|
|
Марсель Гафуров
Путь, ставший судьбой
Наша республика готовится к торжествам по поводу 450-летия добровольного
вхождения Башкирии в состав Русского государства. Это наводит на размышления
о давнем судьбоносном событии, тем более что оно, как и все прошлое родного
края, интересует меня уже много лет.
Я перевел на русский язык около десятка романов башкирских писателей, и
почти все они — о далеком прошлом. С начала 60-х до конца 80-х годов
минувшего века большая группа башкирских прозаиков основательно поработала
над освещением истории своего народа. Каждому веку этой более чем
тысячелетней (если вести отсчет от первых письменных упоминаний о
существовании башкир как этноса) истории посвящен по меньшей мере один
роман. В числе других литераторов (Рим Ахмедов, Юлай Аминов, Александр
Филиппов) я стремился к тому, чтобы посыпавшиеся как из рога изобилия
исторические произведения наших товарищей по перу стали достоянием и
российского читателя.
Однажды в редакцию газеты «Советская Башкирия», где я работал, пришел
писатель Кирей Мэргэн, положил на мой стол увесистую папку и сказал: «Здесь
— главный мой труд, роман «Крыло беркута». Не возьмешься ли перевести его на
русский язык?»
Я не был близко знаком с Ахнафом Нуреевичем Киреевым (Мэргэн, что значит
«меткий стрелок», — его псевдоним). Но знал, что он — один из самых высоко-
и разносторонне образованных башкирских писателей. Сначала он прошел
журналистскую выучку, работая в республиканской печати, был собкором
«Комсомольской правды» по Башкирии, корреспондентом фронтовой газеты
прославленной Башкирской кавалерийской дивизии. Все это, естественно,
наделило его широким жизненным кругозором. Написанный вскоре после войны
роман о жизни нефтяников «На склонах Нарыш-тау» поднял Мэргэна на вершину
литературной славы. Одновременно с писательской он занялся научной
деятельностью, стал университетским профессором, видным исследователем
башкирского народного творчества. Выполнить просьбу человека с такой
биографией я почел для себя за честь, к тому же и новый его роман был очень
интересен.
Тема романа — мотивация и процесс добровольного вхождения Башкирии в состав
русского государства. Скажу сразу: «Крыло беркута» до сих пор остается
единственным литературным произведением эпического размаха, посвященным
этому историческому событию в жизни как башкирского, так и русского народа.
Кирей Мэргэн сделал снайперский выстрел, попал в самое «яблочко», — его
роман не потеряет своей значимости, покуда будет жив интерес к истории
Башкортостана и России в целом. Перевод романа был издан в Уфе тиражом 50
тысяч экземпляров и быстро разошелся.
Замечу, что тема романа поздней легла в основу оперы нашего выдающегося
композитора Загира Исмагилова «Послы Урала», следовательно, получила
отражение и в сценическом искусстве. Но я, как было сказано, литератор, и
поведу дальше речь только о книге Кирея Мэргэна и о том, что связано с ней.
Вхождение Башкирии в состав Русского государства было не одноразовым актом,
а процессом, который начался после покорения Казани Иваном Грозным и
завершился, в основном, спустя пять лет. До этого башкиры пережили тяжелые
времена разобщенности и угнетения под властью трех чуждых им государственных
образований — Ногайской орды, Казанского и Сибирского ханств.
Между этими государственными образованиями шла борьба за обладание смежными
территориями, за возможность взимать дань с их населения, и башкирские
племена вынуждены были подчас воевать друг против друга: одни — на стороне
Ногайской орды, другие — на стороне Казанского или Сибирского ханства. Сверх
этого они становились еще и жертвами нашествий завоевателей из дальних
стран.
В конце ХIV века на территории, населенной башкирами, произошло столкновение
между войсками явившегося из Средней Азии Тамерлана и хана Тохтамыша,
возглавлявшего тогда Золотую Орду. Башкиры понесли большие потери, приняв
сторону Тамерлана, но, понятно, не из любви к нему. В башкирском народном
эпосе вполне определенно выражено отрицательное отношение к свирепому
хромцу, так же, как и к другим «великим» завоевателям — Искандеру
(Александру Македонскому) и хану Батыю, «упоившим кровью» захваченные ими
земли.
Тяжелое положение башкир усугублялось внутренней межплеменной и межродовой
борьбой за лучшие пастбища, охотничьи и пчеловодческие угодья — основу
экономики народа. Ярко показано это в эпической поэме «Кусяк-бий». Вот
краткое ее содержание. Глава бурзянского рода Каракулумбет убивает
предводителя кыпсакского рода Бабсака, истребляет его сородичей, а жену
Ямилю увозит к себе. Разоренные кыпсаки не смогли сразу отомстить бурзянцам.
Через восемнадцать лет подросший сын Бабсака Кусяк осуществляет карымту —
кровную месть. Он уничтожает весь бурзянский род, в живых остается лишь один
подросток, одна живая душа, по-башкирски «бер йэн». Отсюда и название
возрожденного им рода, звучащее в русской транскрипции как «бурзян».
Позднейшие исследователи башкирского фольклора считают, что известный ученый
А. Харисов ошибся, сведя идею поэмы «Кусяк-бий» к оправданию кровной мести
как средства достижения справедливости. Он рассмотрел лишь кыпсакскую (кипчакскую)
версию поэмы, между тем существует еще и бурзянская версия. Если рассмотреть
их в совокупности, то, по мнению фольклориста М. Сагитова, поддержанному А.
Сулеймановым, безымянные авторы эпоса, рассказывая об ужасной междоусобице,
тем самым призывали башкир покончить с раздорами, объединиться.
Объективная необходимость объединения, тяжелое положение, доведенное до
крайности безмерной жадностью и жестокостью ханских баскаков, и побудило
башкирские племена искать спасение под «крылом беркута» — крылом Москвы.
Разгром русскими Казанского ханства необычайно возвысил Москву в глазах
башкир, представил ее как столицу государства, способного защитить их от
бесчисленных бед. Надо полагать, им был известен державный символ этого
государства — двуглавый орел. Почитаемый и часто встречающийся в башкирской
народной поэзии образ орла-беркута, могучей царь-птицы, очевидно, усиливал
надежду на помощь со стороны русских. И вот племя за племенем стали
принимать на своих йыйынах (собраниях) решения направить послов для
переговоров о вступлении в «урысское» подданство — сначала в Казань, к
наместникам «белого батши», а затем и в Москву, к самому Ивану Грозному. Все
это и составляет в очень кратком изложении содержание романа «Крыло
беркута».
В самом произведении Кирея Мэргэна представлены широкая панорама жизни
многочисленных родоплеменных объединений башкир, выразительные образы
десятков людей, в том числе и реальных исторических личностей, например,
Шагалия, сына Шакмана, предводителя племени Тамьян. Мы встречаемся с ним в
начале романа, и писатель прослеживает его жизненный путь от рождения до
путешествия с посольской миссией в Москву.
Роман насыщен подробностями жизни в ту далекую пору, хотя письменных
свидетельств о ней сохранилось очень мало. По ним ученым удалось установить
лишь основные факты, касающиеся рассматриваемых в романе событий, да и то в
горячих спорах: некоторые историки, делая упор на колонизаторском характере
политики царизма, стремились доказать, что Башкирия была присоединена к
Русскому государству силой оружия.
Но есть свидетельства, опровергающие эту точку зрения. В частности,
свидетельство князя Андрея Курбского, сподвижника Ивана Грозного, ставшего
затем его ярым оппонентом, о том, что молодой царь отверг советы «мудрых и
разумных» бояр остаться на зиму в покоренной Казани и до конца «выгубить
воинство бусурманское», имея в виду и башкир. Царь оказался мудрей и
дальновидней своих советников. Как сказано в одной из русских летописей,
Иван IV послал «по всем улусам черным ясачным людям жалованные грамоты...
чтобы шли к государю, а их государь пожалует...». И вот что сообщается об
отклике на этот призыв в шежере (родословной записи) башкирского племени
бурзян:
«...Четыре человека от четырех племен: от (племени) Усерган: Бикбау бий, от
Кипчака сын Мыши Каракузяк бий, от Бурзяна Илчикей бий или Баранкул бий, от
Тамьяна Шагали Шакман-князь по приглашению великого царя, императора, его
величества Ивана Васильевича ходили в город Казань... После того великий
царь принял подданство полностью покорившихся ему (башкир). После того как
он некоторым пожаловал (звания) бия или князя, после того как другие приняли
пожалованные им земли, они (то есть башкиры) обратились к великому царю с
просьбой отмерить (то есть разделить) жалованные им (то есть царем) земли и
воды... И каждый из них обосновался на своих землях… Для того, чтобы потомки
жили в мире, за эти земли согласились платить лисий ясак, и лисий ясак
уплатили». («Хрестоматия по истории Башкортостана», Уфа, «Китaп», I996).
В распоряжении ученых есть и другие шежере, которые однозначно утверждают,
что башкиры стали подданными Русского государства по своей доброй воле.
Падение Казанского ханства произвело на них столь сильное впечатление, что
некоторые из составителей шежере стали отсчитывать годы не по мусульманскому
календарю — хиджре, а с момента взятия Казани русским войском.
Все это так, но откуда же Кирей Мэргэн черпал подробные сведения о том, в
каких конкретно условиях обитали башкиры четыре с лишним века назад, каким
обычаям следовали, чем занимались, как относились друг к другу, что
ели-пили, о чем думали-мечтали?
Писателю проще всего представить себе картины природы любой давности. Урал,
издревле олицетворяющий в глазах башкир отчизну, как стоял, так и стоит,
разве лишь теперь без горы Магнитной, срытой до основания ради добычи
железной руды. Природа, конечно, меняется под воздействием человеческой
деятельности, особенно в наше время, но не так быстро, как жизнь в
человеческом обществе. Когда-то я написал стихотворение «Шульган-тамак»,
посвященное рисункам первобытного человека в нашей знаменитой Каповой
пещере, взяв на себя смелость набросать картинку природы, какой ее видел
безвестный художник двадцать тысяч лет назад: «В широкий мир его влекла
река, тогда еще не названная Белой, она в теснине между скал шумела, спеша
на струях унести века. На берегах в рассветные часы лесные птицы, как
сейчас, кричали, и липы запах меда источали, роняя с листьев капельки
росы...». Полагаю, я не погрешил против истины. Если это так, значит, и в
романе Кирея Мэргэна картины природы, окружавшей его героев, вполне
достоверны.
Что касается других подробностей, есть два вечных источника, откуда можно их
почерпнуть: язык народа и его фольклор. Язык — это кладовая тысячелетий, а
слово — шкатулочка, в которую народ вложил свое понимание того или другого
явления, действия, предмета и заодно — сведения о своей истории. Я
высказывал эту мысль и раньше. По роду своих занятий мне приходится
задумываться над тем или иным словом, и в нем вдруг открывается нечто такое,
о чем я прежде не догадывался. Попробую показать это на примере. В обыденной
речи башкир часто можно слышать фразу «по прошествии одного кулема». Я
полагал, что она означает «спустя некоторое время». Но выяснилось, что
встарь кулем означал время перегона скота по пастбищу с утра до полуденного
отдыха, и башкиры отлично это помнят. Такое слово могло появиться только у
народа, занимавшегося скотоводством, и в моем воображении теперь оно
вызывает картину привольной травянистой равнины с медленно передвигающимся
по ней стадом, фигурой всадника-пастуха в лисьей шапке и виднеющимися вдали
юртами. Вот как много может открыть вдумчивому человеку одно только слово.
Кирей Мэргэн был не просто вдумчивым человеком, отлично знавшим родной язык,
а ученым-филологом, специализировавшимся на исследовании фольклора. На моей
книжной полке рядом с «Крылом беркута» стоит и его научный труд «Башкирский
народный героический эпос». Он прекрасно разбирался во всех жанрах
фольклора, и это тоже помогло ему заглянуть в глубь столетий.
Башкиры в силу кочевого и полукочевого образа жизни зримых памятников
истории создали немного, зато вложили память о своем прошлом в эпос, песни,
предания, кубаиры, баиты, пословицы и поговорки. А. Харисов назвал народные
песни поэтизированной историей башкирского народа, в эпосе видел конкретные
события истории, преломленные в фантастической призме. Кирей Мэргэн,
согласный с ним, при работе над «Крылом беркута» опирался на ярко выраженный
историзм произведений устного народного творчества — «золотых приисков» для
того, кто хочет достоверно и убедительно описать жизнь, быт, обычаи, чаянья
и надежды своих далеких предков.
Писатель, разумеется, обращался и к другим источникам знания — архивным
документам, трудам русских историков. Все это и позволило ему создать
правдивое, увлекательное по сюжету художественное произведение. На последней
странице романа стоят даты: 1958—1983.
Значит, автор работал над ним четверть века, более трети своей жизни. Но
вложенная в роман главная мысль — о необходимости единения, благотворности
дружбы народов — стоила того.
Роман завершается словами Шагалия, сказанными на пути в Москву одному из
спутников:
— Судьбу выбрать мы не можем... Но мы выбрали этот путь и будем надеяться,
что он обернется для нас желанной судьбой...
В Москве грозный государь обласкает его, наделит княжеским титулом и
жалованной грамотой подтвердит право башкир владеть землей и водами,
которыми они владели издревле, даст обещание уважать и обычаи, и веру.
К сожалению, впоследствии царское слово не раз нарушалось, не все сложилось
так, как хотелось, но путь был выбран, и он обернулся судьбой.
Я помню, как в Уфе воздвигли Монумент Дружбы, ставший одной из самых
заметных достопримечательностей города. Воздвигли в связи с 400-летием
добровольного, как тогда говорили, присоединения Башкирии к Русскому
государству. Теперь формулировка изменилась: мы говорим «добровольное
вхождение». Почему? Поразмыслив, я понял: «вхождение» точней выражает суть
того, что произошло четыре с половиной века назад. Башкирия именно вошла в
состав Русского государства и срослась с ним, сохраняя самосознание и
самобытность своего коренного народа.
Прискорбный для большинства бывших советских граждан распад Советского Союза
показал, что союзные республики были связаны с Россией слабей, нежели
автономные национально-территориальные образования. Лишь покоренная некогда
силой оружия Чечня предприняла попытку отколоться от нее, и все мы —
свидетели того, к чему это привело. Даже Абхазия и Южная Осетия, юридически
входящие в состав Грузии, явственно тяготеют к России. Вот к Грузии,
пожалуй, более подходит слово «присоединение». Она в свое время
присоединилась к России тоже добровольно, но на наших глазах сравнительно
легко и отсоединилась — скорей всего, на свою беду.
Подчеркивая нерасторжимость судеб башкирского и русского народов, исходя из
очертаний нашей республики на карте, поэты сравнивали ее то с зеленым
листком на ветке березы-России (Мустай Карим), то с горячим и верным дружбе
сердцем (Рамиль Хакимов), то с раскрытой дружеской ладонью (Александр
Филиппов). Уж извините, я добавил бы к этому поэтическому ряду еще и
прозаичное сравнение — с опорным позвонком в позвоночнике России...
И вот еще о чем я думаю. Мы привыкли к тому, что слияние судеб башкирского и
русского народов чаще всего оценивается как благо лишь для башкир.
Башкирские племена под покровительством Москвы, под крылом державного
двуглавого орла действительно избавились от многих бед, связанных с их
разобщенностью, и в конечном итоге консолидировались в единую сильную нацию.
Но ведь и Русское государство получило при этом немалый выигрыш.
Добровольное вхождение Башкирии в его состав послужило добрым примером для
других народов и поспособствовало становлению великой Российской державы,
если хотите — империи, открыв удобные пути для освоения огромных пространств
от Урала до берегов Тихого океана. Вскоре после исторического события, к
юбилею которого мы готовимся, отважный казачий атаман Ермак разбил войско
ненавистного башкирам сибирского хана Кучума, с чего и началось освоение
Сибири русскими. Затем непосредственное участие в этом приняли и башкиры.
Недавно я случайно услышал радиопередачу о башкирской общине в Республике
Саха—Якутии. Оказывается, башкиры появились в тех далеких для них краях
вместе с русскими землепроходцами еще в ХVII веке и осели там, поздней
добавились к ним ссыльные мятежники. Их потомки не забыли родной язык и свои
национальные обычаи, поддерживают связь с изначальной родиной —
Башкортостаном. Интересный факт, не правда ли?
Башкиры сыграли заметную посредническую и дипломатическую роль в склонении
казахских жузов (орд) к российскому подданству. Географическое положение
Башкирии позволило России использовать ее в качестве плацдарма для
распространения своего влияния на Туркестан. К добру или худу было это для
среднеазиатских народов? Оценивая последствия тогдашней силовой политики
российского правительства, я поставил бы больше знаков «плюс», чем «минус».
Любой образованный человек может сейчас сравнить общее состояние
среднеазиатских республик с положением в соседнем с ними Афганистане,
застрявшем при английском колониальном владычестве в глухом средневековье, и
увидеть ощутимую разницу в их развитии.
Правда, завоевательные походы в Среднюю Азию оставили у башкир горестную
память. Так, в 1839 году тысячи воинов-башкир были привлечены к участию в
военной экспедиции за реку Сырдарью, к кокандской крепости Ак-Мечеть,
предпринятой под командованием оренбургского генерал-губернатора
В.А.Перовского. Горечь, вызванная большими человеческими жертвами во время
этой экспедиции, поныне звучит в башкирской народной песне «Сырдарья». Чтобы
подтвердить сказанное, приведу в подстрочном переводе одну ее строфу,
позаимствованную из монографии А.Харисова «Литературное наследие башкирского
народа»:
Сырдарья, ай, быстрая река,
Течет она с покрытых снегом гор.
Ай, не вернулись воины домой,
Погибли все в бою за Ак-Мечеть.
И поныне благодаря родившемуся в те годы в одном из фортов пограничной
линии народному танцу «Перовский» каждый башкир помнит фамилию тогдашнего
военачальника.
Да, на выбранном башкирским народом историческом пути его ждали не только
успехи и радости. Да, были кровавые конфликты, но не с русским народом
(вспомним Пугачева и Салавата Юлаева), а с российским правящим классом, в
неменьшей мере угнетавшим и русских людей. Вольнолюбивые башкиры, по крайней
мере, не испытали тягот крепостного права.
Дружба между русскими и башкирами ярче всего проявилась в братстве по
оружию. Несмотря на тяжелые испытания, башкирский народ неизменно сохранял
верность новообретенному Отечеству, всег-да был готов подняться на его
защиту от внешних врагов. Уже вскоре после смерти Ивана Грозного, в
«смутное» для России время, сыны Урала, откликнувшись на призыв Минина и
Пожарского, приняли участие в изгнании польских интервентов из Москвы.
Примеров отваги, проявленной воинами-башкирами при защите интересов России,
много. Они общеизвестны, и нет надобности перечислять их. Напомню еще об
одном лишь факте, очень уж он примечателен: во время Великой Отечественной
войны национальное воинское соединение — Башкирская кавалерийская дивизия
превзошла по числу Героев Советского Союза в своих рядах все другие
соединения Красной Армии.
При всем при этом башкиры — народ миролюбивый. После вхождения в состав
России они доброжелательно приняли на своей земле переселенцев из других
краев — русских, татар, чувашей, марийцев, мордву, удмуртов, поздней —
украинцев, латышей, немцев и представителей многих иных народов, сдружились
с ними в общем созидательном труде. В результате сегодня мы имеем
многонациональную, высокоразвитую, спокойную республику, уверенно идущую по
экономическим показателям в первой десятке, а по некоторым из них — в первой
пятерке субъектов Российской Федерации.
Руководство Федерации рассматривает предстоящее 450-летие добровольного
вхождения Башкортостана в состав России как праздник всероссийского
значения. И это справедливо.
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
