|
|
Зеленый наряд
столицы
Светлые дни детских впечатлений, полученные от общения с
природой, провожают человека далеко в жизнь и укрепляют в нем желание свои
силы отдать служению Родине
А. И. Герцен
ЛЕСНЫЕ ВИЗИТНЫЕ КАРТОЧКИ
Наукой доказано, что зеленый цвет благосклонно влияет на здоровье
человека. Есть даже такое медицинское понятие — растительная терапия,
позволяющая приводить в порядок нервную систему, просто созерцая лес, луга,
поля. В христианской религии и исламе запрещается получать от природы больше
того, что она может дать без нанесения себе ущерба.
Чем больше растений в городе, тем чище воздух. Но что же происходит? Самолет
в трансатлантическом полете сжигает 50—100 тонн кислорода. Один автомобиль в
год расходует 35 тонн кислорода, выбрасывает в атмосферу 160 тонн выхлопных
газов, 5—8 тонн резиновой пыли от стирающихся покрышек. В городах
автомобильные выхлопы составляют до 80% загрязнения атмосферы. Толщина слоя
загрязненного воздуха над городом составляет 1,5—2 километров.
Мы порою не обращаем внимания на растущие вдоль улиц деревья и кустарники.
Лишь тополя весной и липа летом привлекают наше внимание. Тополя потому, что
их женские особи «пушат», а липу чувствуешь из-за аромата, неповторимого
медвяного духа. Мы, жители Уфы, липовые насаждения можем считать «лесными
визитными карточками». В России нет другого места, где бы росло столько
липняков. Каждая третья липа России растет в Башкортостане. На востоке, за
седоглавыми хребтами Урала, липняков почти не встретишь — слишком холодно,
неуютно. Издавна башкиры и другие народы, населяющие Южный Урал, оценили
податливость липы умелым рукам. А о славе башкирского липового бортевого
меда, собранного пчелой бурзянкой в медовых «закромах» лесного царя Берендея
и говорить не приходится. Этот мед был по достоинству оценен еще в начале
двадцатого века: на Всемирной выставке в Париже удостоился золотой медали.
Да и сейчас, уезжая за пределы Башкортостана, везем в подарок баночку
душистого меда. В царские времена Россию называли лапотной. В лаптях за
знаниями пришел в Москву из Холмогор сам Михаил Ломоносов. А вглядитесь в
картины знаменитых художников. На них вы зачастую увидите изображение
крестьян-лапотников. Их дома, покрытые липовыми лубками, иконостасы храмов,
мастерски вырезанные, украшенные затейливой резьбой и покрытые сверху
сусальным золотом. И по сей день для хорошего сруба для баньки не сыщешь
иного дерева, чем липа.
В Уфе произрастают практически все породы деревьев и кустарников,
встречающихся в башкирских лесах. Все они исправно выполняют не только свои
эстетические, но и экологические «обязанности». Давайте пройдемся по
знакомым улицам города, его окраинам и посмотрим на зеленых целителей и
хранителей нашего с вами здоровья.
Начнем с берез, воспетых многими писателями, поэтами и художниками. Что же
нас в них привлекает? Почему те, кто уезжает за пределы России, вспоминают
именно ее, белоствольную красавицу?
Берез в мире известно около 120 видов. В России их насчитывается около
сорока. В Башкортостане преимущественно встречается два вида. По сырым
местам растет пушистая, а на более плодородных почвах — бородавчатая береза
с плакучей повислой кроной.
В Уфе, в дендрарии Башкирской лесной опытной станции, который занесен в
число республиканских памятников природы, растут черная и каменная березы —
пришелицы из дальневосточных лесов. Древесина их очень прочная и тяжелая. Из
нее изготовляют воздушные лыжи, винты и другие детали для самолетов.
Если рукой погладить кору белоствольной красавицы, то ладонь побелеет: это
след белой краски, называемой бетулин. Именно от этого цвета и пошло
латинское название березы: betula, что означает «белый».
Из бересты добывают деготь, изготовляют различную посуду. Весной
заготавливают березовый сок, содержащий сахар, и используют его для
приготовления вина, сиропов. Березовые почки, собранные ранней весной, до
начала сокодвижения, применяют в медицине, ими кормятся многие птицы. Из
«капов» — древесных наростов в нижней части деревьев — умельцы изготовляют
удивительные по красоте шкатулки, подсвечники, другие изделия. Этими
изделиями славятся уфимские и бирские мастера фирмы «Агидель».
В древнем Новгороде бумаги не вырабатывали. Пергамент стоил дорого. Поэтому
большинство новгородцев писало на бересте. На берестяной коре выполнял свои
грамматические упражнения и маленький мальчик Онфим, который жил там почти
восемьсот лет назад. Его «ученические тетради» были найдены в 1956 г.
археологом А. В. Арциховским при раскопках древнего Новгорода.
По умению вырастить саженцы березы судят о профессионализме лесоводов. У
работников лесного хозяйства есть даже примета: тот лесничий — мастер своего
дела, который сможет их вырастить.
В Уфе березовые аллеи встречаются часто. Особенно хороши они в районе
санатория «Зеленая Роща».
Эти и большинство других лесных насаждений в городе сделаны старейшим
лесничим Паркового лесничества Георгием Михайловичем Рутто.
СЛУЖИТЕЛИ ЗЕЛЕНОЙ КРАСОТЫ
Подвиги бывают разные, но суть их одна — проявление лучших человеческих
качеств во славу живущих людей.
Георгия Михайловича Рутто я знал лично. Яблоками из сада — вкусными и
ароматными — потчевала нас его дочь Галина, с которой я знаком еще со времен
учебы на лесном факультете Башсельхозинститута. Потом мы стали
коллегами-учителями, много лет работали в одной уфимской школе. По моей
просьбе она дала мне ряд материалов об отце, лесничем, чьими руками посажено
более тысячи гектаров леса, — «легких» нашего города.
Георгий Михайлович Рутто по национальности белорус. Родился под Гомелем.
Приехал в нашу республику в далеком 1932 году после окончания Академии
сельского хозяйства. Работал таксатором — специалистом лесного хозяйства,
определяющим количество, качество и прирост древесных насаждений.
Работая в тресте «Южураллес», он с весны до поздней осени буквально пропадал
в башкирских лесах. Грянула война, и он ушел на фронт. Вернулся домой живым,
вся грудь в орденах и медалях. Взялся за любимое дело: стал работать
лесничим, возглавляя Парковое лесничество Уфы. Сажал дубы, липы, березы,
различные хвойные породы деревьев, которые сейчас ласкают взор не только в
районе Зеленой Рощи, но и по всему Уфимскому полуострову.
Лиственничные, сосновые и кленовые посадки, березовые и липовые аллеи,
могучие кроны дубрав, сохраненных Георгием Михайловичем, — стали рукотворным
памятником, оставленным на века горожанам, жителям столицы.
Осенью 1989 года, спустя несколько лет после его смерти, в Уфе собрались на
совещание лесничие из 70 областей и территорий России. В память о Рутто
заложили на улице Менделеева липовую аллею и назвали ее его именем.
Там, где на выровненной части уфимского холма Тура-тау со старинным Чертовым
городищем раскинулась городская здравница, санаторий «Зеленая Роща», в 1950
году Г. М. Рутто был заложен дендропарк, который радует сегодня глаз своим
великолепием. Общая площадь дендропарка составляет семь гектаров, из которых
один гектар занят дубравой.
В центре дендропарка — поляна, от нее расходятся стежки тропинок,
окаймленные шиповником, рябиной, жимолостью. Перед входом как былинные
богатыри, растут два высоких дуба, каждый диаметром более одного метра. Эти
исполины — свидетели еще петровских времен. Им более трехсот лет.
Раньше они были огорожены. Рядом с ними были таблички на русском и латинском
языках. Сейчас их нет, а жаль.
АРХИТЕКТОРЫ ЗЕЛЕНОГО СТРОИТЕЛЬСТВА
Миниатюрный ботанический сад оставил после себя городу Владимир
Владимирович Фортунатов — заслуженный лесовод БАССР, возглавлявший с 1936 по
1967 год Уфимский горлесхоз. В. В. Фортунатов первым из лесоводов составил
карту лесных насаждений Уфы, площадь которых в те времена равнялась 17,7
тысячи гектаров. Долгое время одноэтажное здание Уфимского горлесхоза
находилось практически в лесном массиве — будущем парке им. М. Гафури. Оно,
окруженное со всех сторон высоченными голубыми елями — любимицами В. В.
Фортунатова, охраняемое вековыми дубами, с глубокими морозобойными шрамами,
полученными ими в лютую зиму 1941 года, и сейчас стоит там, но принадлежит
другим, выкупившим его, людям.
Этот участок лесных насаждений, который тянется вдоль западной, нечетной,
стороны проспекта Октября между строениями Русского драмтеатра и Госцирка,
представляет собой миниатюрный дендропарк. Не поленитесь, пройдите по его
тенистым аллеям, внимательно приглядитесь к окружающим вас деревьям — и вы
на себе ощутите обнимающую вас благодать и покой. Подойдите, потрогайте,
погладьте рукой серую, как бы трещиноватую кору. Мягка на ощупь пробковая
кора у пришельцев с Дальнего Востока. Называются они бархат амурский. Рядом
с ними взметнул ввысь свою ажурную крону их «земляк» — орех маньчжурский.
Его длинные листья, как бы разрезанные небесной синью на узкие полоски и
накрепко пришитые к упругому, крепкому, долговязому черешку, придают дереву
особую привлекательность. Этот орех очень похож на грецкий, что растет в
субтропиках у Черного моря. У них схожие по строению листья, крепкие
удлиненной формы плоды — орехи, но, к сожалению, у нашего, уфимского, они не
успевают созревать из-за климатических условий. Неподалеку, по низу, как бы
контрастируя с зеленью деревьев, встает стеной посадка кустарников — один
другого краше. При участии В. В. Фортунатова были заложены парки имени
Калинина, Победы (бывший «Нефтяник»). Под его руководством работниками
Уфимского горлесхоза было высажено около 100 млн. саженцев различных
древесно-кустарниковых растений.
Жена В. В. Фортунатова, Галина Яковлевна Седашева, работала деканом
лесохозяйственного факультета Башсельхозинститута. Это был самый сплоченный
и спортивный факультет института. Преподавательский состав его состоял из
высококлассных специалистов, многие из которых приехали в Уфу с семьями из
Свердловского лесотехнического института.
Г. Я. Седашева была мягким, добрым и интеллигентным человеком, прекрасным
специалистом лесного хозяйства. Она умело руководила мужским коллективом
факультета и студентами. Многие ее выпускники стали высококлассными
специалистами лесного хозяйства, руководителями лесхозов, леспромхозов,
различных ведомств и министерств, заслуженными лесоводами России и
Башкортостана. Выпускники лесфака с благодарностью вспоминают своих
преподавателей: С. Н. Козьякова, А. Н. Крестьянова, Д. И. Ильичева, С. П.
Зорина и других.
Борису Иосифовичу Ясинскому должны быть благодарны уфимцы за аллеи,
посаженные под его руководством вдоль городских улиц. В том числе посадки
башкирских пирамидальных тополей, выведенных уфимским ученым-лесоводом А.
Березиным, погибшим на Великой Отечественной войне. Похожие тополя, имеющие,
как и башкирский тополь, пирамидальную форму кроны, были привезены в Уфу и
из Самары по предложению бывшего уфимского градоначальника Сергея
Воронинского и высажены на многих улицах и подъездных дорогах Уфы. И сейчас
трудно определить, где наши доморощенные пирамидальные тополя, а где те,
самарские. Оба вида этих тополей украшают наш город и, что удивительно, оба
не «пушат» т.к. это мужские особи.
Б. И. Ясинским был основан совхоз «Цветы Башкирии». На его плантациях, что
за деревней Тимашево, и в Кушнаренковском районе РБ выращивают саженцы
многих древесно-кустарниковых растений, которые используются в озеленении
Уфы, городов и поселков республики.
Еще до окончания лесфака БСХИ посчастливилось мне встретиться с прекрасным
человеком и ученым-лесоводом Юрием Федоровичем Косоуровым.
Наша дружба началась в таежной глухомани карельских лесов, по которым мы шли
сложным лыжным маршрутом с многочисленными холодными ночлегами в снегу. По
окончании похода он, не дожидаясь моей защиты дипломной работы, предложил
мне идти к нему в БашЛОС научным сотрудником. Именно он в дальнейшем и
привил мне любовь к научной работе, творческому подходу к делу.
Ю. Ф. Косоуров — удивительный человек, именно его таланту ученого-лесовода
обязаны своим возрождением брошенные земли в степях и лесостепях
Башкортостана, перевитые тугими жгутами глубоких оврагов и балок, лишенных
всякой растительности. Он, посадив на их склонах деревья и кустарники, сумел
не только остановить их рост, но и воскресить некогда журчащие по их дну
ручьи. В некоторых случаях оживил даже речушки, исчезнувшие с лика земли, но
хранимые в памяти старожилов этих мест. Жители окрестных деревень в знак
уважения к этому человеку даже переиначили его фамилию, назвав Косогоровым.
В Калининском районе Уфы, там, где река Уфимка, устремляясь к ДОКу, делает
огромную излучину, растут осокори, тополя-исполины. Обхватить могучие стволы
могут лишь, взявшись за руки, 5—6 человек. Именно на них обратил внимание Ю.
Ф. Косоуров и разработал систему их выращивания в лесных питомниках с
последующей посадкой в поймах башкирских рек. Мало кто знает, что именно в
этой пойменной излучине сейчас подпирают небо высоченные осокори, посаженные
в 1963 году. Объем древесины одного из исполинов, срубленного в научных
целях, составил более 40 куб.м.
Долгое время многие газоны на проспекте Октября были украшены удивительно
красивыми и в общем-то неприхотливыми кустарниками розы морщинистой —
крупноплодного вида шиповника, пришельца с Дальнего Востока. Его большие,
кожистые листья, крупные цветы до семидесятых годов ХХ века украшали скверы
города.
Друг Ю. Ф. Косоурова, один из авторов первого издания «Красной книги
Башкирии», профессор Юрий Захарович Кулагин, ввел этот кустарник в
ландшафтное озеленение города как один из экологических барьеров по очистке
воздуха. Для озеленения им населенных пунктов республики немало сил и труда
вложил кандидат сельскохозяйственных наук, старший научный сотрудник
Ботанического сада АН РБ Галей Касимович Байков. К сожалению, сейчас розу
морщинистую в городе встретить весьма трудно.
Опытные плантации ее закладывались в черте города Уфы, в Иглинском,
Уфимском, Демском и Юматовском лесничествах. Анатолий Георгиевич Кайнов,
лесничий Уфимского лесничества, шутил, называя эти посадки любимым
лакомством лосей. Действительно, ни в Уфимском, ни на Ильиной и Поповой
полянах Демского лесничества, где были заложены несколько гектаров плантаций
розы морщинистой, так и не удалось собрать урожай плодов с толстой, сочной и
высоковитаминной мякотью — все съедали лоси.
Для изучения опыта работы по озеленению в Уфу и лесхозы РБ приезжали
лесоводы многих стран мира, восхищались результатами достижений Ю. Ф.
Косоурова. Неподалеку от Уфы, в Вотикеевском лесничестве, им была найдена
новая, высокорослая, без сердцевинной гнили форма осины.
Если сейчас спросить, кто из ученых был последним, кому было присвоено
звание лауреата Государственной премии СССР, вряд ли кто даст правильный
ответ. Этим человеком был Юрий Федорович Косоуров — скромный ученый-лесовод.
Долгое время среди городов России проводился конкурс на лучшее озеленение.
Уфа по всем показателям всегда входила в число лучших городов и однажды даже
заняла первое место. Это было в семидесятых годах, когда Уфимский горлесхоз
возглавлял Узар Янбухтин. Под его руководством были заложены основы нового
подхода к озеленению — посадка крупномерных саженцев с питающим комом земли.
Курочкина гора, что расположена в северной части столицы, зазеленела,
подпирая небосвод молодыми сосновыми посадками. Жители бывших деревень
Курочкино и Максимовка, расположенных в Калининском районе, называют
Курочкину гору не иначе как Байбуринской — по фамилии лесничего
Черниковского лесничества Байбурина, выполнявшего указания Узара Янбухтина
по озеленению этой почти голой горы с крутыми каменистыми склонами. Сады и
скверы, парк им. Лесоводов Башкирии остались памятью об этом славном
человеке, лесоводе-труженике.
Первая липовая аллея в городе была посажена в 1900 году. Она протянулась по
улицам Благоева и Тукаева, от сада имени Салавата Юлаева (Крупской) на
Случевской горе до парка имени А. Матросова, и до сих пор является зеленым
украшением города, ее первым бульваром.
О дубе, из которого был сооружен уфимский кремль, можно рассказывать много
интересного. Растет он в умеренном климатическом поясе. В мире насчитывается
около 600 его видов. В России произрастает семнадцать.
У нас в республике растет самый распространенный его вид — дуб черешчатый,
или, как его еще называют, летний. Он может достигать высоты в 40—50 метров
(это высота 20-этажного дома) и жить до 500—1300 лет.
Во времена А. С. Пушкина из галлов — шаровидных наростов, образующихся на
его листьях, изготовляли черные чернила. Они до сих пор сохранились на
рукописях поэта. Многие народы считают дуб деревом вечности и символом
вселенной. Его мощная крона — надежная защита от пыли и выбросов выхлопных
газов.
В Уфе дубрава сохранилась в районе городского Дворца культуры. Здесь в
далекие времена стояли дозоры уфимских казаков, охранявших подступы к Уфе с
севера, и проходил торговый купеческий волок с реки Белой на берег реки Уфы.
Почти в самом начале проспекта Октября, там, где находится фотосалон «Заря»,
растет молодой, удивительный по красоте и своеобразию листьев, дуб. Это дуб
северный, бореальный. Родина его — Северная Америка. Листья у него тонкие,
блестящие, острозубчатые. Особенно он хорош в осеннюю пору, когда листья
окрашиваются в ярко-красные и оранжевые тона, придающие дереву особую
декоративность.
Есть ли в Уфе плодоносящие кедры? Один экземпляр есть. Он в районе
«вертолетной площадки», что за Госцирком. Ствол кедра около 30 сантиметров в
диаметре. Высота более десяти метров.
С молодой кедровой посадкой можно ознакомиться на четной стороне улицы им.
50 лет СССР, вблизи остановки завод «Промсвязь». На пустыре, вдоль детской
площадки, высажено пять кедров. Высота их около пяти метров.
Другим любимым растением уфимцев-старожилов была сирень. Особенно много ее
росло на Случевской горе.
В недалеком прошлом весной, когда буйствовал «сиреневый туман», сюда со
всего города стекались группы выпускников, чтобы накануне экзамена найти и
съесть свое «счастье» — сросшиеся махровые цветки, спрятанные в пышных
кистях. Этот давний обычай нет-нет да и дает о себе знать и ныне. Считалось,
что чем больше ты найдешь сросшихся цветков-уродцев, тем лучше сдашь
экзамен, а успех в жизни более вероятен.
Разведением и селекцией сирени долгое время занималась А. С. Сахарова,
старший научный сотрудник Ботанического сада АН РБ. Ее вклад в озеленение
городских парков и садов различными формами, видами и сортами сирени весьма
значителен.
В умеренной зоне Европы и в Восточной Азии известно около 30 видов, а в
России в естественных условиях растет всего лишь четыре вида сирени.
Наиболее распространенный вид — сирень обыкновенная, родом с Балканского
полуострова. На улицах Уфы своим цветением радует глаз сирень венгерская и
амурская. К сожалению, венгерскую сирень на улице им. 50-летия СССР, рядом с
магазином «Горячий хлеб», выкорчевали, не удосужившись пересадить на
ближащий газон.
О сирени сложено немало легенд и сказаний. Ее родина — Малая Азия, Персия,
откуда она попала к нам лишь в XVI веке. Впервые в Европу была завезена в
1562 году, когда Ангериус Бусгер, привез ее в Вену из Константинополя, где
находился при султане Солимане в качестве посла императора Фердинанда.
В это же время она попала в Англию: шесть кустов сирени были высажены в
королевском парке Елизаветы — Нонсеч. Неприхотливость и выносливость,
пышность и чудесный аромат цветов сделали сирень всеобщей любимицей в садах
многих европейских стран, особенно в Германии и Скандинавии.
По легенде, разнообразием цвета сирень обязана богине весны, которая
попросила Солнце и его неразлучную спутницу радугу Ирис спуститься на землю.
Когда они спустились, богиня весны, взяв лучи солнца и примешав к ним
пестрое синецветье лучей радуги, начала полными пригоршнями сыпать их на
борозды полей, на поверхность лугов, на ветви деревьев, в расщелины скал —
словом, всюду. И там, куда попадали эти живительные лучи, — тотчас вырастали
розовые, красные, бледно-голубые, темно-синие цветы, образовывая то
звездочки, то зонтики, то колокольчики, то чаши, то кисти.
Потом бог солнца, взяв из рук радуги палитру, смешал остатки семи основных
цветов и стал сеять полученные от их смешения белые лучи на кусты и деревья…
Пройдитесь по старому сектору города — в подавляющем большинстве дворов вас
приветливо встретит этот кустарник. Его кожистые листья, почки и цветы
издавна служат людям прекрасным лекарством от многих болезней и, главным
образом, при лечении диабета. Живой лист, приложенный к загнивающей ране,
очистит ее и усмирит боль. Как утверждает легенда, играя на дудочке,
изготовленной из полого стебля сирени, собирал и успокаивал стада животных
греческий бог пастухов бородатый и рогатый Пан…
* * *
ЛЕС ГОРИТ!
…Это произошло много лет назад, но память цепко хранит тот случай. Земля
тем летом второй месяц изнывала от зноя, не получая с небес и маковой
росинки. Последний луч солнца, сверкнув, ударил по ряби переката и
отраженными бликами заиграл на отвесной скале, как бы стерегущей покой
неглубокой заводи, сплошь покрытой прекрасными лилиями и кувшинками,
уставшими от знойного дня и готовящимися к подводному покою. Несмотря на
вечер, прохлады почти не ощущалось.
Было уже довольно темно, когда на противоположном от нас берегу реки
остановились два «жигуленка». Место для них, видно, было привычное, так как
они без раздумья подъехали к самой речной кромке. Из машин вышли две пары.
Наш туристский лагерь, расположенный на узкой, щетинистой от высохшей до
звона травы полянке, с того берега виден не был. Поэтому они чувствовали
себя вольготно: отпускали плоские шуточки, громко смеялись, а затем,
разомлев от жары и дороги, нагишом бросились в реку.
Поутру солнце вновь обрушило на окружающий лес свой пыл-жар.
— Пожарно нонче лето, вы уж тут поосторожней с огнем, — сказал лесник,
вставая с земли и надевая на голову с серебристым ежиком волос форменный
картуз. — Я мимо ехал. Слышу ребячьи голоса. Дай, думаю, загляну. Уж не из
пионерского ли лагеря сюда мальцы без спросу убежали? — продолжал говорить
он, подходя к своей гнедой лошади и не спеша отвязывая узду от дерева. —
Лагерь-то тут недалеко, за горой, — полуобернулся он в нашу сторону и кивнул
головой в направлении крутобокого каменистого склона, у подножия которого
был разбит наш лагерь. — Теперь спокоен. Со взрослыми вы. Спасибо за
угощенье, за гостинец, — и он похлопал ладошкой по карману куртки, в котором
лежал наш подарок — осьмушка цейлонского чая. — А вечерком, — продолжал он,
— милости прошу ко мне за молочком. Меду-то нонче нет. Посохли луга. Беда, —
с огорчением взглянув на небо, качнул головой лесник. Ласково похлопал по
шее лошадь, держа узду в руке, ухватился за высокую луку седла, вставил ногу
в стремя и, оттолкнувшись от земли, ловко, по-молодецки вскочил на коня.
Лукаво глянул на нас и произнес: — К этому делу я сызмальства привык. А в
войну еще и в коннице самого генерала Шаймуратова подучили. — Улыбнулся
прищуром глаз и, чмокнув губами, тронул коня, слегка пришпорив его видавшими
виды кирзовыми сапогами.
— Спасибо. Обязательно придем! — весело попрощались мы с лесником.
Тот еще раз пришпорил лошадь, и она, прибавив шаг, мягко пошла, ступая по
тропе, усыпанной сосновыми иглами.
Вершины высоченных сосен органно гудели в блеклой, выгоревшей синеве
безоблачного неба. Качались и сбрасывали наземь, к своим подножиям,
безвременно засохшие молодые неокрепшие веточки и свернутые трубочкой иглы.
Вдруг со стороны залесенного склона послышался шум катящихся камней. Мы
повернули головы. По склону спускались двое мужчин. Их ноги, обутые в
крепкие с рифлеными подошвами ботинки, скользили по усыпанной иглами
каменистой стежке тропы, срывали с нее камушки, и те, разгоняясь, катились к
нам. Пришлось срочно отходить от тропы в сторону.
Чтобы не упасть, мужчины, наклонившись в сторону склона горы, упирались в
него руками. Сквозь шум ветра слышалось их кряхтенье и чертыханье. Мы узнали
в них наших соседей. Средних лет, коренастые, упитанные, с дымящимися
сигаретами во рту, они, не удосужив нас вниманием, прошли мимо и скрылись в
кустах. Вскоре со стороны недалекого брода донесся плеск воды: мужчины
переходили речку.
Обед близился к концу, когда кто-то из ребят, взглянув вверх по склону горы,
возбужденно закричал: «Лес горит! Смотрите, лес на вершине горы горит!»
Действительно, на склоне горы, по которому недавно прошли наши соседи, ветер
рвал и метал клочья густого седоватого дыма. Местами через него уже с трудом
просматривались отдельные стволы золотистых сосен. Огонь непредсказуем и мог
пойти в любую сторону, спуститься понизу к нам в лагерь. Надо было принимать
экстренные меры.
— Мальчишки, — сказал я ребятам, с тревогой и надеждой глядевшим на меня, —
быстро надеть штормовки и обуться. А вам, девчата, срочно снять лагерь,
спустить на воду катамараны и загрузить их. Все может быть, — глянув на
клубящийся и мечущийся дым, распорядился я. — А вы, — обратился я к трем уже
одетым паренькам, — быстро вверх!
Мы схватили воткнутые в пень у костра топоры и опрометью бросились к
молодому березняку, белоствольно выделяющемуся в глубине соснового бора.
Ноги, не находя надежной опоры, срывались, скользили вниз, сгребая хвою и
срывая вниз мелкие камни. Сухой комок подкатывал к горлу, не позволяя
сделать глубокий вдох. Мы, как в бою, падали, поднимались, но упорно,
стиснув зубы и не ощущая боли, на четвереньках штурмовали склон, которому,
казалось, не будет конца и края. Дым застилал глаза. Все отчетливей и
отчетливей слышалось потрескивание горящих деревьев. Какие только мысли не
одолевали меня. И главное — во что бы то ни стало не дать огню пойти вверх.
Вот и вершина гребня. Я огляделся. Пожар начался недавно и только набирал
силу. Белесовато-сизый дым густыми рваными лохмотьями метался по низу
сосняка. Но огонь вот-вот рванет вверх и тогда …
— Мальчишки, — закричал я, стараясь перекрыть вой ветра и треск горящих
веток, — делайте как я, сбивайте пламя со стволов сосен вниз! Не давайте ему
подняться вверх! Иначе беда! — Я наотмашь хлестал вершинкой срубленной
березки по горящему стволу. Пламя на миг исчезало, но затем, словно бы
назло, начинало ползти вверх. Начался настоящий бой.
Тем, кто сам не боролся с огнем, а видел это только по телевизору, не понять
всей сложности и опасности.
Рядом со мной, отворачиваясь и жмурясь от едкого дыма, хлестал по стволу
обгорелой вершинкой березки белобрысый, худощавый паренек. Его лицо,
почерневшее от копоти и пепла, было сосредоточенное и злое. Он шустро бегал
от одной сосны к другой, сбивал пламя вниз, надрывно кашлял, размазывая по
лицу прокопченной ладошкой бегущие слезы, и приговаривал: «Вот тебе! Вот
тебе!» После него на стволах оставались дымящиеся раны, готовые вновь
заняться пламенем. Я поспешил к нему на помощь.
— Вдвоем, вдвоем на сосну! — кричал я ребятам, стоя рядом с пареньком. Дело
сразу заспорилось. Я понял: ребята поверили в себя. Теперь будет легче.
Мы уверенно погнали огонь к самому краю скалистого гребня, отвесной
пропастью обрывающегося в реку.
Молоденькая сосенка, одиноко стоящая на краю пропасти, вдруг вспыхнула
свечкой и, распластав охваченные пламенем ветви, сорвалась вниз в речной
поток. Смолистый пень, обстреливающий округу искрами-стрелами, мы с
мальчишками, поднатужившись, отправили вслед за ней. Сбив пламя со стволов,
взялись за тушение горящей подстилки.
Стоя на коленках, начали очередное наступление — с новой силой бить
березовыми ветками по горящим и тлеющим сосновым иглам. Поднимающийся от них
пепел, вперемешку с гарью и копотью, оседал на слипшихся от пота волосах,
одежде, забивая нос. Было нестерпимо жарко, тошнило и мучительно хотелось
пить. Казалось, что высохший язык шуршит во рту по нёбу. Хотя бы глоток
воды, хоть каплю.
— Мальчишки, возьмите, — донеслись из-за наших спин голоса. Мы оглянулись.
Там, тяжело переводя дыхание, стояли наши девчонки. Они держали ведро с
водой, а одна из них уже протягивала полную кружку. Кружка сразу пошла по
кругу. Кажется, никогда в жизни вода не была столь вкусной и освежающей. Она
мгновенно прибавила всем силы.
— Мы сейчас, мигом, — подхватив пустое ведро, бросились вниз по опаленному
склону девчата. Столб пыли вперемешку с пеплом скрыл их. И как только они
выдержали подъем?
— Весла, весла металлические прихватите! — кричали им вдогонку мальчишки.
Пожар угасал. Ослабевшие всплески огня, цепляющиеся из последних сил за
обгорелые головешки иль, как змеи, вползающие в укромные места — под корни
сосен и приподнятые спины камней — мы затаптывали ногами. Те же, что плясали
в последней агонии у самых сосен, засыпали землей.
Для надежности и абсолютной уверенности в одержанной победе над пожарищем
стали заливать его водой. Ее подавала живая цепочка из пятнадцати
натруженных ребячьих рук. Она тянулась от реки вверх по обожженному склону.
Я наверху принимал ведра и заливал водою ненадежные, способные в любую
минуту вспыхнуть на ветру участки обгорелых сосен и потаенные места огня под
их корнями. Наконец все было кончено. Ни огня, ни дыма уже не было. Лишь пар
поднимался над наиболее стойкими, недавно потушенными пнями, да горький от
пепла и гари воздух свидетельствовал о нашей победе.
Измученные, с опухшими от непомерной тяжести и напряжения кистями рук,
измазанные сажей, маленькие бойцы «пожар-отряда», как они тут же окрестили
себя, веселым табунком стали спускаться вниз, к реке. На пожарище остались
со мной лишь двое парнишек — самых крепких и выносливых. Мы подошли к
отвесному утесу, подножье которого омывала говорливая река Юрюзань. В ней,
между голышами валунов, испускал последний дух выворотень — выброшенный нами
смолистый пень.
Вокруг вроде бы ничего не изменилось. Все так же над нашими головами
буйствовал нещадный суховей, чуть вдали рябили волны речного переката, за
нашей спиной безмятежно жил своей размеренной жизнью ничего не подозревавший
пионерский лагерь. Но на противоположном берегу произошли некоторые
изменения.
Два «жигуленка», прятавшиеся в тени ракит от палящего солнца, отъехали чуть
в сторону и стояли на проселке, готовые уехать в любую минуту. У нас был
один вопрос: почему взрослые хозяева машин, видевшие разыгравшуюся лесную
трагедию, не пришли к нам на помощь? Не потому ли, что они были виновниками
случившегося пожара? Обнаружили это мальчишки, когда перекапывали веслами
лесную подстилку.
Причиной пожара стал непотушенный окурок. Он остался цел, но змейка
выжженной травы предательски вилась от него к подножию стоящих рядом сосен.
И эти люди, принесшие в лес беду, уже готовы были позорно, безнаказанно
бежать. И все это на глазах ребят, отмывающихся в реке.
— Смотрите, лесник, — радостно закричал и запрыгал на месте стоящий рядом со
мной паренек.
Действительно, по пыльной проселочной дороге противоположного берега верхом
на лошади ехал знакомый лесник. Впереди него трусцой бежала большая рыжая
охотничья собака.
— Так вот что остановило «Жигули»! Лесника-то им из-за узкой дороги было не
объехать.
Лесник остановился у машин, слез с седла и привязал лошадь к бамперу
передней машины. Сидевшие в ней были вынуждены выйти. Лесник достал из
полевой сумки блокнот и, разговаривая с владельцами автомашин, стал что-то
записывать.
— Ага, попались голубчики! Бежим! — загалдели стоящие рядом со мной
мальчишки и опрометью бросились вниз по склону.
— Мы ему и это покажем, — обернувшись ко мне и хлопнув ладошкой по
обгорелому карману своей штормовки, в котором лежало найденное
доказательство — окурок, прокричал один из ребят.
Я еще недолго посидел на пожарище, окинул взглядом спасенный лес, убедился,
что все спокойно, и поспешил к моим помощникам.
К вечеру ветер стих. Вдоль реки потянуло долгожданной прохладой. Лилии
белыми звездочками украсили отражение обожженного утеса с выделяющимися на
фоне неба почерневшими стволами сосен. Вдалеке за горой громыхнул гром.
— Благодать идет, дождь будет. Пойдемте ко мне за молочком, — пригласил
ребят перешедший к нам с того берега лесник. Постоял, помолчал, глядя на
обожженный склон горы и окружившую его гурьбу ребят, а потом, улыбнувшись и
облегченно вздохнув, добавил: — Спасибо вам всем, вы многого заслужили. Лес
спасли и тех, кто отдыхает там, в лагере. А этих, — повернувшись лицом к
реке и грозя кнутом в сторону отъезжающих машин, — накажем по всей строгости
лесного закона.
Потрепал рукой вымытые головы стоящих рядом мальчишек, взял за узду лошадь и
двинулся пешком на свой лесной кордон. Ночью прошел дождь.
С тех пор минуло более двадцати лет. И прошлым летом я вновь здесь, на
Юрюзани, у «пожарной» скалы, как стали называть ее ребята. Обожженные огнем
стволы сосен высились на вершине утеса немыми свидетелями чуть было не
разыгравшейся лесной трагедии. Невдалеке были видны молоденькие сосенки. Лес
самовосстанавливался, залечивал раны, нанесенные ему человеком.
— Вон там мы с твоим батей «пожарничали», — указывая на спасенные нами
сосны, сказал я мальчишке, как две капли воды похожего на моего давнего
мальчишку-помощника.
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
