|
|
КОНТРОЛЬ
Хе-хе-хе-хехе-хехе-хе! Мы украли протоколы у Инспектора Жары! Наши
собственные протоколы. Аха-хах-аха! А ведь нас предупреждали! Грозили, прямо
угрожали. Но мы нарочно встали в пять утра. Для отвода глаз прогуляли нашего
очаровательного бультерьера Амбросио по сухому блестящему асфальту.
Увлеклись тем, как Хепри становится Гором . Мы знали, что сможем. Мы
прочитали об этом в самых старых книгах Трисмегиста, которые мы нашли в
холодильной установке у того самозванца с гигантским карбункулом в оправе
лба.
Затем, помнишь ли, приняли ванну с настоем из трав по тайному кельтскому
рецепту. Приготовили для завтрака кофе, яблоко и апельсин, два ломтя пирога
с брусникой, польку “На охоте” Штрауса-младшего и томик Назона. Ближе к
десяти насладились речной прохладой (трехкилометровый заплыв), а потом
вернулись и немного вздремнули, очарованные дивными снами. Вот так. Хорошо,
хорошо. Нервы, уже с утра раскаленные струны, успокоились.
А, кстати, в полдень можно не любоваться чудными гравюрами Утамаро , FHM и
Maxim отбросить в сторону и выйти снова одиноким из дома. А?
Лето застыло в своей середине, солнце уснуло в своем зените, температура
воздуха повысилась еще на градус — до плюс сорока пяти по герру Цельсию. Все
на местах. Выйти в два пополудни из дома и в авто покататься по городу. В
Вавилон голуби приносили свою любовь. Вена изящными касаниями улиц танцует
вальс на равнинах Европы. И императорский Петербург величаво смотрит на них
из гиперборейской своей стороны. Этот город сильно изможден гарью машин и
грязью, причиняемой людьми. Надежно, чтоб не роптал и не убежал, пригвожден
к земле фабриками и заводами, для верности связан металлическими
трубопроводами и железобетонными эстакадами. Линии электропередач невыносимо
туго затянули его жесткое рабочее тело, и измученное лицо его покрылось
морщинами телеграфных проводов. Он оскалился в космос щербатым
полуразрушенными домами ртом, и язвы нефтехимических заводов торжествуют
свою победу. Вечный сор скопился вокруг многочисленных фонарных его глаз.
Воздух не воздух, а сплошные облака тяжелого желто-зеленого пара, что
стелются среди металлических ангаров и корпусов. Ржавая арматура и сталь
раскаленно скалятся на солнце. Третий месяц — тридцать шесть по мсье
Реомюру.
Ехать ослепленным по широким и блестящим на жарком солнце пустынным
асфальтобетонным магистралям. Покореженные тополя вдоль дороги, как руки с
обрубленными пальцами, торчат из земли, и листьев на них почти нет.
Как только могли они подумать, что мы больны? Абсурд. Который день все
плывет перед глазами, но это же колеблется от жары воздух. А ваша
вспыльчивость? Так попробовали б они так поработать. Кто вокруг, кто?
Вар-ва-ры. Варвары! Ничего не умеют, никакого воспитания…тания…тания… Ладно
вам, вам ладно.
А почитать о нервных расстройствах можно. Так, для общего развития. Не то
что вдруг появилось сомнение, и не из-за намеков, а так. Купить книгу об
этом для коллекции и потом просмотреть. Для эрудиции. Посмотреть, отвлечься
от философии. Да прямо сейчас повернуть за теми блочными девятиэтажками с
пыльными стеклами окон, там книжный магазин.
Становится жарче и суше. Ядовитые испарения с нефтехимических заводов ближе.
Знойный воздух колеблется, обманывая взгляд ложными метаморфозами и
фигурами, внезапный горячий ветер поднимает пыль и грязь с обочины, окутывая
все вокруг пеленой тусклой мути, не давая рассмотреть и метр дороги впереди.
Температура повышается, пот заливает глаза и туманит взор. Спокойно. Купить
книгу и всего-то.
Стеклянная дверь книжного магазина резко закрывается и сильно бьет по спине.
Спокойно. Говорить:
— Здравствуйте. Мне, пожалуйста, вон ту книгу.
— О душевных болезнях?
— Да.
Продавец — ленивая плоская девица — с трудом отлепляется от стула и вредно
улыбается. Стерва. Что — клоуны? Она слишком медленно двигается, заставляет
терять время. И она хихикает. Переглядывается с кем-то за соседним
прилавком. Бесцветная моль. Возбуждение нарастает. Проклятая жара. Надо
контролировать (стерва смотрит и улыбается). Платить. Продавщица дает книгу.
При выходе срабатывает сигнализация. Тупой охранник просит показать сумку.
Все понятно. Продавщица и он — в сговоре. Устроили себе развлечение, сделали
себе посмешище. Но терпеливо показать чек. Выходим. Дверь снова бьет уже с
другой стороны. Дьяяяяявл! Разворачиваться и бить по ней рукой. Золотой
перстень впивается в кожу пальца, звон и осколки, искривленное в крике лицо
охранника… Спокойно, не поддаваться на провокации.
Дальше. Скорость — 90 км/ч. Но нажимать на тормоз поздно: что-то горит в
двигателе и дым валит из-под капота. Трехлитровый мотор рвет машину вперед,
прямо в столб. Горящее авто наезжает на фонарный столб, в муке живого
существа ломая бампер и решетку радиатора. Купленная книга открыта на главе
“Шизофрения”.
В волнении и дрожи выходить из машины и руками сдавить себе голову до крови.
Сгорело сцепление, покорежен капот, и уже ничего не вернешь! Смотреть и не
верить глазам: фонарный столб посреди дороги! фонарный столб без фонаря и
без проводов! Но нет! Стоять! Что-то шевелится в колеблющемся воздухе. Это
не столб, это — высокая сухо-худая фигура? Да! На ее тонких бледных губах
змеиная усмешка, она издевается над случившимся! Стоять. Стоять. Все под
контролем.
Инойконечнонезаметитэтуфигуруинойсразубудетвызыватьг
аииобвинятьвслучившемсямуниципалитетзаплохиедорогииот
сутствиедорожныхзнаковпредупреждающихокрутоподъем
енонервныйчеловекбросаетсянавсечтовидитеслиэтодажет
ольккажетсякажетсякажетсякажется
В ярости смотреть и видеть, как высокая сухо-худая фигура приближается.
Хе-хе! Это — бдительный Инспектор Жара во всегда черном, плотно облегающем
тело трико! Он — тот, кто запретил пошлость и дурной вкус. На нем белая до
полу песцовая шуба и красная фетровая шляпа, он язвительно усмехается
бледными губами и мелкими гнилыми зубами, он радуется своей проделке,
которая погубила большую машину. Именно он, имеющий такое тонкое и острое
чувство юмора, что этого чувства у него почти нет, именно он с тусклыми
старыми глазами и костистым хищным носом ввел тебя в заблуждение. Он скрыл в
клубах пыли дорожный знак, предупреждающий о крутом подъеме, он направил
машину в столб, в старую опору для линий электропередач. Кажется, что
смешного в этом ничего нет, но если не видеть юмора, то это не значит, что
его нет вовсе. Что-то где-то всегда есть, вопрос только где и что. Некоторые
в одном месте видят то, что находится в совершенно другом, а некоторым черт
знает что видится на улицах. Кажется-кажется-кажется. Смотреть внимательней
и анализировать что к чему. Остроумнейшего лукавца своего времени Зенона
называли сумасшедшим, а он до сих пор своими стрелами и медимнами пшеницы
продолжает морочить голову посрамленным оппонентам. Так кто же сошел с ума?
Смотреть внимательней.
Инспектор Жара подошел совсем близко и глядит сверху. Температура
повышается, кипит сам воздух. В волненье шептать заклинание о том, как не
быть сожженным огнем в Харт-Нитр :
— Да не буду я ни обожжен, ни уничтожен огнем. Я есмь Биб, первородный сын
Осириса , которому всякий бог делает приношение в храме его ока в Хмуне .
Инспектор словно уменьшается в размерах и отодвигается назад! Он глядит
удивленно. А теперь быть осторожным втройне, коли ввязаться в это. Лучше
сказать так:
— Ecastor! Что за шутки, уважаемый! Должен вам сообщить, что крайне
бестактно вводить в заблуждение незнакомых джентльменов. Знайте, я не терплю
подобного мошенничества и требую от Вас компенсации и удовлетворения!
— Клянусь Поллуксом! — только и молвит изумленный Инспектор.
Да что же это происходит такое! Неужели наши глаза заблестели жестокой
хитростью Локи , связанного кишками собственного сына и ведущего в Последнюю
Битву корабль мертвецов? Или болезненная нервозность затянула нас в сети
mania, мелкой визгливой скандальностью проявляющейся у плебеев и только у
евпатридов принимающей форму Цезаря Калигулы? Или это только кажется...
А Инспектор Жара танцует верхний брейк и говорит речитативом: “Улица
провалилась, как нос сифилитика. Река — сладострастье, растекшееся в слюни”
.
Хорошо. Хорошо. Теперь делать так. Глядеть в сторону, равнодушно замечать:
— Я слышал, что теперь принимать форму фонарного столба — это моветон...
Здесь свое желтое лицо Инспектор Жара поворачивает снова, его черные
изжаренного сгоревшего собачьего мяса глаза, глаза цвета сгоревшего тела
подожженной собаки смотрят, и в них словно готовится прорваться наружу
истерический аллигатор-взрыв экстремальной выходки, жующей и выплевывающей
остатки обывателя. Но, кажется, справляясь с припадком, Инспектор начинает
хохотать до сухого удушливого кашля, ужасно, рывками терзающего его
чахоточную грудь до тех пор, пока он не понюхает щепоть кокаина в желтых
никотиновых пальцах:
— А ха-ха-ха! Ха-хах! Клянусь Кибелой! Да где вы здесь видите хорошее
общество? Каково! Моветон!
Лишь смотреть вперед. Уже быть уверенным: бдительный Инспектор Жара,
самовлюбленный Инспектор Жара уже попался в сети и только снаружи выглядит
непринужденным. Смотреть вперед и ни в коем случае не говорить сразу.
Медлить не подобно смерти. Затем, чуть-чуть двигая губы вправо, чуть-чуть
таинственно усмехаясь и отводя глаза в сторону (обязательно отводя, чтоб
усилить эффект) говорить:
— Возьму на себя смелость заметить, что товарищ Маяковский имел в виду июнь,
а сейчас — июль.
Эй, смотреть внимательней!
Последний пассаж донельзя удивил и даже озадачил бдительного Инспектора. Он
молчит и вдруг странно спокойно произносит:
— Это вы усмотрели. Правильно — июль. Наверное, вы догадались, что поначалу
я принял вас за вульгарного выскочку, который изо всех сил пытается делать
вид, что понимает происходящее и который только повторяет общие выученные
суждения, подражая, как вы еще раньше верно заметили, хорошему обществу.
— Такое немудрено в этот сомнительный век без правил и иерархий. Признаться
честно, я и сам иногда подшучиваю над выскочками: говорю им с умным видом
явную ахинею в изысканных формах будто бы законов и цитат, а затем
развлекаюсь их попытками разумно ответить... Позвольте представиться...
— Чрезвычайно приятно. ...Знаете, я тоже люблю поглумиться таким образом:
привожу якобы эпихейрему и откровенно издеваюсь затем. Прошу прощения за
авто. Считаю своим долгом оплатить ремонт, идемте, я провожу вас.
Жара колеблет воздух, дает свой несвежий платок, чтобы прикрыть нос и рот,
он извиняется за обязательное неудобство путешествия с ним — бесконечную
пыль, зной и засуху. Он идет рядом — истинный джентльмен — снисходительно и
не торопясь, но как будто силится скрыть лихорадочную нервозность и
некоторое шизофреническое отклонение в мозге. Или это только кажется? Как
легко и коротко сошелся с инспектором Жарой! Он идет рядом, передергивает
плечами, обсыпанными перхотью с жирных слипшихся волос и спрашивает:
— Вы помните утопленника Клеомбрата?
— Странный был человек. Хотя, если вспомнить Гегесия ...
Инспектор Жара одобрительно кивает и морщит прыщавый лоб. Он продолжает
вежливый разговор:
— Позвольте поинтересоваться, что привело вас в такой малоприятный час на
эту улицу?
— Ах, Инспектор, другой раз я бы и промолчал о цели моих исканий, но из
хорошего моего к вам отношения доверюсь: у меня нет ровным счетом никакой
цели, я прогуливаюсь от нечего делать.
— Хм! Так вы напрасно не сыскали для себя занятия. Благородному человеку не
пристало тратить время впустую.
— Прошу прощения, но чем же занимаетесь вы? Неужели не тем же?
— Ох, нет.
— Так чем же, позвольте?
— Да так, пустячки, — кокетливо опускает взгляд Инспектор.
— Помилуйте, любезный Жара, — интересоваться обязательно не на шутку.
Жара ухмыляется, берет под руку и ведет в сторону. Зоркое и ясное солнце
слепит глаза, закрыть рот и нос платком от поднявшейся пыли. Ничего не
видно.
— Смотрите внимательней, — резко говорит Инспектор и указывает направо.
В некоторой обескураженности смотреть направо, взгляд пусть силится
разобрать увиденное, взгляд в ужасе стынет. Так и хочется огласить
окрестность отчаянным криком Мунка , концентрическими кругами расходящимся
изо рта, так и хочется рассеять явившийся фантом. Справа видится что-то
оголенное, белое, со вздувшимися жилами и остатками нестарательно удаленных
волос. Неровно подрагивает бледная кожа ног, и отвратительно ярки пятна пота
на блузке. Груди почти нет! Нету! Кожа плеч болезненно красновата и бугриста
воспалениями и прыщиками. Лицо скучно и блекло, и кожа вяла и не упруга.
В волнении и неверии, отгоняя настойчивую догадливую мысль, почти шепотом
спрашивать Инспектора:
— Что это?
— То, что вы думаете!
— Неужели я прав?!
— Да! Вы правы, вы, конечно же, правы. Это — зрелище, сенсация, изобличение,
новый феномен для научного изучения. Это первая красавица города в своем
натуральном виде. Хо-хо-хо! Смотрите, искусственная прелесть растеклась, как
тени для век, на лучах внимательного солнца. Искусственная прелесть
превратилась в свое естество! Ура! Иллюзия исчезла и открылась страшная
правда!
— Но, Инспектор, что же произошло?
— Произошел — Я! Я — Инспектор Жара, как ужасная Сехмет , незаметно
подкрался после прохладного апреля и срочно оштрафовал неестественную
красоту, призвав в свидетели вечных своих спутников — засуху, зной и самум.
Представляете, сколько времени было потрачено на зимне-весенние ухищрения
для большего очарования мужчины, на верчение перед зеркалом в поисках
удачной светотени, на лукавое кокетство и бесконечное ретуширование. На
колготки, корсаж и солярий. Но — все напрасно! Я, Инспектор Жара, — герой
своего времени, всем показал, какова мара . Я появился совершенно
неожиданно, но вовремя предостерег против заблуждения и рассеял иллюзию. Ура
мне!
Здесь речь Инспектора снова прерывает резкий трескучий кашель. Еще раз
понюхав кокаин из бурого в пятнах кисета, он продолжает:
— Ну что, остыл кипяток страсти в ваших глазах? Теперь отверстия вашего
черепа заполнятся пенопластом безразличия, напоминая о прежнем накале лишь
белым своим цветом, белым, как кипень в котлах белогвардейского бронепоезда
“Князь Потемкин Таврический”. Каково! Мара!
— Mara? Lamia! Januatica! Bacularia! El Elohim! Право, вы шутник, дорогой
Инспектор! А я-то… да что там теперь и говорить. Тонко придумано!
— Ага! Оценили! — радуется Инспектор. — Теперь вы избавлены от иллюзий,
умело и хитро подстроенных ловким мошенником. Но этого мало. Взгляните,
прошу вас, направо.
Смотреть направо и видеть вдалеке идущего по тротуару человека. Вот он
приблизился к ярко-красному спортивному автомобилю и сел в него.
— Каков хлюст, — поморщился Инспектор, — слишком неосторожен. Сегодня везде
превышал скорость, сигналил как оглашенный, чуть не сбил человека. Меня.
Варвар. Вы, кстати, не заметили, осмотрел ли он машину перед тем, как сесть.
— Да нет, ничего такого не было.
Инспектор помедлил. Взглянул на часы. Подождал еще немного и задумчиво
произнес:
— Странно, взрыва не произошло. Но ничего, у меня все под контролем, —
закончил он, и в руках у него блеснул стилет.
— А что, простите, под контролем?
— Хе-е, а всё и все. Я — бдительный Инспектор Жара! Я слежу за происходящим
и, верьте, всегда найду способ возместить…
Вдали раздался взрыв. Оглянуться. Увидеть, как в воздух взлетела пылающая
покореженная красная машина.
Поднявшаяся следом новая пелена пыли скрыла фигуры двух знакомцев, возможно
показавшихся читателю слегка не в своем уме. Город чуть не задохнулся от
нового порыва самума, его впалая промышленными котлованами грудь чуть вконец
не обессилела, но все же справилась со вздохом. Когда пыль рассеялась, уже
никого не было на дороге, да и уже не было уверенности, было ли вообще
что-нибудь.
А что было? Ничего не было. А вы, простите, кто? А я — Инспектор Жара.
Задумчиво. И вы — Инспектор Жара. Торжествующе. Мы все — Инспекторы Жара!
Все под контролем.
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
