№ 06'06

Фердинанд Бигашев

На сайте В Сети

XPOHOС

Русское поле:

Бельские просторы

МОЛОКО

РУССКАЯ ЖИЗНЬ

ПОДЪЕМ

СЛОВО

ВЕСТНИК МСПС

"ПОЛДЕНЬ"

ПОДВИГ

СИБИРСКИЕ ОГНИ

Общество друзей Гайто Газданова

Энциклопедия творчества А.Платонова

Мемориальная страница Павла Флоренского

Страница Вадима Кожинова

Трудный рейс

Северная повесть

Глава 1

Моросит. На одной из окраинных улиц миллионного города таксист Фануза Халикова высадила очередного пассажира и, оставшись в машине одна, решила, что на сегодня хватит. Пока доедет до гаража, рабочий день кончится.
Она с облегчением вздохнула. С самого утра все пассажиры и пассажиры. Казалось бы, дождь, сыро, непогода, люди должны сидеть дома, а на деле наоборот — в дождь пассажиров всегда больше, чем в обычные дни.
Фануза посмотрелась в салонное зеркало. Худощавое, слегка скуластое смуглое лицо ее сегодня выглядит особенно усталым, под глазами круги. Она подкрасила губы, поправила челку, упавшую на лоб, и, положив руки на руль, расслабилась.

В последнее время на Фанузу стала часто нападать тоска. Раньше ей казалось, что жизнь тверда, незыблема, дана навечно и течет в раз и навсегда установленных берегах. Но теперь, после расставания с мужем, поняла: все вокруг зыбко и случайно, хрупко и ненадежно, ни на что нельзя положиться окончательно. Окружающее — только видимость и слышимость, не более. Фануза будто съехала с прямой, широкой трассы, и теперь не указывают ей дорожные знаки, куда и как рулить, где резкие повороты и опасности. А ей так хочется найти точку опоры, чтобы зацепиться за нее, как за якорь, остановиться, порвать с прошлым и начать новую жизнь.
Ей двадцать четыре года, еще молода, сил хватит на все, но душа изношена не по летам — даже копаться в себе не хочется.
Неужели она прожила эти годы не так? Почему попала в тупик? Ведь старалась жить, как другие, — начисто, набело, без помарок, а в результате имеет грязный черновик жизни с непонятными кляксами.
Прошлое было — и нет его, и никогда больше оно не повторится, и поправить что-то задним числом невозможно. И этот грязный черновик, называемый прошлым, приходится вечно носить на себе, как нижнее белье, прикрыв сверху приличной одеждой.

По дороге в гараж вспомнила Фануза последнюю ссору с мужем. Был обычный вечер. Сабир пришел с работы, как всегда, немножко чем-то недовольный, готовый поссориться, лишь бы причина нашлась. Они давно были в натянутых отношениях, мелочно обижались друг на друга по любому пустяку и не упускали случая отомстить за обиду.
Этот вечер тоже не был исключением. Фануза была недовольна тем, что он пришел поздно, поздней даже, чем вчера. А ведь накануне просила не опаздывать, прийти вовремя. Пусть мелочь, но он не послушался, и это коробило ее.
Муж сел за стол ужинать. Попробовал суп и стал нехотя хлебать. Она с пристрастием следила за каждой ложкой супа, которую он отправлял в рот, ловила подрагивания ноздрей, показывающие, что суп ему не нравится. Потом он попробовал мясо, пожевал, поморщился и бросил обратно в тарелку.
— У-у… Опять сырое! Когда ты научишься варить?! — и положил ложку на стол.
— Я тебя жду, жду, а тебя все нет. Министр! Опять не угодила! — взвизгнула она, прижимая к себе сына, сидящего на коленях.
Сабир с грохотом оттолкнул стул и встал из-за стола. По беспощадному выражению его лица Фануза поняла: произошло что-то непоправимое. В груди екнуло, и какой-то холодок, как льдинка, медленно пополз по животу.
Наступившая тишина показалась ей особенно страшной, не такой, какая бывала прежде. Подумала: вот сейчас он ее ударит… Но он сдержался, просто пошел и лег на кровать.
Спали врозь. Утром Сабир, не разговаривая, оделся и ушел на работу, а вечером не пришел. Не явился домой и на второй, и на третий день. А ведь работали они в одном таксопарке и в одной автоколонне, так что Фануза могла пойти к нему на работу.
Именно так она и поступила. Пошла в таксопарк, спросила у начальника автоколонны, где Сабир? Тот посмотрел на нее, округлив глаза, так как не знал о ссоре, и сообщил, что Сабир на линии; потом поинтересовался, как растет сынишка, как она сама проводит послеродовой отпуск.
Ждать возвращения Сабира в гараж Фануза не стала. «Пройдет обида — вернется домой», — подумала она и ушла, понадеявшись на то, что все уладится, само собой войдет в норму. Однако ошиблась: Сабир дома не появлялся, и никакого примирения не происходило. Но и этого мало: она узнала от посторонних людей, что муж уволился и уехал… на Север! Для нее это было полной неожиданностью. Они, конечно, и раньше говорили между собой о вахтовой работе на Севере, о том, что хорошо бы подзаработать денег, но так, чтобы сразу, без совета с ней, взять да уехать — такое не укладывалось в голове. И означало это только одно: он ее бросил. Бросил с ребенком на руках и уже не вернется.
С этим смириться она не могла. Если бы он работал по вахтам, то она могла бы во время его приезда увидеться с ним и поговорить. Теперь это было невозможно. Их не доведенная до конца размолвка повисла в воздухе. Что же делать? Размолвка это или развод? Ей хотелось верить, что разрыв не окончательный, так как официально, через суд, они еще не разведены. Имелся шанс, правда небольшой, поехать на Север ей самой, встретиться с Сабиром, помириться с ним, восстановить семью. Ради сына! Чтобы сын не рос при живом отце полусиротой. Фануза хорошо знала, что такое полусиротство, потому что сама выросла без матери, с отцом, колхозным трактористом.

Как-то Фануза пришла в контору таксопарка за какой-то справкой и случайно встретила на лестничной площадке знакомую уборщицу, которая мыла окно.
— Ты, доченька, Райхану знаешь? — вежливо, как бы невзначай спросила старуха, выжимая мокрую тряпку в ведро с водой.
— Какую Райхану? Инженера из отдела безопасности движения? — сердце Фанузы упало от недоброго предчувствия.
— Ее, сердешная… Ведь она увольняется и едет на Север.
— А при чем тут я, бабуля? Едет, ну и пусть едет.
— Она ведь едет-то не просто на Север, а к Сабиру твоему, — отозвалась старуха, делая вид, что усердно вытирает подоконник.
— К Са-биру?! — отшатнулась Фануза и прижала к себе сына. — Какое она имеет к нему отношение?!
— Уж такое, душечка моя… — кривая улыбочка поползла по морщинистым губам уборщицы. — Весь гараж знает, а она еще не знает, бедолага!
— О чем весь гараж знает? — совсем растерялась Фануза.
— Любовница она его… Райхана-то. Вот кто!
В голове Фанузы все загудело, зашумело, словно, громыхая по рельсам, пошел поезд. Все планы, что строила, развалились в одно мгновение.
С тяжелым чувством притащилась она домой и слегла. У нее и до этого был насморк, а тут, видимо, еще продуло сквозняком в конторе. С высокой температурой провалялась она в постели несколько дней, не выходя из дому.
Однажды, может быть, на третьи сутки, на подоконник за окном сел воробей. Обыкновенный серый воробей. Фануза уже выздоравливала и от нечего делать, лежа на кровати, внимательно рассматривала его: окраску перьев, маленькую головку с черными зоркими дробинками глаз, тоненькие лапки. Воробей подпрыгнул на месте, повертелся, покрутил головой туда-сюда и чирикнул. И этот веселый «чирик» попал точно в десятку в душе Фанузы. Она тоже про себя весело чирикнула и улыбнулась.
«Ух, какой ты молодец! А ведь такой маленький! В чем только душа держится. У вас, воробьев, нет истории, живете только для себя, только этой минутой. И ты радуешься, чирикаешь, прыгаешь. Тебе безразлично, нужен ты кому или нет, а я тяжко страдаю оттого, что не нужна … Впрочем, ты, воробей, и то хочешь жить! А я что?! Хуже тебя? Нет! Решено: еду на Север, найду там Сабира. Годна я на что-нибудь или нет? Давно ведь хотела испытать себя. Пусть поездка будет проверкой характера. А удастся восстановить семью или нет — посмотрим…»
С тех пор прошло полгода. Полгода подготовки и сборов. Она так сжилась с мыслями о поездке и восстановлении семьи, что уже не представляла себе ничего иного. Наконец подала заявление об увольнении и вот сегодня отработала последний день.

Проверка характера на прочность началась сразу же, как только Фануза приехала в гараж. Она поставила машину на стоянку и, случайно бросив взгляд в зеркало заднего вида, увидела высокую женщину в темных очках и красном долгополом плаще, которая, прикрываясь зонтом, шла прямо к ее машине.
«Похоже, беременная, — успела подумать Фануза, заметив за распахнутыми полами плаща начавший слегка округляться живот. — Да ведь это Райхана! Под зонтом и в очках не сразу узнаешь. Какая странная! На улице дождь, а она напялила солнцезащитные очки. Что с ней?»
Чувствуя недоброе, Фануза на всякий случай придирчиво оглядела соперницу. Высокая, худая, ходит несколько расхлябанно. Одета и ухожена хорошо, но своему злому, истеричному лицу никак не может придать доброго, мягкого выражения. Разумеется, в мужском шоферском коллективе женщины — инженеры отделов — могут себе позволить ходить с накрашенными ногтями, напудренными лицами, наклеенными ресницами, в новеньких платьях и костюмах. Им не надо крутить гайки и вытирать об юбки мазутные руки.
Фанузе известно, что Райхана бойка, другой такой крепкой на язык в гараже нет. У нее и совести нет! Для нее не существует запретных тем, нет ничего сокровенного, святого. Говорили еще, что она драчунья и при случае может пустить в ход кулаки.
Никто на свете не мог разозлить Фанузу больше, чем эта женщина, нахально идущая прямо к ней в машину. Фануза подняла руку, чтобы закрыть дверь на кнопку, но в последнюю секунду раздумала. Нарыв, который зрел исподволь, должен наконец прорваться.
— Давно я хотела с тобой поговорить, золотце, — свысока, иронично начала Райхана, основательно располагаясь в машине, видимо, для долгого разговора, хотя знала, что Фануза уже отработала смену и торопится домой.
— Не о чем нам разговаривать… И не золотце я тебе!
Райхана будто не слышала презрения в голосе Фанузы. Грудь ее тяжело и прерывисто вздымалась. Ноздри раздувались, ухоженные руки с перламутровыми ногтями то сжимались в кулаки, то разжимались, предупреждая об опасности.
— Я говорю, нам нужно потолковать, золотце… Ха-ха-ха! — неожиданно в Райхане произошел скачок от едва сдерживаемого бешенства к бесшабашному, неприличному смеху. Она действительно была непредсказуема, эта Райхана.
— Не о чем нам толковать, — зло отрезала Фануза, глядя прямо перед собой, но в то же время не выпуская из поля зрения кулаки соперницы.
— Ну почему же? — пальцы с перламутровыми ногтями все двигались.
— Я знаю, ты наглая… Ну, говори, что тебе надо?
— А вот что! О поездке к Сабиру забудь, — Райхана быстро перешла на приказной тон, словно хлестала каждым словом. — Без всяких шуток — забудь! Бойся меня! За сына он высылает тебе алименты. Причем немалые — северные! С больши-им коэффициентом, — округлила она перед собой руки.
«Видно, переписываются, знает о деньгах», — подумала Фануза.
— За развод с мужем столько получать! С ума сойти! Ты можешь, золотце, не работать, а жить на алименты. Многие женщины так и живут.
— Ох ты и бессовестная! Хитришь, чтобы сбить меня с толку, чтобы я не поехала к нему. Но я тебе отвечу: замуж выходят не для того, чтобы алименты получать, а чтобы счастливо жить. Детей растить. Во всяком случае, я именно так выходила. Мы с Сабиром официально не разведены, а ты желаешь, чтобы мы развелись.
— Желаю! Ты уже имеешь все! Замужем была, ребенка родила. Алименты получаешь. Можешь подать заявление в собес на льготы как мать-одиночка. Чего тебе еще надо?
— Как тебе не стыдно, Райхана?! Ведь Сабир родной отец моего сына!
— Мне стыдно? Он отец и моего ребенка! — рассвирепела Райхана и, откинув полу красного плаща, показала на свой живот.
Фануза побледнела, и у нее вырвалось:
— Подстилка! Нагуляла за углом.
Тут все напускное в Райхане в одно мгновение лопнуло. Не снимая черных очков, она запустила обе руки в заботливо уложенные волосы Фанузы. Вырываться и кричать Фануза не стала. Молчаливая и страшная, она схватила Райхану за обе руки повыше запястий и с силой сжала их. Райхана, привыкшая работать с шариковыми ручками и бумажками, не смогла совладеть с женщиной, имеющей дело с баранкой и гаечными ключами. Поняв это, она разжала руки, но наглости в ее голосе не убавилось.
— Вот что, золотце, — продолжала она, поправляя растрепавшиеся волосы. — К Сабиру еду — я! Забудь, я тебе сказала, о нем.
— О чем это ты? Мы муж и жена!
— С тобой Сабир жить не будет. Он мне сам об этом сказал.
— Вот такие наглые, как ты, и ломают чужие семьи. Если бы не ты, мы жили бы да жили. Мы ссорились, мирились, любили друг друга. Все так живут. Ты ворвалась в нашу жизнь и все порушила.
— Не ищи виноватую во мне. Он тебя разлюбил…
— А тебя полюбил… — с издевкой ответила Фануза. — Оно и видно по твоему… — показала подбородком на ее живот. — Ты хочешь построить свое счастье на чужой беде. Ничего не получится! Попомни мои слова! А на Север я все равно поеду. Сойдемся мы с Сабиром или нет — там будет видно. А ты уходи!
— До скорой встречи на Севере! — помахала ей Райхана, вылезая из машины, и в этом жесте чувствовалась явная угроза.

Глава 2

В один из последних дней сентября, перед отъездом на Север, Фануза решила побывать в центральном городском парке и там, в тиши, вдали от шума и суеты, попрощаться с родной природой и городом.
Был сухой ясный день, один из тех солнечных дней, которые обязательно возвращаются в конце сентября и называются «бабьим летом». Деревья, охваченные осенним пожаром, были задумчивы и грустны. В воздухе бесплотно парила паутина, лишь изредка сверкая на солнце длинными серебряными нитями. Прозрачное небо казалось бездонным.
Фануза шла по аллее, держа за руку сына, который беззаботно ворошил опавшие листья. Ей казалось, что они шуршат: «Прощай, Фануза! И ты, Ирик, прощай!»
«Надо же, природа разговаривает с человеком. Ее чувства и мысли совпадают с нашими», — удивлялась Фануза, не в первый раз делая для себя это маленькое открытие.
Она выбрала в парке самый дальний, неухоженный, «дикий» уголок с вековыми деревьями, где было особенно тихо. К ее удивлению, там были качели — просто длинная веревка, привязанная мальчишками к вершинам двух деревьев, растущих рядом. Похоже, что и мальчишкам нравился этот заброшенный, забытый взрослыми уголок.
Она с удовольствием села на качели, оттолкнулась ногами от земли. И сразу всплыли в памяти забытые детские ощущения взлета и падения.
Ирик увлеченно собирал букет из крупных лапчатых кленовых листьев, устилавших землю, а она, качаясь, думала о том, как много пришлось последние дни сделать для подготовки к отъезду. Но теперь уже все позади. Уволилась с работы, получила расчет, сдала квартиру в аренду, забрала сына из яслей, купила билет на самолет… Вот попрощается сегодня с родной природой — и айда на Север.
Вдруг из-под купола небес полилось торжественное и печальное курлыканье журавлей. Запрокинув голову, она обшарила глазами небо и нашла узкий длинный журавлиный клин, летящий так высоко, что можно было диву даться, как с такой высоты долетают до земли звучные чистые голоса птиц. Она проводила их долгим взглядом, думая о теплых краях, куда они летят. Ей и самой предстоит такое же путешествие по небу, только не на юг, а на Север.
Ирик набрал полную горсть разноцветных кленовых листьев — ярко-красных, как раскаленное железо, желтых, как цветущая шляпка подсолнуха, зеленых, как молодой лопух, совсем не тронутых ржавчиной осени. Сам он — в толстом оранжевом вязаном свитере, белом берете с пышным помпоном на макушке — казался редкой красивой бабочкой, залетевшей откуда-то из лета в этот тихий осенний уголок парка.

Фануза решила побывать и на берегу Агидели, так как без этого, подумалось, прощание будет неполным. Сойдя с качелей, пошла с сыном по тропе, ведущей вниз, к реке.
Река сегодня была как никогда спокойна. В ней отражались редкие белые облака. Небольшой буксир, пыхтя, тащил против течения огромную баржу, которая, казалось, стоит на месте. Над рекой с криком летали чайки, то и дело ныряя в воду. Недалеко от берега несло течением топляк. Над водой была видна только его черная макушка, которая, как большой поплавок, грузно покачивалась, подтверждая, что основная часть дерева под водой.
Надышавшись родным воздухом, Фануза пошла обратно и уже поднималась в гору, когда заметила, что навстречу ей по тропе спускается парень и непонятно почему еще издали улыбается. В черном костюме, белой рубашке, расстегнутой на груди, в кроссовках. Что-то знакомое было в нем, но, занятая своими мыслями и не желая встречаться ни с кем, она свернула, чтобы обойти его, однако парень сам загородил ей дорогу.
— Привет, Фануза! — услышала она добрый смеющийся голос.
— Привет, Раис! — отозвалась она, подняв глаза и узнав земляка.
— Хотела ускользнуть? Или не узнала?
— Сначала не узнала, а теперь вижу — ты…
Действительно, это был ее земляк Раис Абдулхаков. Она никак не ожидала встретить его здесь, вдали от города.
Когда-то они вместе учились в школе. Была меж ними и любовь. Был первый незабываемый поцелуй… После восьмого класса она уехала в город, поступила в профтехучилище, а он остался в деревне. Переписывались. Она выучилась на автослесаря, а заодно получила водительские права.
Сейчас Раис тоже жил в городе, работал шофером в соседнем автохозяйстве. Иногда случайно встречались, как вот сейчас, болтали о том о сем, о земляках, о деревне, о последних новостях. О прежних чувствах помалкивали. Но чувства эти все равно проступали — в улыбках, молчании, недомолвках. Еще неизвестно, чем закончилась бы тогда их любовь, прояви он настойчивость. Может, и поженились бы.
Вот такая это была «случайная» встреча, но сейчас Фануза душой уже находилась в полете, и ворошить прошлое ей не хотелось.
— Как дела, Фануза? — спросил он, счастливо, во весь рот, улыбаясь. И в улыбке, и в тоне его были отголоски прежних встреч, ощущалась прежняя чистая мальчишеская любовь.
— Ничего… Как у тебя дела, Раис? — на этот раз как-то по-свойски, будто у себя в деревне, словно и не расставались после тех самых свиданий, ответила Фануза. Она незаметно, из-под ресниц оценила, насколько изменился он за эти годы. Возмужал, все такой же красивый, хорошо одет. — Что-то тебя давненько не видно было…
— Работа, общага, сон. Опять общага и работа. Никуда не хожу, — задумчиво и грустно сказал он.
— Почему общага? У тебя же семья, дочь, квартира.
— Развелись, — он пожал плечами.
— Вот тебе раз, — удивилась Фануза, не зная, как воспринять эту новость. — И давно?
— С полгода, — вздохнул он.
— А почему развелись?
— Долго рассказывать. Причин много… Я слыхал, что и ты развелась?
— Наверно, поэтому ты и нашел меня? — нервно засмеялась она. — Нет, не развелась еще.
— Я долго наблюдал за вами, когда ты качалась на качелях…
— Следил, значит?
— Нет… Гулял по парку. Случайно увидал тебя. И сразу же все во мне забурлило, загудело, разбухла голова. Нахлынуло прошлое… Поэтому не смог подойти сразу.
— А сейчас все отхлынуло и решился?
— Просто немного успокоился. Я понял, что вы пошли на берег, и поспешил за вами… Это твой? — он кивнул в сторону Ирика, который снизу вверх смотрел на дядю чистыми доверчивыми глазами, держа в руке букет из кленовых листьев.
— Мой, — гордо ответила Фануза. — Он у меня уже большой. Видишь, букет даже сам собрал. Так зачем же ты поспешил за нами? — усмехнулась она, тронувшись в гору. — Вроде все у нас прошло…
— Захотелось встретиться с тобой, — Раис взял Ирика на руки. — Я подумал, что люди мы одинокие, может быть, нужны друг другу. Все это время я много думал о тебе… И понял… никого я не любил и не люблю так, как тебя. Наверное, поэтому не сложилась у меня семья.
— Даже так?! Вот что ты задумал… Но я же замужем. Лечу вот на Север. Билет на самолет уже куплен.
— О-го!!! — побледнел он и остановился. — Я тебя один раз уже потерял, когда был в армии. Тогда ты вышла замуж. Теперь не хочу терять тебя снова! Я отобью тебя у Сабира!
— Меня и отбивать не надо. Я уже почти отбита. Вот еду разбираться — так оно или не так.
— И вообще, большие мы дураки, Фануза, что не поженились тогда, до армии еще. У тебя не было бы Сабира, у меня — другой жены. И ребенок был бы у нас свой. Порожняком гоняем по жизни.
— Не порожняком, а что попало возим в кузове. Все, что попадется под руку.
— Выбрось ты билет и оставайся здесь. Начнем вместе жить. Честное слово, я без шуток.
Так, за разговором, они дошли до самого ее дома. И что она заметила: по дороге Ирик ни разу не закапризничал, не попросился слезть с дядиных рук. Это был явный признак того, что дядя ему понравился.
Короче, когда дошли до подъезда, Фанузе ничего не оставалось делать, как пригласить Раиса к себе домой посмотреть, как они живут, выпить чаю.
— Ты знаешь, я сейчас… — он засуетился. — Вы идите домой, а я сейчас приду… В магазин схожу. А то с пустыми руками…
— Все есть, Раис, ничего не надо.
— Я так не могу, — возразил он.
— Восьмая квартира, — показала она глазами на второй этаж.
— Найду, — и он быстро удалился.

Фануза открыла балконную дверь. В квартиру ворвался вечерний теплый воздух. Капроновая штора закачалась и вздулась пузырем. Между домами садилось солнце. Ясное-преясное небо, казалось, не заканчивается на горизонте, а уходит куда-то еще дальше. Там, в прозрачной бездонной глубине, таяла розоватая дымка, окрашенная лучами уходящего солнца. И думалось, что за этой дымкой есть еще столь же безграничная розовая даль — может быть, протянувшаяся во всю глубину Вселенной.
Она надела шелковый халат, потуже затянула пояс на талии. В тесной прихожей перед трюмо помяла кончиками пальцев усталое бледное лицо, помассировала кожу, подкрасила губы, подвела карандашом брови и, безотчетно напевая какую-то мелодию, надела кулон и золотые сережки.
«Не все же мне выглядеть шоферюгой. Все-таки женщина!» — улыбнулась она и подмигнула себе, глядя в зеркало. И тут же подумала: а чем это она занимается? Для чего и для кого прихорашивается? Ведь она едет к Сабиру, чтобы восстановить семью. Зачем ей эта встреча с Раисом?
Но ведь Раис ее земляк. Потом может как-нибудь приехать в деревню и рассказать, что, мол, так-то и так-то, видел в городе Фанузу. Такая зачуханная, в затрапезном платье, мужем брошена, одна с ребенком… Этого допустить нельзя!
Со своей стороны Раис, конечно, может неправильно истолковать ее поведение, подумать, что принарядилась, чтобы понравиться ему как будущая любовница. Хотя, вряд ли… Он ведь предлагает ей руку и сердце. А ей до тошноты надоело это окаянное одиночество и хочется, чтобы рядом хоть какое-то время был человек.
Ирик, оседлав трехколесный велосипед, катался по квартире, урча и пуская изо рта пузыри, подражая реву мотоцикла, то и дело бибикая стулу, книжному шкафу и столу, мешавшим ездить.
— Сынок, будешь есть жареную картошку? С румяной корочкой?
— И с койбасой?
— Да.
— Бу-ду… ду-ду-ду-ут, — кричит Ирик, на скорости врезавшись в шкаф.
Фануза начала готовить ужин. Выложила нарезанную картошку из миски на раскаленную сковородку, посолила, поперчила, плотно закрыла крышкой и, убавив огонь, вышла из кухни.
Комната у нее невелика, всего шестнадцать квадратных метров, но, боже мой, как она довольна, что есть собственная крыша над головой. И обстановка в квартире приличная — две кровати, телевизор, книжный шкаф, до отказа набитый книгами, портьеры — под цвет обоев и стол посередине. Всего ценней в квартире — книги, любовно накопленные за последние годы. Книги — ее слабость. Особенно нравились ей хорошо изданные — в твердых переплетах, на мелованной бумаге, с цветными иллюстрациями, — именно такие она старалась покупать, когда была возможность.

Фануза наводила порядок в квартире, когда в прихожей раздался звонок.
— Кто?! — взволнованно крикнул Ирик, успев первым подъехать на велосипеде к двери.
Фануза открыла дверь. В прихожую вошел Раис с пышным букетом астр. Она просто ахнула. Все забытые чувства разом ожили, и она снова ощутила себя женщиной, которой мужчины могут дарить цветы. Последний раз она получала их от мужа, и то — до замужества. С тех пор — ни букета, ни подарка. Вот до какого отупения и отчуждения может довести жизнь.
— Это тебе, — протянул он букет.
— Ну зачем? — счастливо зарделась она, принимая астры.
— А это тебе, — отдал он пакет с гостинцами Ирику.
Сняв кроссовки, в одних носках, высокий, на голову выше Фанузы, Раис прошел в комнату.
Сели ужинать. Потом смотрели телевизор. Пили коньяк, купленный Раисом, закусывали шоколадом и фруктами. Было видно, что Раис хочет что-то сказать, но не знает, как начать. Она не торопила, не подгоняла, зная со школьных лет его медлительность. Наконец он, глядя спокойно ей в глаза, сказал:
— Давно не был в семейной обстановке. Все общага да общага. Живу, не прибитый ни к одному берегу.
— Что ты этим хочешь сказать? — чертила она пальцем по скатерти, красная, слегка захмелевшая от коньяка.
— Я обжегся на браке. Ты тоже обожглась. Мы друзья по несчастью.
Она согласно кивнула, продолжая чертить.
— А дружба по несчастью бывает крепче, чем любая другая, — вздохнул он. — Это я к тому, что если сойдемся, то навсегда, на всю жизнь. Семья у нас будет крепкой… Не езди, Фануза, никуда. Станем жить не хуже других. Я буду вкалывать на «КамАЗе», буду, как говорится, носом пахать землю, чтобы был у нас семейный достаток. Ты будешь домохозяйкой. Не дело это — женщине крутить баранку.
— Да у меня сын… Для тебя он чужой ребенок, — пыталась возражать Фануза.
— А у меня дочь, так что мы с тобой на равных. Обижать Ирика не буду, это не в моем характере. За сына приму. Видишь, как он липнет ко мне? Ему ведь нужен отец.
— Я не крутила бы баранку, если бы отец мой не был трактористом. Я и выросла в кабине трактора, с пеленок приучилась к мужской профессии. Ничего другого не умею. Была бы жива мать, я научилась бы шить куклам платья, любила бы, наверно, тряпки… Ты пойми меня правильно, Раис. Я готовилась к поездке давно, не один день. У меня все спланировано до деталей. Я настроена на дорогу, заряжена. Мне надо разрядиться. Не могу я вот так, после первой же встречи с тобой, бросить все и остановиться. Это все равно что сломать себя изнутри. Ты застал меня в дороге… Я знаю всю безнадежность своей поездки, но остановиться не могу. Я должна поехать, должна поговорить с Сабиром.
— Почему считаешь поездку безнадежной?
— Ты еще не знаешь главного, — устало призналась она. — У Сабира есть любовница, беременная от него.
— И после этого ты едешь к нему?! — возмутился Раис.
— Я заряжена на поездку и не могу ничего с собой поделать. Съезжу, встречусь с ним, может быть, удастся восстановить семью… ради сына, ради всего… не знаю чего.
— Я поеду туда с тобой вместе! Не отдам тебя больше Сабиру! — решительно заявил он.
— Мы вылетаем послезавтра. Ты хорошенько подумай. Не торопись. Быть может, у нас с Сабиром еще не все кончено.
— Я все равно прилечу, — повторил он. — А послезавтра я тебя провожу!
Уже заполночь, видя, что он не собирается домой, Фануза предложила ему уйти. Он засопротивлялся, говоря, что не желает возвращаться в постылое общежитие, но она показала глазами на разобранную постель:
— Об этом даже не думай!
— Я что, животное?! — он даже обиделся. — Мне этого не надо. Ты знаешь, что я и прежде не позволял себе с тобой вольничать…

Глава 3

В салоне самолета Фануза, усталая и разбитая, опустилась в кресло, посадила сына на колени и посмотрела в иллюминатор — не видно ли у дверей аэровокзала Раиса, который их провожал. Там никого не было. Она закрыла глаза и приготовилась к полету.
Самолет стремительно разбежался, набирая скорость. Нарастающий свист двигателей, отрыв от земли, и под самолетом — зыбь. Когда посмотрела снова в иллюминатор, самолет был уже высоко в небе. Там, далеко внизу, чернели распаханные поля, разбитые желтыми линиями лесопосадок на прямоугольники. По игрушечной железной дороге мимо столбов величиной со спичку шел поезд с маленькими вагонами. За рекой, на холме, был виден город, окутанный смогом.
Даже в мыслях не допускала Фануза, что слова из когда-то популярной песенки:
А я еду, а я еду за туманом,
За туманом и за запахом тайги,
— станут для нее реальностью. А теперь вот и она едет туда же.

Ирик задремал. Фануза тоже смежила веки. Она очнулась, когда из репродуктора неожиданно раздался бодрый голос бортпроводницы:
— Уважаемые пассажиры! Наш самолет идет на посадку в аэропорту города… Температура воздуха за бортом минус семнадцать градусов.
Последние слова удивили Фанузу. Неужели из объятий теплой осени, из «бабьего лета» они попадут сразу в суровую зиму?
Во что она одета? На ней тонкая кофточка, легкие туфли на высоких каблуках, а на голове нет даже косынки. С досадой вспомнила, как в аэропорту потешалась над тепло одетыми северянами: «Вот дураки, парятся». А дома, укладывая вещи в чемоданы, не хотела даже брать с собой зимнюю одежду, думая отправить ее отдельным багажом. Теперь стало ясно, что во всей ее ручной клади нет ничего дороже, чем теплое пальто для Ирика и шерстяные гамаши для нее самой.
«Вот тебе и земной шар! — удивлялась она. — Такой маленький. Все рядом. За короткое время, что подремала в самолете, — из осени в зиму».
С высоты птичьего полета она увидала новую, незнакомую землю, покрытую снегом и странно исчерченную темно-фиолетовыми разводами. Уже потом она узнала, что это бесчисленными ручейками и речушками соединяются между собой здешние болота, перетекающие одно в другое. Вода в них цвета густо заваренного чая, и поэтому с самолета лед кажется фиолетовым.
На земле под самолетом горело множество факелов. Они были особой приметой этой богатой нефтью и газом местности. Пламя одного из факелов било так высоко и так мощно, что, когда пролетали над ним, Фанузе показалось, будто жар проникает даже сквозь пол самолета и достает до ее ног. Странно было видеть с высоты пятиэтажные дома в тайге, словно выросшие прямо из земли, как деревья.
Самолет подкатил к зданию аэровокзала. Замолкли двигатели, уши заложило тишиной. Подали трап, и все зашевелились, поднимаясь с кресел. Фануза с Ириком на руках вышла из самолета. Первое, что подумала, ступив на землю, было: «Вот я и на Севере. Слава Богу, что полет прошел нормально. А то по телевизору и радио только и говорят что о терактах и авариях в воздухе».
У входа в аэровокзал толпилось множество встречающих, и Фануза с особой остротой ощутила свою одинокость. Ее никто не встречал, и это было обидно. Мысль, конечно, фантастическая, но все же… Если бы был Сабир… Ведь в конце концов она приехала к нему. Одной его улыбки, одного его присутствия было бы достаточно, чтобы на душе стало спокойно.
Местный мороз быстро признал в ней чужака и стал пощипывать ноги. Фануза прибавила шагу, но каблуки втыкались в снег и мешали идти. Ирик прижимался к ней, обнимал за шею, озирался по сторонам, удивляясь снегу, морозу, незнакомым людям, домам, и вообще всему. Куда они приехали? Ему было страшно, но он верил в маму, зная, что нет никого на свете надежнее ее.
В зале ожидания — целое столпотворение: не пройти, не пробиться, яблоку негде упасть. Однако Фанузу как женщину с ребенком пропустили к окну: она посадила Ирика на подоконник, а сама прижалась коленями к горячим радиаторам отопления и блаженно притихла, ощущая, как по ногам растекается тепло.
Неподалеку от себя она увидела, по-видимому, типичную для Севера картину. Шестеро мужчин сидели на полу, отгородившись от пассажиров рюкзаками, узлами, чемоданами, как забором, не пропуская к себе посторонних. Сняв с себя меховые куртки и полушубки, они постелили их под себя и, рассевшись в одних носках на этом самодельном походном «ковре», коротали время за карточной игрой, крича во весь голос, азартно, наотмашь бросая карты на кон.
Внешность у этих мужчин была не уральская. Густые, нечесаные бороды, темно-коричневая, обожженная морозами кожа, огрубевшие руки — они явно были частью дикого, неукрощенного Севера.
— Вы давно здесь? — наивно спросила Фануза у одного из них, видя, что мужики расположились капитально, не на час или два.
— Четвертые сутки, красивая, — охотно отозвался полный пожилой мужчина с задубелым красным лицом. — Волгоград закрыт, не принимает из-за тумана. Здешний аэропорт тоже не раз уже закрывали.
— Вы в отпуск едете? — робко спросила она, так как интуиция подсказывала ей, что уезжают они надолго.
— Ха-ха-ха! Нет, разлюбезная! Мы — «дикая» вахта. Отработали месяц и на столько же домой. Из-за презренного металла маемся.
«Презренный металл» в обросшем провале его рта прозвучало не высокопарно, а как местное, засаленное, замызганное слово, примерно как «рубль».
— А что за «дикая» вахта?
— Непонятно тебе? На работу и с работы никто нас не возит. На попутных самолетах туда и обратно летаем. Потому мы и «дикие»…
— И много таких на Севере?
— Раньше было много, а теперь мало. Можно сказать, почти нет. Но мы сохранились, как невымершие мамонты. — Отвернулся от нее и обратился к соседу: — Шестерка козырная! Бью туза!
Прибыл багаж. И те самые пассажиры, что еще недавно пропустили ее с ребенком к окну, теперь беззастенчиво оттерли от двери и побежали к выходу.
Забрав свой багаж, она переоделась в туалете в зимнее, переодела Ирика и пошла в зал, чтобы расспросить, где найти контору Сабира.

Глава 4

Фануза скользила взглядом по лицам. Выбор ее пал на зеленоглазого разбитного парня с тонким горбатым носом, в расстегнутом хромовом полушубке, без шапки. Он разгуливал независимой походкой по залу в поисках кого-то и крутил на указательном пальце связку ключей.
Парень оказался на редкость общительным. Он первым делом широко и приветливо распахнул большие зеленые глаза и обрадовался так, словно приехал встречать именно ее, Фанузу.
— Бачу! — словоохотливо ответил он на вопрос Фанузы. — Я личный шохфер директора цей конторы, где ваш муж, як вы говорите, работает. Вам крупно повезло, що меня встретили. Ось так!
Шофер оглядел ее оценивающим взглядом, подкинул и поймал связку ключей, снова подбросил и снова поймал.
— Мой директор должон был прилететь полчаса тому назад из Тюмени. Самолет прибыл, а директора нема! Значит, прилетит следующим рейсом. Могу вас подбросить до конторы, где работает, як вы говорите, ваш муж Сабир. Лично я с ним не знаком, но знаю, работает он у нас.
Парень обольстительно улыбнулся, сощурив свои зеленые лживые глаза, лицо его приняло сладкое выражение, как у мурлыкающего кота, трущегося об ногу хозяйки. Так он, видимо, очаровывал женщин.
В кабине «УАЗа», где они вскоре оказались, он стал ухаживать за ней открыто и напористо. Уже на первых метрах пути рука его как бы нечаянно соскользнула с рукоятки переключения скоростей на ее колено. Она даже не посмотрела на него, а просто молча убрала его руку. Он не смутился, а с беззаботным видом задумался вслух:
— Сабир Халиков… На бензовозе, говорите, работает? Хто такий? Не, он не у нас!
— Как не у вас?! — вспыхнула Фануза, резко повернувшись к нему.
— Погодь! Сабир Халиков… — посерьезнел веселый шофер, поняв, что переборщил. — У нас в гараже бензовозов аж десять штук. А, может, и билше! Он, может, работает на якой другой технике? — засомневался он.
— Мне говорил один шофер, что он работает на бензовозе. Везла я на такси этого человека из аэропорта в город. И он мне сказал, что знает Сабира, что он работает в вашей конторе.
— Погодь! Сабир… Це такой высоконький, светлый, вот тут, на этом зубе, коронка?
— Да, да! — с готовностью подтвердила Фануза. — А на мочке левого уха родинка.
— Точно! Работал у нас на бензовозе такой… И фамилия Халиков! Ось башка! Точно! Но теперь его нема. Уехал он.
— У-е-хал?! — еще раз повернулась к парню Фануза, чтобы удостовериться — врет или нет?
Перед глазами запрыгали, как в немом кино, картинки последних дней. Скандал с Райханой, увольнение с работы, сдача квартиры в аренду, прощание с Раисом. Все делалось ради встречи с Сабиром, и сейчас все летело вверх тормашками, зачеркивалось одним словом — уехал.
— Шо с вами?! На вас лица нема! — не на шутку испугался шофер и остановил машину.
— Ничего… Нервы… Так где же он?
— Не огорчайтесь. У красивых женщин, як вы, от огорчений морщины бывают. — И шофер как ни в чем не бывало опять уронил руку на ее колено.
— Руки!!! — рассвирепела она.
— Ах, яка рука! — притворно возмутился шофер, трогаясь с места. — Сама так и соскальзывает с рычага. Добро бы ко мне на колено, а то к вам, — продолжал он весело, стараясь замять неловкость. — Не обижайтесь, а то не скажу, где ваш Сабир!
— Так вы знаете, где он?
— Вы жена его?
— Да!
— В Тупиковом карьере ваш муж. За двести километров отцедова. Разыгрывал я вас.
— За двести?
— А шо вы удивляетесь? На Севере двести километров не расстояние, а сорок градусов не мороз.
— И что там Сабир делает?
— Там у нас в Тупиковом карьере двадцать два самосвала, целая автоколонна. Шохфера там живут в командировке от весны до зимы, то есть все лето и осень. Безвыездно, значит. Кругом болота и ёганы. Ёган по-местному — река. А наши шохфера возят на самосвалах, значит, грунт для отсыпки кустов и дорог. Куст — это остров прямо на болоте, к нему отсыпают дорогу, выравнивают ее бульдозером. Потом привозят туда буровую вышку и бурят скважину... Ось так! На Севере тильки так добывают нефть.
— А попасть в Тупиковый карьер я смогу?
— Не-е… Туды дороги нема… Ёганы, — многозначительно поднял указательный палец шофер. — Надо ждать открытия зимника.
— Ёганы покрыты льдом. Я сама видела из самолета.
— Зима тильки началась. Лед на ёганах тонкий. Не выдерживает веса тяжелых машин. Не раньше чем в декабре откроют зимник.
— В декабре? Зимник?
— А шо вы удивляетесь? Лед на переправах должон выдержать двадцать тонн. А це возможно только в декабре.
— И целых два с лишним месяца я не смогу попасть в Тупиковый карьер?! — простонала Фануза в отчаянии.
— Ежели только на вертолете. Но це, я вам доложу, связь ненадежная, — поморщился шофер как от зубной боли.
— Почему? — спросила Фануза, цепляясь за его слова как за последнюю надежду.
— А потому … Своего вертолета у нас нема, а авиаторы не очень-то дают. Да и удовольствие шибко дорогое.
— Сабир точно в Тупиковом карьере?
— Ей-бо! Он мотористом на дизеле работает. Электричеством карьер обеспечивает. Он там и за дизелиста, и за слесаря, и за кочегара, и за коменданта карьера. Один на четырех должностях. И швец, и жнец, и на дуде игрец. Зимой по зимнику контора завозит в карьер дизтопливо, чтобы хватило его на все лето, до открытия следующего зимника. И командированные шохферы там живут безвыездно летом и осенью. Ось так!
— И для того, чтобы жить на белом свете, нужно забраться в такую богом забытую дыру?
— Кому дыра, а кому и золотое дно. Сабир там заколачивает деньги, як прямо сапожник: стучок — пятачок, стучок — еще пятачок. Плюс, не забудьте, командировочные и районный коэффициент.
«Вот почему он может высылать большие деньги», — подумала Фануза.
Машина въехала в город. Фануза с интересом скользила взглядом по пятиэтажным домам, подступавшим к дороге, присматриваясь к новому городу, в котором придется жить.
— Тяжело на Севере?
— А вон яко-сь! Взгляните! — кивнул шофер за окно «УАЗа».
Там вдоль дороги тянулась покрытая снегом равнина. По кочкам и чахлым кустарникам, торчащим из снега, можно было догадаться, что это болото. Метрах в двадцати от дороги из-под снега торчал ковш экскаватора с блоками и тросами. Было ясно, что сам экскаватор утонул в болоте и находится там, внизу, под снежным покровом.
— Как это вышло, что целый экскаватор утопили? — удивилась Фануза.
— Да бис его знае… Шутки с Севером плохи. Трохи замешкался — болото проглотит. Никто не будет знать: что, где, когда. Сколько людей пропадает без вести. Убьют, в мох зароют, и все. Искать бесполезно.
— Страшно-то как!
— Ничего… Терпимо, — успокоил шофер. Они подъехали к небольшому трехэтажному зданию.
— Ось це — наша контора… Вы идите сейчас прямо к главному инженеру Ивану Степанычу. Он ваш земляк, и покелева остался за директора конторы. Он дюже земляков уважает. Ей-бо! Иван Степаныч все ваши вопросы разрешит.

Глава 5

В обширном вестибюле конторы, ярко освещенном люминесцентными лампами, пахло соляркой, мазутом, бензином, маслом, — словом, всем тем, к чему привыкла Фануза с детства. На холодном промозглом Севере, где, казалось, все с самого начала оборачивалось против нее, привычные запахи успокоили, как бы вернули домой, окунули в родную стихию.
«Здесь все тот же соляр, все тот же мазут, все то, что сопровождает наше шоферское ремесло. Ничего нового», — подумала она.
По коридору сновали люди — явно шоферы. По широкой бетонной лестнице Фануза поднялась на второй этаж, справилась у секретаря, принимает ли главный инженер, и, получив утвердительный ответ, потянула на себя полированную дверь.
Она думала, что встретит в кабинете пожилого, заваленного работой бородатого мужчину, и была удивлена, увидев за большим Т-образным столом жгучего брюнета лет тридцати, гладко выбритого, разговаривающего по радиотелефону с доброй улыбкой на лице. Так что первой ее мыслью было: «Какой красивый!».
Кивком головы он предложил ей сесть, она села и стала ждать, когда он закончит разговор. Главный был полон энергии, знал себе цену, и чувствовалось, что во всех жизненных сферах он преуспевает. Густые черные волосы его были аккуратно зачесаны назад, во всем облике ощущалась легкая небрежность человека, уставшего быть красивым и в то же время тщательно следящего за собой. Серый костюм отменно выглажен. На галстуке — булавка с бриллиантом. Говоря по телефону, он элегантно оттопыривал мизинец с длинным ухоженным ногтем.
Север не переставал удивлять Фанузу. На Большой земле ей попадались начальники в основном солидные, серьезные, в возрасте, а здесь перед ней сидел холеный, изысканно одетый молодой человек, похожий скорее на актера, чем на главного инженера.
— Сколько машин соблаговолили дать в УБР? — сочным глубоким баритоном спрашивал главный по телефону. Собеседник на том конце провода, по-видимому, был его хорошим другом, так как тон беседы был приятельским, и темы производственные перемежались в разговоре с вопросами и замечаниями личного свойства.
Закончив разговор, главный инженер положил трубку и обратился к Фанузе:
— Слушаю вас…
«Выложу все начистоту, без утайки. Надо, чтобы он мне поверил и помог», — успела подумать Фануза, но начать разговор не успела, так как резко зазвонил телефон.
— Минуточку… Извините! — инженер нехотя, двумя пальцами взял трубку и, держа ее далеко от уха, сухо отозвался: — Да…
Из трубки до ушей Фанузы донесся бодрый женский голос, похожий на щебет ранней, хорошо выспавшейся птички, уже успевшей насытиться и поэтому весело напевающей:
— Дру-жок! При-вет!
Главный с интересом перехватил трубку ладонью, мягко прижал к уху, уселся поудобнее на стуле и, вскинув синие глаза на Фанузу, заколебался. Видно было, что разговор не для чужих ушей, но попросить ее выйти из кабинета он не осмелился: на коленях у нее сидел усталый сын. Смущаясь, жуя концы слов, он продолжал:
— Да… Так-с… Прекрасно! Для тебя, как шахтер, из-под земли достану, из мезозойской эры. Береги свое драгоценное, сестричка. Да, да, изотопы фосфора распадаются и уносят наше неоценимое. В этом секреты долголетия. Обязательно сделаю. Достану. Целую, сестричка! Звони!
«Гуляет от жены, — твердо решила Фануза. — Обстиран, обглажен, на правой руке обручальное кольцо… Значит, женат. Вон он какой счастливый с любовницей, и никакая она ему не сестричка. Но ничего, с такими, как он, я чувствую себя даже лучше, чем с ангелами…».
— Что у вас? — спросил главный инженер добрым, разнеженным голосом.
— У меня разговор не простой, — начала Фануза и без обиняков выложила свою историю, ни в чем не приукрасив.
Главный посерьезнел.
— М-да, землячка, — вздохнул он, поджав губы и углубляясь в размышление. — Задали вы мне задачку с многими неизвестными. А фигура-то в задачке древняя — любовный треугольник. Я тоже не буду кривить душой. Вы женщина современная, деловая, решительная. Хотите знать правду?
— Хочу. За этим и приехала, — сказала тихо, почувствовав недоброе, и вся сжалась, приготовясь к худшему.
— К сожалению, вертолета больше не будет. Вчера в Тупиковый карьер улетел последний в этом году. Больше у нас нет денег на авиацию.
Она вобрала голову в плечи.
— И если уж пошло на откровенность, а скрывать — это значит подличать, лицемерить, у меня есть кое-что еще…
— Говорите, — еле пошевелила она отяжелевшими губами.
— Я мог бы, конечно, скрыть правду, но это, полагаю, не в ваших интересах. На вчерашнем вертолете к Халикову улетела беременная женщина.
— Рай-хана!!! — вскрикнула Фануза, подавшись всем телом вперед, так что даже Ирик встрепенулся и захныкал.
— Да! — главный встал из-за стола и прошелся по кабинету. — Для Севера такие истории не редкость, а, можно сказать, закономерность. Здесь, милая вы моя, еще не такое увидите и услышите. Неспроста ведь, не с бухты-барахты едут люди на Север, бросают Большую землю.
Она прижала к себе притихшего сына и посмотрела с надеждой на главного инженера. Встретив в его глазах сочувствие, подумала: «Поможет».
— Обратно домой я не поеду, — твердо сказала она как о давно решенном, и свой голос показался ей далеким и чужим. — В квартиру я пустила жить посторонних людей, с работы уволилась. Так что встретиться с Сабиром должна в любом случае. Обратно дороги нет. Возьмите, пожалуйста, на работу шофером.
— Вы шофер?! — черные красивые брови главного инженера изумленно подскочили над синими глазами.
— Шофер. Вот права, вот трудовая книжка, — заторопилась Фануза, доставая то и другое из сумочки.
— Милая вы моя землячка! — сказал он, полистав трудовую книжку. — У нас ведь здесь не таксопарк, а грузовое автохозяйство. Одни «КамАЗы», чисто мужские тяжелые машины. Мы возим грунт. На Севере асфальта нет — лежневки да зимники. Женщине с такой работой не справиться. Я вам от души желаю добра. Жалею и вас, и ребенка.
— Ну и пусть! — со злостью сказала Фануза. — Я могу работать не хуже мужчин. Мой отец всю жизнь вкалывал трактористом. И я — в него! Не директором прошусь… Вам нужны рабочие руки?
— Нужны, не скрою.
— Возьмите… Убедительно прошу вас. Я приехала работать. Помогите!
— Я вас отлично понимаю. Но и вы меня поймите — техника абсолютно не женская. Мы возим грунт по разбитым дорогам.
— Что же делать?! — чуть не зарыдала Фануза в отчаянии. — Не ехать же обратно… Никуда я не поеду! И из вашего кабинета не выйду, пока не примете на работу!
— Не могу я вас взять шофером.
Он замолк, и в кабинете стало слышно, как тикают настольные часы. Их четкие звуки, ударяясь об стены, множились, отчего казалось, что стучит множество часов.
— А еще говорят, что вы земляков уважаете! — сказала она с обидой.
Он внимательно посмотрел на нее.
— Может быть, пойдете слесарем на текущий ремонт? Все же под крышей, в тепле, — сказал он, перебирая в уме возможности ее трудоустройства. — Или уборщицей в цех?
— Я шофер, привыкла к рулю. Ничего другого не умею. Не могу я в боксе. К тому же надо ехать к Сабиру.
— М-да, — протянул он. — Вижу, вы действительно настойчивы и решительны. Это, может быть, и хорошо. Приживетесь на Севере. Здесь только такие и приживаются.
— Спасибо. У меня просто нет другого выхода.
— Давайте сделаем так, — продолжал главный инженер, привыкший за день устраивать не одну рабочую судьбу. — Есть у нас разбитый бензовоз на базе «ЗИЛа». Надо его восстановить. Работа большая… Потом будете возить на нем дизтопливо.
— Я восстановлю! — с жаром воскликнула Фануза.
Главный испытующе посмотрел на нее:
— Насчет жилья сразу предупреждаю — мест в общежитии нет. Может, потом что-нибудь придумаем. А пока придется пожить на частной квартире.
— Я на легкую жизнь и не рассчитывала.
— Вот записка коменданту общежития, чтобы пустила переночевать.
С запиской в руке Фануза вышла в приемную и вдруг почувствовала во всем теле слабость. Она села на стул напротив секретаря и только сейчас поняла, какой тяжелый груз был на плечах, каких нервов стоил ей разговор с главным инженером. Приезд чуть не закончился крахом, полным провалом. Одно только сейчас и поддерживало ее — твердая вера в себя.
«О Всевышний! Зачем ты создал меня женщиной, слабой и беззащитной? — вздохнула она. — Трудно жить на этом свете без волчьих зубов и волчьей хватки!»

Глава 6

Прошло полтора месяца. С местом в общежитии Фанузе повезло: комендант тетя Маша поселила ее в комнату, в которой числились проживающими две женщины. Одна из них недавно вышла замуж и переехала жить к мужу, а другая была снабженцем и по рабочей необходимости почти постоянно находилась на Большой земле, добывая стройматериалы и запчасти и отправляя их на Север.
— Она у нас министр иностранных дел! Все время за границей, — шутливо усмехнулась тетя Маша, держа во рту сигарету и щуря один глаз от дыма.
Обе квартирантки платили за место в общежитии, благодаря чему комната считалась заселенной, а на деле кровати пустовали, и Фануза была полной хозяйкой всей комнаты.
Сегодня выходной. Фануза нежилась в постели, не желая вылезать из-под теплого ватного одеяла. На соседней кровати спал Ирик, тоже хорошо укутанный одеялом.
Стекла единственного окна были затянуты толстым-претолстым слоем мохнатого инея. Это было непривычно: дома, на Большой земле, таким слоем инея стекла никогда не покрывались.
Через несколько дней после приезда, когда она уже начала думать, что на Севере ничего не может быть, кроме морозов, вдруг наступила какая-то странная оттепель. На южных фасадах пятиэтажек, на пригревках, на отмостках образовались лужи, раскиселился снег. И при этом совсем рядом, всего лишь в нескольких метрах, в тени от домов, за углом, стояла глубокая зима с холодным жестким ветром и поземкой. И если, например, в центре большой лужи лежал какой-нибудь ком земли или камень, то там, куда падала его тень, лужа обязательно была затянута льдом.
Фануза нашарила босыми ногами тапочки, надела халат, подошла к окну и открыла боковую узкую створку. В комнату вкатились клубы холодного воздуха, исчезая прямо на глазах у порога и в дальних углах.
Она высунулась из окна. Ах, какое здесь яркое зимнее солнце! Воздух пронизан искрящимся инеем. На ветках пихт, растущих под окном, пеленой лежит молодой, выпавший ночью снег. На крышах домов — сугробы, солнце в снежинках разбито на мельчайшие осколки. Термометр, прибитый к раме, показывает минус двадцать шесть.
Мороз окончательно прогнал сон. Фануза закрыла окно и решила больше не ложиться. Сейчас умоется, приготовит завтрак, Ирика покормит, сама поест…
Перекинув через плечо махровое полотенце, с мылом, зубной пастой и щеткой она пошла в дальний конец коридора, где находился общий умывальник. Сегодня там никого не было. Все по случаю выходного валялись в постелях. Фануза долго плескалась под струей теплой воды, почистила зубы, ополоснула рот и тщательно причесалась перед зеркалом.
Вернувшись в комнату, поставила на электроплиту чайник и принялась будить сына. Ирик лежал, скинув с себя одеяло, в длинной фланелевой ночной рубашке, пухленький, розовощекий, с колечком черных, слипшихся на лбу волос. Фануза каждый раз удивлялась сыну как чуду, словно видела его впервые и не могла поверить, что сама выносила и родила его, что он частица ее тела и души.
Она провела рукой по его горячему лбу, откинув прилипшие волосы, и ласково заворковала:
— И-рик! Сыно-чек! Вставай. Просыпайся, мой миленький. Солнышко вон уже давно встало, глядит к нам в окошко и шепчет мне на ушко: «Буди сыночка, мамочка!» Вставай, мой хороший.
От добрых маминых слов Ирик сладко чмокает губами и засыпает еще глубже. Ну что же, пусть поспит немножко, а она полежит с ним рядом, тем более что время есть — чайник на электроплите закипает долго.
Фануза задумалась, глядя в потолок. Если честно признаться, на Севере она устроилась не так уж плохо. Ведь тысячи таких, как она, не могут даже мечтать о подобном везении. И с работой, и с комнатой ей повезло. И Ирику нашла няню. Правда, дороговато, но временно можно потерпеть и это. Так что жизнь состоит не из одних черных полос, есть в ней и белые.
Единственным, пока не решенным вопросом оставалась поездка к Сабиру. Если бы она не знала, что Райхана там, не переживала бы так остро. Беременная Райхана в Тупиковом карьере! Просто уму непостижимо! Стоит ли после этого ехать к Сабиру даже ради сына, чтобы у него был родной отец? Но, черт возьми, на кого ни посмотришь вокруг, с кем ни разговоришься, все живут неладно, у всех в семье раздоры и размолвки, а то и драки. Только скрывают от окружающих, не выносят сор из избы. И все равно вместе живут.
Нет, она не остановится на полпути, съездит во что бы то ни стало. Раз уж попала на Север — доведет дело до конца.

Бензовоз достался ей, прямо скажем, из-под забора. Кое-как выволокли его на буксире из зоны консервации — так называлось здесь кладбище автомобилей, отгороженное от территории гаража сплошным деревянным забором. Начальник гаража, вислоусый седой механик, дюжий, как морж, в сапогах сорок последнего размера, исходивший Север от Лабытнанги до Певека, от души сокрушался, закрывая на амбарный замок ворота:
— Варвары — здешние шоферюги! Вот они кто! Год поездят на новой машине и угробят. На Большой земле получишь новую машину — три года под нее не заглядываешь. Затянул тут, подтянул там — и готово! Езди на здоровье. Ведь за машиной уход нужен, любить ее надо. Я, бывало, так уговаривал свой «КрАЗ», гладил руль, приговаривая, когда он слабовато тянул в гору: «Айда, айда, мой хороший! Я тебя накормлю, напою, на лучшее место в стойле поставлю, помою, почищу…» И мой старенький «КрАЗ», представляешь, доченька, понимал меня, прибавлял обороты, увеличивал натяг, а он в гору нужен — натяг… У твоей машины, доченька, надо заменить поршневую, коленвал новый поставить и ходовую обновить. Запчасти найдем. А так — машина новая, просто прежний варвар ухайдакал ее, — говорил он, успокаивая Фанузу.
За ремонт она взялась с жаром, не жалея ни времени, ни себя. Здесь, на Севере, все трудились с полной отдачей, без пьянства, так как приехали за деньгами, а не «за запахом тайги». С перегрузками не считались. Никого не требовалось, например, уговаривать выйти на работу во вторую или третью смену, все охотно соглашались.
Для «ЗИЛа» нашли место под крышей, в тепле, в цехе капитального ремонта, и при неустанных стараниях Фанузы, и при поддержке главного инженера через десять дней машина была на ходу.
Первое время шоферы в автоколонне относились к ней насмешливо, но потом, видимо, привыкли, списав женщину за рулем на один из пресловутых контрастов Севера. Первая получка показалась ей необыкновенно большой — более семи тысяч рублей. О такой зарплате на Большой земле она и не мечтала. Кассир выдала получку сторублевыми купюрами. Одну сторублевку Фануза долго вертела в руках и даже понюхала… «Вот он северный рубль, — подумала она. — Если рубли тут такой «длины», то жить здесь не только можно, но даже нужно».
Присмотрелась, какая зарплата у других. Получали по-разному, кто больше, кто меньше. Но один удивил тем, что получка у него была около двадцати тысяч. Она поинтересовалась: почему так много? Один шофер ответил, посмеиваясь:
— У него прицеп, дорогая Фануза! А это — второй автомобиль, только без мотора! — и вежливо шлепнул Фанузу по носу своей «толстой» получкой. — Освоение Севера — это тебе не игрушки!
Она не обиделась на шлепок, а только подумала, что ведь и она теперь к этому причастна. Ежедневно загружает свой «ЗИЛ» дизтопливом, разъезжает по карьерам и заправляет «КамАЗы» прямо на линии, на их рабочем месте. Им не требуется ехать в город на заправку. И эту доставку горючего на рабочее место Фануза считала своим вкладом в освоение Севера, что вызывало у нее чувство гордости, своей особой значимости.
…Чайник давно закипел. Она спохватилась и сняла его с плиты. В это время раздался стук в дверь.

Глава 7

Фануза открыла дверь. За порогом стоял не кто иной как Раис, со счастливой улыбкой на круглощеком лице, в кожаной теплой куртке, в зимней меховой кепке и белых кроссовках, с небольшим чемоданом в руке, в котором небось уместился весь его холостяцкий скарб. Тщательно выбрит, черные усы аккуратно подстрижены, вид жизнерадостный, здоровый — «на все сто».
— Приехал! — вздохнула она, не зная, то ли радоваться, то ли огорчаться.
— Привет, во-первых… Сказал ведь тебе, что больше не отдам тебя Сабиру, — бодрый тон его доказывал, как приятно ему встретиться на чужбине с любимой женщиной. Он все еще стоял за порогом, переступая с ноги на ногу, как молодой аргамак. Видно было, что готов поднять ее на руки, зацеловать, закружить, и только холодное выражение ее лица сдерживает его. А улыбнись она приветливо, он так и рванулся бы с места.
— Заходи, — отступила Фануза на шаг в сторону, пропуская его.
— Свалился вот, как снег на голову. На попутном грузовом самолете прилетел, — он поставил чемодан в комнате на пол.
— Тише… Ирик спит, — приложила она палец к губам и поинтересовалась: — А что? Пассажирские самолеты не летают?
— Летают. Но за билетами такая давка, — он бросил на кровать Ирика понимающий взгляд и перешел на шепот: — Обычно за билетами никого, а тут, как говорят сами кассиры, уже несколько дней непробиваемые очереди… Мне подвернулся знакомый летчик. С ним и прилетел.
— Хорошо живешь, если знакомые летчики подвертываются и попутно подвозят на самолете. У меня вся надежда только на себя.
Он обиженно поджал губы, так как своим видом и бодрым тоном хотел показать, что она теперь не одна, у нее есть — он!
— Фануза, я прилетел к тебе. Половину забот спокойно можешь переложить на меня.
— Ну что ж, прилетел так прилетел. Располагайся. День-два можешь пожить у нас, пока не устроишься на работу и не получишь место в общежитии.
Он снял с себя кожаную куртку. Она повесила и куртку, и кепку его на вешалку, и это был определенный знак, что Раис «принят» ею. После этого он слегка успокоился.
Ирик сквозь сон вдруг осознал, что мать в комнате не одна, сел на кровати с закрытыми глазами, прислушался к голосам и узнал Раиса.
— Дядя Ла-ис! — закричал он, радостно подняв ручонки.
Раис взял Ирика на руки, подкинул к потолку, поймал и расцеловал в обе щеки. Ирик хихикал, потому что ему было щекотно от прикосновения жестких, подстриженных дядиных усов. Фануза, наблюдая за ними, скромно сияла, как солнце, выглядывающее из-за тучи после короткого летнего дождя.
Настойчивость, с которой Раис добивался ее любви, нравилась ей. Сейчас она без него чувствовала бы себя, наверно, ничтожной, никому не нужной. А то, что он любит ее такой, какая есть — с сыном! — успокаивало.
Раис хотел посадить Ирика обратно на кровать, но тот обхватил его за шею так, что оторвать было невозможно, поэтому он сел за стол, держа Ирика на коленях.
— Скоро откроется зимник, — сказала Фануза. — Я первым же рейсом постараюсь поехать к нему.
— Ну зачем тебе обязательно ехать? — сказал грустно Раис.
— Я живу в подвешенном состоянии. Надоело. Хочу наконец разрубить этот узел.
— А ты реши и постанови себе: «Не ехать!». Зачем он нам нужен?
— Эта проклятая поездка сидит в моей башке уже давно, как вбитый ржавый гвоздь. Пока не вырву и не выброшу его, не успокоюсь.
— А если Сабир скажет: «Я согласен восстановить семью ради сына»? Тогда я все потеряю, да?
— Сомневаюсь, чтобы он так сказал, — неопределенно пожала она плечами и перевела разговор на другое. — Завтра утром сходим к главному инженеру. Он земляков уважает. Может быть, устроит тебя шофером в нашу автоколонну. С работой, думаю, вопрос решим.
— Конечно! Ты, женщина, приехала сюда с ребенком на руках, ни кола ни двора, ни знакомых… И то сумела устроиться. А я, молодой, здоровый мужик, тем более должен…
Тут в комнату без стука вошла грозная комендантша общежития тетя Маша. Грозной она была только внешне, а на самом деле — душа-человек. Узнав, что у Фанузы посетитель, она затараторила о жуликах и всяких проходимцах, шастающих по Северу в поисках простаков, которых легко облапошить, о постоянной пропаже вещей из общежития.
Выговорившись, она стрельнула в Раиса зорким, проницательным взглядом и, видя, что человек этот явно порядочный и добрый, смягчилась, поворчала еще немного, как остывающий самовар, попыхивая сигаретой.
— Ладно уж, оставайся до завтра. Пондравился ты мне, фулюган ты эдакий, — примирительно улыбнулась она. — Могу даже предложить кровать. Анжинер Альтшуллер в командировке. Койка пустует, так что поселяйся. Ходатай у тебя хороший — Фануза. Люблю ее, как свою дочь. Мужиков за пояс заткнет за рулем. Именно такие нужны на Севере!

Глава 8

В декабре наконец установились долгожданные сорокоградусные морозы. Они упрочивали лед на ёганах, приближая открытие зимника.
Тайга утонула в пышных сугробах. Ветки деревьев отяжелели от серебряной чеканки. Дни стали короткими. Поздно утром багровое солнце высовывалось над туманным горизонтом и, пока поднималось, из красного делалось оранжевым, потом желтым и, наконец, достигнув местного зенита, катилось вниз, принимая те же цвета в обратной последовательности. Наступала длинная ночь, мороз стискивал в объятиях притихшую землю.
В гараже пошли слухи, что в Тупиковом карьере кончилась солярка и будто бы комендант Сабир Халиков дал радиограмму с просьбой срочно доставить горючее. Эти мрачные слухи, как ни странно, обрадовали Фанузу. Погибнуть людям, конечно, не дадут, спасут — в крайнем случае по воздуху, на вертолетах. Но теперь уже ясно, что начальство примет неотложные меры по открытию зимника.
Руководство гаража действительно зашевелилось. На один из самых ненадежных ёганов с быстрым течением, а это означало, что лед там подмывается снизу, поэтому всегда тонкий, послали бригаду с мотопомпой. Рабочие упрочили переправу, положив сверху лежни и полив их водой, чтобы утолщился лед.
Что касается Раиса, то он при содействии главного инженера уже более месяца работал в той же автоколонне, что и Фануза. Ему достался «КамАЗ» с огромной самодельной емкостью, сваренной из листовой стали. Эту машину специально оборудовали для разгрузки баржи, прибывшей с Большой земли с горючим.
Фануза начала готовиться в дорогу. Прежде всего нужно было решить, с кем ехать. По негласному закону не разрешалось ездить по зимнику в дальние рейсы в одиночку. Через ёганы тоже нельзя было переправляться без подстраховки вторым шофером.
Фануза понимала, что лучшего напарника, чем Раис, не найти, и надеялась, что главный именно его отправит вторым шофером. Что касается опыта езды по зимнику, то он у нее есть. В окрестностях города Фануза объездила все дороги, знала все лежневки и карьеры как свои пять пальцев. Да и заблудиться здесь, на Севере, просто невозможно. Съехать с зимника некуда, кругом тайга, болота, сугробы. Дорога же — одна.
Вечером после работы она встретилась с Раисом в гараже у воздухоподогрева. Воздухоподогрев — это толстая длинная труба, в которую ночью подается горячий воздух, нагретый калориферами. Шоферы ставят свои машины на воздухоподогрев, под машины всю ночь дует горячий воздух, достаточный для того, чтобы утром не остывший двигатель завелся.
Раис поставил свою машину на воздухоподогрев, закрыл кабину на замок и подошел к Фанузе, подъехавшей чуть раньше него.
— Пойдем вместе к главному. Как бы других не послали. Говорят, зимник уже открыли.
Главный инженер был у себя. Он сидел за столом, разговаривая по телефону. Черные волосы с пробором посередине зачесаны назад, открывая высокий округлый лоб. Он собрался, видимо, покинуть кабинет, так как был уже в шубе.
Выслушав их бестолковую, путаную речь, главный перевернул страницу настольного календаря и на обратной стороне листка прочитал вслух: «Отправить в Тупиковый карьер дизтопливо на двух машинах».
— Вот что, дорогие мои земляки, — сказал он бодрым голосом, внимательно вглядываясь в их лица. — Есть директива — открыть зимник. Лед на переправах выдерживает двадцать тонн. Оформляйте командировку, и с утра — в добрый путь… Соблаговолите расписаться вот здесь, в журнале по технике безопасности… Через ёганы ехать с открытой дверью. В случае опасности — выпрыгивать. С зимника не сворачивать, самовольно маршрут не менять. Болота еще не везде замерзли. Есть теплые места, где торф на дне разлагается, выделяя тепло. Кое-где глубина болот достигает тринадцати метров, так что будьте осторожны: Север ошибок не прощает.
— Постараемся, Иван Степаныч, — ответила Фануза.
— Выложимся, — заверил Раис.
— Теперь не принято говорить высоких слов, но и без них, пожалуй, не обойтись. Как говорили еще в недавние идеологические времена, миссия ваша гуманна — едете спасать людей… Вот схема зимника. Жирный овал — это Тупиковый карьер. Толстая линия — зимник. А пунктир рядом с зимником — это газопровод, вдоль которого проложен зимник. Синоптики обещают ясную погоду, но в случае пурги придерживайтесь газопровода, не заблудитесь… Думаю, все будет нормально!

Глава 9

Утром на первом вахтовом автобусе Фануза приехала в гараж и, к своему удивлению, заметила, что Раис уже копается у своей машины. Он был в хорошем настроении, что-то насвистывал и приветственно помахал над головой щеткой-сметкой, которой сбрасывал с капота снег.
— Ты как попал сюда?! Я приехала первым автобусом, тебя там не было.
— А я пешком… Через тайгу.
— Ночью через тайгу?
— Там знакомая тропа.
— На узкой тропе, да еще ночью, можно встретиться и с медведем, каким-нибудь случайным шатуном. А то и с недобрым человеком.
— Как видишь, не встретился. Я на всякий случай в кармане ношу нож… На вот, — протянул он ей кусок войлока, скроенного по размеру пола ее машины. — Давно обещал, только вчера вечером скроил.
— Спасибо.
Она коротким цепким взглядом оценила, как оделся Раис в дорогу. Камуфляжная меховая куртка, толстый свитер с воротником до подбородка, на голове шапка, на ногах яловые меховые сапоги с пряжками на голенищах. Упакован как следует.
Сама она одета тоже неплохо. Полушубок, теплая вязаная кофта, черная мохеровая шапочка с фетровым непродуваемым подкладом, пуховые перчатки, в которых удобно рулить.
Еще вчера вечером они наполнили цистерны топливом, чтобы утром без задержки отправиться в дорогу.
— Печка у тебя работает? — спросил Раис.
— Работает. Печка новая, хорошая.
— Ходовая как?
— В порядке.
— А Ирик где?
— Оставила у старушки-няни. На всякий случай предупредила, что, если сегодня не успею приехать, пусть переночует у нее.
— Значит, едем так: ты впереди, я сзади. Сильно от меня не отрывайся. Следи, чтобы моя машина все время была видна в зеркале заднего вида. На развилках останавливайся, вместе разберемся, куда ехать. Хотя какие могут быть развилки на зимнике? Здесь на сотни километров вокруг нет никакого жилья… Поехали! — он дружески хлопнул ее по плечу, как бы передавая ей свою мужскую уверенность.
Она молча, неуклюже взобралась в свою машину, села за руль и почувствовала себя на привычном рабочем месте как в родном доме. Так оно и есть на самом деле. В кабине она проводит лучшую часть дня, чего не скажешь о комнате в общежитии, куда приходит только переночевать и побыть с сыном. На сиденье — чехол, на окнах — узкие шторочки, на сиденье она приспособила мягкую ватную подушку, а последняя новость в кабине — войлочная подстилка под ногами.
У лобового стекла висит амулет — портретик улыбающегося сына. И действительно, стоит ей посмотреть на лицо Ирика, на лихо надломленную бескозырку с надписью «Моряк», как сердце ее тает, наполняется любовью к нему.
В кабине тепло. Отопитель греет хорошо, с шумом обдувает лобовое стекло горячим воздухом, не давая ему обледенеть.
Фануза дала газ, отпустила педаль сцепления и медленно тронулась с места. Дежурный механик открыл ворота гаража, зарегистрировал выход на линию в журнале и, пожелав удачи, помахал рукой. На бетонке она посмотрела в зеркало заднего вида — там прорезали туман желтые лучи от двух фар. Она прибавила газ, набрала скорость.
Темно. Все вокруг погружено в густой неподвижный туман. Светлые щупальца от фар пробивают молочную его завесу, как жесткие негнущиеся стержни, дальний конец которых то подпрыгивает вверх, то упирается в дорогу. Над капотом закручиваются белые облачка, ударяются о лобовое стекло и, обтекая кабину, исчезают с боков.
По сторонам от дороги бегут длинные тени, которые на глазах быстро сокращаются, и когда машина оказывается рядом с источником тени, то видно, что та отбрасывается какой-нибудь заснеженной болотной кочкой.
Хорошо настроенный двигатель работает ровно, и это всегда действует на Фанузу успокаивающе. Любит она ненатужное мурлыканье мотора, похожее на нескончаемую мелодию. Кстати, не оторвалась ли она от Раиса? Процарапала ногтем в тонкой наледи на боковом стекле маленький кружочек и приложилась глазом… Нет, Раис рядом, вон движутся две желтые оглобли света от его фар.
Нравятся Фанузе здешние бетонки. Насыпь высокая, хорошо продувается ветрами, на ней не бывает снежных заносов, а железобетонные дорожные плиты, сваренные между собой, рассчитаны на езду на самых тяжелых машинах, способных снести при торможениях любое ненадежное дорожное покрытие.
А вот и знакомый разлапистый старикан-кедр, растущий на обочине. Ему, пожалуй, не менее трехсот лет. Сколько раз Фануза проезжала мимо него, развозя топливо по карьерам. Именно у этого кедра ответвляется от бетонки зимник, здесь его начало, а конец — аж на Большой земле.
Фануза сбросила скорость и осторожно съехала с бетонки. Зимник похож на широкую, хорошо укатанную проселочную дорогу, за которой неусыпно следят дорожники, чистят, поправляют, поддерживают в рабочем состоянии. Она подождала, когда подъедет Раис.
В дальних рейсах всегда так: за городом, где дороги пусты, она настраивается на долгую монотонную езду, расслабляется, набрав нужную скорость. Механизаторы на совесть протоптали дорогу бульдозерами и скреперами, сделали ее широкой и ровной, так что можно разворачиваться прямо на месте, без дополнительных маневров.
«Как проспект Калинина в Москве», — подумала она, сравнив зимник с понравившейся ей московской улицей, по которой когда-то в отпуске ходила пешком.
Вдруг тайга резко оборвалась. Ни одного дерева, словно выехала в чистое поле. Она уже знала, что именно так начинаются в тайге болота. На обочинах возвышались пышные сугробы, нетронутые, казалось, со дна сотворения мира. И немудрено: вокруг на сотни верст ни одной коптящей трубы, никакого человеческого жилья. Природа сохранилась здесь в первозданном виде. Все ломающая, все разрушающая, все сметающая поступь времени обошла эти края стороной.
И оттого, что небо, болото, тайгу закрывал туман, ограничивая видимость, и оттого, что в бескрайних снегах тишина и покой казались нерушимыми, Фануза реально ощутила вечность — это стремительно летящее и одновременно неподвижное время. Прошлое, настоящее и будущее слились в одно. Перед мысленным взором ее промелькнули тени бесчисленных предков — все ее дедушки и бабушки, и все пра… пра…
Она почувствовала их великую мудрость, желание сделать своих детей, в том числе и ее, Фанузу, более совершенными и счастливыми, чем были они сами, прожившие свою жизнь не лучшим образом, не дождавшиеся положенного им счастья. Ей показалось, что она слышит их далекие голоса, полные любви и печали, доносящиеся из глубины веков.

Тут она очнулась. Хорошо мечтать о прекрасном, а реальная жизнь не так хороша. Что скажет Сабир? Вот она едет к нему, чтобы разобраться в их непростых отношениях, а ее ждет в конце пути — это она теперь знает точно — отказ.
В густом тумане, как в разбавленной сметане, обозначалась чахлая тайга. За что цеплялись корнями карликовые сосны и березы в человеческий рост? Неужели за трясину, за переплетенные мхи, уходящие вглубь до тринадцати метров? Именно такие болота не замерзают зимой за счет разложения растительных остатков и выделения тепла.
Как бы в подтверждение своих мыслей она увидела на дороге широкую лужу. Над ней курился пар, как над кипятком. Фануза остановилась и вышла из машины. В лужу были положены в два наката длинные пихтовые хлысты с пушистыми, игольчатыми, несрубленными макушками. Хотя эта снежная жижа, разлившаяся на зимнике, и казалась страшной, но видно было, что механизаторы поработали на совесть, проложили тут прочную лежневку.
Перепрыгивая с лежня на лежень, Фануза пересекла лужу. Да, лежневка нормальная, проехать можно. На хлыстах видны следы гусениц, а это значит, что по ним проходила и тяжелая техника.
— Ну, что там? — спросил подъехавший Раис.
— Все в порядке. Проедем…
Опасный участок Фануза преодолевала с открытой дверью. Машину качало, как на пароме, напоминая о том, что под лежнями все же болото, а не твердь. На той стороне, дождавшись Раиса, она поехала дальше.
После болота началась грива, покрытая настоящим сибирским кедрачом. Вот что значит для деревьев добраться корнями до материка. Кроны их щедро осыпаны снегом и освещены уже взошедшим темно-багровым солнцем. Ближе к обочинам виден подлесок, облепленный инеем. И кажется, что растут эти кристаллические кусты прямо из сугроба, имеют строгую форму и делают зримым какой-то неизвестный закон физики. Сколько мастерства, терпения, знания и таланта потребовалось бы скульптору, чтобы из отдельных кристаллов инея, из мельчайшей изморози выковать целый подлесок, не пропустив ни одной подробности! А природа это делает без натяжки, просто и буднично.
Новый поворот ее мечтаниям дала еще одна картинка. Недалеко от зимника она усмотрела темное длинное сооружение, не попадавшее до этого в поле ее зрения, может быть, из-за тумана, а может, из-за невнимательности. Это был газопровод, о котором говорил главный инженер. Газопровод, подступающий вплотную к зимнику, подтверждал, что едут они правильно. В глухой тайге, в болотах, в вечном безмолвии увидеть инженерное сооружение, творение человеческих рук, было новым, потрясающим, не испытанным до сих пор ощущением.
Занятая посторонними мыслями, Фануза даже не заметила, что с машиной творится что-то неладное. «ЗИЛ» сошел с зимника и, трясясь на кочках, несся по болоту… Когда до нее это дошло, ее бросило в жар, сознание помутилось.
«Что случилось?» — подумала в замешательстве. Вывернула руль до отказа налево, но машина не слушалась.
Она сжалась в тугой ком, вцепилась обеими руками в руль и снова до отказа вывернула его налево, чтобы выехать на зимник. Но машина и не думала слушаться, мчалась вперед.
Фануза резко обеими ногами надавила на тормозную педаль. Машина споткнулась, как от подножки, и остановилась. Постояла на месте несколько секунд и — трах-тара-рах! — лед под ней проломился, и она рухнула в болото. Сначала провалились под лед передние колеса, принявшие основной удар от торможения, а потом задние.
Фануза успела подумать: ну все, ушла на дно вместе с машиной. Но нет, машина села «на пузо». Подстилка из мха и торфа медленно сжималась под ее тяжестью. В кабину через щели с шумом ворвалась вода и быстро затопила пол, налилась в унты, обожгла ноги, будто кипятком.
Фануза вспомнила утонувший в болоте экскаватор, который увидела в первый день приезда. Значит, вот как это случается. За малейшую ошибку Север наказывает, вцепляется в добычу мертвой хваткой и не отпускает.

Глава 10

Она никак не могла понять, что же произошло на самом деле. Только что все было нормально, ехала по зимнику и вдруг ни с того ни с сего оказалась на обочине, да еще в болоте. Неужели она — она, которая всегда верила в себя! — попала в аварию?! Причем не дома, не на Большой земле, а на Севере?
В гараже, предупреждая об опасностях, подстерегающих в пути, говорили обычно о морозах, о ненадежности ледовых переправ. И она была к ним готова. Тепло оделась, ехала с открытой дверью на опасном участке. А тут… Все произошло на ровном месте, непонятно почему.
В кабину продолжала поступать вода. Двигатель молчал. Вокруг все было погружено в туман. Она попробовала открыть дверь, но та не поддавалась. Толкнула еще раз изо всей силы, но дверь была снаружи подперта снежным настом. Значит, машина, наклонившись вбок, сидит не только в болоте, но и в сугробе. Вода в кабине все прибывает и прибывает. Фануза взобралась с ногами на сиденье и толкнула дверь всем телом еще раз. Верхняя половинка чуть приоткрылась, но низ не подвинулся, был крепко прижат.
Неужели она так запросто угодила в капкан? Не бывает так, чтобы сразу, без предупреждения, — в лапы смерти… Нет, она не хочет умирать, она еще молода, полна жизни. В ней столько неистраченных сил, неосуществленных замыслов. Неужели ей отпущен такой короткий срок? Нет, не может этого быть! Она с яростью толкнула дверь, но наст снаружи был крепок и не поддавался.
И вдруг дверь распахнулась сама, но не та, которую она толкала, а противоположная — она была выше наста. В кабину ворвался серый дневной свет, показавшийся Фанузе необыкновенно ярким. Раис, бледный, запыхавшийся, решительным рывком выдернул ее из кабины. Она встала на непослушные ватные ноги и вдохнула полной грудью. Воздух показался ей головокружительно сладким, тот самый воздух, вкуса которого она никогда до этого не ощущала.
— Спасибо, — еле слышно прошептала она.
— Бежим скорей в машину! Простудишься, — потащил он ее за руку.
«КамАЗ» тарахтел метрах в десяти от места аварии. «ЗИЛ» стоял в полынье — в черной болотной воде, смешанной с торфом, мхом и снегом. Пройдет совсем немного времени, подстилка из мха и торфа под машиной постепенно сожмется, и безжалостное болото проглотит свою жертву.
Фануза бежала к «КамАЗу», проваливаясь в снег. В унтах чавкала ледяная вода. Заметив, что она еще не отошла от шока, что еле держится на ногах, Раис сгреб ее в охапку и понес.
В жарко натопленной кабине «КамАЗа» он помог ей снять унты, вылил из них воду и поставил на пол вверх подошвами. Фануза стянула с ног шерстяные носки, он хорошенько выжал их и повесил на руль сушиться. Ее мелко трясло, зуб на зуб не попадал. А когда освободилась от мокрых гамаш и колготок, то он сильными движениями стал растирать ее замерзшие, с гусиной кожей, красные ноги.
В кабине «КамАЗа» оказалось чрезвычайно важное удобство. К отопителю Раис присоединил длинный гофрированный шланг от противогаза. Удобство заключалось в том, что, держа в руке шланг, можно было обдувать себя горячим воздухом, направлять струю на любую часть тела.
Закончив массаж ее ног, Раис обдул их горячим воздухом, а потом сунул конец шланга под полушубок Фанузы. Под одеждой сразу стало тепло. Достав из «бардачка» термос с чаем, налил ей полную крышку. Она осторожными глотками выпила его весь, не обращая внимания на то, что он горячий и вяжет во рту.
— Допинговый! — пояснил Раис. — Выпьешь — и сразу сон отлетает!

Глава 11

— Я схожу к машине, — сказал Раис. — Надо что-то сделать, чтобы она не вмерзла в полынью.
Он выскочил из кабины, захлопнул дверь, и скрип снега под его подошвами стал удаляться.
Носки и гамаши уже высохли, но унты были еще влажными. Один почти высох, а второй досушивался со вставленным в голенище гофрированным шлангом.
Этот шланг, соединенный с отопителем, ей нравился. Она совала его за пазуху, под мышки, за спину, за плечи и грелась. В кабине было душно, сыро и немного дымно. В горле першило, дым щипал глаза, под веками скребло, будто в глаза насыпали песку.
Что там делает Раис? Стоит в раздумье около полыньи. Над водой поднимается пар. Воздух набит туманом, как рассыпанной мукой. Чахлая сосна с раздвоенной макушкой целиком вписана в багровую шайбу солнца, до которого, кажется, подать рукой.
Между прочим, на какой такой почве растет эта двухмакушечная сосна? За что держится? Ведь не стоит же она просто на трясине. Иначе ветром давно свалило бы ее, вырвало с корнем. Не признак ли это того, что болото здесь неглубокое, что даже чахлая сосна достает до дна? Может быть, и машина стоит колесами на дне? Значит, ее не засосет?
Однако трезвая мысль о том, что даже если машину и не засосет, то она все равно вмерзнет в болото, приводит Фанузу в унынье. Не мытьем, так катаньем, но Север все равно заберет свою добычу.
Дверь в кабину открылась, и в густом тумане показался Раис. Каждая ворсинка поднятого воротника была покрыта инеем.
— Ну и мороз! — улыбнулся он, шевеля плохо слушающимися губами и, ловко поставив ногу на подножку, влез в кабину.
— Машина не тонет? — спросила она, держа в руке шланг и обдувая унт.
— Нет. Похоже, болото здесь мелкое. Рядом растет сосна. Думаю, она корнями достает до материка.
— Зато машина вмерзнет в полынью.
— Все на свете поправимо, кроме смерти. Что-нибудь придумаем…
— Я, наверно, великая грешница… Из-за меня все это.
— Ты нисколько не виновата, честное слово.
— Это Райхана виновата. Она устроила северную гонку из-за Сабира.
— И она тут ни при чем…
— Не доживу я до старости, так здесь и умру, — мрачно говорит Фануза.
— Не заикайся о смерти. Кто часто о ней говорит, тот действительно подгоняет ее, приближает. Ты вырвалась из ее лап, а это значит, что долго будешь жить. Ты нам нужна живая и здоровая.
— Кому это — нам?
— Ирику и мне.
— А-а… — понятливо протянула она. — Оказывается, Ирик и ты уже вместе. А я-то думала, что я одна с Ириком.
На смуглом круглощеком лице Раиса искренняя, неподдельная простота, он такой большой и добрый, что у Фанузы становится тепло на душе. Она говорит задумчиво:
— В тупиковом карьере нас, наверно, уже потеряли. Ведь по рации им должны были сообщить, что мы выехали еще утром.
— Что мы можем сделать?
— Давай на твоей машине отвезем в карьер топливо, а потом вернемся!
— Пока будем кататься туда-сюда, машину раскурочат.
— Здесь же нет никого.
— Это только кажется, что нет. А как оставишь машину, откуда ни возьмись появятся мародеры. Дорога никогда не пустует, всегда по ней кто-нибудь да ездит. Не можем же мы бросить машину без присмотра. Пока она не вмерзла окончательно, надо что-нибудь придумать.
Его спокойная рассудительность, вера и решимость во что бы то ни стало спасти машину, выкрутиться из безвыходного положения успокаивали Фанузу. Ей нравилось, что он ее не упрекает, не ворчит, ее аварию воспринимает как свою. Немного погревшись, Раис снова пошел к машине.
Вот и второй унт высох. Фануза обулась, нетерпеливо выскочила из заточения, как птичка, получившая свободу, и полетела к Раису. Мороз показался ей легким. Под подошвами по-особому скрипел снег — как мелко нашинкованная капуста: ширк-ширк! Багровое солнце закрыто туманом. Это просто диск без лучей, на который можно смотреть прямо, не щурясь и не морщась.
Раис, перекинув через плечо, тащил толстый негнущийся трос, колени его подгибались. Скрюченный от мороза стальной трос при каждом его шаге играл как пружина и ударял по пяткам. Фануза, подбежав, схватила обеими руками конец троса и стала помогать. Изо рта шел пар, мороз спекал дыхание. На зимнике тарахтел «КамАЗ», словно бормотал о том, что в снежной пустыне жизнь еще не совсем замерла.
Откуда-то из тумана прилетела белая полярная сова и, не боясь людей, уселась на средней длинной ветке карликовой сосны, которую, по-видимому, давно облюбовала как место отдыха и часто сиживала на ней. Она удивленно посмотрела на незваных гостей немигающими желтыми глазами. Что за странные существа люди? У них нет крыльев, чтобы летать, нет ночного зрения, чтобы видеть добычу, нет теплого подпушка, чтобы не мерзнуть на холоде… А шатаются всюду, всюду, куда бы она ни залетала.

Глава 12

— Что ты хочешь делать? — спросила Фануза, видя, что Раис стоит в нерешительности с тросом в руке у края полыньи.
— Да вот, не соображу, как зацепить трос за фаркоп.
— За фаркоп?! Он ведь под водой!
— В том-то и дело.
— Может, зацепить за что-нибудь другое?
— Нет. Буксировку выдержит только фаркоп. Все остальное оборвется.
Раис молча сходил к своей машине и принес еще одни брезентовые рукавицы.
— Что ты решил? — допытывалась она, все еще не догадываясь, что он задумал.
— Да так, ничего, — бодро улыбнулся он, а сам все щурился, что-то соображал, прикидывал, моргая заиндевелыми ресницами.
Он снял рукавицы, сбросил с плеч куртку и остался в толстом, домашней вязки свитере. Движения его были расчетливы, быстры и уверенны, взгляд углублен в себя. Фануза, затаив дыхание, следила за ним, все еще недоумевая.
— Может, тебе чем помочь? — спросила она, не зная, что делать.
— Задери рукав свитера как можно выше, — протянул он ей руку, мыслями находясь где-то далеко.
— Что ты! Мороз ведь!
— Давай, давай, не мешкай. Надо быстрей!
Фануза завернула рукав свитера, обнажив его крепкую мускулистую руку. Смуглая кожа тотчас покрылась пупырышками. Надев рукавицы, Раис поднял с земли конец троса с петлей, опустился на колени у самого края полыньи, набрал полную грудь воздуха и решительно сунул руку с тросом в черную снежную жижу, туда, где находился фаркоп. Затем, лежа на снегу, вытянулся во весь рост, погружая руку в полынью как можно глубже. Он цеплялся носками сапог за наст. Балансировал ногами, но до злополучного фаркопа никак не дотягивался.
Фануза легла на его ноги, чтобы он случайно не свалился в полынью и не вышло бы большей беды, чем уже есть. Закатанный рукав свитера быстро намок, тяжело набряк и обледенел, но Раис вновь и вновь вытягивался, тянул руку как можно дальше. И всякий раз лицо его краснело от натуги, и всякий раз дело заканчивалось гримасой досады.
Он дотягивался до утонувшего в иле фаркопа, но, как ни старался, не мог открыть замок, чтобы накинуть петлю и зацепить трос. Лед под ним у края полыньи крошился, снова отдаляя его от фаркопа. Бросив трос, он вытащил руку с тяжелым, набрякшим рукавом. Грязная, с кусками прилипшего мха и торфа, рука была как вынутая из костра дымящаяся черная головешка. Фануза обтерла его руку своими мохеровыми перчатками и накинула ему на плечи куртку.
Они снова забрались в кабину. Он зубами достал из пачки сигарету и жадно затянулся все с тем же сосредоточенным выражением лица.
Фануза считала себя виноватой в том, что из-за нее приходится и ему туго. Если бы в поступках Раиса или даже просто в облике его не было бескорыстия и любви к ней, она, возможно, отказалась бы от помощи. Пусть было бы ей хуже! Пусть! Что заслужила, то и получает.
Но в том-то и дело, что один вид его, одно его присутствие успокаивали ее, гасили гнев и досаду. Временами у нее даже появлялась гордость, что вот она ему нужна в трудную минуту. «Рядом с таким человеком не пропадешь», — думала она. Как это она недооценивала его раньше? Просто дурой была, что тут скажешь.
— Придется лезть в полынью, — он сделал большую затяжку и выпустил изо рта струю дыма.
— Ты с ума сошел!
— Вода в полынье, милая моя, теплее воздуха! Сейчас правая рука горит как кипятком ошпаренная. После купания мне будет так же жарко, как руке! — сказал он с мягкой улыбкой.
— Сейчас не время для юмора! — отрезала она. — Ты не «морж», чтобы в тридцатиградусный мороз купаться в полынье. Даже не думай!
— Безветрие… Туман… Это мои плюсы. Мороз в такую погоду не так силен.
— Машина не стоит того, чтобы ты рисковал жизнью. Можно запросто получить воспаление легких. От него даже умирают.
— Если бы только из-за машины… Да пропади она пропадом. Я из-за тебя, Фануза. Не хочу, чтобы потом у тебя в конторе были неприятности. Ведь заставят отвечать за машину! Шоферня в гараже будет смеяться: куда там бабе на Севере за рулем… Знаю, не время сейчас объясняться, но я люблю тебя, Фануза, и не могу не сказать об этом. Я считаю, что в любви должно быть все сказано. Даже если чувствуешь, понимаешь все без слов, все равно нужно сказать.
— Я тоже так думаю, — опустила голову Фануза. — Если откровенно, я тебя, Раис, тоже люблю. Не хочу, чтобы ты рисковал жизнью. Если бы не было между нами Сабира, все было бы просто и без проблем. Но ради счастья сына я должна поговорить с ним. Я буду не я, если ради сына не попробую восстановить семью.
— Я уже сказал тебе, что с Сабиром ничего у тебя не получится. Разбитую чашку нельзя склеить так, чтобы она была как новая. Всегда будут видны швы и трещины…
— Ладно, прекратим… Но это безумие — лезть в ледяную воду в такой мороз.
— Бывают такие дела, которые сначала делаются, а потом обдумываются. Это как раз тот случай… Я переболел недавно гриппом, так что у меня иммунитет… «Трали-вали! Это мы не проходили, это нам не задавали!» — вдруг запел он, погасив окурок о подошву сапога.
— Ты все же полезешь?
— Я постараюсь проделать это быстро.. За шестьдесят, примерно, секунд разденусь, спрыгну в полынью, зацеплю трос, выскочу, оденусь… Потом в кабине разогреюсь. После такого купания тело горит, так что не простужусь…
— Ты так просто рассуждаешь, будто это дело — раз плюнуть. Это страшно и не так просто…
— Настоящие сибиряки как делают? Выскочат из бани, поваляются в снегу и снова в парилку. И хоть бы хны — не болеют.
— Ты же не сибиряк, — сказала она.
— Я с Урала — сосед сибиряка. К тому же, есть еще и армейская закалка. Когда-то я успевал за шестнадцать секунд одеться, обуться, подпоясаться ремнем и встать в строй. Думаю, и сейчас справлюсь.
Сунув под меховую куртку конец гофрированного шланга, Раис стал накачивать под одежду горячий воздух, чтобы разогреться. Потом разделся, остался в трусах и сапогах, накинул на себя меховую куртку, выскочил из кабины и с лихим криком «Трали-вали!» побежал к полынье. Фануза как тень поспешила за ним.
У края полыньи он сбросил куртку, снял сапоги и остался в майке, трусах и носках. Его обнаженное тело с бугристыми икрами и бедрами, оплетенное мускулами, было целиком отдано на растерзание морозу. Со сморщившейся кожи мороз отрывал облачка пара — маленьких крылатых птичек — и с ними безвозвратно уносил тепло.
Около заднего колеса «ЗИЛа» Раис спрыгнул в полынью, веря, что под колесом твердое дно. Так оно и было на самом деле. Черная, смешанная со снегом, льдом, мхом и торфом вода была ему до пояса. Раис втянул живот, прижал локти к себе и, с шумом разрезая воду, быстро пошел к фаркопу.
— Уши сильнее мерзнут, чем ноги… Трали-вали! — на ходу балагурил он, подбадривая Фанузу.
— Раисик! Поживей! Брось ты эту дурацкую песенку. Я шуток не понимаю! — крикнула она, притопнув ногой. — Ты нам нужен живой и здоровый! — Ей хотелось сказать что-нибудь хорошее этому безрассудному Раису, который, не считаясь ни с чем, рисковал ради нее здоровьем и жизнью.
— Нужен?! — он удивленно надломил брови, и, надув щеки и расширив глаза, присел, окунувшись одним плечом в ледяную воду.
— Нужен!!! Мы тебя любим… и я, и Ирик!
Он промолчал. Подтянул к себе конец троса, нашарил в иле фаркоп и стал открывать замок.
Фануза стояла на снегу, расстегнув все пуговицы своего полушубка, готовая снять его с себя и накинуть на Раиса, как только он выскочит из полыньи.
Возился он недолго, но ей эти несколько минут показались вечностью. Вот, наконец, он облегченно выдохнул, выпрямился, весь облепленный грязью, оперся руками в брезентовых рукавицах о край полыньи и, сильно оттолкнувшись ногами, выпрыгнул на лед.
Фануза накинула на него свой теплый, нагретый полушубок. На ходу запахиваясь, он помчался в хлюпающих носках по снегу, сверкая голыми коленями, гикая и свистя, как настоящий деревенский мальчишка, каким она знала его еще с детских лет.
Фануза поспешно подобрала брошенную им куртку, сапоги, слетевшую с головы шапку и заторопилась за ним.
Белая полярная сова сидела на макушке двухвершинной сосны и при свете сумеречного дня с любопытством наблюдала за ними. Немало людей повидала на своем веку эта мудрая птица. Здесь, на Севере, люди прокладывают трубы, жгут металлические стержни с голубым, трещащим на конце пламенем, похожим на маленькое полярное сияние. Люди ездят на грохочущих машинах, строят дороги и жилье, осваивают на свой человеческий лад этот суровый край — Север.
Не могла только одного понять белая сова — чем занимаются эти двое на зимнике? Неужели ловят рыбу? Или, может быть, у них любовный сезон, таков их брачный танец, таков обряд любви? Что-то не похоже. Нет, не могла понять до конца людских обычаев мудрая сова.
— Быс-стрей з-за-закрывай дверь, — весело стучит зубами посиневший Раис, сверкая белками глаз.
Она села с ним рядом, подала сухие сапоги, вторые, сухие носки и куртку. Перед тем как ему переодеться в теплое, она обтерла его подготовленным полотенцем, очистила от грязи, заодно растерла докрасна, с силой катая под упругой кожей его мускулы.
— Не тебе одной моржевать, — охотно подставляя себя под ее массаж, шутил он, имея в виду, что она первой побывала в полынье.
Она отметила, что тон их разговора переменился — стал доверительным, простым и добрым. Они поверили друг в друга!
— Вот приедем домой, напарюсь в бане от души, — размечтался Раис, дружески положив руку ей на плечо.
— Полынья — тоже баня, — сказала она, не прекращая растирать его.
— Тело горит, будто в спирте искупался! — Раис глотнул горячего чая из термоса и добавил: — Ну вот… Теперь все в порядке.

Глава 13

Стальной трос, который с таким трудом зацепил Раис за фаркоп, оказался коротким. Он не доставал до «КамАЗа» каких-нибудь полметра, но у Фанузы тоже был трос. Два троса соединили морским узлом и прицепили к фаркопу «КамАЗа». Раис вскочил на подножку своей машины, не залезая в кабину, осторожно надавил ногой на педаль газа. «КамАЗ» тихонечко поехал.
— Давай… Давай! — Фануза маленькими отмашками показывала, как и с какой скоростью ехать.
Трос приподнялся над землей. Морской узел, наживленный от руки, на глазах прочно затянулся, и трос, напрягаясь, затрещал, с него посыпались мелкие комочки снега.
— По-ше-ел!!! — хрипло кричала Фануза, показывая, что все нормально, можно тянуть.
Раис дал газ, «КамАЗ» бешено заревел. В нем встали на дыбы все буйные лошадиные силы, спрятанные под капотом. Из выхлопной трубы повалил черный дым, пучками полетели искры. «ЗИЛ» немного подался вперед и на краю полыньи жестко уперся задними колесами в лед, который был выше их.
— Попробуй еще раз осторожными рывками. Может, удастся выкатить, — посоветовала Фануза, видя, что дело застопорилось.
Раис начал осторожными рывками дергать машину, но лед действительно был выше колес, и надеяться на чудо, на то, что они выкатятся за счет подергиваний, было глупо. Требовался кран, и только тогда, когда он приподнимет задние колеса над водой, можно было вытащить машину на дорогу.
Кроме того, появилась новая опасность. «КамАЗ», буксуя, вырыл под колесами глубокие канавы. А ведь под зимником тоже не твердь, а болото. Так что если «КамАЗ» пророет под собой зимник, что вполне возможно, он провалится в болото и сядет «на пузо». Тогда им живыми отсюда не выбраться — это уж точно.
— Дохлый номер! — измученный Раис спрыгнул с подножки, снял с головы шапку и вытер пот с лица. — Айда, Фануза, в кабину. Подумаем. Может, схема зимника что-нибудь подскажет.
Усталые, измотанные, они долго рассматривали схему зимника, нарисованную главным инженером от руки, не разговаривая, а просто глядя на черные линии, не в силах что-либо сообразить. В толстых, потрескавшихся пальцах Раиса, привыкших работать с черным металлом, тонкая, легкая бумага казалась пушинкой. На самом деле весомей и нужней этой бумаги с рисунком ничего на свете сейчас не было. Они это понимали. Только схема, пожалуй, и могла подсказать что-нибудь.
— Вот ёган. Там отряд моторостроителей, — задумчиво ткнул Раис горящей сигаретой в черный кружочек. — До отряда по зимнику, думаю, километров двадцать. Сейчас поедем туда и попросим трактор. Если я впрягусь в паре с трактором, то, честное слово, вытащим.
— Нет, Раис, — мягко, доверительно возразила Фануза. — Не вытащите вы и вдвоем. Вместе будете буксовать. Пророете зимник, и оба сядете… Нужен автокран. Он приподнимет задние колеса, и ты сам, без трактора, вытащишь ее.
— Кран так кран! — согласился Раис. — У мостостроителей всегда имеется кран. Поехали. Выхода у нас нет. Придется «ЗИЛ» временно оставить…
Фануза, конечно, понимает, что выход есть — бросить «ЗИЛ» и на машине Раиса поехать в Тупиковый карьер. Авария есть авария, можно всегда оправдаться, что вытащить машину не смогли, хотя всячески старались. Кругом безлюдье, помочь некому, мороз, болота. Тем более что сама Фануза в аварии не виновата, ехала по всем правилам, ничего не нарушала.
Но известно ей и другое. Если не использовать для спасения машины пусть последний, пусть единственный шанс, то совесть, этот маленький зверек, живущий в ней, загрызет, иссушит душу. Разумеется, можно и вытравить из себя этого зверька, заставить замолчать, но с ним при всем его неудобстве надежнее жить. Совесть слабым голосом всегда предупреждает о подстерегающей опасности.
Раис убрал схему в «бардачок» и уже собирался ехать, как неожиданно в тумане показался свет от фар приближающейся машины. Это было похоже на чудо, на руку помощи, протянутую с неба. За фарами ползло громоздкое темное пятно, которое на глазах превратилось в новенький синий «КамАЗ».
— Ах ты, черт побери! Наше спасение идет! — радостно вскрикнул Раис и выскочил из кабины. Фануза поспешила за ним.
Раис по-хозяйски, широко и уверенно зашагал навстречу «КамАЗу», не сомневаясь в том, что каждый шофер по негласному закону дальнобойщиков всегда поможет своему собрату, попавшему в беду. Тем более что на зимнике встречи редки и помощи ждать неоткуда.
«КамАЗ» остановился, опустилось боковое стекло, и в окне показалось лицо мужчины лет сорока, в пышной норковой шапке и новом крытом полушубке с таким же пышным норковым воротником. Шофер был одет будто на праздник. Да, на Севере можно было встретить и такое.
— Что случилось? — спросил незнакомец бодро, не выходя из кабины.
— Браток! Помоги выдернуть машину. Если вдвоем впряжемся — вытащим! Забурились мы. Сами не знаем, как получилось, — кивнул Раис в сторону «ЗИЛа».
— Это как же вы так ездите, ядрено корень? Пьяные, что ли? — добродушно пошутил шофер, и его полное лицо затряслось от смеха.
Он многозначительно поцарапал пальцем по гладко выбритому кадыку, подмигнул Раису, показав подбородком на Фанузу, которая стояла рядом и все видела и слышала.
— Не пили мы, браток, честное слово, — серьезно возразил Раис, а Фануза, потемнев лицом, промолчала.
— Почему тогда забурились?
— Не знаем… Машина не слушалась руля. Вытащим, тогда узнаем. Помоги, браток…
— А трос найдется?
— Нет. Вон у тебя трос…
— Глазастый ты, однако! — продолжал смеяться шофер. — Трос у меня тонкий, порвется.
— Мы сложим его вдвое, выдержит…
— Ты такой простой, ядрено корень, как хозяйственное мыло. Я этот трос два года вожу не для того, чтобы сейчас порвать. Случись со мной что — чем ты меня выдернешь? Пальцем, что ли?
— Что же делать? — тревожно спрашивает Раис, и Фануза всем существом своим чувствует, что все в нем поехало, поскакало, как по кочкам этого болота, — и нервы, и голос. — Ведь не к кому обратиться, браток, пусто вокруг… Мы осторожно, не порвем.
— Вмерзнет ваша машина в болото! Езжайте на свою базу, пригоните автокран, не забудьте прихватить и плотника с топором. Он вырубит машину из полыньи. Месяц на это уйдет. Я на Севере давно, опытный, что называется, абориген. Знаю, что к чему, — поучает богато одетый шофер, не выходя из кабины, все с тем же безмятежным выражением лица.
— Не можем, браток, оставить машину без присмотра. Раскурочат. Не только за себя просим, но и за товарищей в карьере. Горючее мы им везем. Сам понимаешь — ждут нас там!
— Понимаю, ядрено корень. Что я, бестолковый какой? Езжайте на базу. Север все спишет!
Шофер прощально помахал им из окна рукой и, подняв стекло, уехал.
— Гад ползучий! — прошипел Раис, плюнув ему вслед.
— Кошмар какой-то! — дрожала от гнева потрясенная Фануза, бессильно сжимая кулаки. — Почему Север еще не проглотил такого?!
— Все равно он добром не кончит, — зло сказал Раис.
В воспаленном мозгу Фанузы пронеслась, как падучая звезда, недобрая мысль о том, что вот и Раис мог бы ее бросить, как этот шофер. И ничего она не смогла бы сделать. Но нет, Раис не такой. Она верит в него.
«Если в пути с самого начала не везет, то и в конце, в Тупиковом карьере, тоже не повезет. Не получится у нас хорошего разговора с Сабиром», — думает она.
— Поехали к мостостроителям, — прервал ее размышления Раис.
— А «ЗИЛ» пока оставим?
— Ненадолго. Вернемся быстро. За это время, надо думать, не успеют раскурочить. Да и сами будем бдительны — запомним номера и встречных машин, и попутных, которые нас будут обгонять.

Глава 14

«КамАЗ» стремительно несется по зимнику, пробивая молочно-белый туман. Окружающий мир кажется маленьким, ограниченным небольшой сферой, пределами видимости в тумане. Даже не верится, что земля — это огромный шар с теплыми, незамерзающими морями и океанами, с вечнозелеными джунглями, с множеством городов и деревень, что где-то там, за туманом, жизнь многолика, не монотонна, как здесь, где только мороз и работа. Работа до отупения.
Фануза незаметно следит за тем, как рулит Раис, перенимает у него опыт, учится, как водить тяжелую машину. Держит он руль легко и небрежно. Руки ласковы, умелы и ловки, руль в них кажется птичкой. Сильно сожмет — раздавит, слабо — улетит. Но Раис никогда не сожмет их так сильно, чтобы раздавить птичку, и никогда не ослабит так, чтобы могла вырваться. Фануза с удовольствием смотрит, как мягко перемещаются его пальцы по рулю. И вообще, кажется, что Раис не работает, а отдыхает, положив руки на руль.
Вдруг замкнутая сфера, которой, казалось, не будет конца, широко распахнулась, будто с небес сдернули штору и осветили землю ярким светом. Туман кончился. Справа засверкали голубые огни электросварки. Неужели из каменного века вырвались в двадцать первый?
— Живем! — обрадовался Раис, и глаза его тоже засверкали. — Я вижу кран на пневматическом ходу. Причем шестнадцатитонный. То, что нам надо! Да еще не простой, а с удлиненной стрелой. Такой кран достанет с зимника до «ЗИЛа». Честное слово, все как по заказу. Костьми ляжем, но кран выпросим!
Недалеко от зимника виднелся поселок мостостроителей — небольшая улочка из зеленых вагончиков, поставленных в один ряд. Протекал рядом с поселком и небольшой ёган, через который, собственно, и строился мост. На нем-то и были видны вспышки электросварки. На берегу стоял кран — на колесах, что было весьма существенно. Если бы кран был гусеничным, то он не доехал бы до места аварии, а вот колесный — доедет.
«Милый мой кран! — мысленно запричитала Фануза, считая его самым прекрасным существом на свете. — Будь только на ходу. Приподними мою машину над полыньей».
Подъехали к занесенному снегом крыльцу крайнего вагончика. Вышли из машины. Фануза, разминая отекшее тело, впервые ощутила усталость.
Когда поднялись на тщательно подметенное крыльцо с высокими сугробами вместо перил, в ноздри властно вторгся парной, молочный запах свежеиспеченного хлеба. Как ни велико было желание раздобыть скорее кран и поехать на место аварии, от искушения выпить горяченького чаю со свежим хлебом не смогли отказаться.
Она почувствовала, как засосало под ложечкой, и вспомнила, что утром в заботах об Ирике не успела даже позавтракать.
Просторный без перегородок вагон, расширенный за счет дощатого пристроя, оказался не пекарней, как подумала сначала Фануза, а рабочей столовой. Через маленькое окошко в боковой стене в вагон пробивался скудный дневной свет. В противоположном конце «зала», за никелированный стойкой стояла хозяйка столовой — полная женщина с налитыми малиновыми щеками, в большой пуховой шали и белом полухалате, надетом поверх ватной фуфайки, в которую она с трудом влезла. Женщина несказанно обрадовалась гостям, и лицо ее расплылось в широкой гостеприимной улыбке.
— Добрый день, хозяюшка! — Раис на ходу снял с себя камуфляжную куртку и бросил на один из стульев у крайнего стола. Тщательно вымыв руки, еще сохранявшие болотную грязь, он расчесал волосы перед осколком зеркала, висящим над умывальником. Фануза тоже сняла полушубок, осталась в кофте с толстым начесом, которая плотно облегала ее гибкое тело.
— Добрый день, дорогие проезжие! Добро пожаловать в нашу столовую! — хлебосольно приветствовала их хозяйка, она же, по-видимому, и повар, и официантка, и уборщица, и посудомойка в одном лице, живо поворачиваясь к бакам с обедом и помешивая большим половником ярко-красный борщ.
Женщина как-то по-особому, всласть, ласково и мягко выговаривала русские слова, — они выкатывались из ее рта необыкновенно легко.
— Кушайте на здоровьичко! Я для проезжих завсегда держу горячий борщ. Наваристый — просто смак! Котлеты с гарниром тоже имеются. Не впервой, поди, на Севере-то я. Вот и зимник открыли, пойдут таперича гости!
— Честное слово, расчудесная ашхана, да еще не где-нибудь в Ташкенте, а прямо на зимнике, — благодарил Раис, вытирая руки и лицо вафельным полотенцем.
— Ашхана не ашхана, а рабочая столовая — это уж точно! — весело суетится толстая хозяйка, гремя тарелками и ложками. Щеки ее от похвалы еще больше покраснели. — Вот утром свежий хлебушек испекла. Квашню-то я с вечера ставлю. За ночь тесто поднимается. Моим хлебом рабочие очень довольны. Если куда переезжают строить новый мост, меня завсегда берут с собой. Другого пекаря и повара, говорят, нам не надо. С тобой, мол, мы точно построим мост, а с другой еще неизвестно — построим ли?
— Спасибо, мамаша. Дайте нам по полной тарелке горячего борща. Двойные котлеты. По полному стакану сметаны и по два чая. Пирожки есть?
— С капустой…
Фануза хотела возразить, что столько она не съест, но почему-то промолчала.
— Мы злые… С аварии. Голодны как волки, — добавил Раис.
— Кушайте, кушайте, родненькие вы мои, — от души смеется хозяйка, ловко управляясь с глубокими алюминиевыми тарелками.
— А борщ-то горячий? — спрашивает Раис просто для куража, показывая, что доволен хозяйкой.
— Нешто буду держать холодный борщ?! На улице, чать, мороз, не лето. Кто ко мне из проезжих заходит? Да одни шофера-бедолаги. И экспедиторы с ними. Замерзнут, руки-ноги не гнутся, чуть ли не двумя руками подносят ложку ко рту. Поедят горяченького — ну прямо на глазах растают. Такими добрыми и приветливыми становятся. А уж меня как благодарят! — тараторит хозяйка, щедро наполняя алюминиевые тарелки горячим борщом, а к котлетам подавая пюре из сухой картошки.
Плотно поев, согревшись, отмякнув душой и телом, Раис и Фануза сердечно поблагодарили хозяйку и, расспросив, как найти начальство мостоотряда, покинули гостеприимную столовую.
— Мастер-то наш того… Не знаю, как вы к нему подход найдете, — с сомнением говорила хозяйка, выходя провожать их на крыльцо с высокими сугробами вместо перил.

Глава 15

Вагон мастера стоял на другом конце поселка и был по самую крышу завален снегом. К ветхому крыльцу вела не чищенная, просто утоптанная в сугробе тропа. Окна были засыпаны снегом. Рядом на столбе висел оборванный провод электролинии.
На стук Раиса открыл дверь щуплый невысокий мужчина лет сорока пяти, с клиновидной бородкой, в ватной телогрейке внакидку, со свечой в руке, пламя которой тускло освещало его лицо. Его поразило появление на крыльце незнакомых людей. Желтые глаза, увеличенные линзами очков, испуганно дернулись, ноздри тонкого длинного носа раздулись, по обросшим щекам пробежал нервный тик.
Быстро поняв, что перед ним не приезжее начальство, мастер успокоился, продолжая, однако, стоять на месте, не размыкая плотно сжатых побелевших губ, изучая пришельцев оценивающим взглядом. Его долгое негостеприимное молчание раздражало Фанузу, но она стояла за спиной Раиса и ждала, когда тот начнет разговор.
— Помогите нам, пожалуйста! — вежливо начал Раис, вкладывая в слова всю душу, стараясь понравиться мастеру, так как хорошо понимал, что если мастер откажет — то «ЗИЛу» конец.
Но мастер оказался непробиваемым человеком. Ни слова, ни тон Раиса не произвели на него никакого впечатления, словно он был из дерева, а не из мяса и костей. Он молча соображал, что за люди, чего они от него хотят, что с них можно взять. Между прочим, последнее тоже было ясно написано на его невозмутимом лице. Наконец его, казалось, навеки сомкнутый рот открылся, и Фануза услышала тихий, но удивительно внятный шепот:
— Проходите в вагон, — и он указал за спину горящей свечой, пламя которой метнулось и едва не погасло.
Вагон мастера оказался разделенным пополам фанерной перегородкой. Во второй половине за приоткрытой дверью виднелась помятая постель, на которой он, видимо, только что отдыхал.
Пропустив Раиса в спальню, он перед самым носом Фанузы бесцеремонно закрыл дверь, оставив ее в прихожей, вдобавок — в темноте.
«Наверно, стыдно перед женщиной за беспорядок в комнате», — подумала Фануза. Она не стала ломиться в спальню. Главное сейчас — не рассердить мастера. Тогда все может получиться… Собственно, ей и не требовалось никуда входить. За тонкой перегородкой было слышно все вплоть до их дыхания.
— Помогите, пожалуйста, — донесся до Фанузы голос Раиса из-за перегородки. — Авария у нас. Тут, недалеко… Дайте кран! Пусть приподнимет задние колеса. А я ее выволоку на зимник. Помогите… Я заплачу крановщику, — бестолково, но проникновенно объяснял он мастеру.
За перегородкой установилась та настороженная тишина, когда решается вопрос, но решение еще не принято, все думают, ждут. Слышно замедленное дыхание Раиса. Фануза представила, как мастер сверлит его желтыми неподвижными глазами, молча пропуская через себя его слова.
Неужели откажет?! Ее удивляет, что можно так долго молчать в ответ на такой простой вопрос. Сердце гулко стучит. Ей хочется ворваться в спальню и чисто по-женски устроить этому мастеру разнос. Разве он, такой-сякой, не понимает, что у людей беда? Но в это время раздается внятный шепот:
— Зачем же крановщику? Тысячу рябчиков сюда…
Ах, вот оно в чем дело, вот почему он молчал! Он прикидывал, взвешивал, сколько можно сорвать с этого усатого румяного мужика, который к тому же, кажется, с кралей. С таких всегда можно выудить больше. Его долгое молчание было приемом, способом, которым он наверняка вымогал деньги уже не раз.
Тысяча рублей! Какая неслыханная сумма! Фануза сжала кулаки и напрягла всю свою волю, чтобы не ворваться в спальню.
— Кхм… Конечно… Зачем же крановщику? — заикается Раис.
После короткой заминки, сопения, шуршания, шелеста бумажек за перегородкой произошло резкое перерождение тишины. Она наполнилась жизненным пульсом, словно внутри мастера открылась какая-то задвижка, выпустив на волю его слова и чувства.
Распахнулась дверь, в прихожую вышел Раис и заговорщицки подмигнул Фанузе. Мастер, следуя за ним, на ходу поспешно влезал в рукава ватной телогрейки. Было ясно, что вопрос о кране решен положительно. Лицо мастера оживилось, движения его были быстры, легки и энергичны, словно в него влили жизненный эликсир. Фануза, крепко сжав зубы и затаив дыхание, боясь выдать свое душевное состояние, прижалась к стене, пропуская его.
Мастер привел их в вагон механизаторов.
— Витька!!! А ну, вставай! — приказал он единственному обитателю вагона, отдыхавшему на самодельных нарах.
Витька, чумазый белобрысый парень лет двадцати двух сразу вскочил и сунул ноги в подшитые валенки, сняв их с трубы отопления. Фануза почувствовала в нем военную косточку. Он, очевидно, недавно отслужил в армии, так как все делал автоматически, словно по команде. Надел шапку, влез в поношенный полушубок и, даже не спросив, куда идти и зачем, вышел из вагона.
Мастер отвел парня в сторону и, то и дело стреляя глазами в сторону приезжих, тихо стал давать ему указания.
— Понял? — спросил он под конец строго своим внятным, далеко слышным голосом.
— Так точно! Половину вам, — отрапортовал Витька, и Фанузе сразу стало ясно, чего мастер требовал от него: чтобы он сорвал с потерпевших еще и половину отдал ему.
К месту аварии ехали так: Витька впереди, на кране, а Раис с Фанузой сзади, на «КамАЗе». Витька гнал кран со скоростью около десяти километров в час. Это была максимальная скорость, которую мог развивать кран.
Была уже ночь. Они даже не заметили, как пролетел короткий северный день. Лучи фар, словно щупальца, разрезали темноту. Погода, кажется, улучшалась, туман редел. В его частых рваных просветах иногда мелькали далекие, примерзшие к небу звездочки.
Наконец добрались до «ЗИЛа». В снежной пустыне, в полной темноте, высветили фарами потерпевшую машину, похожую на крупную голубую птицу, которая присела отдохнуть в полынье.
Витька вылез из крана, засунул руки глубоко в карманы полушубка, нахохлился, вобрав голову в плечи, как, видимо, делал всегда, когда задумывался. Он по-хозяйски обошел полынью, оценивая обстановку, прикидывая, что делать.
Вдруг взгляд его упал на сосенку с двумя макушками, что росла неподалеку от полыньи. Он расширил глаза и удивленно присвистнул:
— Фью! Ну и обстановочка! Тю-тю, деваха! — повернулся он к Фанузе. — В рубашке ты родилась, вот что я тебе скажу! В двадцати метрах отселя, вон там, — он показал рукой вперед, — пойма! Глубина пять метров. Проедь ты на своей машине еще немного — и сразу бы к рыбам, буль-буль!
— Откуда ты знаешь?! — побледнела Фануза.
Она полагала, что на этих бескрайних северных просторах никто не может ориентироваться, тем более знать точно, что находится под снегом в том или ином месте.
— Тю-тю, откуда… Да мы, если хочешь знать, тут все лето грунт брали для насыпи. Вот и нарыли пятиметровую яму. Я эту сосну как свои пять пальцев знаю. Бывает, сова на нее прилетает. Где провалилась твоя машина, там грива, болото мелкое. Вот почему ты в рубашке родилась.
Однако в Витькиных разговорах, как и в речах мастера, чувствовалась двойственность, будто говорил он одно, а думал о другом. Он уже несколько раз обошел полынью вокруг, казалось бы, давно понял, что делать, но лезть в кабину крана не торопился.
Наконец скрестил руки на груди, покачался с носков на пятки в своих подшитых валенках и произнес, опустив углы рта, отчего рот стал похож на подкову:
— Не достану!
В голове Фанузы помутилось. Частица «не», состоящая всего из двух коротких звуков, казалось бы, ничего не значащая в разговоре, вдруг приобрела вес, равный «ЗИЛу». Частица «не», которая постоянно прыгает в предложениях с места на место легко, как птичка, вдруг стала тяжелой — бульдозером не сдвинешь, краном не поднимешь.
— А ты попробуй, Витек, — глухо, как в мешок, пробормотал Раис, ошарашенный не меньше Фанузы.
— Чего пробовать-то?! — вдруг взорвался Витя.
Раис, темнея лицом, полез во внутренний карман, достал зелененькую и протянул Витьке, который как ужаленный отскочил, заложил руки на спину и молча резанул Раиса взглядом, от которого рука со стодолларовой купюрой медленно опустилась.
— Бери!
— Нет!
— Почему?
— Я не хапуга какой-нибудь…
— Никто и не говорит, что ты хапуга, — вмешалась Фануза, обращаясь к Витьке со всей задушевностью, на какую была способна. — Ты добрый, симпатичный парень! Мы это видим!
Витька с недоверием стрельнул в нее большими голубыми глазами. Он колебался. Было видно, что в нем идет спор с двумя внутренними голосами. Один из них, веселый и добродушный, наверно, убеждал: «Спеши, Витька, делать добро!» А другой, вспыльчивый и недоверчивый, похоже, возражал: «Не делай добра — не получишь зла!»
— Ну и пускай! — негромко, но твердо сказал Витька самому себе, приняв, видимо, решение. — Пускай! В гробу я видел его в белых тапочках…
— Он тебе сказал: половину, — напомнил Раис.
— Я же говорю: пускай! — зыркнул на него Витька решительно. — А ты откуда знаешь, с кем я говорю?
— Знаю, — усмехнулся Раис.
— Обойдется! Я, когда надо, шершавый, как напильник. Со мной не просто…
— Серьезный ты, браток, честное слово! — от души рассмеялся Раис, убирая зелененькую в карман.
— Да уж, серьезный, — подтвердила Фануза, рассматривая Витьку с новым интересом.
— Деньги — бумажка! — продолжал Витька. — А мы — человеки! Я с детства не ел ягод с могилок. Понимал, что к чему…
— Да, серьезный, — мотнул головой Раис.
— Ладно! Расстропляй! — крикнул Витька и энергично взобрался в кабину крана.
С шутками, прибаутками, сыпля междометиями, словно играя, а не работая, Витька ослабил стропы, и Раис отцепил крюк. Полынью вокруг «ЗИЛа» уже затянуло тонким с прожилками льдом. Еще несколько часов, и выдернуть машину из болота просто так, без вырубания, будет невозможно.
Стропы зацепили за «ЗИЛ», мощно взревел двигатель крана, укутавшись черным дымом. Из выхлопной трубы струями полетели искры. Наверно, Витьке это виделось из кабины как поле боя, закрытое дымовой завесой.
Ночь. Болото. Зимник… И страстная, упорная, иступленная работа. В этом было что-то берущее за душу, встряхивающее «на всю оставшуюся жизнь». Такого рейса в жизни Фанузы еще не бывало.
— Ви-ра-а! Ви-ра-а!!! — кричала она, напрягшись, хотя знала, что из-за рева мотора Витька все равно ничего не слышит.
Стропы натянулись до предела, с них посыпался прилипший снег. Казалось, вот сейчас они, как нитки, порвутся. И тогда… От одной этой мысли Фанузу бросало в жар. Нервы ее были натянуты сильнее строп. Рев двигателя сотрясал воздух.
— Ви-ра! Ви-ра-а!!!
Жидкое илистое дно болота, засосавшее машину, не отпускало ее. Любой резкий рывок мог закончиться обрывом строп.
Раис порывался помочь Витьке своим «КамАЗом», хотел натянуть буксировочный трос и вывести «ЗИЛ» из состояния покоя, но Витька категорическим жестом остановил его.
— Не боись… Я сам!
И «ЗИЛ» подался. Подался, может быть, на сантиметр. Но Фануза сразу заметила подвижку. По льду, застеклившему полынью, побежали трещины.
Задняя часть «ЗИЛа» медленно приподнималась над болотом. Фануза стояла у края полыньи, согнувшись в коленях, и выпрямлялась вместе с поднимающейся машиной, как бы помогая ей своим усилием.
Наконец задние колеса выдернулись из ила и «ЗИЛ», покачиваясь на стропах, как спичечная коробка, повис над полыньей, не доставая до нее задними колесами. Не успела Фануза опомниться, как Витька повернул стрелу и… поставил машину на зимник сам, без помощи Раиса. Даже не верилось, что это сделалось так просто. А ведь ради этой минуты столько было сожжено нервов, потеряно здоровья, испорчено крови!
— Ну, брат, приведись случай, я тебя из пекла вытащу. Вот так мужик мужику должен помогать всегда… — благодарил Витьку Раис, крепко пожимая ему руку.
— Было такое — тащили меня ребята на Кавказе раненного с поля боя… А это, — Витька показал пальцем на спасенную машину, — мой ответ им. Я свой долг отрабатываю. — Он быстро собрал стропы, сел в кабину и, дав полный газ, как ни в чем не бывало поехал в свой поселок.

Глава 16

Установить причину аварии не составило труда. Раису не потребовалось даже лезть под машину. Направив под «ЗИЛ» свет от фар «КамАЗа», он встал на одно колено, заглянул под машину и сразу увидел то, что искал, — вырванную из гнезда рулевую тягу. Грязная, обледеневшая, она висела как обычный металлический прут, один конец которого прикреплен к машине, а другой валяется на земле.
— Вот она... родимая! — Раис направил луч света на тягу. — Ее вырвало из гнезда, и машина сразу потеряла управление.
Фануза опустилась рядом с ним на колено и тоже увидела злополучную тягу.
— Любая машина взбрыкнет с такой тягой, — продолжал возмущаться Раис. — Твоей вины здесь нет никакой.
Он принес из своей машины паяльную лампу, разжег, дождался, когда она нагреется. Наконец лампа начала с сильным ревом изрыгать из сопла голубое, почти невидимое пламя. Бросив на землю под машиной кусок кошмы, Раис залез туда с паяльной лампой и переноской, растопил наледь на гнезде и тяге и высушил их. Водя переноской, подключенной к аккумулятору, тщательно обследовал: почему же вырвалась тяга?
Под машиной сквозило, дул острый морозный ветер, разгоняя туман. Фануза боялась, сможет ли Раис после купания в полынье выдержать еще и это испытание.
— Фью-ю, — присвистнул он, найдя то, что искал. — Вот оно в чем дело! Тягу просто наживили, а закрутить до конца забыли. Слабину оставили! Как ты до этого ездила — уму непостижимо. Тягу в резьбе давно раскачало. И надо же случиться аварии именно здесь, а не дома где-нибудь, по дороге в карьер… Кто тебе на капремонте ставил тяги?
— Слесарь один… Хороший вроде парень.
— Руки надо обрубить такому хорошему парню. Мозги у него не до конца затянуты. Правильно говорят, если кто-то совершает подвиг, значит, исправляет чье-то головотяпство. Тот самый случай.
— Ох, Раис, — тяжело вздохнула Фануза. — Это я виновата, что не проверила за ним работу.
— К каждому слесарю контролера не приставишь. Не вини себя. Ты же не обязана делать все перетяжки сама… Принеси смазку. Там у меня под сиденьем в кабине есть тюбик с литолом.
— А что? Можно разве тягу на место поставить?
— Можно. Тут только начальная часть резьбы сорвана, полторы-две нитки, на которые он наживил. Остальная резьба вся цела.
Она расторопно принесла литол, он смазал резьбу, голыми, окоченевшими руками вставил тягу в гнездо и обжигающе холодным гаечным ключом начал ее заворачивать.
— На, возьми мои перчатки, Раис. Ты обморозишь руки! — Фануза сняла с рук мохеровые перчатки и подала ему. Он не стал отказываться, чтобы не обидеть ее, да и руки действительно можно было обморозить. Хотя перчатки были ему маловаты, он все же надел их на пальцы, чтобы избежать соприкосновения с холодным металлом. Фануза светила ему переноской, направляя луч света туда, куда он просил. Раис работал неторопливо, закреплял тягу на совесть.
Обычное это дело — лежать шоферу под своей машиной, закручивать или откручивать болты и гайки. Но сейчас было особенно обидно лежать ночью на сквозняке и морозе из-за чьей-то халатности, когда всего этого могло не случиться — затяни слесарь тягу как положено, до конца.
— Ну, все! Теперь никуда не денется… Проверил и вторую тягу — затянута нормально, — сказал Раис, закончив работу.
Погасив паяльную лампу, он выбрался из-под машины, и Фануза отряхнула с него снег. Он пошатывался от усталости, но держался бодро, не ворчал, не брюзжал. Она почувствовала, что в нем есть какая-то скрытая сила, неприметная с первого взгляда, способная противостоять трудностям, даже таким, как сейчас.
— Тебе надо отдохнуть, — сказала она, взяв его под руку.
— Пойдем в кабину, там погреемся, — ответил он.
В кабине «КамАЗа» было тепло.
— Ташкент! — сказал Раис, обдувая раскоряченные замерзшие пальцы горячим воздухом из гофрированного шланга.
— Ты очень твердый человек, — сказала Фануза серьезно. — Другой на твоем месте плюнул бы и сказал: «Зачем мне это нужно? Не мои проблемы. Пусть сама решает». И поехал бы, как тот шофер в норковой шапке.
— Что ты мелешь? — спокойно возразил он. — Как я мог бросить тебя? Вспомни Витьку-крановщика, он ведь тоже не такой, как тот мастер…
— Ну, извини… Я просто говорю правду. Купаться в полынье на тридцатиградусном морозе, валяться под машиной на сквозняке и работать голыми руками с холодным металлом — прямо скажем, не всякий пойдет на это.
— Прекрати! — остановил он ее. — Хвалить меня не надо.
За окнами «КамАЗа» властвовала ночь, в разрывах редеющего тумана, как сквозь марлю, светились размытые точечки звезд.
Раис взял «ЗИЛ» на буксир. Фануза перебралась в свою машину и села за руль. Кабина, еще недавно такая родная, теплая, обжитая, теперь казалась ей чужой, холодной и грязной, в войлоке под ногами чавкала вода. Она убрала войлок, бросила на пол под соседнее сиденье. Зажгла спичку и первое, что увидела, — портрет сына, свой талисман. Слезы помимо воли покатились из глаз при виде его доверчивой улыбки.
«Это ты, сынок, спас меня, ты!» — и она поцеловала портрет.
Вставлять ключ в замок зажигания и проверять, заводится машина или нет, Фануза не стала. Во всяком случае, знала, что аккумулятор работает. Раис подключал переноску именно к нему. Генератор и провода намокли и обледенели, так что не исключено было короткое замыкание. А это могло закончиться пожаром. Потушить его будет невозможно. Если случится пожар, то и емкость с топливом может взорваться.
…И снова дорога. Раис ведет ее машину на буксире. Сколько ехали — она не помнит, час или два… И вдруг обмерла: «КамАЗ» повернул направо. В ночной темноте трудно было разобраться — сошел ли он с зимника или там поворот дороги. Неужели опять авария?! Вскоре увидала на обочине заваленный снегом столб, к которому был прибит фанерный указатель: «Карьер Тупиковый. 800 м».
Значит, Раис повернул на боковую дорогу, ведущую в Тупиковый карьер, до которого осталось, если верить указателю, восемьсот метров. Они приехали!
Фануза почувствовала страшную усталость, у нее появилось странное желание повернуть назад. Что это? Так стремилась к Сабиру, а когда достигла цели — желание пропало. Через каких-то восемьсот метров, которые можно пройти и пешком, они попадут в карьер. К этой цели, если разобраться, она шла целый год. За это время в душе ее произошел не один переворот. Как страстно ей хотелось попасть сюда, когда еще не знала о существовании Райханы, когда рядом не было Раиса. А теперь достигнутая цель не радовала. Фанузе казалось, что дорога к Сабиру была бесконечно долгой, что она прожила уже сто жизней, прежде чем добралась сюда.

Глава 17

Над зубчатой тайгой всходила багровая луна. Вот и въезд в Тупиковый карьер с черно-белым, полосатым, давно не действующим шлагбаумом, противовес которого завален снегом.
Карьер, объятый темнотой, при свете луны показался Фанузе не таким романтичным, как она его себе представляла. Он как брат-близнец был похож на все северные карьеры, которых она повидала немало. Такой же одноэтажный брусчатый барак на окраине таежной поляны, воздухоподогрев, ничем не отличающийся от остальных, котельная в дальнем углу поляны, узнаваемая по черной стальной трубе, вонзившейся в небо.
Фанузу насторожило то, что в карьере нет ни одного огонька. Это было страшно. За внешней тишиной, кажущейся благополучной, могла скрываться трагедия.
«В котельной, где обычно работает дизель, должна гореть хотя бы одна дежурная лампочка. Но и ее нет», — подумала она. Как бы в подтверждение своих мыслей увидала, что над трубой котельной нет дыма. Значит, котел погашен.
Неужели они приехали в карьер, когда рабочие уже покинули его, неужели так безнадежно опоздали? От этой мысли по спине ее побежали мурашки. Ехать в такую даль, возлагая надежды на встречу с Сабиром, пережить аварию и приехать в пустой, покинутый карьер — в этом было что-то ужасное.
Подъехали к крыльцу барака. Раис дождался ее у ступенек крыльца и с нарочито-веселой иронией поздравил:
— С прибытием!
— Опоздали? — она тревожно вскинула на него глаза.
— Да вроде нет, — усмехнулся он. — Барак обитаем. Вон как снег вытоптан вокруг. Все машины, как одна, стоят на воздухоподогреве.
И хотя Раис внешне бодрился, в голосе его звучала горечь. Он не упрекал ее, но понимал, что здесь решится не только ее, но и его судьба. Он немного гундосил, видимо, заложило нос. Купание на тридцатиградусном морозе не прошло для него даром.
В темном, гулко-пустом коридоре барака они шли, держась за стены, и их шаги раздавались эхом в дальних углах. Никто не выходил в коридор, но присутствие в бараке жильцов чувствовалось. Раис нащупал рукой дверь и замолотил по ней кулаком, вкладывая в удары все свое недовольство.
— Есть кто-нибудь живой?
Затаив дыхание, напряженно прислушались. За дверью раздался скрип ржавой кровати. Кто-то встал, прочистил горло глухим застарелым кашлем и отозвался:
— Не тарабань! Сейчас открою.
Фануза вся затрепетала. Среди тысяч мужских голосов она узнала бы этот простуженный, сипловатый бас. В ушах сильными толчками запульсировала кровь. Ей стало страшно оттого, что вот сейчас откроется дверь, и они встретятся лицом к лицу, глаза в глаза. Она отодвинулась в сторонку.
— Открывай! — нарочито грубо крикнул Раис, стараясь хоть чем-то разрядить напряженные нервы.
За дверью зажгли спичку, и узкая щель между дверью и порогом осветилась. Дружно, как хор сверчков, заскрипели половицы под приближающимися шагами, и дверь открылась. Фануза впилась глазами в того, кто стоял за порогом, тихо вскрикнула и отступила назад.
В свете керосиновой лампы перед ней стоял не Сабир, а обросший бородой рыжеволосый мужчина в шапке-ушанке, полушубке, валенках. Лампу он держал над головой, чтобы получше рассмотреть ночных гостей. И только тогда, когда она увидала пронзительно знакомый прищур карих глаз, то узнала!
Как он постарел и опустился! Неужели за те полтора года, что они не виделись, могло произойти такое? Как быстро Север перерабатывает и проглатывает человека! Видно, пьет запоем. Лицо у Сабира было отечное, под глазами краснели припухлости.
Она и не подозревала, что у него может быть такая медно-рыжая борода. При ней он был всегда тщательно выбрит, опрятен, красив. Расставание не прошло для него даром. Да и дыра, в которую забрался, была не лучшим местом на земле. И при всем при том она когда-то любила этого человека. У них есть ребенок, и она приехала сюда, чтобы простить, забыть все обиды и, если получится, восстановить семью.
Охваченная этими мыслями, Фануза стояла сбоку, в темноте, куда не доставал свет керосиновой лампы. Она готовилась к встрече, но не к такой. Десятки раз в мыслях она начинала разговор с ним, а когда действительно настало время говорить, то оказалось — что-то не так, что-то не дает ей открыть рот. Она чутьем угадывала, что в комнате за спиной Сабира есть еще кто-то, кто следит за ними, контролирует обстановку. Может быть, это и сдерживало ее.
Сабир, держа фонарь над головой, пытливо вглядывался в Раиса, словно чувствуя в нем соперника. А впрочем, это, скорее всего, были просто домыслы Фанузы. Сабир не обращал на нее внимания, видимо, считал таким же шофером, как Раис, поэтому разговаривал только с ним.
— Я комендант карьера, — представился он.
— Сабир Халиков? — подчеркнуто строго спросил Раис, сразу устанавливая дистанцию между собой и им.
— Сабир Халиков… А что? — насторожился тот.
— Да так. Наслышан!
— От кого?
— От начальства! Пойдем, что ли, горючее сливать. Ведь мы горючее привезли. Почему барак пуст? Где все шофера? — стараясь отвлечь внимание Сабира от Фанузы, спросил Раис.
— Все здесь. Никто не уехал. Просто не хотят, наверно, вылезать из нагретых постелей. По два матраца под себя постелили, тремя ватными одеялами укрылись, в валенках и шубах не раздеваясь спят. А все равно холодрыга, будто матрацы и одеяла вместо ваты снегом набиты… Эй, мужи-ки-и! Выходи! Солярка прибыла! — горласто, как хозяин, крикнул он на весь барак так, чтобы услышали его во всех комнатах, и пламя лампы за стеклом заколебалось, а по коридору заметались тени. Тут Фануза увидала то, о чем она только смутно догадывалась, что мешало ей говорить. В глубине комнаты, слабо освещенной луной, у кровати возилась женщина в шубе и шали. «Райхана!» — пронзила догадка.
В это время Сабир наконец-то обратил внимание на то, что на голове у второго шофера женская мохеровая шапочка, и Фанузе на долю секунды показалось даже, что он узнал ее. Но только на долю секунды. Сабир не потрудился всмотреться в нее, а лишь скользнул взглядом по шапке. Она встала к нему боком и спрятала лицо за поднятым воротником. Возможно, Сабир принял ее за «плечевую» жену Раиса. Есть на Севере и такие. Они на трассах голосуют дальнобойщикам, садятся к ним в машины и сопровождают до какого-то определенного пункта... Расстояние от того места, где женщина садится, и до того места, где сходит, называется плечом перевозки. На этом плече она готовит шоферу обед, обстирывает его, делит с ним постель, зарабатывая таким образом на жизнь.
Сабир пошел по коридору барака, стуча кулаком в каждую дверь. И пока разбуженные шоферы сонно выходили по одному в коридор, тихо гомоня и ежась от холода, Сабир негромко жаловался Раису:
— Еще утром последний килограмм солярки сожгли. Жуть. Радиограмму с базы получили еще утром: «Выехали!». Воду из теплосети слили, чтобы не разморозить трубы. Один на один с Севером остались… Почему так долго ехали?
— А-а… — махнул рукой Раис, занятый своими мыслями. — Авария была.
— Ава-рия?!
— Ладно, пошли сливать. Хорошо, что никто не уехал из карьера!
— Народ здесь серьезный. Кто приехал на Север, тот работает без сбоев, — сказал Сабир.
Потихоньку в коридоре собрались все шоферы.
— Дорога хорошая? — осведомился один из них, пожилой, поправляя желтые прокуренные усы.
— В бараке без отопления можно и самим отдать концы, — пошутил быстроглазый парень, хлопая в ладоши, чтобы согреться.
— И, как назло, в общаге ни одной «буржуйки». Дров-то нашли бы. Вокруг тайга!
— Ну ничего, кислород нам вновь подали.
— Пошли, братцы, в котельную.
Все толпой направились к выходу. Сабир с фонарем в руке шел впереди. Когда он был уже на крыльце, в коридоре раздался пронзительный крик:
— Саби-ир! Подожди меня!
— Сиди там! Никуда не ходи! — приказал он строго и пошел к котельной.
От этого крика в душе Фанузы все перевернулось. То, о чем раньше походя думала: ладно, как-нибудь разберемся, — оказалось серьезной проблемой. Отмахнуться от Райханы, как от мухи, было невозможно.
«Ай да Райхана! Зря времени не теряла, — зло подумала Фануза, — успела сделать все, чтобы развалить семью. И вертолет не пропустила, и зимовать осталась… «
Фанузе хотелось выть от тоски, но она только покрепче стиснула зубы, чтобы не выдать своих чувств.

У широко распахнутой железной двери котельной теснились шоферы, пряча носы в поднятые воротники полушубков, стуча ногой об ногу, кто в валенках, кто в меховых сапогах, кто в унтах. В туманном полумраке, едва освещенном луной, людей казалось больше, чем было на самом деле.
Фанузе стало жалко этих замерзших работяг, лишенных всяких благ, живущих ежедневным подвигом, не входящим в стоимость добываемой на Севере нефти. Ни в одном отчете этот человеческий фактор не отражается, как не войдет в отчеты и то, какой ценой они доставили сюда сегодня топливо.
Сабир вынес самодельный факел — тряпку, намотанную на кусок толстой проволоки, — обмакнул в солярку, налитую Раисом в ведро, и разжег от огня зажигалки. Факел, треща, зачадил, закоптил оранжевым, плохо разгорающимся пламенем, освещая лица людей красными фантастическими бликами.
Раис сливал горючее из своей машины в большую самодельную емкость, установленную на эстакаде. В пустой голодной утробе ее булькала, гремела, грохотала мощная струя живительного топлива, поступающего из «КамАЗа» по резиновому рукаву.
Все ожили, заулыбались, заговорили разом, прислушиваясь к ласкающим слух звукам, раздающимся из емкости, словно не в нее, а в их жилы вливали горячую молодую кровь.
Сабир старательно прогрел дизель факелом. Повеселевшие шоферы, поверив, что жизнь снова входит в колею, уже шутили.
— Влей ему в глотку стакашок солярки!
— Опохмели братана…
— Как покойничек… не дышит.
— Металл и то замерз. А что делать людям?
— Мы-то покрепче металла. Мы мясные, костяные! — молодой быстроглазый шофер подмигнул и покрутил усы на давно небритом лице.
Наконец дизель оглушительно стрельнул, выпустив из выхлопной трубы синее вращающееся колечко дыма, которое поплыло по котельной. Бабахнув еще раз, он как бы спросонок что-то пробормотал. Все напряженно ждали. Сабир дал газ, и дизель завыл, как от нестерпимой боли. Тогда Сабир, словно опытный лекарь, точно знающий, какое снадобье нужно дать больному, убавил газ. Двигатель тотчас утихомирился, и в стенах котельной, сваренных из листовой стали, затарахтел молчавший с утра дизель.
Ожила таежная поляна. Зашевелилась, заколыхалась устоявшаяся тишина. Над макушками пихт и кедров покатились звучные волны работающего двигателя.
Прогрев дизель, Сабир включил рубильник, прикрепленный к стене. Под задымленным потолком робко закраснели и сразу погасли две мощные электрические лампочки. Их красный свет успел осветить на мгновенье заиндевелые стены, металлические фермы, верстак со слесарными инструментами в углу, котел, обмурованный огнеупорным кирпичом, и лица шоферов, томящихся в ожидании.
Лампочки мигнули и тут же зажглись в полный накал. И весь карьер вздрогнул, словно по нему проскочила молния. На всей территории карьера, на столбах вдоль воздухоподогрева, во всех окнах барака одновременно засиял яркий электрический свет. Людей охватил восторг, все закурили, загалдели, заговорили в полный голос.
А Фануза все стояла в стороне и наблюдала. Никто не обращал на нее внимания. Она смотрела издали на Сабира, не решаясь подойти к нему, и в памяти ее всплывали их ссоры, взаимные обиды, все то плохое, что было между ними в последнее время. За долгие месяцы, что были они в разлуке, плохое успело отойти в тень, забыться, и ей представлялось, что стоит только приехать сюда и поговорить с мужем — и все забудется, исправится само собой, жизнь наладится снова. Но теперь, глядя на него со стороны, она поняла, что этот человек, о котором думала как о родном, уже стал ей чужим, и в будущем их ждет все то же: бесконечное выяснение отношений, отчуждение и вражда, его злость и ее слезы, — и все это будет происходить на глазах у подрастающего Ирика. Кому это нужно? Стоит ли распутывать этот прочно затянувшийся узел? А тут еще — Райхана, у которой скоро родится ребенок…
Фануза тихонько, стараясь остаться незамеченной, отошла в сторону, к границе карьера, и остановилась под могучим кедром, возле которого стоял экскаватор. И здесь, в темноте, из глаз ее наконец-то хлынули долго сдерживаемые слезы. Они бежали неудержимым потоком, и вместе с ними, казалось, из ее души уходило страшное напряжение, державшее ее в тисках, не дававшее расслабиться. Фануза и не пыталась противостоять этому потоку: она интуитивно чувствовала, что так и должно быть, что со слезами выйдет вся боль, вся накипь, скопившаяся внутри. Она только боялась, чтобы сюда не пришел кто-нибудь из обитателей барака и не увидел ее плачущей. И больше всего не хотелось ей видеть сейчас Сабира…
Она не помнила, сколько минут или часов провела под кедром, она вообще забыла о времени. Очнулась от забытья, услышав чьи-то шаги: кто-то подходил к ней, тяжело топая, ломая сапогами жесткий наст. Фануза вся сжалась в комок: вот сейчас к ней подойдет Сабир, и придется посмотреть ему в глаза и заговорить с ним… Нет, нет! Она беспомощно заметалась, пытаясь укрыться за толстым стволом, спрятаться от приближающегося человека, кто бы он ни был. Но поздно: человек уже подходил к ней, и она с облегчением узнала в нем Раиса. Он молча, ласково обнял ее за талию и мягким движением привлек к себе. Он понимал, что делалось в душе Фанузы, ему не надо было ничего объяснять. Она уткнулась лицом ему в грудь, все еще всхлипывая, но уже тише и реже.
— Ну во-от… Ну во-от… — как маленькую успокаивал ее Раис. Я же тебе говорил: все будет нормально. Я тебя люблю, Фануза. Мы сейчас уедем отсюда и все забудем. Не плачь…

Глава 18

Домой, домой… Они возвращаются домой. На передней машине Раис, Фануза — сзади. Пусть будет всегда так — он впереди, а она рядом, в его тени. Она устала думать и решать все сама — и за мужчину, и за женщину. Она желает себе обычной женской доли — быть под крылом мужчины, чувствовать себя огражденной от житейских бурь, жить в кругу женских забот, рожать и растить детей. С нее достаточно быть просто женщиной!
В кабине «ЗИЛа» тепло. Ровно гудит мотор. Машина идет своим ходом. К счастью, электропроводка исправна. Раис перед выездом прогрел и просушил факелом двигатель. Затем попробовал завести, и он завелся сразу, без канители и заеданий. Это было похоже на сказку, которая хорошо кончается. Значит, в жизни есть место и сказкам.
Туман рассеялся, за окном чернеет ночь. Светит месяц — брошка, приколотая на фиолетовое платье неба с узорами из звезд. Разве это не очередной контраст Севера — туда ехали в непроглядном тумане, а обратно возвращаются той же дорогой, но при ясном небе.
Север раскинулся широко и вольно. Кругом болота, залитые блестящим лунным светом, заваленные пышными, нетоптаными снегами, отбрасывающими синие тени. На кронах редких чахлых сосен, растущих прямо на болоте, стопками лежит снег: кажется, будто облако положило эти кипы снега временно, чтобы потом забрать снова на небо и рассыпать по всему Северу.
Обратная дорога кажется короче. Можно даже прикинуть, когда они будут дома. Если все пройдет нормально, без приключений, то где-то к утру. Считай, целые сутки за рулем. На Большой земле она ни за что не справилась бы с такой нагрузкой, а здесь, как ни странно, даже спать не хочется.
Как там Ирик? Поди, заждался мамочку, удивляется, почему не забрала его вечером домой? При мыслях о сыне Фануза улыбается.
Вдали в лунном свете показалась знакомая сосенка с раздвоенной макушкой. Вот оно, то злополучное место, на одном из самых невезучих километров зимника, где потеряли почти весь день. Впрочем, такое ли уж оно невезучее? Ведь именно здесь она поверила в Раиса.
Малиново-красное тлеющее солнце, на которое можно было смотреть прямо, не щурясь, так и не поднялось за весь день выше макушки раздвоенной сосны.
А вон и грязная черная полынья с рваными краями — несуразная дыра на светлом лике земли, чуть не проглотившая Фанузу вместе с машиной. К полынье ведет глубокая колея, проложенная «ЗИЛом». Фанузе нестерпимо захотелось остановиться, и она дала длинный сигнал. От этого звука, казалось, содрогнулась вся спящая окрестность, убаюканная лунным светом.
Раис тотчас остановился и прибежал, не скрывая тревоги.
— Что случилось, Фануза?
— Это место… Заговоренное, что ли, оно? Никак не могу проехать без остановки, — засмеялась она, спрыгивая на землю, и при этом доверчиво оперлась о его плечо.
— А я уж подумал, не провалилась ли ты опять на том же месте…
— Такого трудного рейса, как этот, у меня еще не бывало…
— С объяснением в любви? — осторожно вставил он.
— И с объяснением в любви, — с улыбкой согласилась она. — Контрасты Севера, ничего не скажешь.
Они подошли к полынье. Она держала Раиса под руку и вдруг почувствовала, что его трясет мелкая дрожь, да и шагал он тяжело, с одышкой.
— У тебя температура? — она потрогала его лоб. — О-о… Поехали скорей домой! Тебе надо в постель!
— Нет уж, если остановились, то постоим… Отплюнемся, чтобы больше не повторилось.
Бледный месяц, примерзший к небу, озарял безжизненную пустыню мертвенным светом, остужал и без того холодный, чуждый человеку мир. Сине-фиолетовое небо обсеяно звездами. Млечный путь, как Вселенский Зимник, пересекает небо от горизонта до горизонта. Мерцает колье Большой Медведицы, сияют жемчуга в созвездии Ориона. Вокруг тишина, царство холода и вечного покоя.
Полынья уже застеклена льдом. Скоро это стекло запорошится снегом, и никто никогда не узнает, что здесь претерпела Фануза. Даже страшно подумать, что в этой маленькой дыре могла оборваться ее жизнь. «Ты в рубашке родилась», — вспомнила она слова Витьки.
Под подошвами скрипел снег, нешуточный ночной мороз спирал дыхание. Она прикрывала нос перчаткой. В сугробах то там, то тут желтыми, синими, зелеными и фиолетовыми огоньками неожиданно вспыхивали снежинки, словно глаза таинственных животных, обитающих в снежных покровах бескрайнего Севера.
— Я это место запомню на всю жизнь, — сказала она и повернулась к Раису. — Поедем скорее… Сам за рулем доедешь или взять тебя на буксир?
— Сам доеду. Все будет нормально, не беспокойся.
Фанузу вдруг охватил непонятный страх, который она, как ни старалась, не могла унять. А что, если вот так запросто — оттого лишь, что Раис купался на морозе в полынье, она потеряет и его? И останется одна-одинешенька на всем белом свете? Только этого ей не хватало! Немедленно домой, немедленно лечиться, — Раис ей нужен живой и здоровый.
…Полярная сова, хозяйка белой пустыни, сидя на ветке сосны, проводила их долгим взглядом, пока обе машины не скрылись в синей ночной мгле.

Написать отзыв в гостевую книгу

Не забудьте указывать автора и название обсуждаемого материала!

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2004

Главный редактор: Юрий Андрианов

Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru 

WEB-редактор Вячеслав Румянцев