|
|
Опорой —
мать-земля…*
В городе Верея Московской области установлен памятник герою Отечественной
войны 1812 года И. С. Дорохову
ПАМЯТНИК
Этот памятник встал на вершине горы величаво —
Современнику-сверстнику прадедов мудрых моих,
Перепутал, возможно, века, убаюканный славой.
В дали-дальние взгляд свой вперил и душой не затих:
Резко саблей взмахнет — облака разбредаются в страхе,
И ему вдруг послышится ржанье башкирских коней,
У него на солдатской груди, как на каменной плахе,
Обезглавлены бури прошедших и нынешних дней!
Пьедестал — тяжкий мрамор — к траве приникает росистой.
А когда загорелись деревья, дома и трава,
Пламень, лют, бушевал и гулял по столице российской,
Черным дымом тогда поперхнулась надсадно Москва!
Россияне сражались, и враг не трусливый был — смелый,
Тем и тем неспроста доставалось на первых порах,
И — французов пронзали насквозь моих прадедов стрелы,
Застревая затем в горизонтах и синих горах.
Расправляли Кутузовы мощно бывалые плечи,
Рядом с Дороховыми геройские прадеды шли,
Чтобы сабли, нещадно врубаясь в кровавые сечи,
Облака разрубали над гулкой тревогой земли!
С каждым новым просветом на небе, как будто с оконцем,
Обнимались герои, «Любезники»-песню неся,
На родную страну с гор высоких взираючи солнцем,
И, французов побив, расплясались, — иначе нельзя!
В пляску Дорохов тоже ударился с пылкой улыбкой,
Он, двусердный, сдержать мог любого коня под уздцы,
Песню он породнил с жаркой пляской безудержно-гибкой:
«Эй, любезники, эй, любизар, — молодцы, молодцы!»**
Песня крепла, росла, становилась подобьем лавины,
И в груди прадед мой удержать не пытался ее,
Славно пели-плясали солдаты, герои, мужчины —
Только смелая птица гнездо защищает свое!
Высоту набирала мелодия все полновесней,
Не сложили в Париже знамена победные крыл!
Вы вернулись на родину, прадеды, праведной песней,
Прадед мой о знакуме*** — о Дорохове говорил.
Средь соратников песнь «Любизар» вновь людей покоряла,
Становясь все родней, незабвеннее все оттого!
Я, башкирский поэт, в Подмосковье приехал с Урала,
С пьедестала взгляни: я ведь правнук дружка твоего!
Руку мне не пожмешь и не спустишься запросто ты ли,
Знаменитый наш Дорохов, летнему вверенный дню?
Перед вами, бойцы, что державу мою защитили,
Благодарно я голову тут обнажу и склоню!!!
СТАНОВИТСЯ ПОЖИЛЫМ МУЖЧИНА…
Была макушка в небе, как вершина,
Иль как скала — посланница земли,
И все ж стареет, старится мужчина —
На плечи годы тяжкие легли.
От горестей глаза его не меркнут,
От радостей — они еще светлей,
Пока он устремляется, как беркут,
В размах степей Башкирии своей.
Горел он и любил — по-человечьи,
А стог метал, то слышал: мир звенит,
Свою он радость, напружинив плечи,
Как радугу, подкидывал в зенит!
Косил он сено в травушках медвяных,
Вперед не пропуская никого,
А при борьбе башкирской на майданах
Не одолел пока никто его.
Когда просторы вечер брал в охапку,
Мужчина вновь был зорким, как орел:
Беспромашно закидывал он шапку
На Етеган и на Железный Кол*.
Он был судьей любой своей оплошке,
Для добрых действий не жалея сил.
Вперед своих детей он руки к ложке
Протягивать в застолье не спешил.
Вот обострила та скала морщины,
Которую он только что прошел,
Проходит он крутых годин вершины,
Грустит, старея, — путь его тяжел.
Ах, старость, — ожидаемое бремя,
И вот стареет — не из-за вина,
Да, раньше пил он, было это время,
Но — поперхнулся. Бросил. Жизнь — одна!
Всегда неприхотлив к удобствам, к пище,
Любое дело делать мог с нуля,
В поля, в луга входил, как в становище —
Была ему опорой мать-земля.
Когда нектар сгущают пчелы в сотах,
Тогда, непокоренно-высоки,
Мужчины остаются на высотах,
И облака ложатся на виски.
Иные удивятся: в чем причина? —
Лег Млечный Путь под выскрип каблуков...
Не старится — мудреет он, мужчина,
И вот уже он выше облаков.
Силен мужчина нынче небывало!
А вот взгляни: как радостный итог,
С его ладони покатился ало
Полуденного солнца колобок!
АВГУСТ 1948-го
Даже сейчас, как в порыве участья,
Жнейки обходят владения счастья…
В годы, что ввергли в беду поколенья,
Шли мы по самому краю терпенья:
Голод жевали и слепо, и глухо,
Помню — во рту было горько и сухо...
Осень страдою встряхнула просторы,
И на токах — осыпучие горы:
Горы зерна, чтобы горе кончалось!
Солнце на веках припухлых качалось,
И, собираясь на юг с журавлями,
Веялки жарко махали крылами.
Я, забывая недетские муки,
К солнцу сердечно протягивал руки:
Радостью наши наполнились нивы,
Хлеб уродился большой и счастливый!
Был я в середке порой золотою
Между достатком и голь-нищетою,
Ватно качался, вдохнув с голодухи
Запах соломы, где стог желтобрюхий,
Старшие сестры мои улыбались,
Лунами вдруг их совки зажигались,
Сестры, что усталь забыли едва ли,
Зернами густо себя обсыпали!
Радостью мы возносились до неба,
Глядя на горы отборного хлеба,
Только во рту не пропал, норовистый,
Горького голода привкус когтистый...
ОСЕННЯЯ ПОЛЯНА
Писателю Шакир-агаю Янбаеву посвящаю
1
Поляны желты в аскинских лесах,
И дубы готовы сгорбиться от грусти,
И тишь у нас качается в глазах,
С деревьев листья падают на грузди,
Когда, мой друг, вздыхаешь тяжело...
Вот, извиваясь, тянется тропинка...
По вехам и векам тут время шло,
Качается, как маятник, травинка.
Все листья опадут в конце концов!
И слушаем мы ветра голос странный,
Как будто слышим песни беглецов
Веков далеких посреди поляны.
Сороки нас приветствуют, дабы
Их голосов не стихло многозвучье!
И мудро, как старейшины, дубы
Предсказывают нам благополучье.
Лучи как будто потеряли цвет,
Летает паутинки волоконце,
Не потянулось в бездну неба, нет,
Из-за горы поднявшееся солнце.
Задумчива лесная новизна,
И мы давно не видывали краше,
Нам вновь полян осенних желтизна
Напомнила об осени — о нашей.
Мой старший брат по песням, ты прошел
Огни и воды, громкой славы трубы
Я слышу, клекот беркута тяжел,
Его издали не твои ли губы?
2
Нас изумит печальной жизни лес,
В безмолвии и я не балагурю,
Дыхание спеклось: в краю чудес
Мы попадаем в лиственную бурю.
И здесь возможен даже бурелом!
Иль это, чудом спасшись от погони,
Кричит птенец с подвернутым крылом,
Иль фыркают за дальней тропкой кони?
Скрипят деревья, словно паруса,
Или рыдают по кому-то в горе?
Весь лес теперь — как желтая слеза,
Застрявшая у нас внезапно в горле.
Горит костер печальною порой,
Прильну сейчас для утешенья к брату!
Летит на землю листьев желтый рой,
Как будто он за что-то вносит плату.
Зачем нам слава? Мудрость нам нужней,
Как наше братство, друг-поэт, святое!
Нам осень предлагает все нежней
Пристанище, такое золотое...
Что слава нам? — не объяснив причин,
Скользнула мимолетом, как по бритве,
Лишь только ядра от сердец мужчин
Вовеки не отскакивали в битве!
Под сенью чужедальних облаков
Мужчины были мужественны, верьте!
Там — их погост. Но слава земляков
На родину вернулась, как бессмертье...
Так сокол-белогорлик, высь креня,
С чужбин летит, отчизна, не к тебе ли?
Я весь в раздумьях, друг, прости меня.
Качается тропинка, иль качели?
3
Присядем на ковер полянных трав,
Зари вечерней угли словно звезды.
Оставим только песни, написав
Их нашим сердцем на куске бересты.
В семнадцать лет вступил ты в первый бой,
Твои следы прошли чужбину смело,
И обо всем, что было там с тобой,
Пиши бесстрашно на бересте белой:
В боях за правду молодость прошла...
В моем же детстве не игрушки — зерна
Лежали на ладони. Тяжела
Была заря, и шла страда, упорна.
Что в детстве мне запомнилось моем?
Я шел за плугом, зорька тлела ало,
И лемех резал почву острием,
Раскачивая шар земной устало.
И, как на травы ранняя роса,
Что испокон способствует их росту,
Пусть капнет, друг мой, и твоя слеза
На белую-пребелую бересту!
Винтовки тяжесть... Плуга острие...
Не нужно нам краснеть перед сынами:
Они узнают прошлое свое
Из песен выстраданных нами!
* Перевод с башкирского Сергея Макарова.
** «Любезники», по-башкирски «Любезар», — песня, родившаяся в 1812 году,
когда Кутузов похвалил башкирские войска словами: «Любезные мои башкирцы,
молодцы!»
*** Знакум — так называли башкиры особо приближенных к семье русских людей,
почти как родных.
* Етеган — Большая Медведица, а Полярная звезда — это у башкир Железный
Кол, вокруг которого, привязанные, кружатся семь коней Етегана.
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
