Дмитрий Ермаков |
|
РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ |
|
О проекте
XPOHOCРусское полеМОЛОКОБЕЛЬСКПОДЪЕМЖУРНАЛ СЛОВОВЕСТНИК МСПС"ПОЛДЕНЬ""ПОДВИГ"СИБИРСКИЕ ОГНИРОМАН-ГАЗЕТАГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКАГЕОСИНХРОНИЯ |
Дмитрий ЕРМАКОВЮРИЙ ГОСТЕВ И БАЛАЛАЙКАО романе Виктора Никитина "Исчезнут, как птицы" (Центрально-Черноземное книжное издательство, 2006 г.) Странный роман написал Виктор Никитин… В чём его странность?.. Да и в форме, и в содержании… и в итоге произведения. Как признаётся в предисловии сам автор: "Я уже, конечно, знал тогда, в 1989 году, приступая к работе, что всё закончится "балалайкой", но путь к этому оказался довольно длинным". Может, "странность" романа задана изначально этой вот "балалайкой"? А может, "балалайка" один из тех приёмов, с помощью которых и ловит читателя на крючок интереса автор? (Много таких "может" возникает по ходу чтения)… …Но обратимся, насколько это возможно, к внешней стороне произведения. Действие романа начинается в позднесоветские, глухозастойные уже годы, в "шараге" – отделении некоего треста, занимающегося то ли проектированием строительства дорог, то ли… да разве поймёшь, если, судя по всему, сами работники "шараги" и всего треста не вполне понимали, чем занимаются. И попадает в такую-то "шарагу" по окончании института "молодой специалист" Юрий Петрович Гостев (в меру "говорящая" фамилия). И, поначалу, даже кажется, что предстоит прочитать традиционный роман (чуть ли не "производственный") о советских (с грустью о молодости своей, о бывшем тогда счастье – как и всегда вспоминается прошлое) временах. Зримо описано всё, узнаваемо: трест, мастерские, столовая, рабочие и инженерно-технические работники и т.д. Всё ещё живо, всё ещё (внешне) надежно, прочно. Весь этот трест, с его многочисленными ответвлениями и отделами напоминает могучее дерево. Но уже чувствуется, что там, под корой, под всеми слоями, сердцевина-то уже гниёт, если не прогнила совсем. Это теперь мы знаем, что к тому времени всё прогнило, а тогда-то верили, что стоять нашему "советскому дереву" ещё если не века, то уж десятилетия точно… Но нет, уже через несколько глав понимаешь, что роман-то, пожалуй, о другом. О рефлексирующем молодом (явно, советском) человеке… Вся первая часть романа – три, кажется, дня жизни Юрия Гостева, предпраздничный, праздничный (1-е мая) и послепраздничный. Но в эти три дня, в общем-то, обычные (если не считать чем-то необычным предпраздничные и праздничные хлопоты), и в жизни страны, и в жизни треста и "шараги", и в жизни Гостева, уместились ведь и его взгляд на текущую сиюминутную жизнь, и его память о детстве, и сны, и чтение романа "Девонширская изменница", и всевозможные мысли и впечатления. Внешне случайная, и, казалось бы, незначительная встреча тянет за собой опять же цепь воспоминаний, догадок, ассоциаций… Или это роман о любви? Да, есть любовная линия… Но какая-то рваная, пунктирная линия… Ускользающая, постоянно меняющаяся Лариса… Робкая любовь Гостева… Да и любовь ли? Но уходит и этот слой романа… Вернее, идет "наслоение"… И молодой человек оказывается не таким уж "советским"… И весь роман какой-то совсем уж нетрадиционный получается… И всё сложнее уловить главную нить сюжета. Второстепенные, вроде бы, персонажи вдруг выходят на первые роли, сон оказывается явью, явь – сном… Всё это уже и Булгакова начинает напоминать… На протяжении всего роман Гостев читает роман "Девонширская изменница", события которого происходят в Англии и Индии 18 века (современного латиноамериканского писателя, живущего в Париже). И если для Гостева "… ходить на работу – значит становиться хуже, чем ты был до работы. И то что ты сделал, потом обратится против тебя, и то, что не сделал", то: "… книгу он приравнял к работе, к поиску той жизни, которой не обладал и не мог бы иметь, - там всё уже готово, не надо ничего строить, только читать. Книжная ложь заключается в том, что в книгах люди более живут, чем в действительности". Но ведь роман-то (мистификация, конечно), абсолютно случайно выбран Гостевым для чтения, мог быть любой другой – не важно, лишь бы, пусть мысленно, вырваться из этой "шараги". Но и в жизни вне "шараги", отчего-то неуютно чувствует себя Гостев. "… но почему в книге лучше, чем в жизни? Сколько бы он продержался на так называемой воле, стопроцентно совпадая с самим собой – минуту, пять?.." Невозможность в реальной жизни "совпадать с самим собой" – вот что не даёт покоя Юрию Гостеву. А для Пальчикова, Кирюкова, Базякина, Витюшки, "Шестигранника", Алексея Ивановича – это "несовпадение", оборачивается уже трагедией… И, кажется, всех, всех в этой "шараге", в этом тресте, а может и во всём этом мире, ждёт то же самое – исчезновение, небытие, бессмысленность, "балалайка"… Для Юрия Гостева книжная жизнь (жизнь в книге), жизнь во сне (жизнь сна) – оказываются более живыми, чем жизнь настоящая, и ведь это путь к той же трагедии, к исчезновению ("как птицы"), к той самой "балалайке". Но, между прочим, (что важно – не навязчиво-обязательно, а как бы случайно) узнаём мы, что Гостев пробовал себя, как писатель. И проба эта писательская (а в романе приводятся тексты двух рассказов Юрия Гостева) – весьма высокого уровня, то есть, уровня Виктора Никитина, хотя в журналах рассказы и были отклонены… А это значит, учитывая, возраст Гостева, что, пусть сейчас он не пишет (но он читает, он наблюдает, думает, он любит, он страдает), он ещё будет писать. И вот это – любовь, страдание, творчество – даёт надежду, что он выживет, не растеряет себя… А значит, даёт надежду на тоже самое и читателю романа. А иначе (без любви, страдания, творчества) – тяжко, невозможно жить… иначе – балалайка… Ещё один "герой" романа – время. Бывает – пишет писатель: "прошло три дня" или "три года" и т.д. Но ведь человек-то живёт каждое мгновение, каждую секунду что-то происходит, меняется, совершается, но всё это проходит мимо, потому что – "прошло три дня"… Виктору Никитину удалось избежать такого разрыва, не впадая при этом в нудную последовательную описательность. Как я уже говорил – действие романа начинается в "позднесоветские" времена. Есть чёткие на то указания – "всесоюзные похороны" и т.д. Но вот случайный, ошибочный, как показалось мне сперва, "чай липтон", о котором в советские времена мы и не слыхивали, затем уж явно "перестроечные" реалии, а потом и точно указанный 92-й год, причём, упоминаемый уже, как прошедший… А возраст героев не меняется, а "Девонширская изменница" всё читается… Да и в природе, кажется, лишь сменилось безумно жаркое (от этой жары, что ли, странные мысли и поступки героев романа?) лето на дождливую осень и холодную зиму… Да ещё начальник отдела Шиловский превратился из скромного служащего в бойкого предпринимателя… Что это? Да это жизнь наша. Наше время, дни, годы, невозвратимо улетающие в вечность… Язык и стиль основной части романа (в нём множество разностилевых вставок: рассказы Гостева, статья об авторе "Девонширской изменницы", отрывки текста "романа в романе" и т.п.), внешне, чуть развинченные, будто бы всё (значение слова, фразы), едва-едва (но ощутимо), сдвинуто со своего привычного места – и приоткрывается, где-то настоящее, где-то – возможно настоящее, где-то – другое возможное значение слова, фразы… И тут единство языковое и сюжетное – там, в жизни описанной Виктором Никитиным (в нашей, узнаваемой жизни) всё неоднозначно, и за внешними, привычными значениями и понятиями обычных явлений, приоткрываются (или скрываются) другие значения, появляется возможность иного взгляда на давно, казалось бы, знакомые явления. И в языке романа тоже всё неоднозначно. И за каждой фразой, за каждой ситуацией – хитроватая усмешка автора… Будто бы Виктор Никитин стесняется сказать какие-то "высокие" слова, и вот прикрывается этими "приёмчиками", этой усмешкой, этой, вроде бы, литературной игрой… Но герои-то романа – живые люди, и относится к ним автор, как к живым людям. Да любит он (не постесняюсь уж этого "высокого" слова) своих героев. И поэтому роман "Исчезнут, как птицы" (при всей своей нетрадиционности, странности) – роман традиционный. Традиционный русский роман. Читать его будут долго. Он занял своё место в русской литературе.
Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
|
РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ |
|
Гл. редактор журнала "МОЛОКО"Лидия СычеваWEB-редактор Вячеслав Румянцев |