|
|
Эффект
биографии
Рассказ
Еще в ранней юности решив стать писателем, я из обильной литературы
советов и рекомендаций извлек, что для этого надо или много денег, или
богатую биографию.
Денег не предвиделось.
Занялся биографией.
Поехал на Север. Потом на Восток. Рыбачил на Волге. Снега Афгана, призраки
Чечни. Остался цел. Бывал на стройках народного хозяйства. Не понравилось. В
общем, строгал, точил, стрелял, волок, разгружал и пилил. Копал, закручивал,
доставлял. Толкал, не гнушался. Жизненный опыт рос катастрофически.
Прошли годы — и поредели кудри, частично выпали. Уменьшилась гибкость одних
членов; ненужная гибкость других увеличилась. Село зрение, притупился нюх.
Уменьшилась толерантность к водке. Случались запоры — и наоборот. Пришлось
выбирать профессии полегче.
Взял ларек с пивом и воблой, купил акции. Но лучше оказалось на рынке,
особенно рубщиком мяса. Мелькали сытые годы мои... Стал директором.
Биография обогащалась: Сибирь, Колыма. Некоторое время опять пришлось
провести на стройках большой химии, уже не по своей воле. Не понравилось.
К сорока годам почувствовал, что созрел — как писатель. Я гордился: все, что
напишу, будет от жизни, а не от литературы. Грабежи, преследования,
стрельба, черный нал, кровь, Сибирь. Все было. Кем хошь буду. И в личном
плане биография складывалась клевая: города, веси, поселения, нары; там
жена, сям жена, дети всякие. Все густо, бурно, драматично. Типично; и
знакомо читателю.
Ощутив окончательную зрелость, я сел на пять лет; и там написал повесть о
жизни и счастье.
Освободившись, принес ее в журнал.
Редактор прочитал название: попросил рассказать о себе.
Я поведал, что швец и жнец, а теперь вот намериваюсь стать игрецом на дуде,
— намекая на искусство, пошутил я.
Редактор полистал три тома моих трудовых книжек, мрачнея от тома к тому.
— Большие жизненные университеты ты прошел! — вздохнул он, закуривая
страшную сигарету «Прима». — Даже слишком. Но в биографии нет стройности и
единства. Это не могло не отразиться на твоей повести как о жизни, так и о
счастье.
— Как же быть? — полюбопытствовал я. — Что же делать? Жизнь сначала, что ли?
— Надо делать другую биографию, братан. Чтобы в ней были стройность и
целеустремленность. Коммерческий стержень и нравственное начало. Успех,
прибыль, предприимчивость, хватка. Благотворительность, рынок, инвестиции.
Дебиторская задолженность и м-м-м... это, как его, разборки там всякие.
Стань уважаемым и знаменитым, как Кубзён. Отменный семьянин. Отъявленный
патриот. Внуки чтобы... Займись горными лыжами, как все порядочные люди. А
то у тебя тут, как во времена Прежнева, все охота да охота. Нет в твоей
биографии стержня: она эклектична. Ты не депутат никакой?
— Да нет как-то пока.
— Не пойдет. Баллотируйся. Все понял? До скорого!
…Я свелся с последней женой.
Родил троих — к имевшимся двум в разных местах.
Всех — в спецясельки, спецшколы; двоих в Оксфорд (Англия). Одного в Духовную
Академию (перспективы намечаются?).
Снюхался с сыном Мевруди и зятем Дырченко. Носил передачи Хедарковскому. В
результате организовал дело в коралловом государстве Катапипикака. У внуков
появились счета и перспективы. Болел. Был ранен из гранатомета. Лечился в
Швейцарии, долечивался в Голландии.
Переписал повесть: получился роман.
Принес редактору.
Полистав, он попросил рассказать о себе.
— Да-а... — протянул он, сладко улыбаясь. И как-то, вроде как про себя,
пробормотал: «Еврики, еврики...»
А потом сказал, вальяжно развалившись в своем дермантиновом креслице:
— Дай сигару. Или даже дай три сигарки мне. Ну что... Биография что надо.
Поиск, стремление к новому, прогрессивному. Только ведь все это было, было и
было. Кипр, Голландия... Прошли уже. Гранатометы? Вообще архаика; отморозков
время проходит. Надоело. Скука и обыденность. Отстал, приотстал ты от жизни.
И это не могло не отразиться на твоем романе.
—Так что же делать? — растерялся я. — Я же рожден быть писателем,
предназначение такое, я это чувствую всю жизнь, с ранней юности моей.
— А что же теперь тут сделаешь? — вздохнул редактор, пыхтя моей
«Короной-Короной». — Обыденная биография. Работал, женился, сидел,
освободился. Внуки, поди?
— Внуки, внуки, — прошамкал я германским протезом зубным.
— Хорошие внуки-то? — участливо поинтересовался редактор.
— А всякие, — сказал я. — Один хочет стать банкиром, но все время проводит в
тире, или махает гантелями, качает железо. Другой собирается в спортсмены,
но гантелями не махает, а зачем-то все время учит всякие кодексы, там
уголовный, гражданский, процессуальный. Особенно процессуальный. Не поймешь
эту молодежь.
— Да... Не знаешь ты нынешней жизни. Дай еще мне две сигары. Какой же
сегодня спортсмен без юрфака? И какой из тебя современный писатель, если ты
не понимаешь своих детей и внуков? Мочить кого приходилось? Все еще не
депутат?
— Да как сказать, — замялся я. — Были дела. Не, не депутат. Не актуально.
— Да-а... — промычал редактор. — Первоначальное накопление не обходится.
Конкуренты, долги вышибать. Кредиторов гасить... Мало у тебя в повести об
этом.
— Во! — оживился вдруг редактор. — Коньяк с собой? Давай. Так. Обо всем этом
и напиши: в назидание, так сказать. Трупы чтобы, кровь, кишки, кровь ручьем,
семя фонтаном. Фунты, франки, стерлинги, жемчуг стаканами.
В общем, тонну баксов сейчас наличными, и завтра твой том в производство.
Потом еще пару тонн. Сейчас, единовременно, пару сотен незрелых за
консультацию. Это недорого.
— Идет! — обрадовался я. Ведь сбывалась моя юношеская мечта стать писателем.
Всего за пару сотен долларов. Ну, еще пару тысяч.
Так что хорошая биография для начинающего писателя — первое дело!
Сергей Матюшин
ЗАГВОЗДКА
Миниатюра
— Начнем, блин! — сказал сам себе внутренним голосом новый старый русский
кондовый писатель Никанюр Власюк, который теперь сочинял кроссворды. Пора, в
натуре, перестраиваться.
Никанюр скинул малиновый пиджак, бросил его под ноги, поправ. Снял с шеи сто
грамм золотой цепи, на которой висели литые полумесяц, крест и звезда
Давида. Набросил шотландский халат в ладонь толщиной; даосский дракон
золотого шитья корячился на спине. Золотую цепь надел поверх халата, сняв с
нее полумесяц и звезду Давида. Запалил сигару. Хлебнул «Хенесси». Скушал
шейку лобстера.
«Труднее всего начать, — подумал Никанюр, косясь на свежий «Плейбой». На
обложке сиял голый миллиардер. — Почему меня там нет? Вот Брунцалов есть, а
меня нету».
Тоска...
Хлебнул, курнул, куснул.
Пара свежих дисков «Макс-магазин» отвлекала. Почему у метисок такие плотные
попки? А до чего же титястые, прямо как стоеросая Лолита Мулявская.
Хлебнуть «Камю»? Это проще. Или водочки? Да, водочки, это и традиционно, и
народно, и надежно. Креветок сварить? «Морозко» постругать?
«Самое трудное — это заглавие, — думал Власюк. — Надо найти убойное
заглавие, а там само собою пойдет и пойдет».
Ыэх-х, помню, как делал пенталогию про озимые. Как они, изумрудные, всходят
и колосятся. В результате — премии, тиражи, звания, денюжки.
Свежий кроссворд? Посмотрим. По вертикали, 22, писатель, семь букв. Власюк!
Не подходит... Никанюр?
Заголовок, заголовочек, где же ты, родненький мой. Чтобы с понтом и
пристёбом.
Назойливо лезли в глаза неоплаченные счета ООО «Власюк и К°». Надо
перекинуться в офшор. Маврикий, Багамы. Братан Гузно сильно рекомендовал
Педрильные острова. Где они, эти Педрильные острова?
Никанюр заварил кофе по-махвачапуриански, врубил «Техникс». Роскошная Михеля
Джексон шикарно пела о конечности жизни. Негритянки тоже упругие.
Мысль была на подходе. Это чувствовалось. Надо прислушаться к внутреннему
голосу. На кухне уютно сопел «Катерпиллер» с карбонатом, сырокопченостями,
соловьиными языками в собственном соку, в бруснике. Мороженое из сирени. Сок
киви.
«Главное — название», — вяло думал поддатый Власюк. Заголовок, заголовочек.
Он щелкнул пальцами и набрал:
«Всходы озимые». Роман. Тетралогия. Часть первая. Глава первая.
Мысли иссякли.
Отхлебнул. Выдохнул. Куснул, курнул. Пососал.
Не... чего-то не тае... А! «Том первый»!
Вроде пошло?
«Глава первая. У пряслов». Нет, лучше так: «Куль прясел».
М-да-а... В чем дело? Ерунда какая-то и лажа всемирная. Надо нетленку, а
идет ботва. Проклятое наследие прошлого. Было это, было...
Стер весь текст.
«Возле пряслы».
Тоже уныло. Вообще интересно, а чего это такое — пряслы, гумно, слега,
подпруги и озимые?
Загвоздка!
Коньяк, икра, сигара. Джексон, мидии, рокфор. Надо прикупить акции «Рахат-Луккума»
и «Биш-Бармака».
А, во!
«Стальной оргазм среди кровавых озимых. Часть начальная. Чресла и прясла.
Фаллические всходы русского овсюга на Педрильном архипелаге».
Круто! Ай да Власюк!
Да, но где же они, эти Педрильные острова?
Загвоздка…
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
