|
|
За далью лет…
О творчестве художников Юлия Блюменталя и Леонида
Лезенкова
С начала 1990-х годов растет интерес к прошлому и настоящему башкирского
края, начинается всестороннее, тотальное «открытие» Башкортостана».
К жителям ближнего и дальнего зарубежья информация о нашей республике
поступает не только из ежедневных новостей в СМИ, но и через произведения,
воспоминания, биографии деятелей культуры, имена которых связаны с
Башкортостаном. Взять к примеру творчество двух весьма разноплановых
художников — М. В. Нестерова и Д. Д. Бурлюка. Несмотря на жизненные
обстоятельства, под влиянием которых каждый из них в свое время уехал из
Башкирии , оба они стремились сохранить связь с Уфой. В советское время в
условиях идеологического давления новой власти имена многих мастеров
искусства были преданы забвению, но в начале 1990-х годов они стали
возвращаться в башкирскую культуру. Так мы впервые узнали об авторе
игольчатого экрана и прародителе компьютерной графики А. Алексееве, детские
годы которого были связаны с Башкирией. А между тем этот художник и
режиссер-мультипликатор уже давно получил известность во всем мире.
Гораздо менее исследовано творчество башкирских художников, чья известность
ограничивается пределами уральского региона. В их числе замечательные
живописцы первой четверти ХХ века Юлий Юльевич Блюменталь и Леонид
Васильевич Лезенков — современники и коллеги М. В. Нестерова и Д. Д. Бурлюка.
Юлий Юльевич Блюменталь родился в Казане 1870 году (по другим данным в
Малоярославце), происходил из дворянской семьи, получил прекрасное
образование.
Творческая биография Ю. Ю. Блюменталя началась в С.-Петербурге: в 1888 году
он окончил гимназию св. Петра, а годом позже выдержал экзамен в
Императорскую Академию художеств, где его главным педагогом стал Н. Д.
Кузнецов. Очарованный миром зрительных образов, созвучием ритмов, тонов и
красок юноша упорно постигал азы изобразительного искусства и уже в учебных
работах продемонстрировал свой талант. В 1893—1894 годах его работы были
отмечены серебряными медалями Академии художеств, а портрет «Раздумье»
(1894) принес звание классного художника третьей степени. В 1898 году
молодой живописец стал участником «Выставки в Императорской Академии
художеств», что засвидетельствовано в одноименном каталоге. На подобных
выставках его произведения были представлены и в 1900—1902 годах, а в 1904
году экспонировались на первой выставке «Нового общества художников».
Примечательно, что творческий путь художника начинался в период названный
выдающимся русским философом Н. А. Бердяевым «серебряным веком» или «русским
культурным ренессансом». Ю. Ю. Блюменталь оказался современником невероятно
сложного художественного процесса. Его участники придерживались самых
противоположных взглядов на дальнейшее развитие искусства, что находило
отражение в их произведениях и бурных дискуссиях, которыми живо
интересовалась общественность и пресса.
Учеба в Академии художеств и полная «высоких зрелищ» жизнь в С.-Петербурге —
все это сыграло важную роль в профессиональном становлении и формировании
мировоззрения молодого живописца, способствовало расширению его кругозора.
Ю. Ю. Блюменталь, вероятно, был наслышан об идее синтеза искусств, мог
видеть живописные эксперименты авангардистов, однако фундаментом его
собственного творчества явилось русское реалистическое искусство конца XIX
века.
Ранние работы художника отображают скромные городские и сельские подворья,
неброские уголки природы; они отличаются ясной композицией и небольшими
размерами. В произведениях 1900-х годов, в числе которых акварель «У берегов
Финляндии», а также живописные работы «Сумерки», «Осенний мотив», «Последний
снег», «Лесная усадьба», «Зимнее солнце», Ю. Ю. Блюменталь выступает как
тонкий лирик.
В работе «Сумерки» (1900) художник тяготеет к максимально верной передаче
натуры. Он изображает речушку и отражающееся в ней вечернее небо, деревянный
мостик, белую лошадь на изумрудном лугу, дальние холмы и лес. Работая
мелкими, едва заметными мазками, живописец стремится передать легкую
сиреневую дымку, возникающую в тихий час заката, и то особое меланхолическое
настроение, которое вызывает подобный пейзаж. Данное произведение по своему
очаровательно, но несколько однородно по цвету. Более выразительной, богатой
оттенками живописью отличаются работы «Зимнее солнце» (1900) и «Осенний
мотив» (1902).
В 1900—1920-е годы Ю. Ю. Блюменталь выполняет ряд портретов, среди которых
уже упоминавшееся полотно «Раздумье» (1894) и «Портрет матери» (1905), а
также графические листы «Трольберг» (1906), «Портрет А. И. Шингарева»
(1918), «Портрет Черданцева» (1924). Некоторое представление о мастерстве
художника в жанре портрета могут дать его более поздние работы — рисунок
«Старик-башкир», живописные произведения «Самсинур» и «Автопортрет».
В мягкой и деликатной манере исполнен карандашный рисунок «Старика-башкира».
Он изображает 78-летнего Зигангира Зиганшина. Судя по наброску, Юлий Юльевич
был замечательным рисовальщиком. Пройденная им крепкая академическая школа
прослеживается в лаконичных линиях рисунка, сочетающихся с традиционной
штриховой моделировкой, с помощью которой художник виртуозно передает
тончайшие тональные переходы, выявляя особенности строения лица пожилого
башкира. Данный портрет трудно назвать законченным произведением, но в нем
чувствуется большая жизненная убедительность, идущая от глубокого понимания
натуры.
Интересен выполненный Ю. Ю. Блюменталем в 1934 году живописный
«Автопортрет». Перед зрителем предстает образ интеллигентного и
мужественного человека, готового стойко переносить трудности жизни. В
немолодом мужчине, изображенном на портрете, привлекает внимание прямой,
проницательный взгляд, направленный на зрителя поверх стекол пенсне. Его
сухощавое лицо оттеняют благородная белизна седых волос и строгий
темно-синий цвет наглухо застегнутого пиджака. Аскетичным здесь кажется не
только образ, но и несколько суховатая живопись полотна, а также весьма
сдержанная палитра, ограниченная несколькими цветами (преимущественно
охристо-землистых и свинцово-синих оттенков).
Более мажорным звучанием, свободной манерой письма и активными тоновыми
контрастами отличается этюдный портрет «Самсинур». В этой работе проявилась
непосредственность и свежесть впечатлений автора от натуры — художник
воспевает одухотворенный образ деревенской девочки, ненавязчиво выявляя
черты национального характера. Изображение хрупкой фигурки дано в «контр-ажур»
(источник света находится за ней). Золотистые отсветы играют на лице
девочки, в котором прочитывается живой интерес к окружающему миру, ее
легкая, едва заметная улыбка и взор исполнены тонкого очарования. Портрет «Самсинур»
представляется одним из лучших произведений, созданных Ю. Ю. Блюменталем в
1928 году.
Интереснейший материал — живые наблюдения художника воплотились в его
графических листах «Старик-башкир», «Всадник-башкир», «Вид башкирской
кочевки», «Стрижка овец», а также живописных работах «Молодая
баба-башкирка», «За кумысом», «Косцы», «Башкирское крыльцо», «Интерьер
башкирской избы». Эти произведения перекликаются с известными работами К. С.
Девлеткильдеева «Девочка-башкирка в голубом», «Башкир Ибрагим», «Крыльцо
башкирской избы» и другими, датированными тем же 1928 годом. Это не
удивительно: Юлий Юльевич и Касим Девлеткильдеевич выполнили данные работы
во время совместной летней экспедиции в Тамьяно-Катайский кантон (сегодня
это Белорецкий район РБ).
Основной целью поездки был сбор материалов для формирования коллекции
национального декоративно-прикладного искусства в Уфимском художественном
Пролетарском музее им. Октябрьской Революции. Основан 7 ноября 1919 года. В
1929, 1954, 1994 годах переименовывался. С 1998 года — Башкирский
государственный художественный музей имени М. В. Нестерова. У истоков
научной деятельности данного направления стояли художники — В. С.
Сыромятников, К. С. Девлеткильдеев, Ю. Ю. Блюменталь, с декабря 1926 по май
1935 года директор художественного музея, и другие. Выполненные ими
карандашные и акварельные зарисовки предметов национального быта, а также
разнообразные материалы, привезенные участниками этой и последующих
экспедиций, были выставлены в «башкирском уголке», организованном в музее в
1939 году. Образцы традиционного декоративно-прикладного искусства,
составившие данную экспозицию, активно использовались художниками
Башкортостана для создания произведений на национальные темы.
«Обращение к этнографическим темам»,— как пишет искусствовед Л. Н. Попова,
«сказалось, в общем, плодотворно» на развитии башкирского изобразительного
искусства: «они направляли внимание художников к истокам национальных
традиций, поэзии народной жизни, несли …интересные образы и художественные
решения». Интересно, что эта тематика вызвала живой интерес и за рубежом,
где башкирские живописцы заявили о себе раньше других деятелей искусства
республики.
Первая зарубежная выставка стала огромным событием в жизни уфимских
художников, поддержала их творческий энтузиазм. Она состоялась в 1929 году в
городе Сан-Диего (США, штат Калифорния). Работы Ю. Ю. Блюменталя, К. С.
Девлеткильдеева, А. Э. Тюлькина, В. С. Сыромятникова, А. П. Лежнева, М. Н.
Елгаштиной были отобраны для выставки Р. Моррисом — сотрудником Галереи
изящных искусств города Сан-Диего, посетившим с этой целью Уфимский
художественный музей. Активное участие в организации выставки, вероятно,
принимал брат Ю. Ю. Блюменталя, а также живописцы Д. Д. Бурлюк и Н. Фешин.
Эмигрировав в США, они не забыли уфимских художников, дружеские отношения с
которыми сложились еще в дореволюционной России.
В одном из номеров газеты «Трибюн» за 1929 год была помещена рецензия на эту
выставку, получившую символичное название — «Художники окраины». Ее автор
Хазель Бойер Браун писал: «На маленькой выставке в Галерее изящных искусств
мы в настоящее время находим отражение одной из провинций России.
Выставленные работы показывают скромную сельскую жизнь с сильным расовым
оттенком… Бедность этих художников явствует из тех материалов, которыми они
пользуются. Большая часть полотен записана с обеих сторон. Лучшая работа в
собрании — «Головка» Ю. Ю. Блюменталя, директора Уфимского художественного
музея, сделана на бумаге, обратная сторона которой имеет печатный текст,
быть может, это кусок обложки». Автор рецензии верно представлял условия, в
которых работали первые башкирские художники и смог по достоинству оценить
их произведения. По его мнению, живописцы весьма убедительно передали
главное — «величие своего чувства» к родному краю. Также он отмечал такую
характерную черту, как «…любовь русских к ярким краскам», которая «ясно
обнаруживается на этой выставке …».
Но возвратимся к судьбе Ю. Ю. Блюменталя. Известно, что с начала 1900-х
годов он жил и работал в С.-Петербурге и Ярославской губернии, с 1915 года
(с перерывами) проживал в Башкирии. После 1937 года находился в
Малоярославце, из которого в 1941 году эвакуировался в Казахстан, где и умер
в 1944 году в деревне Кишелга Кызыл-Ордынской области. Практически всю жизнь
Юлий Юльевич занимался художественным творчеством и параллельно —
общественной деятельностью, которая его увлекла еще в 1900-е годы, очевидно,
в С.-Петербурге.
Впечатляет уже сам список тех обязанностей, которые легли на его плечи в
1905—1918 годах. Он был председателем Белебеевской уездной земской управы и
почетным мировым судьей; депутатом 3-й Государственной Думы от Уфимской
губернии, где являлся членом фракции кадетов; гласным Уфимской губернии и
Белебеевского уездного земского собрания; уполномоченным Комитета помощи
раненым Всероссийского земского союза в Уфимской губернской земской управе;
гласным Уфимской городской думы, там же — членом Временного комитета и
одновременно председателем Уфимского губернского комитета Партии народной
свободы, в которой состоял в 1905—1920 годах.
В конце 1910 — середине 1930-х годов Юлий Юльевич явился одним из
основателей Общества любителей живописи и Кружка друзей Уфимского
художественного музея, входил в Ассоциацию художников революционной России,
занимался изучением и пропагандой башкирского традиционного искусства, и как
пишет искусствовед Э. П. Фенина «произвел первичную обработку фондов
художественного музея и поступающих экспонатов изобразительного и
прикладного искусства».
После событий 1917 года Ю. Ю. Блюменталь как гражданин России и дворянин,
оказался перед сложным выбором, который он, очевидно после долгих колебаний,
сделал в пользу новой власти большевиков . Его брат эмигрировал в Америку.
Эти факты наводят на мысль о том, что Ю. Ю. Блюменталь мог быть взят новой
властью на «заметку», как это было в действительности, например с художником
П. М. Лебедевым, который после отбытия срока жил в Шакше под Уфой (некоторое
время без права выезда в город).
Вполне возможно и то, что дальнейшая судьба Ю. Ю. Блюменталя (после его
отъезда из Уфы в 1937 году) сложилась благополучно. Однако переписка Юлия
Юльевича с друзьями, сотрудниками Уфимского художественного музея, где он в
течение почти 10 лет являлся директором, в архиве музея отсутствует, об
участии художника на выставках в Москве и в Малоярославце сведений нет…
Драматичная судьба и у Леонида Васильевича Лезенкова. Этот малоизвестный
художник родился в Уфе 1894 году, подавал большие надежды в живописи, но
прожил недолгую жизнь, которая по воле нелепого случая оборвалась здесь же в
1933 году.
Л. В. Лезенков создал ряд небольших по размеру работ этюдного характера.
Интересно, что из 14 живописных произведений художника, находящихся в БГХМ
им. М. В. Нестерова, половину составляют портреты: «Портрет дочери Эделевой
в детстве» (1927), «Портрет башкирки (Женский портрет)» (1929), а также ряд
недатированных работ — «Портрет артистки села Давлеканово», «Девочка в
красном платке», «Девочка в белом платке», «Портрет малыша» и другие.
Очевидно, Л. В. Лезенкова привлекали преимущественно детские и женские
образы, интересовала внешне выразительная и эмоционально сложная натура. Его
модели представляют собой весьма разные типы, среди которых можно видеть и
маленькую дочку художника, стриженную под мальчишку. Она изображена в яркой
тюбетейке и веселом матросском костюме. А рядом совсем другие образы —
несколько приземистая башкирка в традиционной народной одежде или, артистка
из Давлеканово. Художник отображает характерную осанку и жесты рук девушек,
выдающие их натуру.
В портрете башкирки привлекают внимание смуглое лицо, руки, мягко покоящиеся
на широком подоле платья. Заметно, что Лезенков поправлял, уточнял форму и
положение рук в процессе работы и добился необходимого эффекта: они придают
образу некоторую монументальность, а композиции портрета статичность и
завершенность. Облик артистки более поэтичен. Кисти ее рук написаны бегло,
почти эскизно. Основной акцент здесь — яркий контраст белой блузы и алого
платка с крупным цветастым рисунком, длинный край которого несколько
театрально накинут на плечо и оттеняет ее светлое, миловидное лицо. В
женских портретах художника есть и нечто общее — его героини всегда
естественны и гармоничны в своей самобытности. Кроме того, Леониду
Васильевичу, вероятно, нравилось отображать тот особый момент, когда
портретируемые, отвлекаясь от сиюминутности, задумчиво глядят в даль.
В галерее портретных образов, созданных художником есть и «Автопортрет»
(1922). Изображенный молодой человек серьезен и благороден. Он смотрит
уверенно и как бы с высока, и кажется, что не только мы, но и он изучает
нас. Автор создал психологически-заостренный образ человека, в котором за
внешней сдержанностью скрывается тонко чувствующая и, возможно, импульсивная
натура. Боковое освещение, острее выявляющее индивидуальные черты в лице
молодого мужчины, тональный контраст основных цветовых пятен и неоднородные
мазки, создающие фон, заметно усиливают выразительность произведения.
Кроме портретов, живописец создал несколько произведений в жанре пейзажа и
натюрморта.
Он вел изостудию при клубе железнодорожников, одновременно кружок в Доме
пионеров, с 1926 года преподавал в Уфимском училище искусств и в
студии-мастерской, которая была организована при уфимском филиале. Как
воспоминал Г. В. Огородов, один из воспитанников Леонида Васильевича, «никто
так не заботился об учениках как его учитель, помогавший им во всех делах —
и учебных, и личных…». У него было много учеников, среди которых первые
художники Башкортостана — А. В. Храмов, М. Н. Арсланов, Г. С. Мустафин,
получившие известность в республике и за ее пределами.
Однако профессиональные возможности Л. В. Лезенкова не ограничивались
областью педагогики и станковой живописи. Весьма успешно художник проявил
свои способности в монументальном и декорационном искусстве. Так для
выступления гастролирующей театральной труппы, прибывшей в Уфу, он «написал
очень хорошие декорации к оперетте Оффенбаха «Прекрасная Елена», которые
понравились художнику А. Э. Тюлькину» (Сведения из газетной статьи «Один из
первых» А. Алабужева, научного сотрудника музея имени М. В. Нестерова.
Название и номер газеты не известны). Кроме того, в 1918 году, когда был
провозглашен и начал осуществляться выдвинутый В. И. Лениным план
монументальной пропаганды, Л. В. Лезенков вместе с другими живописцами
принимал участие в художественном оформлении Уфы. В сотрудничестве с А. Э.
Тюлькиным они создали панно из трех частей на тему «Свержение самодержавия»,
которое оформляло временную арку, построенную в честь въезда в Уфу войск
Красной Армии. «Центральная композиция, выполненная Тюлькиным, изображала
аллегорию свержения самодержавия… В двух боковых панно, меньших по размерам,
Л. Лезенков показал торопливое бегство белых войск, теснимых Красной Армией.
Характерное для всего советского искусства 1920-х годов романтическое
восприятие недавних революционных событий художники воплотили в ярких
символико-аллегорических образах» Попова Л. Н. Кстати, в то время, когда
выполнялась работа, в Уфе было небезопасно и художники подвергались большому
риску — власть была то в руках красных, то в руках белых (последние изрубили
эту арку саблями).
Заметим, что в достаточно молодом возрасте Л. В. Лезенков вошел в круг
профессиональных уфимских художников и едва ли ни первым из них познакомился
с молодым Баки Урманче, который известен ныне как живописец, скульптор,
сценограф — один из наиболее ярких и универсальных мастеров татарского
изобразительного искусства ХХ столетия. В 1920 году Б. Урманче по
приглашению Леонида Лезенкова впервые посещает Уфу, а в 1923 году приезжает
сюда вновь и знакомится с К. С. Девлеткильдеевым, дружеские отношения с
которым в тяжелые годы морально поддерживали татарского художника.
При каких обстоятельствах произошло знакомство Лезенкова с Урманче нам не
известно, однако мы точно знаем, что в 1923—25 годах они были студентами
ВХУТЕМАСа в Москве, где применялся новый, прогрессивный метод обучения, в
основе которого лежала идея воспитания художника-универсала. В то же время
здесь учились очень популярные в советское время карикатуристы, уже тогда
объединившиеся под творческим псевдонимом Кукрыниксы, а также живописец Н.
М. Романдин, известный как мастер историко-революционного и пейзажного
жанра.
Известно, что московский ВХУТЕМАС имел несколько филиалов в городах России,
в том числе и в Уфе. Здесь Высшие художественные мастерские были открыты
примерно в 1919 году. Они находились в здании, где сегодня располагается
«Оптика» (по ул. Ленина, напротив него в 1990-е годы был магазин «Детский
мир»). Руководителем курсов был Н. А. Протопопов. По воспоминаниям художника
А. Э. Тюлькина, мастерские просуществовали в Уфе недолго в виду крайней
бедности учащихся и педагогов — отсутствия средств к существованию, еды и
материалов. Во время гражданской войны приходилось склеивать газетную бумагу
в несколько слоев и на ней рисовать, а вместо краски использовали сажу, мел
и половую краску — сурик. Еще там была печка-буржуйка, ею топили учебное
помещение и на ней «готовили» — сушили нарезанную ломтиками сырую картошку.
В своем рассказе Александр Эрастович упоминал и Л. В. Лезенкова. Он мог быть
студентом или же одним из преподавателей курсов. Наверное, тогда молодой
художник решил ехать в Москву, чтобы продолжить учебу.
Интересно, что Леонид Васильевич Лезенков был единственным живописцем из
Башкирии, получившим в 1920-х годах художественное образование в Московском
ВХУТЕМАСе. В те годы там преподавали мощные профессионалы — В. А. Фаворский,
А. Е. Архипов, П. В. Кузнецов, И. И. Машков, А. М. Родченко, В. Е. Татлин,
Р. Р. Фальк и другие. Некоторые из преподавателей в прошлом были членами
творческого объединения «Бубновый валет», которое стало одним из ярчайших
явлений русского искусства начала ХХ века. Очевидно, именно через живопись
художников «Бубнового валета» Л. В. Лезенков впитывал авангардные идеи, и
через нее же нашел путь к творчеству знаменитого французского живописца
конца XIX — начала ХХ века П. Сезанна, последователем которого он себя
считал.
Действительно, в некоторых произведениях Л. В. Лезенкова прослеживается
сезанновское влияние. Наиболее показателен в этом смысле выполненный, скорее
всего во второй половине 1920-х или в начале 1930-х годов «Натюрморт» (не
датирован), в котором художник стремится создать несложную, уравновешенную,
четкую композицию, показать материальность, «вещественность» натуры,
добивается обобщения форм и цвета в изображении предметов. А. Алабужев, в
статье, посвященной Леониду Васильевичу, отмечал, что «натюрморт написан с
большим мастерством. Очертаниям яблок, кувшина, драпировке придана мягкость,
тон спокоен и приятен, тени прописаны блестящими красками, жидко
разведенными, что придает им легкость, прозрачность».
Говоря о творчестве художника в целом, можно согласиться с тем же автором в
том, что Л. В. Лезенкова «нельзя назвать подражателем Сезанна… В (его) …
произведениях много своего, прежде всего это теплота, мягкость, лиричность».
Если же говорить о других произведениях живописца, более радикальных,
авангардных, чем «Натюрморт», то пока мы не нашли таких примеров. Хотя это
еще не означает, что их вовсе не было. Как здесь не вспомнить знаменитый
пейзажный мотив «Домик на даче» А. Э. Тюлькина, написанный в 1919 году, в
котором прослеживаются отголоски живописи П. Сезанна, а также целую серию
авангардных работ Д. Д. Бурлюка, которые в 1916—1917 годах произвели большое
впечатление на уфимцев. Как пишет искусствовед Л. Н. Попова, в 1920-е годы,
в отдельных произведениях башкирских живописцев «встречались и сугубо
новаторские, авангардистские приемы (это можно видеть, например, в
прихотливой стилизации некоторых этюдов С. Алейникова), но они были слишком
наивными, чтобы увлечь воображение зрителя». По воспоминаниям художников,
пришедших в башкирское искусство в конце 1920-х годов (например, М. Н.
Арсланова), авангардные, экспериментальные работы в течение десятилетия
можно было видеть на выставках в Народном доме им. С. Т. Аксакова. Учитывая
все это, трудно представить, что Л. В. Лезенков, поклонник французской
живописи конца XIX — начала ХХ века, оставался в стороне от подобных
исканий.
Однако уже с конца 1920-х годов «новаторство оценивалось как явление
заимствованное, «социально вредное», иконы и произведения Д. Бурлюка надолго
уходили в музейные запасники. …Современная художественная культура Запада
подвергалась критике, религиозное искусство объявлялось «мракобесием», все,
что не вписывалось в государственную политику, оказывалось на задворках
художественной жизни» Л. Н. Попова. Эти процессы были характерны для
советского искусства в целом.
Все, кто хоть чем-то вызывал подозрение новой власти, брались ею на заметку.
Если же говорить о Л. В. Лезенкове, то поводом для такой «заметки» могло
быть его увлечение западным искусством, а также и то, что он — выходец из
семьи православного священника. Его отец (возможно, приемный) был
настоятелем вокзального храма во имя святого Николая Чудотворца и храма в
честь Покрова Пресвятой Богородицы в Уфе (видимо с его благословения
начинающий художник занимался писанием икон для уфимских церквей до
революции).
Художник, «который от природы был крепкого здоровья и почти никогда не
болел, умер от сильной простуды…» (А. Алабужев) в 1933 году в Уфе.
Организовали показательные «красные похороны», на которые ближайшие
родственники даже не были допущены во избежание проведения соответствующих
православных обрядов. Только глубокой ночью, тайно, рискуя своей жизнью,
караульные, приставленные к гробу, пропустили родителей попрощаться с сыном.
Об этом рассказывал в свое время в узком кругу самых близких людей живописец
А. Э. Тюлькин, свидетель тех скорбных событий.
Творческие судьбы Леонида Васильевича Лезенкова и Юлия Юльевича Блюменталя
похожи — оба они совсем не заслуженно, в силу обстоятельств разделили участь
«забытых художников».
«Забытый художник» — далеко не уникальное явление в истории искусства,
особенно характерное для ее переломных периодов. Сегодня актуальность
данного понятия сохраняется. Это связано с тем, что в условиях интенсивной
художественной жизни внимание искусствоведов просто обречено на определенную
избирательность и направлено в основном на творчество современных авторов.
А между тем художественные произведения, созданные в Башкирии в
дореволюционный период и в начале советской эпохи, как и их авторы,
заслуживают не менее пристального внимания искусствоведов.
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
