«Любовь
всесильна…»
ВЕРА
Пепел памяти. Горечь и боль.
Как на глупость мы падки.
Души тратят рефлексии моль,
Но живем без оглядки.
И, отцов проклиная — «Даешь!»,
Их кровавую славу,
Делово под бесовский галдеж
Расхищаем державу,
Раздаем от плебейских щедрот,
Ан с замашкой боярской.
Что ты ждешь, молчаливый народ,
Где вы, Минин с Пожарским?
Но в ответ только смех и зевки
Или визг истерии.
И с ухмылкою погань ротки
Ладит к венам России.
Ослепило безверие нас
Иль заря коммунизма?
На глазах под чужой свистопляс
Пропадает Отчизна.
Каково тебе, Родина-мать,
Перед миром на дыбе?
И кому? — Сыновьям исполать!
За глумленье и гибель.
Неужели ты снова простишь
Их за «подвиг» иудин?
И над Припятью дрогнул камыш:
— Духом нищ — неподсуден...
Но сквозь время, сквозь пепел и дым
Смотрят мудрые очи.
Что ты скажешь потомкам своим,
Святый отче?
В день урочный он заговорит, —
Твердо верую в это!
Мужей праведных благословит
И пришлет Пересвета.
НАЗАРЯНИН
Явив себя юродивым для виду,
Без жалости отвергнув отчий кров,
Он Капернаум удивил и Лидду,
И в Назарете вытерпел обиду,
Сказав в ответ: «Все оправдает кровь...»
«Любовь веесильна, — говорил, — но только
Прошедшая до точки крестный путь».
И расползлись по Иудее толки,
И шли на берег страждущие толпы,
Он отвечал: «Мне надо отдохнуть».
И среди волн бушующего моря
Он в лодке спал и Божьи видел сны.
Разбуженный, он вымолвил: «Мне горе,
А вам позор, Израиля сыны».
И злобные дивились фарисеи,
Как он кормил и утешал сирот,
И знаки на песке чертил, рассеян:
«Я в землю добрую зерно посеял
И доброе на ней произрастет».
Один спросил: «Зачем, учитель, притчи
Ты говоришь, смущая тем народ?»
Он волосы убрал со лба привычно
И отвечал: «Кто с Богом, тот поймет»,
Садилась пыль на лица пилигримов,
Мешаясь с потом, превращалась в грязь.
Шли одиночки, семьями — все мимо,
Несли ягнят, и голубей, и вина
Туда, на юг, к вратам Иерусалима,
Чтоб вновь в слепом язычестве погрязть.
Бранились у костров, готовясь к ночи,
Спадала палестинская жара.
Он был, похоже, чем-то озабочен,
И мудрые чуть повлажнели очи,
Когда ученикам сказал: «Пора...»
В крови плыла заката панорама,
Он повторял прощальные стихи
И шел в толпе — ее живая рана, —
Не изгонять торгующих из Храма,
А чтоб сказать: «Простятся вам грехи...»
КРЫМСКАЯ НОЧЬ
Пряный запах лаванды и мяты.
Из-за гор катит вал грозовой.
Эти ночи, я знаю, чреваты
Божьим гласом и горькой слезой,
И раскаяньем поздним, но истым,
Как заслышится грозная медь.
В этом мраке удушливо-чистом
О душе можно только скорбеть.
С извивающимися мечами
Гнев навис или это скала?
Посмотрела, мерцая очами,
Повела чуть приметно плечами
И устало меня обняла.
И лицо ее дымка закрыла,
Только мягко лучились глаза,
Да опавшие белые крылья
Освещала шальная гроза.
* * *
Как взор твой нынче прост и безыскусен:
Ни трепета, ни искуса, ни влаги,
Не дрогнет вдруг и ни о чем не спросит
Лишь в глубине мерцающих зрачков
Тень беглая далеких облаков.
Но сколько же достоинства и силы,
И правоты прощающей, и веры
Во взгляде этом — фокусе печали.
Немного значит стылый пепел слов,
Когда глядит, безмолвствуя, любовь.
* * *
Мошкара над грядкой вьется.
Шум все глуше от шоссе.
Ночь на цыпочках крадется
К южной лесополосе.
Цаплю здешнюю порочит
Храбро лягушиный хор.
Подчеркнул, что дело к ночи,
Спичкой вспыхнув, метеор.
Распустилась маттиола.
У кормушки замер еж.
Музыкантик саранчевый —
Фрак зеленый, брюшко голо,
Начал, ко всему готовый,
Зарабатывать свой грош.
Я один. Ушла усталость.
Понедельник — ни души.
Звезды гуще. Мне осталось
Сигарету затушить.
Вот и месяц третьей фазы
Из болотца пригубил.
И совенок желтоглазый
По-щенячьи заскулил.
* * *
Синяя струйка огня
Еле дрожит на поленьях.
Бедная муза моя,
Платье поправь на коленях.
Пахнет студеной водой,
Редкие слышатся всплески.
Крикнул свое козодой
В черной стене перелеска.
Тихо всплывает луна,
Крадучись двинулись тени.
Полночи тишина —
Время тоски и сомнений.
Не докучает молва.
Жалоб никто не услышит.
Только бесшумно сова
Круг надо мною опишет.
Сядет на сук вековой
Мудрая вещая птица.
Что же нам делать с тобой,
Боль моя, как говорится?
Ровный рокочущий звук
Грустные мысли разгонит.
Обескураженный жук
Замер на влажной ладони.
Может быть, тоже любви
Ждет он, тяжелый и круглый?
Греют колени твои
Пеплом покрытые угли.
* * *
Как снег осенний падают, кружась,
Мои стихи.
Просты метаморфозы:
Одним на лица, превращаясь в слезы,
Другим под ноги, закрывая грязь.
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
