — философия — сливаются в его стихах воедино и рождают органический сплав, который и есть истинная поэзия, иначе говоря, жизнь человека в ее высшей ипостаси — Духовности. В стихотворении «Ваши птицы» это сопряжение окаймляется почти будничным, приземленным началом («Мир заботами потушен. Отвернуться и забыть...») и поднебесно-высоким финалом («Загляните в ваши души, Не пора ли птиц кормить»). Та же «лирическая дерзость», словно объявшая два мира, два полюса русской классики — Фета и Тютчева — уравнивает два поэтических образа: «хлеб» и «небо», сопрягая и примиряя в человеке прозу каждодневного труда и бдения («Не позабудь в удаче Про суть земного хлеба») и высокую поэзию души, рождающую вселенский образ:
Щемящая исповедь поэта, по его воле, не несет в себе утилитарной назидательности, а только предполагает, тонко обозначает высокую и светлую проповедь, иногда даже с оттенком притчи: как в опубликованном в «Ниве» эссе «В доме с окнами на Иртыш», повествующем как будто о самодеятельном поэте Никифоре Рахманове, а на самом деле — о нашем веке, из которого ушла Поэзия. А хрустальная душа поэта была смята обескураженным сознанием потерявшего себя человека. Евгений Курдаков возрождает традиционно-высокое, Пушкинское представление о назначении поэта. В его стихах явственны четкие контуры русской классики — ясные, чистые, завершенные — будто и не было целого века, отринувшего тысячелетний опыт. И все это органично и самодостаточно. Тютчев, Фет, Блок, и, конечно, Пушкин угадываются в тончайшем поэтическом преломлении совершенно самобытного художественного мира Евгения Курдакова. Безусловно современное звучание стихов и в то же время — традиция, опора на заветы «золотого века» русской литературы. Он сам себя привязывает к русской классике: часты эпиграфы, которые, как маяки или путевые знаки, не дают сбиться с пути читателю и самому автору в сложном постижении мира и места нашей эпохи в прихотливом сюжете истории. Свобода поэтического почерка и поэтической речи внешне почти абсолютны:
Мир неделим, спаян. Даже лексически несложные, на первый взгляд, стихи «Морозные узоры» несут в себе тончайшие звуковые отражения: слово «мороз», как в зеркале, рождает слово «узор» и незаметно возникает звуковая вязь, которая создает почти музыкальную аранжировку. В таких деталях и материализован природный дар абсолютного поэтического слуха, способного услышать чистую музыку неуловимого обыденностью голоса Природы. От простого для его поэтического мира образа: «трамваи кричат» как «железные звери промозглых окраин», — поэт свободно переходит к тончайшей медитации блоковского «серебряного века»: Мы — иней и снег испарившихся эр. Мы — правнуки пеннорожденных венер. Морозный и каменный город (цивилизация) всегда согрет и облагорожен теплом живой природы: Дохнет от Зайсана и Тарбагатая На сумрачный город полынным теплом. И улицы города, тлея и тая. Подернутся дымкой и тронутся льдом. Но и этим, уже привычным для русской классики художественным контрастом, извечным противостоянием человека и природы, масштаб поэтического мира (или, пользуясь излюбленным его словом, — метамира) Курдакова не исчерпывается.
«Школа Кожинова, — говорил поэт, — открыла простое явление. Поэт становится поэтом только тогда, когда он создает свой метамир. Не придуманный, не вторичный, не от книг... Я очень поздно начал догадываться, что свой метамир лепил бессознательно, избегал нарочито книжных тем... И постепенно создал его. Метамир — это созданный мир художника, адекватный его жизни и взгляду на мир, в который помещается читатель. Когда читатель погружается в твой метамир и находит в нем что-то родное для себя, он становится твоим читателем. На самом деле — это больше, чем читатель. На самом деле ты отдаешь ему не только свои стихи, ты отдаешь ему свой мир, прожитый, прочувствованный. Твоя жизнь уже растворена в собственном метамире. Начинаешь служить ему». Трагическое восприятие сущего («Ты думаешь мир — безмятежный юнец? Он — старец, предвидящий скорый конец...») как будто созвучно нравственно-философской безысходности позднего Некрасова («Дни идут... все также воздух душен. Дряхлый мир — на роковом пути...»). Но сложная, двусоставная структура стихотворения и здесь символизирует вечный сюжет христианского Воскресения, когда даже прах есть только начало новой жизни:
Мотив преодоления здесь предельно усложнен, это не преодоление смерти, а примирение и даже приятие жизни, всей Жизни — вместе со смертью. Этот мотив с «пушкинским покоем» будет повторен в собственно литературной интерпретации и в излюбленных, тоже пушкинских, красках золотой осени:
г. Усть-Каменогорск.
|
© "СИБИРСКИЕ ОГНИ", 2004 |
|
|
Оригинальный сайт журналаwww.sibogni.ruWEB-редактор Вячеслав Румянцев
|
