> XPOHOC > РУССКОЕ ПОЛЕ   > МОЛОКО
 

Дмитрий Ермаков

МОЛОКО

РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ 

О проекте
Проза
Поэзия
Очерк
Эссе
Беседы
Критика
Литературоведение
Naif
Редакция
Авторы
Галерея
Архив 2008 г.

 

 

XPOHOC

Русское поле

МОЛОКО

РуЖи

БЕЛЬСК
ПОДЪЕМ
ЖУРНАЛ СЛОВО
ВЕСТНИК МСПС
"ПОЛДЕНЬ"
"ПОДВИГ"
СИБИРСКИЕ ОГНИ
РОМАН-ГАЗЕТА
ГАЗДАНОВ
ПЛАТОНОВ
ФЛОРЕНСКИЙ
НАУКА
ГЕОСИНХРОНИЯ

Дмитрий ЕРМАКОВ

ЮРИЙ ГОСТЕВ И БАЛАЛАЙКА

О романе Виктора Никитина "Исчезнут, как птицы"

(Центрально-Черноземное книжное издательство, 2006 г.)

Странный роман написал Виктор Никитин…

В чём его странность?.. Да и в форме, и в содержании… и в итоге произведения. Как признаётся в предисловии сам автор: "Я уже, конечно, знал тогда, в 1989 году, приступая к работе, что всё закончится "балалайкой", но путь к этому оказался довольно длинным".

Может, "странность" романа задана изначально этой вот "балалайкой"? А может, "балалайка" один из тех приёмов, с помощью которых и ловит читателя на крючок интереса автор? (Много таких "может" возникает по ходу чтения)…

…Но обратимся, насколько это возможно, к внешней стороне произведения.

Действие романа начинается в позднесоветские, глухозастойные уже годы, в "шараге" – отделении некоего треста, занимающегося то ли проектированием строительства дорог, то ли… да разве поймёшь, если, судя по всему, сами работники "шараги" и всего треста не вполне понимали, чем занимаются. И попадает в такую-то "шарагу" по окончании института "молодой специалист" Юрий Петрович Гостев (в меру "говорящая" фамилия).

И, поначалу, даже кажется, что предстоит прочитать традиционный роман (чуть ли не "производственный") о советских (с грустью о молодости своей, о бывшем тогда счастье – как и всегда вспоминается прошлое) временах. Зримо описано всё, узнаваемо: трест, мастерские, столовая, рабочие и инженерно-технические работники и т.д. Всё ещё живо, всё ещё (внешне) надежно, прочно. Весь этот трест, с его многочисленными ответвлениями и отделами напоминает могучее дерево. Но уже чувствуется, что там, под корой, под всеми слоями, сердцевина-то уже гниёт, если не прогнила совсем. Это теперь мы знаем, что к тому времени всё прогнило, а тогда-то верили, что стоять нашему "советскому дереву" ещё если не века, то уж десятилетия точно…

Но нет, уже через несколько глав понимаешь, что роман-то, пожалуй, о другом. О рефлексирующем молодом (явно, советском) человеке… Вся первая часть романа – три, кажется, дня жизни Юрия Гостева, предпраздничный, праздничный (1-е мая) и послепраздничный. Но в эти три дня, в общем-то, обычные (если не считать чем-то необычным предпраздничные и праздничные хлопоты), и в жизни страны, и в жизни треста и "шараги", и в жизни Гостева, уместились ведь и его взгляд на текущую сиюминутную жизнь, и его память о детстве, и сны, и чтение романа "Девонширская изменница", и всевозможные мысли и впечатления. Внешне случайная, и, казалось бы, незначительная встреча тянет за собой опять же цепь воспоминаний, догадок, ассоциаций…

Или это роман о любви? Да, есть любовная линия… Но какая-то рваная, пунктирная линия… Ускользающая, постоянно меняющаяся Лариса… Робкая любовь Гостева… Да и любовь ли?

Но уходит и этот слой романа… Вернее, идет "наслоение"… И молодой человек оказывается не таким уж "советским"… И весь роман какой-то совсем уж нетрадиционный получается… И всё сложнее уловить главную нить сюжета. Второстепенные, вроде бы, персонажи вдруг выходят на первые роли, сон оказывается явью, явь – сном… Всё это уже и Булгакова начинает напоминать…

На протяжении всего роман Гостев читает роман "Девонширская изменница", события которого происходят в Англии и Индии 18 века  (современного латиноамериканского писателя, живущего в Париже). И если для Гостева "… ходить на работу – значит становиться хуже, чем ты был до работы. И то что ты сделал, потом обратится против тебя, и то, что не сделал", то: "… книгу он приравнял к работе, к поиску той жизни, которой не обладал и не мог бы иметь, - там всё уже готово, не надо ничего строить, только читать. Книжная ложь заключается в том, что в книгах люди более живут, чем в действительности".  Но ведь роман-то (мистификация, конечно), абсолютно случайно выбран Гостевым для чтения, мог быть любой другой – не важно, лишь бы, пусть мысленно, вырваться из этой "шараги". Но и в жизни вне "шараги", отчего-то неуютно чувствует себя Гостев. "… но почему в книге лучше, чем в жизни? Сколько бы он продержался на так называемой воле, стопроцентно совпадая с самим собой – минуту, пять?.." Невозможность в реальной жизни "совпадать с самим собой" – вот что не даёт покоя Юрию Гостеву. А для Пальчикова, Кирюкова, Базякина, Витюшки, "Шестигранника", Алексея Ивановича – это "несовпадение", оборачивается уже трагедией… И, кажется, всех, всех в этой "шараге", в этом тресте, а может и во всём этом мире, ждёт то же самое – исчезновение, небытие, бессмысленность, "балалайка"…

Для Юрия Гостева книжная жизнь (жизнь в книге), жизнь во сне (жизнь сна) – оказываются более живыми, чем жизнь настоящая, и ведь это путь к той же трагедии, к исчезновению ("как птицы"), к  той самой "балалайке".

Но, между прочим, (что важно – не навязчиво-обязательно, а как бы случайно) узнаём мы, что Гостев пробовал себя, как писатель. И проба эта писательская (а в романе приводятся тексты двух рассказов Юрия Гостева) – весьма высокого уровня, то есть, уровня Виктора Никитина, хотя в журналах рассказы и были отклонены… А это значит, учитывая, возраст Гостева, что, пусть сейчас он не пишет (но он читает, он наблюдает, думает, он любит, он страдает), он ещё будет писать. И вот это – любовь, страдание, творчество – даёт надежду, что он выживет, не растеряет себя… А значит, даёт надежду на тоже самое и читателю романа. А иначе (без любви, страдания, творчества) – тяжко, невозможно жить… иначе – балалайка…

Ещё один "герой" романа – время.

Бывает – пишет писатель: "прошло три дня" или "три года" и т.д. Но ведь человек-то живёт каждое мгновение, каждую секунду что-то происходит, меняется, совершается, но всё это проходит мимо, потому что – "прошло три дня"…

Виктору Никитину удалось избежать такого разрыва, не впадая при этом в нудную последовательную описательность. Как я уже говорил – действие романа начинается в "позднесоветские" времена. Есть чёткие на то указания – "всесоюзные похороны" и т.д. Но вот случайный, ошибочный, как показалось мне сперва, "чай липтон", о котором в советские времена мы и не слыхивали, затем уж явно "перестроечные" реалии, а потом и точно указанный 92-й год, причём, упоминаемый уже, как прошедший… А возраст героев не меняется, а "Девонширская изменница" всё читается… Да и в природе, кажется, лишь сменилось безумно жаркое (от этой жары, что ли, странные мысли и поступки героев романа?) лето на дождливую осень и холодную зиму… Да ещё начальник отдела Шиловский превратился из скромного служащего в бойкого предпринимателя… Что это? Да это жизнь наша. Наше время, дни, годы, невозвратимо улетающие в вечность… 

Язык и стиль основной части романа (в нём множество разностилевых вставок: рассказы Гостева, статья об авторе "Девонширской изменницы", отрывки текста "романа в романе" и т.п.), внешне, чуть развинченные, будто бы всё (значение слова, фразы), едва-едва (но ощутимо), сдвинуто со своего привычного места – и приоткрывается, где-то настоящее, где-то – возможно настоящее, где-то – другое возможное значение слова, фразы…

И тут единство языковое и сюжетное – там, в жизни описанной Виктором Никитиным (в нашей, узнаваемой жизни) всё неоднозначно, и за внешними, привычными значениями и понятиями обычных явлений, приоткрываются (или скрываются) другие значения, появляется возможность иного взгляда на давно, казалось бы, знакомые явления. И в языке романа тоже всё неоднозначно.

И за каждой фразой, за каждой ситуацией – хитроватая усмешка автора…

Будто бы Виктор Никитин стесняется сказать какие-то "высокие" слова, и вот прикрывается этими "приёмчиками", этой усмешкой, этой, вроде бы, литературной игрой… Но герои-то романа – живые люди, и относится к ним автор, как к живым людям. Да любит он (не постесняюсь уж этого "высокого" слова) своих героев. И поэтому роман "Исчезнут, как птицы" (при всей своей нетрадиционности, странности) – роман традиционный. Традиционный русский роман.

Читать его будут долго. Он занял своё место в русской литературе.

 

Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа

 

МОЛОКО

РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ 

 

Rambler's Top100 Rambler's Top100
 

 

МОЛОКО

Гл. редактор журнала "МОЛОКО"

Лидия Сычева

Русское поле

WEB-редактор Вячеслав Румянцев