> XPOHOC > РУССКОЕ ПОЛЕ   > БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ

№ 2'07

Надежда Горлова

Webalta

XPOHOС

 

Русское поле:

Бельские просторы
МОЛОКО
РУССКАЯ ЖИЗНЬ
ПОДЪЕМ
СЛОВО
ВЕСТНИК МСПС
"ПОЛДЕНЬ"
ПОДВИГ
СИБИРСКИЕ ОГНИ
Общество друзей Гайто Газданова
Энциклопедия творчества А.Платонова
Мемориальная страница Павла Флоренского
Страница Вадима Кожинова

 

Надежда Горлова

Обзор вышедших книг

Аня Каренина и Наташа Ростова

Лилия Ким. Аня Каренина. Книга первая. Книга вторая. — СПб.: Издательский Дом «Нева», 2005.

Анна Бабяшкина. Разница во времени. — М.: Издательство «Октопус», 2005.

Роман Лилии Ким озаглавлен «Аня Каренина» не только в расчете, что на него, заинтересовавшись интерпретацией классики, обратит внимание «серьезная критика». Название персонажей именами героев Толстого не лишено смысла и с точки зрения творческой сверхзадачи: «Анна Каренина» — «роман из современной жизни», написанный с мыслью «сопоставить наше (толстовское — Н.Г.) время с временем упадка Рима», «Аня Каренина» — то же самое, только год — 20...-й. Но вот насколько выполняется сверхзадача? Автор хотел бы трагедию «Анны» повторить в своей «Ане» фарсом. Поначалу это даже местами удается, выходит злая и довольно точная сатира, напоминающая сологубовского «Мелкого беса»: нет ни одного положительного персонажа, — все гротескны, а получающаяся картина жизни — узнаваема. Изображено «случайное семейство», еле сводящее концы с концами в типовой пятиэтажке на окраине города: мать-инвалид, сын-тунеядец, его загнанная жена с двумя детьми, которая вышла замуж из-за прописки, и тянет на себе весь дом, и — Аня Каренина, толстая школьница, завидующая подружке-модели (Кити). Здесь собраны все фобии современной российской жизни: нищета, безработица, инвалидность, алкоголизм, наркомания, проституция, гомосексуализм и бездуховность — и мракобесие, как восточного, псевдоправославного, так и западного, сектантского образца; и страстное желание уехать из «этой страны», хоть тушкой, хоть проституткой, — и «патриотизм» РНЕ.
Но роман (аж две книги) не выдержан на «мелкобесовском» уровне. Черный юмор довольно быстро скатывается в отчаянную чернуху. Мать-инвалид выбросилась из окна и погибла, сын стал боевиком РНЕ и загремел в тюрьму за попытку теракта, его жена нашла семейное счастье в Турции, Кити продали в зарубежный бордель, Аню Каренину изнасиловал, не узнав дочь, отец-сутенер, родившуюся девочку Аня сдала в Дом малютки и запила.
Большую эмоциональную часть романа занимают девичьи мечты о счастье, психологически это самая достоверная и прописанная его составляющая. Девы мечтают: сделать карьеру (хотя не без помощи мужчины-трамплина); найти мужа-спонсора; выйти замуж по большой любви; создать «идеологический» брак, когда «двое смотрят не друг на друга, а в одном направлении». На всех этих мечтах поставлен жирный крест. Ничего такого в России невозможно! Чего-то подобного достигает только одна героиня, но — выйдя замуж за турка и обрубив корни в России.
Симптоматичен пессимизм романа. Причем пессимизм не как прием, а как лавина, прорвавшая плотину, которую автор старательно выстраивал из черного юмора, сатиры, стеба, трэша, фарса.
И это роман двадцатилетней писательницы. Уже поэтому стоит закрыть глаза на огрехи качества (роман несколько затянут, описание девчачьей психологии явно перевешивает и по объему и по точности наивное описание психологии взрослых «плохих дядей») и отнестись к нему как к зеркалу. Зеркалу, отразившему мечты и страхи молодого поколения: и унаследованные от «пятидесятилетних», в постперестроечной жизни не обустроившихся, и благоприобретенные.
Где Аня Каренина, там и Наташа Ростова — героиня романа «Разница во времени» Анны Бабяшкиной. Наташа — полная противоположность как Ани Карениной, так и своей толстовской тезки. Именем последней автор нарек ее только для того, чтобы подчеркнуть эмансипированность и независимость героини: «Наташа Ростова с детства ненавидела дурацкое имя, которым ее наделили родители. Видите ли, их, гнилых уральских интеллигентов, очень восхищало творчество Льва Николаевича Толстого. Им даже почему-то нравилась эта глупая размазня благородных кровей, нарожавшая кучу детей от недотепы Безухова и погрязшая в быте. Но каково ей, настоящей, а не книжной Наташе, жить все время с ощущением этой ошибки! Ведь она же совсем не такая! Она деловитая, энергичная, деятельная, стремящаяся к самореализации и достижению высших вершин». Живет она не в Питере (как Аня), к которому относится свысока, а в столице (хотя и родилась в Екатеринбурге), купила в кредит иномарку, работает в престижном глянцевом журнале рекламистом. Ее проблемы — совсем не те, что омрачают жизнь героинь Лилии Ким. Но проблемы Наташи дополняют скорбный спектр проблем современных российских женщин, представленный в «Ане Карениной». Наташа хочет сделать карьеру без помощи мужчин. Ее цель — подсидеть начальницу и возглавить отдел рекламы, а там, глядишь, замахнуться и на директорство. Прописывается еще одна современная фобия: «Надо слишком много знать, слишком много работать, быть слишком способным, слишком во многих местах успевать, слишком во многом себе отказывать… Приходится мало общаться не по работе, мало отдыхать, мало любить, мало хотеть… В общем, надо быть сильным, очень и очень сильным и еще жестоким — к себе и другим», — желание преуспеть, и страх, что добиться этого можно только слишком большой ценой. Впрочем, здесь конфликт разрешается позитивно — «золотой серединой» между целями современной Наташи Ростовой и образом жизни ее тезки из прошлого: героиня обретает и собственное рекламное агентство, и семейное счастье.
Написана «Разница во времени» по-журналистски, живо, сюжет отчасти фантастический, отчасти мелодраматический.

 

«CASUAL»-2

Наташа Маркович. ANTICASUAL. Уволена, блин. — М.: РИПОЛ классик, 2006.

И еще одна Наташа, почти клон предыдущей. Книга Наташи Маркович привлекла внимание первой частью названия — «ANTICASUAL» в совокупности с названием серии — «Покорителям Москвы посвящается». Видимо, подразумевалось, что имеет место быть нечто противоположное «CASUAL» Оксаны Робски, взгляд на московскую жизнь не с Рублевского шоссе, а, скажем, из «Пельменной» у Черкизовского рынка, откуда начинает светлый путь девушка из провинции. Что-нибудь такое социальное представлялось. Ожидания не оправдались. Героиня, в самом деле, с Урала, но от москвички отличается только тем, что квартира у нее не своя, а съемная. Квартира, а не комната. Не на Рублевке, но и не в Жулебино, а с видом на Ботанический сад. А еще дорогая машина, домработница, «одежда правильных марок» и маленький, но все-таки уставной капитальчик для покупки опять-таки маленького, но своего ресторанчика. Никаких онтологических отличий от «CASUAL». Мужики, подружки, возбужденное занятие бизнесом и хеппи-энд — встреча с мужчиной мечты, который делает предложение, да еще оказывается докой-ресторатором и берет на себя ведение дел. Продолжение традиции Робски — женский роман для эмансипированных дамочек, которые, если в книжке нет ни слова о бизнесе, кричат: «Не верю!»
Написано бойко, в стиле вдохновенного телефонного монолога, но уж как-то совсем не отредактировано. «Я несколько десоциализирована», «мой мозг в смятении», «я его нежно и страстно, до потери мозга, любила», «шальные, пляшущие, как зайцы, мысли», «мой бедный мозг сводит в судороге», «удача улыбнулась во всю ширь», «счастье в количестве двух экземпляров», «деньги растворяются из ее кошелька в неизвестном направлении», — допустим, так еще можно написать, чтобы подчеркнуть филологический уровень героини, но вот так: «…среди них он, великолепный мой избранник. И все это великолепие должно со мной приключиться максимум в течение года»; «Надо открыть ресторан — догадалась наконец… Передо мной открываются бескрайние горизонты»; «Я оперирую экономическими выкладками … выкладываю данные» — уже нельзя, это упрек редактору.
В конце книги — короткие, непритязательные и очень симпатичные рассказы о детстве, позволяющие все-таки говорить о Маркович как о писателе.

 

НЕУНОСИМАЯ ДЫРА

Михаил Елизаров. Красная пленка: Рассказы. — М.: Ad Marginem, 2005.

Рубен Давид Гонсалес Гальего. Я сижу на берегу. — СПб.: Лимбус-пресс, 2005.

Сборник рассказов Михаила Елизарова — с художественной точки зрения одна из самых любопытных книг из представленных в обзоре. При этом, как и прочие, не лишенная социальной проблематики. Елизаров — талантливый рассказчик. Стиль, наблюдательность, фантазия: «Моргал он судорожно и жилисто, будто хотел до синяков ущипнуть веками все, что перед собой видел»; «От повязанного платка лицо ее сделалось вдвое уже, будто она выглядывала через крепостную амбразуру»; «люстра, похожая на учебную модель молекулы»; «венозные, под гжель, ноги»; «жаба, как вырванное сердце, пульсировала нежным бородавчатым телом». Главный недостаток этой прозы — ориентация на раскрученные постмодернистские образцы. Сюжеты и лексика подчас «достойны» Сорокина и Вик. Ерофеева, в этой «маскировке» — беда Елизарова, он рискует остаться тем, кем иногда кажется — подражателем. Однако, стирая случайные для литературы и неслучайные для книжного рынка черты, можно все-таки увидеть, что в лучших своих рассказах Михаил Елизаров — прямой продолжатель темы «маленького человека». Его герои — закомплексованные до сумасшествия люди, неуверенные в себе, боящиеся и ненавидящие других, ненавидящие и жалеющие себя. Самый пронзительный рассказ, где нет ничего «эдакого», для «красного словца», — открывающий книгу — «Госпиталь». Госпиталь военный. Дедовщина, унижение, насилие. Кошмар подчеркнут эстетикой: «Коридор озаряли сиреневые сполохи. Дождевые капли стучали как зубной озноб, стрекотали легионом насекомых. В небе катился громовой гул, дребезжали рамы…. Окна отражались голубыми полыньями на линолеуме… Кочуев с усилием, точно продирался сквозь шипы, говорил: «…Я вырвался, а Шапчука поймали…»
Это еще одна современная российская фобия.
В параллель «Госпиталю» Елизарова — вторая книга Рубена Гальего «Я сижу на берегу». Хочется сказать: об ужасах российских детских домов и домов престарелых и инвалидов. Но это — «об ужасах» — не будет правдой. Книга абсолютно не сентиментальная, жесткая, у ее героев нет ни тени жалости к себе или ненависти к тем, кто ненавидит их, — словом, эмоциональные определения, очень подходящие к рассказу Елизарова, не пристают к книге Гальего. Она о силе духа и о том, как оставаться человеком даже в обстоятельствах, принуждающих приспосабливаться и выживать. «Жить в бою и умереть в бою — одно и то же». Герои Гальего живут и умирают в бою. Герои Елизарова о силе духа не помышляют, потерять человеческое достоинство отчаянно боятся, не рассматривая его как нечто неотъемлемое.
Несмотря на разницу в позициях героев и в стиле (у Елизарова — нервный изыск, у Гальего — скупая констатация), рассказ Елизарова и пьеса в рассказах Гальего объединены ощущением «неуносимой дыры» (как в преферансе называется фатальная невозможность сноса ненужной карты на мизере) в российской действительности. Это армия и медицина. Призванные защищать население, они воспринимаются как источники опасности, и попасть в сферу их действия — не к ночи будет сказано.

 

ВОЛКИ, СТАВШИЕ АГНЦАМИ

Захар Прилепин. Санькя: Роман. — М.: ООО «Издательство Ад Маргинем», 2006.

В противоположность «Петровичу» роман «Санькя» молодого писателя из Нижнего Новгорода Захара Прилепина остро социален. И это лучшая книга обзора. Цветущий реализм, слова не тратятся на идеологические подводки и пояснения, с читателем говорит не автор, придерживающийся тех или иных позиций, но сам художественный мир, им созданный. Санька — парень из провинциального городка, с деревенскими корнями, без определенных занятий. Член молодежной партии «Союз созидающих», со всей очевидностью списанной с НБП. Только действия «союзников» доведены до логического конца: терроризм и гибель. Санька и его товарищи хотят «что-то изменить» в России, но для этого у них нет ничего, кроме юной агрессивной энергии, и молодые люди, вообразившие себя стаей волков, легко и для себя незаметно превращаются в стадо ягнят, добровольно и строем пришедшее на бойню. Автор никак не декларирует своего отношения к «союзникам», он просто описывает их максимально правдиво. В романе — умирающая деревня с пронзительным монологом бабушки, пережившей своих детей, умерших от пьянства: «Сяду у окна и сижу, сижу. Думаю, кто бы мне сказал: иди тысячу ден, босиком, в любую зиму, чтобы сыночков увидеть своих, и я бы пошла. Ништо не говорить, не трогать, просто увидеть, как дышат... И что теперь — легли все, и лежат. Никуда больше не встанут, водки не выпьют, никуда не поедут, слово никому не скажут. Напились. Мы с дедом думали — ляжем рядом с младшим сыночком, а Колькя и Васькя в наши могилки улеглися. Нам и лечь теперь негде». Страшные зимние похороны отца, бессистемный, но всегда отчаянный и агрессивный протест, «крысиный король» — сросшиеся клубком крысы — как символ коррумпированной, застывшей власти и ощущение, что Россия погибла, но это не значит, что за нее не надо больше умирать. Не случайно роман назван именем в той форме, в какой звучит оно в устах бабушки главного героя. Он так и не «вышел» из народа, не оторвался от земли, от настоящей России, которую таковой считать не хотел, взыскуя чего-то иного. Чего — не знал сам. Но в минуту смертельной опасности бежал в «свою деревню». И даже незнакомая деревня оказывалась своей.
Хороший, образный язык: «Самогон туманился, хлеб спокойно темнел, суровый. Хлеб всегда самый суровый на столе, знает себе цену». «Снег все валил, упрямый и безнадежный, обильный, как из засады». Настоящая русская литература, едва ли не впервые в XXI веке серьезно, не по касательной, не свысока, не иносказательно и не иронично затронувшая российскую современность. Проходить мимо «Саньки» не рекомендуется.
Но опять, к сожалению, вопрос к редактору. «Может, они вернуться меня добить?» — подумал вяло. «Ну и вернуться…» — два лишних мягких знака подряд — это не опечатка, как и существительное «поджог» через «е», «леность» (от «лень») с двумя «н» и т.п.

Мы хотим от литературы многоцветья. Но вот страхи и мечты современных нам «маленьких людей», отражаясь в литературном зеркале, показывают российскую действительность черно-белой, с уклоном в черное. Безо всяких градаций серого. Нам судить: это так повсеместно в нашей действительности или только в ее болевых точках. Так что уж лучше отражение черно-белое, адресованное тем, кому с этими точками что-то делать (то есть нам), чем цветастость мыльного пузыря «русской души» в экспортном исполнении.

 

  

Написать отзыв в гостевую книгу

Не забудьте указывать автора и название обсуждаемого материала!

 


Rambler's Top100 Rambler's Top100

 

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2004

Главный редактор: Юрий Андрианов

Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru 

WEB-редактор Вячеслав Румянцев

Русское поле