|
О проекте
Проза
Поэзия
Очерк
Эссе
Беседы
Критика
Литературоведение
Naif
Редакция
Авторы
Галерея
Архив 2007 г.
РуЖи
|
«Русское национальное искусство существует»
Известный критик и теоретик современного литературного процесса,
доктор филологических наук, зав. отделом культуры журнала «Москва»
Капитолина КОКШЕНЕВА рассказывает о художественных приоритетах
почвеннического лагеря русской культуры. С ней беседует Дмитрий ВОЛОДИХИН.
– Вы известны как один из наиболее авторитетных критиков,
принадлежащих к почвенническому лагерю современной русской литературы. Как
вы думаете, какие процессы, происходящие в изящной словесности наших дней,
являются определяющими?
– Современная культура раздроблена, и сам принцип дробления, увы, до сих
пор остается выгодным. Выгодным для тех, кто стимулирует потребление
культурного продукта низкого качества. Я считаю, что определяющим может быть
только существенное. Если «для всякого народа величайшее и важнейшее целое
есть он сам» (Н. Дебольский), следовательно, первичный и главный критерий
для оценки культурного творчества нации (куда непосредственно входят и
творцы-художники) следует искать в ней самой, а не среди европейских
экспертов по культуре, не среди наших сторонников перманентной культурной
революции. Определение цели культурной деятельности с позиций самобытного
развития налагало бы обязательства, требовало выбора приоритетов, приводило
к конфликтам, из культурных быстро превращающимся в политические. Ведь любая
определенная оценка в культуре сегодня тут же трактуется как «нарушение прав
человека» и «свободы печати». Вспомните, стоило только молодежному движению
«Наши» публично сжечь книги В. Сорокина, как раздались предупредительные
окрики о «тоталитарной угрозе». Конечно, благоразумный человек не будет
считать, что государство способно создавать культурные шедевры, – нет. Но
государство способно проводить политику, направленную на возрастание
серьезного и качественного, нерыночного и национально-ценностного в
культурном пространстве, в котором закону стоимости противостоял бы закон
ценности. И такой опыт нам известен: в XVIII веке пусть и искусственная
возгонка своих, отечественных «северных Расинов и Корнелей», дала все же
неплохие результаты. Перевели всю античность, создали систему жанров
отечественной литературы, воспитали вкус к художественности и изящному
чтению, достигли в русской светской культуре европейского уровня
художественности. Важна, принципиально важна сама государственная установка
на прирост национальной культурной почвы. Это миф, что русский XVIII век был
подражательным и европейски зависимым в культуре.
Сегодня сами культурные группы определяют (или не определяют) цели своей
культурной деятельности. Все зависит от взгляда. Но, как известно, один
взгляд у человека, который идет за плугом (взгляд от земли), другой взгляд у
обращенного к небу во время молитвы, третий – рыскающий по прайс-листу
рыночной культпродукции.
Для меня актуальным и определяющим в литературе остается все то, что связано
с традицией, с обновлением ее, – ведь «подлинное обновление и есть способ
существования традиции, раскрытие того, что еще не раскрыто, но пребывает в
глубине народного духа» (Н.П. Ильин). Этим талантом обновления традиции и
умением удерживать русский дух в литературе обладают Геннадий Головин, Олег
Павлов и Вера Галактионова, Владимир Личутин и Николай Калягин, Леонид
Бородин и Василий Дворцов, Лидия Сычева и Зоя Прокопьева, Петр Краснов и
Борис Агеев, Александр Сегень и Михаил Тарковский, Виктор Николаев и Анна и
Константин Смородины, Николай Зиновьев и Николай Рачков. Именно они
утверждают своим творчеством русский тип прозы.
– Сколь велико влияние литераторов почвеннического направления на
современное российское общество, на политическую ситуацию? В чем оно
выражается?
– Духовное влияние очень трудно уловить и понять именно в современности:
где они, эти измерители духа? Смешно таковыми считать рейтинги. Тем не
менее, культурные и общественные победы почвенников заметны и очевидны.
Именно в среде национально-мыслящей интеллигенции были предприняты усилия по
установлению государственного статуса исторической имперской символики
(державный орел, цвета флага и др.), по осмыслению целостности русской
истории, по возвращению имен многих русских философов, общественных деятелей
и писателей, которые не были атеистами. Первые воскресные школы при
православных храмах тоже создавались усилиями этой интеллигенции еще на
излете советского времени. Впрочем, самоисчерпанность реформистского и
постмодернистского проектов в литературе – тоже аргумент в пользу почвенной
самостоятельности. Другой вопрос, что плоды деятельной интеллектуальной
работы почвенников присваивались реформаторами – на этом стояла ельцинская
эпоха.
Иван Ильин - идеолог русского почвенничества
Нынешнее понимание влияния достаточно простенькое: главное – быть
VIP-персоной, мелькать в СМИ, в политических, молодежных и прочих тусовках.
Если прежде миром управляли идеи и люди готовы были лично их защищать, то
сегодня миром управляют технологи, менеджеры и операторы, и обнаружить
присутствие личных ценностей у завсегдатаев всяческих ток-шоу просто
невозможно. Почвенническое направление практически не присутствует в
пространстве СМИ. И причина здесь не только в массированной поддержке
примитивного «кодекса либерала», будучи верным которому попадаешь в шоу к
Ерофееву или в программу Архангельского. Ни в одном ток-шоу никогда, по
определению, не могла ставиться и не ставилась цель выявить правду, показать
не ложное, а подлинное разномыслие, которое (в отличие от ложного) создает
реальный объем дискуссии, будь то вопрос о свободе, о «Черном квадрате»
Малевича или выставке «актуального искусства». Им это не надо, так как
требуется совсем другое. Во-первых, востребованы парадоксальные (а по сути,
провокационные) темы – соединить в одной передаче проблему тусовки и
гражданского общества, закончив ее обсуждение сногсшибательным выводом, что
«тусовка – это имитация империи». Этот же пример говорит и о второй цели:
подмене ценностных понятий, разрушении устойчивых позитивных образов. Но
реальность-то такова, что именно в России не удалось, несмотря на
неимоверные усилия и большие финансовые влияния, превратить понятие-образ
«империя» в негативный тоталитарный бренд, а потому делается тихая работа по
снижению и опошлению исторического смысла – империя компрометируется
тусовкой, и образ этой жирной, лоснящейся, самодовольной тусовки
психологически переносится на понимание империи. Так работают операторы.
Когда был создан телеканал «Звезда», у национальной интеллигенции появилась
надежда. Лично я предложила несколько передач, в том числе и «Литературную
правду», и «Территорию смысла», куда можно было бы приглашать ярких и умных
писателей, публицистов, историков. Увы, предпочли серость, вместо того чтобы
действительно представить новые имена и свежие идеи, оказались в зависимости
от рынка, ушли от современности, ведь показ даже очень хороших советских
фильмов не способен заменить актуальные проблемы дня нынешнего. Ностальгия –
не лучшее состояние для народа, намеренного и дальше жить.
Писатели и мыслители почвенного направления не имеют возможности и не могут
себе позволить увлекаться нынешней интеллектуальной модой, которая прежде
всего требует отрицательного таланта. Их талант, их природа дара –
созидательная, а значит, по-настоящему трудная. В начале XX века была мода
на босяков и босячество. Босяков – в грязных рубахах, с длинными жирными
волосами, где вольготно и питательно себя чувствовали вши, – принимали в
своих салонах добропорядочные барыни, матери семейств. Даже Толстой
изображен на своем знаменитом портрете босым. 90% коренного населения
дореволюционной России жили и работали на земле. И земля наша как надежно
рождала хлеб, так питала и создавала культуру. Но на переломе веков – XIX и
XX – социальная и интеллектуальная мода требовала не человека земли выводить
в герои, а всевозможных Челкашей да Стенек, «вольных и скорбящих» «соколов»
и «буревестников». Андрей Баженов, близкий мне критик, напомнил нам, что
после революции 1917 года были уничтожены физически или погибли именно те,
кто отстаивал культуру почвы, интересы человека земли: Павел Васильев,
Клюев, Орешин, Есенин, Ганин.
Сегодня моды иные – сочинять про симпатичных маргиналов, игроков, воров,
олигархов, киллеров. Но даже серийные «борцы с преступностью» не могут быть
для почвенного писателя героями. Специфические исключения (те самые 10%
«буревестников-маргиналов») заступают на главные места и претендуют на
звание народа, то есть народом как раз называются те, кто никак не входит в
остальные 90% наших соотечественников. Еще раз сошлюсь на Андрея Баженова,
перефразировавшего Крылова: «Народа я и не заметил».
Замечают народ и страстно размышляют о его судьбе именно почвенные писатели
и шире – художники.
– На каких базовых ценностях стоит сейчас литература почвеннического
сообщества?
– Я отчасти ответила на этот вопрос. Для почвенников базовой ценностью
является русский народ, образ которого они выращивают в литературе. Они
боятся оболгать народ. Они понимают и себя частицей народа. И нет тут
никакого партийного пафоса, а только – вечная правда. Да, народность была
скомпрометирована советской пропагандой. И нужна была все пореформенные «новомировские»
годы особенная нравственная стойкость, чтобы, вопреки механизмам
компрометации, остаться там же, где все эти годы был и есть наш народ. Народ
у почвенников дан не как «масса», не как «коллективное бессознательное», но
как самобытная общность с огромным же разнообразием самобытных человеческих
личностей. В нашей культуре представление о народе тесно было связано с его
обязанностью нравственной деятельности. Об этом много писали в своей
публицистике, в частности, Олег Павлов и Вера Галактионова. Современная
почвенная литература такую деятельность тоже полагает своей фундаментальной
ценностью, что не исключает ни трезвого взгляда на нынешнего русского
человека, а главное – не позволяет видеть русского человека исключительно
уродом. Скажи мне, какой у тебя человек, и я скажу, кто ты. Какого человека
писатель возводит в герои, что защищает в этом человеке? Защищает ли он
«тонкого ценителя» пива, бриллиантов и усердного налогоплательщика или веру
человека, его духовные вопрошания, поиски им смысла в своей жизни? Страхов
сказал о теме Достоевского чеканно: в его героях идет борьба с властью над
человеком извращенных идей. И эта классическая глубина понимания сегодня
есть в почвенной литературе. Мы должны раз и навсегда уяснить, что
почвенники (и только они) владеют сегодня искусством положительного
обоснования человека.
Модернизационный проект в литературе связан с отрицанием, сомнением,
разоблачением и, желательно, с раздеванием человека. Их герой – это человек
без догмата, не подчиненный ничьей воле, не имеющей над собой спасительного
покрова догмы, нормы, идеала. Их герой предоставлен самому себе, он не
нуждается ни в какой крепкой сцепленности с реальностью, а воспринимает ее
как поток существования. Выключенность личной воли – признак не только
отдельного героя, но трактуется ими как признак поколенческий. Остаются
только вялые рефлексии о самом себе да полагание своего «я» за всю
реальность.
Почвенная концепция человека связана с восприятием целостности человека
(если и утраченной, то сама степень утраты определяется «вычитанием» из
целого) и оседлости человека вместо модного ныне кочевого его образа в
модернизационном проекте. Почвенный человек – разумный, природный, мыслящий,
совестливый, верующий. Целостный человек – это человек физический и
метафизический. Духовная жизнь реальна – это и есть главное метафизическое
доказательство. Русская литература так много сил отдала описанию,
внимательному всматриванию в метафизические начала в человеке. Каждый
осознающий себя человек скажет, что душа его – реальность (представление о
том, что «душа всего дороже», входит в наше традиционное культурное ядро).
Но попробуйте найти в себе то самое экзистенциальное «ничто», которое
активно распространялось в европейских культурах после Хайдеггера! В том-то
и суть, что это «ничто» беспочвенно. Оно – вне человека.
Никакая "национальная почва" невозможна без прочной семьи
Для меня важным событием стало появление романа «На острове Буяне» Веры
Галактионовой почти через 30 лет (!) после «Прощания с Матерой» Валентина
Григорьевича Распутина. Между эти двумя настоящими литературными
произведениями существует явная дуга напряжения. И напряжения очень
сильного. Галактионова «отвечает» Распутину – и такой ответ, мне кажется,
очень здорово получить вот так, «в руки». Ведь не так часто в нашей
литературе велись диалоги произведений, как это случилось с «Матерой» и
«Буяном». Писатель-мужчина называет повествование женским именем,
писатель-женщина свой остров называет именем мужским.
Вера Галактионова печатает «Остров Буян» в 2003 году, когда лежат
порушенными стройки социализма, когда все разворовано и растащено, когда
человеку деревенскому, хоть наизнанку вывернись, а не припасть, никогда не
припасть ни к каким роскошествам нынешней жизни. Время Буяна – самое что ни
на есть ближайшее, вот оно – стоит за окном.
И в это время совершенно открытой (до непристойности обнаженной) трагедии
жизни Галактионова пишет победительную и бодрую вещь. У Галактионовой не
город деревню рушит (что читалось в распутинской «Матере» с грустной
обреченностью непонимания), но деревня и сама выдюжит, и еще город вытащит.
Буян запоминается каким-то почти бедным, но освежающе-холодным, бодрым и
чистым-чистым. То ли от снега эта чистота, то ли это чистота простоты и
добродушия, а может, потому, что церковь у них никогда не закрывалась –
«везде церкви рушили, а нашу-то небось пальцем тронуть побоялися! Оно самое
чистое место поэтому и осталось – Буян». Буян – это русский схрон. Это место
силы. «Остров Буян» – не сказка, но существующая в свернутом виде
возможность каждому из нас строить свою линию обороны – «ни анашой, ни
Родиной не торговать». Кто мешает? Разве это невозможно? Вот и собрала Вера
на свой остров реальных, а не сказочных русских людей – просто в большом
мире они все рассеяны и, быть может, не знают друг друга…
Как-то я получила приглашение в литературный клуб, где была обозначена тема
встречи: «Человек без границ» – и была обескуражена, представив этого
человека. Нет, для самобытности нужны границы! Границы «острова», личности,
народа. И это понимание необходимости границ – тоже существенная опора
почвенников.
– Возможно ли полномасштабное возрождение русского национального
искусства в России, и если да, то какие усилия следует к этому прилагать?
Каково участие правящей политической элиты в этом процессе?
– Во-первых, русское национальное искусство в современной России
полноценно уже существует. И стоит говорить о нем, а не о каком-то будущем
возрождении – устремив взор в будущее, можно легко проглядеть, погубить и
похоронить заживо нынешнее русское искусство. Я считаю это болезненным
искривлением современной патриотической мысли: или говорят о том, что все
погибло, что нет ничего подлинного, что все русские деревенщики советского
периода буквально последние, или живут неопределенной надеждой на некое
будущее. И та и другая позиция для меня являются проявлением нигилизма и
депрессивности, изменой самим себе. Дух может жить только в развитии (это
раскрыто со всей философской ответственностью опять-таки Н.П. Ильиным в
«Трагедии русской философии»). И если даже останутся три русских писателя,
способных к самобытному творчеству, – национальное искусство есть и готово к
развитию.
Но другой вопрос – отношение государства, общества и политэлиты к
национальному искусству. Почему нет национального проекта «Культура»? Для
такого проекта нужно нечто другое: финансовые вливания – это вопрос второй.
А к первому, определяющему, ни государство в лице чиновников, ни
политический класс не готовы. Именно в культуре не осмыслена и не поставлена
верховная цель культурной деятельности. Для чего государству культура и
какая культура наиболее полно обеспечивает его цели, если оно намерено
оставаться суверенным? Зачем человеку культура – тебе, мне, соседу? В общем,
тут придется выбирать, выстраивать иерархию целей и ценностей. Выбор, в свою
очередь, требует личного высокого культурного статуса, а не только полагания
на экспертов. К тому же нынешний, например, президиум Совета при президенте
РФ по культуре и искусству вызывает некоторое недоумение. Из восьми человек
почему-то аж двое представляют театр (естественно, это Олег Табаков, в
театре которого буйствует и скандалит самый модный режиссер Кирилл
Серебренников); почему-то там же находится господин Пиотровский (после
грандиозного скандала с потерей ценностей Эрмитажа его, очевидно, сильно
пожалели и решили «укрепить» репутацию). А вот литературу вообще никто не
представляет. Лоббирование своих интересов – вот главный принцип «культурной
деятельности» близко стоящих к власти.
Долгие годы нравственное ядро культуры разрушалось ради идеи плюрализма и
культурного равенства. Долгие годы мораль считалась лишь прибежищем тех, кто
не приспособился к рынку, а приспособившиеся считали себя от нее свободными.
Долгие годы в культуре не велась интеллектуальная работа по оценке того, что
приобретено нами, а что утрачено сравнительно с прошлым – как ближайшим
советским, так и с золотым веком русской культуры. Содомиты не преследуются
законом, но борьба с пропагандой их образа жизни тоже законна. Кто ее ведет?
Невелики их силы. Вспомним июньские события у памятника героям Плевны. Что
говорили в СМИ? Слышали вы о духовном и нравственном нездоровье
секс-меньшинств? Кто сказал извращенцам: да, вы в определенных границах
законны, но ваша цель – наслаждаться таким образом жизни – все же несравнима
по значимости с целями нормальной семьи, рождением и воспитанием детей.
Слышали вы эти слова из уст чиновников высокого ранга, кроме Юрия Лужкова?
– Кто из молодых литераторов способен подставить плечи под культурный
груз, который бережет от падения русский лагерь в литературе?
– Молодая русская литература есть (молодыми я считаю тех, кому не больше
35 лет). Мы в «Москве» печатали прозаиков и поэтов – Алексея Грахова, Марину
Котову, Александра Павлова, Алексея Еремина из Кургана, Екатерину Полянскую
из Петербурга и других. В них есть творческий потенциал, зерно, но его,
конечно, нужно все время выращивать внутри себя. Трудиться. Да и потом
желательно не соблазниться, не разменяться. Я довольно уже давно писала о
молодой литературе, и те мои герои повзрослели, а некоторые тогда обиделись
(непонятым быть еще и приятно). Увы, но многие мои критические интуиции
сбылись – кто-то уже в 30 лет ушел в политику, кто-то стал слишком игрив в
литературе и мне уже неинтересен. Но я знаю твердо одно: для нормальной
жизни в литературе важна связь поколений. Что это такое? «Старики» и старшие
должны быть такими, чтобы, отвечая им своим творчеством, молодым нужно было
бы расти и самим в ответ. Но и молодые должны жить в литературе всерьез,
чтобы иметь право на помощь. Смена поколений очень важна для национальной
культуры. Тут все должно происходить вовремя. А если идет неестественный
сбой, то одно поколение «поедает» следующее за ним, задерживает в коротких
штанишках полноценные силы поколения, личностные силы эти перегорают,
следствием чего и является реальное ослабление масштаба литературы. Ну а
если будет падение русской литературы, то за него в ответе все – и старые, и
молодые. Однако лично я его не предвижу. Еще раз прочтите в начале статьи
имена русских писателей.
…Литургию в наших храмах совершали даже и тогда, когда на службе был один
человек. А сегодня – тысячи. Будем помнить об этом. А лично я даже этот
единственный литературный талант, вдруг такое случится, готова поддерживать
и защищать.
Впервые опубликовано:
http://politjournal.ru/index.php?action=Articles&dirid=169&tek=7093&issue=197
Оставьте свое сообщение в ФОРУМЕ ХРОНОСА
(но сначала зарегистрируйтесь)
http://www.hrono.info/forum/viewtopic.php?p=35#35
|
