|
О проекте
Проза
Поэзия
Очерк
Эссе
Беседы
Критика
Литературоведение
Naif
Редакция
Авторы
Галерея
Архив 2007 г.
РуЖи
|
Лирика
Фомичев В. Т. Лирика. – М., Московский Парнас, 2005. - 280 с.
Владимир ФОМИЧЕВ – сержант бронетанковых войск. г. Каунас. 1958 г.
АДА ОСТРОУХАЯ
……………
У тебя медвежья морда,
Ада остроухая.
Хвост колечком держишь гордо
Да еще лизуха ты.
Не пуглива, беспокойна,
Людом всем любимая.
А бежишь – ну, кроха-коник,
Самогалопируемая.
Ты – охотничьей породы,
Ловишь носом запахи.
Лишь выходим на природу,
Рвешься – белку сцапать бы.
Сбросив с поводка, я вижу,
Как стрелой уносишься.
И – мгновенный лай, что вспышка,
Звонким эхом множится.
Весела с тобой хозяйка,
Гладит шерстку, пестует…
Сто достоинств в тебе, лайка,
Русско-европейская.
ИЗВЕЧНЫЙ РУССКИЙ
………………………………..
Я – Владимир, не Джон:
Ведь в России рожден.
Сын крестьян Тимофеич –
Не купец Моисеич.
Был и есть Фомичев –
Псевдоним на кой черт?
Путь мой: Рось, Русь, мальчишка,
Пенсионная книжка.
Х Х Х
…………………………..
Подкосились ноги,
Бешеный стук сердца.
И конец дороге,
Нет его, умельца.
Приходил на время
И покинул землю.
Пот ронял со всеми,
Пил, гуляя, зелье.
В травах повалялся,
Льнул к зазнобе-сердцу.
Слабый крик раздался,
Вот и нет умельца.
Пал созревший колос
Под серпом извечным…
Долго ли петь соло
Моему сердечку?
Х Х Х
…………………………………
Фатальный час конца пути
Порой берет в свою неволю.
Мир уступлю – другим цвести,
Всем пожелав счастливой доли.
Навек отдамся немоте,
Большой Землею насладившись.
Но вот с унылостью детей
Как примирится житель бывший?
За гробом дух мой возмутит
Малышек бедных отрешенность.
Уже их не пресветел вид
В краях планеты зараженных.
Х Х Х
Все в мире – образ смерти.
Прикончить может пыль,
Народ, серьга, комета,
Игра, мученье, стиль.
Пир превратится в тризну,
В корм ястреба – птенец.
Блистанье щедрой жизни
Таит ее конец.
Х Х Х
Минуту, час иль много-много лет
Мы проживем, о том никто не знает.
Нежданно щелкнет смерти пистолет –
И в теле жизни рана вновь сквозная.
Придет Косая – прошлым стану я:
Таинственным,
волнующим,
далеким.
Небытия безгласные края
Моей могилою придут к потомкам.
Пока я не кладбищенский, пока
Со мною весны,
Города,
Тревоги,
Да не устанет
меч держать рука,
Да не сверну,
творя добро, с дороги!
Х Х Х
Я на посту, как столб, стоял…
Глухою полночью и днем
Привычный праздник естества
Я ощущал в себе самом.
Не бог весть что он, первый пост –
Не пытка, не кошмарный сон.
Но с той поры не так я прост,
Коль к дисциплине приобщен.
ХЛЕБНИКОВО
…………………………………………….
В деревеньке этой, что рукой подать,
Вечно все в работе, как я помню мать.
Все у них ухожено – огород и сад;
Душ, сарайки, банька ладненько стоят.
В доме с русской печкой – «голубой экран»,
Попугай заморский и кошачий клан.
В Хдлебникове – Хлебниковы: кто создал сельцо…
Здесь по всей округе знают люд в лицо.
И гостей соседских знают, как своих,
Знают, кто что курит, ест и пьет в сей миг.
Что бы ты ни делал – на виду у всех,
Четко различают: где добро, где грех.
На других не свалишь промахи свои,
Строго-справедливо судят по любви…
Циркулярка, трактор, сварка, доски, плуг –
Фермерско-колхозный в Хлебникове дух.
В деревеньке этой можно быть собой,
С детства все знакомо – как придешь домой.
Х Х Х
………………………………………
И Малышка, и Тузик, и Красный
Проявили ко мне интерес.
Потянулась буренка за лаской,
За горбушкой, что брал с собой в лес.
Пес нещадно облаял сначала,
Вскоре другом внимательным стал.
Знать, душа его не обнищала,
Велика, хоть и ростом он мал.
Красный встретился в поле и грозно,
Как торпеда, пошел на меня.
Оказалась агрессия ложной:
«Мух сгони!» – ткнулась морда коня.
Подошли бы без зла, может, даже
Серый вместе с медведем большим,
Чьи следы-отпечатки на пашне, -
Только очень уж страшен я им.
Х Х Х
…………………………………………..
Я провожу в монастыре метро
По три часа. В любой рабочий день.
В миру грустят ли, пляшут, пьют ситро –
Мне ничего не видно из-за стен.
Х Х Х
…………………………………
Тем, кто будет меня ругать,
Проявляя лихую натуру,
Я здоровья хочу пожелать.
Гуманизм – принцип литературы.
Х Х Х
……………………………..
Врач – забытое мной:
Ветер в поле,
Холмик, терем лесной,
Неба вволю.
Вволю хрупкого льда
Под ногами.
Вновь прозрачна слюда
Над прудами.
Лечит старенький дом
Над речушкой.
Лось, что прет напролом
К деревушке.
Запах дыма печной
Укрепляет.
Пашня. Солнце. Покой.
Кровь играет.
МОЙ ЭКИПАЖ ТАНКА
……………………………………….
Ты впитал,боевой экипаж,
Дружбу, силу, открытость, задор.
Гром гремит по Державушке наш
До сих пор, до сих пор, до сих пор.
Задыхаюсь порою без вас,
Вас, Артемов, Тишков и Козлов.
Горечь пью, ваш водитель, что квас,
И горю в клевете подлецов.
Не стирается память о том,
Как стремительно мчалось тепло,
Как на помощь любой был готов,
Коль кому-то хоть в чем не везло.
Экипаж мой – улыбка моя,
Ты и в скорби разгладишь лицо:
Только юности вспомню края,
Нас, танкистов, - лихих молодцов.
Х Х Х
………………………………………
Со мною собака да лес –
Ни телебандитов, ни радиошлюшек.
В апрельские дебри залез,
В стозвонье,
как мама сказала бы,
птушек.
Не о пустяках – не пустяк! –
Задумался вместе с природой.
И чую – душой не иссяк:
Играет, как в юные годы.
Орешник подсвечником встал,
Зажег благодарности свечи.
Нет скверны в чащобных устах,
И сам я – создание вечное.
Х Х
Х
Все сам, все сам –
чернорабочий
Дипломных и других побед.
Второго, видно, в мире нет,
Чтоб столько дел переворочал!
Я сделал все, мирясь и ссорясь,
Судьбою чтоб не обнищать.
Но никогда не предал совесть,
Как,
век прожив,
отец и мать.
Х
Х Х
Тут был я директором школы…
Как пестрые птицы кричат!
И память уводит назад
По тропке до классов веселых.
В садах утонули избушки.
Смотрю, как сумела прижать
К груди, словно школьник тетрадь,
Равнина судьбу-деревушку.
Шумнул ветерок педсоветом,
Заходит в дома бригадир.
Так я на уроки ходил.
Все шлет дорогие приветы.
Подумал: что в жизни работа?
Не чистый ли воздух она?
Вокруг разлита, не видна,
И дышишь легко и свободно.
ДОРГИ ЛЕТА
На дорогах лета
Людно.
Сколько песен спето
Чудных!
Рюкзаки насыпав
В транспорт,
Мчимся к водам, липам
Страстно.
Как встречает ветер
Пляской!
Грусть, печаль развеет
Всякий.
Влага льется, льется
Жадно –
Говорит с колодцем
Жажда.
Светлые открыты
Дали.
Ярче сердца ритмы
Стали.
Х Х Х
Как под окошком воробьи,
С планеты на планету
Когда-то, милые мои,
Запрыгают ракеты.
И, как ракеты, воробьи
В неведомые бездны
Возможно, милые мои,
Взлетят из дней железных.
ДЛЯ ТЕБЯ
Х Х Х
Интересно мне смотреть,
Как и травы, и цветы,
И лисица, и медведь
Рады,
что проходишь ты.
Проявляя любопытство,
То навстречу заспешат,
То подкравшись близко-близко,
Прикуют, скрываясь, взгляд.
И, счастливые, дивясь,
Всех оттенков голоса
Юбнаруживают всласть –
И пичуга,
И коза.
Для тебя
гудят шмели,
Для тебя
жуки снуют.
Ключ пробился из земли,
И лягушки славят пруд.
Мир глазеет на тебя –
Лес и поле, пестрый луг.
Все в округе льнет, любя,
Словно к другу давний друг.
Х Х Х
-----------------------------------------
Дорогая, ресницы твои,
Облик твой - приковали мой взгляд.
Пропадаю от страстной любви,
Ни здоровью, ни солнцу не рад.
Стало дело валиться из рук,
И куда ни взгляну – всюду ты.
Кто-то ввел меня в замкнутый круг,
Круг всесильной твоей красоты.
За вопросом восходит вопрос –
Словно вовсе любви не знавал.
Появилась -
И все понеслось,
Как девятый обрушился вал.
Может, ждет тебя кто-то другой,
Может, я и не твой идеал.
Что же будет?..
Прощай мой покой,
Если в нежные сети попал.
Х Х Х
Помнишь, друг, сенокос,
Песню раннюю кос,
Что до солнца над лугом взлетала?
Труд с зари до зари?
Как потом, косари,
Мчались к милым? На все нас хватало!
В травах резкий дергач,
А сердца наши – вскачь,
Словно звезды с луною, сияют.
Там никто не бескрыл,
Мир просторен и мил,
Не маячит годинушка злая.
КРАСОТА
Сияли счастливые росы,
И солнце над краем всходило,
Когда я проселком в березах
Домой возвращался от милой.
Мир преобразился любовью,
Открылось душе совершенство.
Я шел, переполненный новью,
Доверенной тайною женской.
Лучи и светила, и сердца,
Смеясь, молодые играли.
Лилось восхищенное скерцо –
Звучали окрестные дали.
И свет, и деревья, и травы,
И песенка пеночки малой –
Все жило любимой во славу,
Красу ее напоминало.
Горела, как юное тело,
Смотрела, сияя, планета.
И лето тюльпаном алело,
Что губы родной на рассвете.
Стога, словно девичьи груди,
Туман только сполз – обнажились.
Речонка, смирна у запруды,
За ней трепетала, как жилка.
Не раз я и видел, и слышал
Росистое раннее утор,
Но, прелестью налившись слишком,
Тогда мне предстало как чудо.
Не только лишь в наших пейзажах
Была красота моей милой –
Я отблеск ее твидел даже
На всем мною мыслимом мире.
ПУЩЕ ОКА
Пусть я прибыл
впервые
вчера,
Мне чудесно
в Курильском районе…
Уважительна здесь детвора,
Рыбаки богатырски спокойны.
Здесь в почете
и совесть, и честь,
И сердца горячи,
что вулканы.
Самоцветных поступков не счесть,
Как ведется в России веками.
Жизнь любого у всех на виду
От рождения
и до кончины.
Пуще ока
хранят теплоту
В семьях женщины и мужчины.
Х Х Х
Снег идет, на ветках липнет,
Сад – причудливый фарфор.
Говорит она с улыбкой:
«Вы в Дубках? С каких же пор?»
На меня глядит лукаво,
Разговор уводит в тьму.
И стройна, и величава,
Мука сердцу моему.
Я вокруг не замечаю
Ничего – прикован к ней.
Пригласит на чашку чая
Иль спровадит поскорей?
Х Х Х
Ты молча боролась со мной,
Своей не желая победы.
Одной отжимала рукой,
Другой обнимала при этом.
И крепкие бедра, и круглая грудь
Манили на сладкое дело.
И пыл не сдержать, и вплотную прильнуть
Спешили друг к другу два тела.
Х Х Х
В такую пропасть пасть! Что жив остался,
Судьбу благодарю я вновь и вновь.
Порой заноют сердца все суставы…
И все-таки: да здравствует любовь!
Х Х Х
Ты – дом, что я в потемках лет
Разыскивал по белу свету.
Успокоенья мощный свет
В нем вспыхнул, озарив планету.
Пришли в согласье дождь и снег,
Подъем и спуск, земля и небо.
Ты – я. С тобою – человек,
Один я человеком не был.
И стали миром, веселя,
Враждебные доселе части.
И домом сделалась Земля,
Куда сошли покой и счастье.
Х Х Х
И вода, и лес, и поле –
Сразу все.
Мне на счастье – не на горе,
Повезло.
Вижу злаки. Слышу ветер.
Нет беды.
Ветр волнует бора ветви,
Душу – ты.
Хоть незрима – рядом, словно
Озерцо.
Как оно, красы исконной
Свет-лицо…
Входишь в хату, что, сверкая,
В землю плуг.
Твой уют, любовь большая,
Твой утюг…
Даль осенняя – подмога,
Видит Бог!
Много солнца, неба много…
Свел нас рок.
Ты достойна вдохновенья,
Ты – не сон.
Как простор вот этот древний:
Сразу все.
Х Х Х
Нежностью наполнилась душа,
Ни коварства нет,
Ни лицемерья,
Ни прицельной жажды грабежа,
Ни обмана страсти беспримерной.
Нежностью наполнилась душа.
Позади –
что низко и корыстно.
Не подросток, но, едва дыша,
Не решусь в любви своей открыться.
Нежностью наполнилась душа,
Как январь чистейшими снегами,
Как июнь вознею мураша,
Как изба горячими хлебами.
Х Х Х
Ты вдалеке…
На берегу песчаном,
Где я грущу, жил ясный айн Махкур.
Стучит о берег океан печальный,
И густ бамбук вулканных шевелюр.
ЗАКЛИНАНИЕ
Любимая, верь мне.
Любимая, верь мне.
Без веры твоей я забуду себя.
Пусть холод Вселенной не станет
безмерным
И горем не станет, слезами слепя.
Без веры – безлюдье. Без веры любимой.
Иные невзгоды, представь ты, не в счет.
Неслышно,
невидимо,
необходимо
Грядущее в вере желанной живет.
Иначе ведь сердце, устав, одичает,
Иначе ведь тусклыми станут глаза.
И лодку житейскую жадно качая,
В безлюдье ее опрокинет гроза.
Безверье любимой – не просто потеря,
Безверье любимой – потеря потерь.
Любимая, верь мне.
Любимая, верь мне.
Пока я мечтаю, любимая, верь.
Простора и воли достаточно в сердце,
И дружит со мною дотоле судьба,
Покамест твоя не растаяла вера.
Любимая, верь.
Заклинаю тебя!
РЯБИНА
В
ЛЕСУ
Искал рябину я в лесу,
Когда желтела рожь.
Сшибал зернистую росу,
Лес исходил я сплошь.
Запас растрачивая сил,
Чтоб не вернулся пуст,
Я все ходил,
ходил,
ходил…
И вот, шагнув сквозь куст,
Виденьем мне навстречу – ты,
Ты – не стволы берез,
Ты – полудетские черты,
До жгучих,
горлом,
слез.
И встреч еще – чистейший нуль,
Нет горечи любви.
Еще не всаживали пуль –
Обид враги твои.
Соседи в душу не мели
Холодные снега.
Девичьи косы до земли.
Прекрасны, в двух шагах,
Предстали стать твоя и суть.
Не нагляжусь, любя…
Искал
рябину я в лесу –
Нашел тебя!
ЧУЖОЕ ГОРЕ
Я видел
плотно сомкнутые губы,
Заплаканные горькие глаза.
Дочурка маму дергала за шубу,
Не понимая, что мешать нельзя.
Чужое горе ехало в машине.
Что в ясный день оно в себе несло?
Быть может, смерть хорошего мужчины,
С которым счастьте из дому ушло.
Возможно,
окрылявшую когда-то,
Сегодня же –
разбитую мечту.
Кричало горе громко у Арбата,
Кричало бессловесно в пустоту.
И вот
Такси умчалось невозвратно,
Когда открыл глаза зеленый свет.
И женщину не возвратишь обратно,
И помощь не пошлешь уже вослед.
Х Х Х
Висит любовь на волоске,
Когда тепла лишится в стужу,
Когда ее рыданья душат,
Когда и день, и ночь в тоске.
Когда, опоры лишена,
Бежит куда-то без оглядки,
Заметив, -
с ней играют в прятки
За то,
что преданна она.
Когда хоть утонуть в реке,
Угаснуть где-то под забором
Или под пассажирским скорым –
Висит любовь на волоске.
Х Х Х
Не зуди слепнем.
Геннадий Некрасов.
«Не зуди слепнем», -
Как сказал поэт.
Я не стал врагом,
Мой капризный свет.
Ядовитый день –
Тот же мухомор.
Ум, что ль, набекрень
С некоторых пор?
Легонький галоп
Уж куда ни шло,
А карьером в лоб
Вдруг пойдешь назло?
Комнатный Батый,
Женщина-орда,
Золотая ты –
Сокрушать тогда?
Выставлять Козельск,
Погибать от ран,
Чтобы: - Где постель?! –
После каркал вран?
Х Х Х
Бил копытами звонкими конь,
Из ноздрей и ушей огонь,
Сатанинских кровей – паровоз…
Гладкий черт,
Тебя взял и увез!
Чернокожая ночь
тиха,
Смотирт вслед тебе
желтым окном.
Ты хорошей строкой стиха
Остаешься в сердце моем.
Х Х Х
Безумствовал тайфун на Сахалине,
Он приказал со встречей подождать.
Любовь устала
по дороге длинной
Нести разлуки долгой кладь.
И все же лайнер взмыл –
Свиданье близко…
Не потому ли, что лечу к тебе
Сильней свеченье солнечного диска
И цвет небесной чаши голубей?
Как будто мир помолодел сегодня –
Живей глаза,
улыбки,
речи,
смех.
Ну, а не будь недели непогоды,
Сегодня стал бы я счастливей всех?
Х
Х Х
Разноцветье Итурупа,
Жар ядреный октября…
Как порой мы вздорим глупо,
Ох и глупо, ох и зря.
Сеет осень зерна жизни…
К сердцу твоему мой путь
Через яркий край Отчизны,
Где вулкан «Девичья грудь».
Пробивает, будто тотком,
Полным спектром красоты.
Мелочь выжжена востоком…
Мне милее стала ты.
Х Х Х
В любви клялась любимая
И крепко обнимала…
Но на других, красивая,
Нескромный взгляд бросала.
- Прости меня! Прости меня!
–
- Ласкаясь, говорила…
В любви клялась любимая,
Да только не любила.
Х Х Х
У любви такая сила,
Как у жизни у самой.
Без нее бы род людской
Смерть немедля погубила.
Нищета,
война,
разруха,
И проклятье,
и позор
С изначальных самых поор
Не сломили ее духа.
Смортришь – хрупкое создань,
Ну, хрусталь ни дать ни взять.
А полюбит,
Может стать
Крепче муки и страданья.
У того судьба прекрасна,
С кем разделит радость, боль.
…Ты – бессмертная любовь,
В драме бытия – мой праздник.
СНЕЖИНКА
Снежинка, звездочка моя,
Как трепетно ко мне припала!..
Ты – как Она, что, полоня,
Затем растаяла, пропала.
О, счастья краткого глоток!
О, зелье юной чародейки!
Зачем тревожишь? Занемог.
Покоя не найду нигде я.
Экспресс несется вдалеке,
И милой рядом нет со мною…
Снежинка на мужской щеке
Блестит слезою.
Х Х Х
Я-то думал: с годами остыну,
От страданий любви исцелюсь.
Думал стану и мудрым, и сильным,
Не заманит соблазн-поцелуй.
Только нет ни ума и ни воли,
Вихрь поднялся – сорвал со скалы.
И с того нестерпимее боли:
Нашей свадьбе не сесть за столы.
НА ЛУГУ
Вот клевер лиловый
И желтый овес.
В местах этих снова
Побыть довелось.
Я вижу, как друга,
Любой бугорок.
То шмель, то пичуга
Взлетят из-под ног.
Край радует, если
Нелегкость годов
С ним выдюжил вместе
И встретил любовь.
Х Х Х
Золотая истина любви –
В Персии, Молдавии, России
Смертного ликующая сила.
В мире пребываешь ты красивым
С трепетом цветения в крови.
Сладостны и улица, и сад,
Если сердце покорилось страсти,
Поменяв на поцелуй напасти,
Переполнившись влеченьем к счастью,
Если взоры радостью горят.
Золотой телец – совсем не власть.
Золото –
влюбленных час заветный,
Недоступный ранее, запретный,
Наступивший на дороге предков
И самим творцом вселенный в нас.
Золотая истина: ты – мед,
Ты – моя душа любвеобильна.
Значит, тьма могильная бессильна,
Франкмасонство – некая пустыня.
Лишь любовью
этот мир
живет.
В СТОЛИЦЕ ТАЙГИ
СЕВЕРНАЯ БЫЛЬ
И дела, и люди рядом
Ярко в памяти встают.
Коль писать о жизни правду,
Рассказать о Павле надо,
Несколько найти минут.
Он в заказнике бобровом
Егерем тогда служил.
Непрактичный, небедовый,
Не владевший крепким словом,
Мягкой очень уж души.
На кордон к нему далекий
Я и ездил, и летал.
- Арантур! – скажи,
И столько
Оживет красы высокой,
Если в тех бывал местах.
Это – озеро. Такое –
Растревожит хоть кого.
И – громада, и – лесное.
Наполняло чистотою,
Крепостью не одного.
В нем, вокруг кишмя кишело
Рыбы, птицы и зверья.
Браконьеры то и дело
Павла-стражника умело
Надували – понял я.
Бизнес делали ворюги
На его ко всем любви.
Кто прикидывался другом,
Кто любителем округи,
Мерзости творя свои.
Из-за доброты и горькой
Личная судьба была.
Все имел: жену, ребенка,
Книжные в квартире полки –
Потерял в урмане зла.
И не сделал вывод строгий,
Беды пережив, потом.
Тип дотверчиво-убогий.
Надо ж добрым стать, как боги:
Лишь в могуществе своем.
Как и шло к тому – печально
Завершил короткий путь.
Труп его нашел начальник
В непролазных мхах случайно.
Схоронили как-нибудь.
Х Х Х
Простор космической России
Меня в полон берет в тайге,
Где Арантуры мощно сини,
Сосна и в стынь, и в зной в платке.
Держава лета не чужая
Химеры гонит из башки.
Нет в дебрях чьей-то хаты с краю –
Живет избушка по-людски.
Подвластна своему закону
С начала до конца миров.
Средь комариного стозвону
В ней вещий дар певца здоров.
Заветной родиной настигнут,
Не чин и не лауреат,
Уже не можешь в жизни сникнуть,
Ее вселенской буре рад.
Пропал и след возни мышиной,
И странных игр, где каждый глуп.
На зауральскую равнину
Привет листом слетает с губ.
Х Х Х
Трах! Трах! – мороз колол стволы,
Он был – за пятьдесят.
А цель желанная – вдали,
Я понял: стал блуждать.
И, не снимая лыж, на снег
Валился отдохнуть.
Вновь, хоть совсем не из калек,
Едва пускался в путь.
Уже не то чтобы идти –
Сил не было стоять.
Тайги хищнический инстинкт
Я видел, как приклад.
Ужасен поединок с ней.
Туманились глаза.
Была мечта ( не знал сильней ) –
В тепло на полчаса.
Такое редко кто встречал:
Бор кто-то колет, рад,
А ты беспомощен и мал,
Не то что он – гигант.
Х Х Х
«Валка леса – проход запрещен!» -
У деляны воскликнула надпись.
У хлыстов челюстник, будто слон,
Бивни выставил, медленно пятясь.
Сосен стон. Рев трелевщиков, пил.
Весь в поту у гигантской лесины,
Вальщик все в этом мире забыл,
Только помнит, куда ее кинуть.
Захотелось почувствовать ритм,
Груз мужского таежного дела.
Лесовоз бы хоть с год поводить…
О, жестокие жизни пределы!
Х Х Х
Редко свет электрический вижу,
Чаще лунный и звездный со мной.
Да рассветный, что льется на крышу
Неказистой избушки лесной.
В темноте, словно смоль, не теряюсь,
К ней глазами и сердцем привык.
Как медведя – хозяина края,
Крик ночной не пугает совы.
У костров полюбились ночевки,
Сизый сумрак промерзших чащоб.
Не такси у лихой остановки –
Зайца жду, став под елкой в сугроб.
Пусть и трудно, зато ведь не нудно,
Я природный сейчас человек.
И приходит житейская мудрость,
Мысль яснее вдали ото всех.
Х Х Х
И паут, чуть поменьше синицы,
И слепень, и комар, и мошка –
Гнус весь бросился крови напиться,
Только выпрыгнул я из «зилка».
Насекомые не безобидны,
И не всякий их вынесет, нет!
Позже я и такое увидел:
Спятил, встретившись с ними, студент.
А тогда, возвратившись в поселок
Через день из владений лесных, -
Узкоглазый, опухший и квелый –
Весеплил всех знакомых своих.
Х Х Х
Неистовствовал ветер,
Рукой уперся в грудь.
Да так – не продохнуть!
И больно били ветви.
Хоть был в унтах и шубе,
Промерз совсем насквозь.
Нос превращался в кость,
И онемели губы.
Метель глаза слепила,
Я увязал в снегу.
«Все, словно Бог, смогу!» -
Твердил. И крепла сила.
Когда бы меньше властен
Был над самим собой,
Навряд ли я живой
Остался в той напасти.
Навряд ли в карусели –
Белей, чем чистый мел,
Избушку разглядел,
В ее ввалился сени.
Х Х Х
Снова лебедь-зима прилетела с рассветом,
Каждый раз прилетает она в сентябре.
Промелькнуло с короткую щепочку лето,
Как всегда, не успели тела загореть.
Бор в окно мое смотрит светло и спокойно,
Как ребенок-младенец на мать и отца.
И не ждет от меня никакого урона,
Может, доброго видит во мне мудреца.
Север в белой привычной одежде сегодня,
В ней творить будет рвущий железо мороз,
Смертоносные ветры лихой непогоды,
Нашу верность ему проверяя всерьез.
Но и все ж стали легче дороги до лета,
Километры застылые долгой зимы:
На широком просторе ее уже встретишь
И кородон, и поселок, что строили мы.
Х Х Х
Обь-Обушка Прекрасная,
Как женщина моя.
Очами смотрит ясными
На Божьей твари «я».
Под взглядом их головушка
Уже и не бедна.
Душа свистит соловушкой
Без клана-колдуна.
Что с детства предначертано,
Течет водой тугой.
Муксунное бессмертие
Сливается со мной.
Зваезда в оконце крохотном
Страсть к странствиям звала.
Потом легла дорогами –
Ох, всякими! – Земля.
И вот окрест гармония,
Дуристики ни-ни.
А рыбины огромные,
Как свет из глубины.
РАЗМЫШЛЕНИЕ
НАД
ТУРОЙ
Невиданный мост
И костлявая ферма,
Под кручею –
Плавные лебеди льдин.
Пространство и время.
О,быстрое время!
Так где ж
Над родительской крышею дым?
Но дальнему детству
Назад не вернуться.
Наш возраст –
Мы строить Россию должны.
В том счастье великое:
Не разминуться
С мечтою и делом
Огромной страны.
ВЕРТОЛЕТ
С площадки посадочной смотрит
На злую метель без тоски
Натруженный брат самолета,
Что в море снегов, словно кит.
Свист ветра, дурит непогода,
Волнуется грозно тайга.
Спокойны глаза вертолета,
Спокойствием дышат бока…
Промчишься ты над бездорожьем,
Где ногу сам черт бы сломал.
Прибудешь - далеким поможешь
Зимовщикам в низких домах.
Тишь будишь веселою песней,
Вдруг чью-то кручину прервешь.
В тебя набивается тесно,
Чтоб к счастью лететь, молодежь.
Собакам и тем даже нужен.
Как лайки, чьи впали бока,
Взметнутся, предчувствуя ужин,
На голос твой издалека!
Х Х Х
Ни комфорта, ни радио,
Нет людей на сто верст.
Тишина сердце радует,
И покой в душу врос.
Бродят рядом сохатые,
Косолапые спят.
За стеною косматые
Смирно сосны стоят.
Наколол я дровишек,
Печку сыто кормлю.
Лавку белую вижу
И топчанчик в углу.
Огонек керосиновый
Да огонь, что в печи,
В ночь глядятся грачиную,
Каждый только молчит.
Но вдруг кем-то оставленную
Взял подшивку газет.
Стал читать,
и измаянным
Мне предстал этот свет.
Вот избушка лесная,
Что в округе одна.
А планета больная
Вся отсюда видна.
Х Х Х
Зыбуны.
Буреломы.
Безлюдье.
Попади в эту пропасть один,
И не будет возврата отсюда,
Выест рысь
То, что билось в груди.
Но как все, остается и дикость,
Первобытность земли
Позади.
Появился поселок, где крики
Детворы. Новой жизни следы.
Появились дома лесорубов,
Где отведать ты можешь борща.
Вот и люди, что жмут наши руки, -
Одолевшие глушь
Сообща.
Х Х Х
Рассчитывай на собственные силы,
В лес отправляясь «на своих двоих».
Случалось, на полчасика ходили,
Но досих пор нигде не видно их.
На всякий случай, мужество, отвагу,
Экипируясь, тоже прихвати.
Возможно, сразу,
в первом же
овраге,
Медведя встретишь на своем пути.
Выносливости хватит на недели
И воли неизвестность побороть?
Пусть будут спички в полиэтилене,
Не выживешь без них среди болот.
Ты знаешь ли, как быстро могут вянуть –
Запаникуй лишь –
тело и душа?
Да, не дай Бог, еще получишь рану,
Ружья лишишься или же ножа.
Подумай об ушедших невозвратно,
Готовясь быть с тайгой наедине.
И не суди легко о «белых пятнах» –
Они вокруг, не где-то на луне.
Поселок
Советский
Бросил якорь в поселке Советском,
Я живу в столице тайги.
Перед новым районнным центром
Сосны вытянулись, тихи.
Перед станцией, дюжим краном,
И тобой, самолетный гром,
И державною стройкой с флагом -
Словно флагманским кораблем.
Здесь в электро- и телесвете
Вижу смуглость с мороза лиц.
Я живу в поселке Советском...
Вся Сибирь из таких столиц
Север - белый космос
Север - белый космос,
Дикий феномен.
Вековая косность,
Наших душ рентген.
Как инопланеты,
Некие места.
Холода бессмертные.
Мрак. И пустота.
Где-то северянин,
Оптимизма сын.
Первый, как Гагарин,
И, как он, один.
Спою о солнце, только прежде
Спою о солнце, только прежде
О вечной мерзлоте и льдах,
Июлях в меховой одежде,
Свирепых, как медведь, ветрах.
Спою о пляжах, только раньше
О черных тучах комара
И как паут кроваво ранит,
Как заметает мошкара.
Спою о пальмах, но сначала
О неказистой и кривой,
Что ласки в жизни знала мало,
Березке на земле гнилой.
Спою о юге... Только прежде
О северной, необжитой
И, как галактика, безбрежной
Земле, что греем мы с тобой.
Ай, мороз!
Ай, мороз! Сибирский, злой,
Больно стискивает руки.
Граждане, мне повезло:
Убежал от теплой скуки.
Келья душная - не мне,
Вам дарю, канцеляристы.
Пью я в зимней стороне
Родниковый воздух чистый.
Мне - безбрежье, не окно,
Мне - целительная стужа.
Звездами дышать дано:
Ровно столько сердцу нужно!
Подледный
лов
У всех неделька трудовая,
Как пайва, ныне за спиной.
Коловоротом лед дырявят,
К чертям - заботы. Выходной!
Тайга, речушка одаряют
Их незаслеженной красой.
Приедут не наживы ради =
Денек проведать золотой.
...Рыбак как будто на молебне
Над лункой день поклоны клал.
И на седьмом от счастья небе,
Что.. ни рыбешки не поймал.
Встреча
Солнце встало - взмыло птицей
Огнеперой из куста.
И душа вослед стремится...
“Пушкин!” - кто-то прошептал.
Оглянулся - кто тут рядом?
Никого. Лишь сосны ввысь
Сквозь века, сквозь утра радость
Над землею выознесмлись.
Кто же, кто же в глухомани,
Очарованный, как я,
Больюсладостною ранен,
Вспомнил, мой кумир, тебя?
Мир играл, сверкал, смеялся
И, как брат, он был родной.
Мир со мной в одно сливался.
Солнце плыло над тайгой.
Понял я, что имя Пушкин,
Чуя в смекрдце благодать,
Утро русской этой пущи
Не могло не прошептать...
Если Родина жар-птицей
Мне предмстала в этот миг,
Пушкин так в ней воплотился -
В красоте ее возник.
Я надену широкие лыжи
Я надену широкие лыжи,
Свистну Другу, ружье - на плечо.
И, по-рысьи, ступая неслышно,
Задышу по тайге горячо.
Через дни, что не строили доты,
На дверях не имели замков.
Дни, что пили на вечной охоте
Не коровье - снегов молоко.
К ночи стане морозец покрепче:
След-затески легко отыщу
И в избушку лесную погреться
Я зайду. И слегка погрущу.
Задремлю, в доброту нашу веря,
Чтоб проснуться, нацеливши взгляд
В темноту, на дыхание зверя,
Лай собачий услышав, как хант.
Люблю деревья, что пробились
Люблю деревья, что пробились
В столицах сквозь асфальт, бетон,
Хоть дышат газами и пылью,
Застыли в модных стрижках крон.
Люблю деревья в шумных парках,
Где горожанина приют,
Куда внучат за счастьем бабки,
Как будто в мир иной, ведут.
Люблю деревья в невеликих
Центральной полосы лесах,
Хотя там в пору земляники
Народу, как в очередях.
Но я тоскую по Сибири,
Что холит долгие снега,
Где ждет единственная в мире
Подруга – русская тайга.
Тайга
Ты где, тайга высокоствольная,
Что ни проехать, ни пройти?
Да вон она темнеет волнами, -
Мой вертолет над ней летит.
Но вот остался жить в избушечке,
На сотни верст она одна.
И страх насел: “Медведь ведь скушает!
Иль заюболею -что тогда?”
Взяло такое нетерпение
Из чащи броситься в бега.
Но шепчут очага поленья:
“Кругом тайга, тайга, тайга!”
Воробей
на Севере
Ну, стужа! Нет равеых,
Дышать тяжело.
Воробышек. Странно, -
Куда занесло!
Как где-то под Вязьмой
Прыг-прыг да “жив-жив!”
Смотрю, как на праздник,
На птичий прорыв.
Как вьюга засвищет, -
Аж небо дрожит!
Но Север - вы гляньте -
Пичугой обжит.
Север грозен на вид,
Но ты не робей -
На полюс летит
Жизнь-воробей.
Луч прошел сквозь дождик
Луч прошел сквозь дождик,
Радугою стал.
На цвета разложен,
Что за красота!
Вспоминаю Север -
Даль пройдя, встает
Ярким семицветьем
Прошлое мое.
Мои любимые друзья
Мои любимые друзья
В краю Югорском!
Как щедр Господь: вас вижу я,
Родную горстку.
В дали далекой шлюхоход,
Жируют воры.
А наше дружество поет
“Златые горы”.
Проходит жизнь. Нам навсегда,
Как всем, исчезнуть.
Но словно в юные года,
В нас счастья - бездна.
Ах, как захватывают дух
Слова простые!
Ликуем от имен подруг,
Они - святые.
Божественно, так хорошо;
Прекрасно видеть -
Наш путь земной широк еще,
Добром увитый.
Август 2000 г.
ГАДАНИЕ ПО ХАФИЗУ
Х Х Х
Из Находки в Москву посылаю
Нападающим солнечный мяч.
Вот в какие футболы играю,
Все натурой широк и горяч.
Зарываюсь в моря и тайфуны,
Как в суглинок архангельский крот.
Сколько можно мытарствовать буйно?
Дух мой в гавань никак не войдет.
Пограничник, рыбак, вертолетчик –
В них, как в зеркале, вижу себя.
Дружбой с ними наполнены очи,
Ею личная крепнет судьба.
Видно, время мое и пространства
Неразрывны, как море и порт.
Лишь как сердце замрет – значит, баста,
Дальше путь никуда не пойдет.
Х Х Х
Проплывут огоньки деревенек
И в твоих,
И в моих глазах,
Иль Москва
с Кремлем неизменным,
Иль старинный чумацкий шлях.
Мы согласно с тобой притихнем
У реки, где Танковый брорд,
Где теперь обелиск воздвигнут,
Вспомним тех,
Кто домой не придет.
И спешишь ты, как я, навстречу
С нашим прошлым и нынешним днем:
К валунам Запорожской Сечи
Или к Тереку –
в рев и гром.
Нам достоинством жизни гордиться
И стыдиться за грязное в ней
В наших селах и наших столицах,
Что взрастили нас – верных детей.
Х Х Х
Теперь во мне живет
Отечественный флот –
От лодки новгородцев
До атомных акул,
Каплера, что тонул,
Кудлатости охотской.
Соленых милей пыль
Глотал я у Курил,
Как в допотопстве айны.
Пригубил из других
Источников морских,
Их воды мне желанны.
ЭРГАШ ХАКИМОВ
Однополчанину, родившемуся
в Узбекистане.
Эргаш Хакимов – мой армейский брат,
На твой Узбекистан гляжу я сердцем.
Он – это ты. О, как я встрече рад!
У лучших чувств душе сегодня греться.
Припомнилось: гоняли, что коней,
В Державушке, пришпорив крепко, танки.
Встречаюсь, как с Угранскою своей,
С землею, твой являющей характер.
Эргаш, Эргаш, ну разве же не ты
Вот эти горы – мудрые, простые?
Твои в лице дехканина черты,
И в минаретах, и в песках пустыни.
Смеется по-хакимовски вода
Под ярковольтным солнцем белозубо.
И кишлаки, поселки, города
Твой образ лепят, выпукло и крупно.
Сильней армейской в мире дружбы нет,
Мы не прошли мужских деяний мимо.
Не зря ведь стал, шагнув из юных лет,
Узбекистаном ты, Эргаш Хакимов.
АВТОПОЛЕТ ПО ГРУЗИИ
Ушел состав, вильнув хвостом, -
Со мною Грузия и Лена.
В мозгу включился метроном:
«Без денег!.. Паспорта!.. Ночлега!»
И вдруг влетел в перронный мир,
Кипя веселыми страстями,
Грузин, отставвший, как и мы, -
Киндзмараулил с земляками.
- Эй, кто-нибудь!.. И взял такси,
А с ним и нас, гостей московских.
- Догоним! – молвил
«шеф»-грузин,
- Догоним! – нам – спаситель
свойский.
Что за полет был по холмам,
Холмам кавказским не печальным!
- Догоним! – хохотали там
Нас выручавшие случайно.
Вперед то поезд, то авто
В глубинах ночи вырывались.
И было родовым гнездо
Отечества – врагам на зависть.
Х Х Х
Уходим от шторма на Тятинский рейд,
А думы… Им нет непогоды…
Похожа планета на блок сигарет –
Со всем, что на ней происходит.
И ведро, и ливень, и шторм, и тайфун
Хранит в голубой упаковке.
И страсти людские: от рева трибун
До слез рядовой потасовки.
Из бури в затишье плабаза войдет,
Как в старость мое поколенье.
Детей наших молодость – сейнерный флот –
За нами в извечном движенье.
Волнуются все океаны земли,
Людские копируя души.
Как наши растают совсем корабли,
Наследники точно потужат.
Помыслят, что тела бессмертного нет,
Мы в связке, как шторм и погода…
Похожа планета на блок сигарет –
Со всем, что на ней происходит.
Тихий океан.
Х Х Х
Волна без милости, без жалости,
В ее глазах лишь холодок.
Да, теплым чувством не пожалует ,
Все ждет, чтоб только занемог.
Хоть я не мыслю о погибели,
Но пристальный бегущей взор…
И вот воспоминанье прибыло,
Как утопил
в реке топор.
ТУРИСТЫ
Зеленый свет зажгла природа,
Как над путями – семафор.
Пунктир задорного народа
Уже ползет на косогор.
Земля открыта.
Ты из двери
Навстречу солнцу выходи.
По свету – с теми, вечно с теми,
Кто видит счастье впереди!
Х Х Х
Влагой туманною утро сочится,
Крыши темнеют во мгле.
Сшила из солнышка шубу лисица
И демонстрирует мне.
Видно, с охоты ночной возвратилась.
Осиротила кого?
Вышел развеяться
( горе скрутило! ) –
Встретил ее торжество.
К людям иду я.
Какая лисица
Вновь повстречается мне?…
Влагой туманною утро сочится,
Крыши темнеют во мгле.
Х Х Х
Почему поют петухи,
Песнями горла полощут?
В прошлом –
грохот, асфальт и площади,
В сердце струн немало глухих.
Давка,
гвалт –
как небытие.
Жить хотелось несуетно,
Проще.
Петухи, чтоб сердце воскресло мое,
Песнями
горла полощут.
ЗАПОРОЖЬЕ
Днепр державный –
навстречу.
Вижу близь,
Вижу даль:
Запорожскую Сечу,
Запорожскую сталь.
Вижу древние годы,
Круг казацкий речист.
Близко площадь Свободы –
В центре главный чекист.
И мечтою всеславный
Взвил коня над рекой,
Как над Белой Юлаев,
Тарас Бульба лихой.
Святослав легконогий,
Днепрогэса творцы.
Вот за эти пороги
Пали наши отцы.
Запорожье со мною,
Словно остров с Днепром.
Мы славянской рекою
Издалека течем.
НА ЦЕЛИНЕ
В шкатулке грамота хранится
За освоенье целины.
Вдруг полыхнет пером жар-птицы,
И годы юные видны.
И двадцати нет за спиною,
Зато душа полным-полна.
Такое солнце надо мною –
Сгорела, словно степь, спина.
Уборка придавила круто,
Но сердцу вольно и легко.
Зерно в любое время суток
Несется Иртышом-рекой.
Целуют в губы, дышат в ухо
Мне атбасарские ветра.
И не годится падать духом,
Хотя мозолям и не рад.
С тех пор чего не видел только.
Но снится, как пришел в отряд,
Как было радостно и горько
Тогда свою вершину брать.
РОДСТВО
Люди моря, я с вами впервые,
Только словно бы знал вас всегда.
Знал бродячие будни морские,
Вдохновенные ваши суда.
Здесь встречаю надежную силу,
Дружелюбье открытое глаз,
Как встречал все на свете красивое,
Счастьем полнясь притом всякий раз.
Не рыбацкой, - но знаю работы
Наслажденье и бешеный лад.
Знаю, как после сотого пота
Мертво, будто убитые, спят.
И не зря поднимает надстройка
Белоствольную гладкую сталь,
Что на лес мой похожа высокий, -
Так березовый в детстве стоял.
На роду мне написано, видно,
В жизни все поверять дорогим,
От взрастившего ввек не отвыкнуть,
Настоящим быть – не показным.
НАД БАМОМ
Памяти А. А. Побожего.
На глазастом, брюхастом МИ-8
Сверлим небо, поющий хрусталь…
Александра Побожего версты –
Вон под нами плывут: магистраль!
В вековечную нежиль забрался,
В край буранов и марей лихих,
Чтоб, как в юности, с любящим братством
Делать Родину краше других.
С замиранием сердца на землю
Александр Алексеич глядит,
Где отважные партии-семьи.
Изыскателя радость в груди!
Безымянные плесы, урманы,
Переходят завал топоры,
И кочуют кострища упрямо…
Мир еще предстоит сотворить!
ГРОЗА В ТЫНДЕ
Палил из пушек гром,
Шумело и горело.
И жуть, и страх.
Притом
В груди и радость пела.
Соседки прибегали.
Волнуясь, речь вели.
Ликуя, пол из плит
Я измерял шагами.
Грозой в кромешной тьме
Всю Тынду освещало:
Времянки,
Кран,
Цемент –
Суровое начало.
Высвечивало падь,
Вершины дальних сопок.
И юности отряд,
И смысл его высокий.
Я думал:
в
жизни сей
Опоры ЛЭП сквозь годы
Не зря идут из Зеи,
Они –
Громоотводы.
КУРИЛЬСКИМ
ОСТРОВАМ
Острова на Тихом океане!
Вслед за Козыревским* я открыл
Ваши стонущие ураганы,
Беспредельность стланиковых сил.
Утром, что казак благословенный,
Первым русским встретил солнца круг.
Прикоснулся к вечности лишений,
Понял труд, не покладавший рук.
Пусть в уютной я теперь квартире –
Думы, обжигая, к вам плывут…
В исторической российской шири
Родственной души увидел путь.
И. К о з ы р е в с к и й –
первооткрыватель Курильских островов.
НА ОКРАИНЕ ХОЛМСКА
И не для нас земля материка.
Е. Лебков.
Лепятся,
Словно гнезда ласточек:
Лестницы,
Избы, мост, сарайчики.
Вороты,
Огороды, кладочки,
Коробы,
Хлевы, палисаднички –
Хрупкие
Перед непогодами
Грубыми,
Сахалински грозными.
Ветр, как вепрь,
Вдруг всю «лепку» выроет?
Или же
Ливень в море выплюнет?
Солнечно
Все ж на сопках: жизненно!
Сонных нет,
Избранных – с капризами.
Донное
Средь холмов осветится…
Вольные
Сердце к сердцу лепится.
НЕЛЕТНАЯ ПОГОДА
Не пробьемся пять дней на Курилы –
Нет погоды. Такая тоска!
Как черно небеса накурили!
Буря бьет – великана рука.
Никому ничего не докажешь.
Все, судьба, прикатили в тупик.
- Не прибили крыло, что ты
скажешь, -
Балагурит безусый шутник.
Не пробьемся пять дней на Курилы –
Нет погоды. Такая тоска!
Нас в порту, словно в банке, закрыли, -
Наша цель далека-далека.
Х Х Х
Тайфуны ломают деревья,
Срывают с креплений мосты,
Но к этому краю доверья
Им не поломать, не снести.
Любимые мной сахалинцы,
Все дети нелегкой земли
Пред мощью стихийною слиться
В единое братство смогли.
Пусть замкнутость.
Север.
Разруха.
Рвет в клочья.
И льет.
И метет.
Однако не падает духом
Надежный народ-патриот.
Не будет вовеки чужою
Земля, где он подвиг вершит.
Не малость – заботой живою
Край дальний, как дратвой, прошит.
УТРО В ХОЛМСКЕ
Тиме
Мальчик и девочка
словно парят -
В школу вприпрыжку.
Их провожая, боготворя,
Ластится Рыжик.
Крошечным холмцам на сопку взлетать
Весело очень.
И – щебетать,
ворковать,
хохотать.
Рыжик хохочет.
С лаем заливистым кинулся на
Встречную свору.
Их «защитил».
И собачья видна
Гордость во взоре.
Даль бесконечная.
Порт и залив.
День занимается.
Мальчика с девочкой жизнь веселит.
Пляшут их ранцы.
Х Х Х
О, величественная картина!
Прут на нерест горбуша, кета,
Проходя сквозь завалы, стремнины,
Мелководье –
в родные места.
Дальше, дальше в верховья пробраться
Их родивших стремительных рек!
Отметаться
и с жизнью растаться,
Долг пред нею свершив,
умереть.
Прут на нерест кета и горбуша,
Плотны стаи, что толпы Москвы.
Мертвых рыбин в воде и на суше,
Как осенней в чащобах листвы.
Из трехлетнего в море похода
На Курилы спешили они…
Счет идет не на долгие годы –
На недели, тревожные дни.
И медведю, и чайкам –
раздолье,
Рыбакам, рыбоводам –
страда.
Удивительно вот что:
Ведь только
Кто тут вывелся, мчится сюда.
Как же, в море давно так скатившись,
Помнят воды родившей реки?..
А ведь будь по-другому,
то их же
Где-нибудь бы исчезли мальки.
Регуляторы в рыбах ли, в людях
Незаметные, но как часы…
В этих реках лосось не убудет,
В том закон всепланетной красы.
РОЗЫ ПЕРСИИ
ВОЗДЕЛАННАЯ ЗЕМЛЯ
Хороша ты, Персия, я знаю.
Сергей ЕСЕНИН.
Мир залит розами и солнцем,
Мир мастеров могуч и чист.
Разор с экрана не смеется
В лицо нахально, как фашист.
Труды на пастбищах и пашнях –
От них на Родине отвык.
Растут подоблачные башни,
Деяний праведных язык.
Течет спокойствие прохожих
На тегеранских площадях,
На Волгу плавную похоже,
Страдой рожденное в цехах.
В стране ковров, дворцов, мечетей
Хожу улыбчив, жизни рад.
В ней с незапамятных столетий,
Творя, творца благодарят.
Х Х Х
Эдуарду Хлысталову
Я – Россия – смотрю на Иран,
Что в соседи создателем дан.
И Евангелие здесь мое:
Да святится его бытие!
Разве можно другого желать
Той стране, где все лучшее – мать?
Где звенят, как наскальный ручей,
Голоса повсеместных детей?
Где и доблесть, и радость – семья,
И от блуда не сходят с ума?
Ну, а ты что сейчас, моя Русь?
Голой шлюхи публичная гнусь.
Не видать, где цвела, ребятни,
Как в мои изначальные дни.
У соседей душой отдохнул,
Духу сильные крылья вернул.
Х
Х Х
От волны каспийской до залива
( Он беде с небес названье дал )
Ни один вождек не “осчастливил”
С настоящим именем нахал.
Все свои, друг другу дорогие,
Мне как люди ясные вполне,
Руку жмут не иноплеменные –
Персияне, соль в родной стране.
Говорим о днях литературы,
Что, как сварка, страны единит,
В главном министерстве - по культуре,
Не в российском: нынче - динамит.
Х Х Х
Злобные, коварные
Дивы “демократии” –
Проамериканские,
Противороссийские…
Этаких иранские
Витязи могучие
Ухватили за уши,
Как Рустам обидчика.
С корнем уши вырвали.
Рев от боли выдавши,
Головы ослиные
Побежали к Западу.
Где вы, наши Муромцы?
Где Христовы воины?
Встаньте, как Аллаховы,
На отродье бесово.
Пусть “колонна пятая”,
Тучей жизнь затмившая,
Изойдет слезищами.
Небосклон очистится.
Х Х Х
“Павлин, павлин, раскрой перья,
Павлин, павлин, раскрой веер!”
Столь к жар-птице этой доверья,
Не обычной, а сказочной веры!
Приключенье в Музее пернатых
Обязательно же случится –
Только громче, дружнее надо
Попросить яркоцветную птицу.
Изумрудно-зеленое, синее
Оперенье – взлетевший праздник.
Изумительно, как красиво!
Столько радостной силы в красках…
“Павлин, павлин, раскрой перья,
Павлин, павлин, раскрой веер!”
…Понимают нас птицы и звери –
В Исфахане с детишками веришь.
ГАДАНИЕ ПО ХАФИЗУ
Мою судьбу, как сам я том Хафиза,
Открыли персы по его строке.
О, божество, ужель тебе так близок,
Что в душу смотришь в дальнем далеке?
Другие говорят: «Не делай это»,
Ответ мой: «Делаю, что я хочу» -
Вещали у надгробия поэта
И не ошиблись, думаю, ничуть.
Да, я такой! Но как мог стать газелью?
И с православной правдою своей?
Видать, пылающие вдохновеньем,
Мой Ширази, бунтарских все кровей.
Свободы духа истинные чада,
Глядим душой, стремимся в небеса.
Поэт поэту говорит, что надо,
Являя суть, – совсем не чудеса.
Х Х Х
«Небо – справедливость», -
Вот иранский дух.
Вера – Град счастливых
Правосудных душ.
«Лишь дела земные, -
Утверждают тут, -
Честью налитые,
В Горний Рай ведут».
Чем не христианский
Принцип мусульман?
В нравственности братской
Корни наших стран.
Мыслью жить не шаткой,
Умножая свет, –
Завещал Кронштадтский,
Как и Магомет.
Встань, собрат убогий,
На духовный путь.
По-персидски с Богом,
Торжествуя, будь.
Х Х Х
Свершим семь подвигов Рустама,
Народ Ирана их свершил.
Он смог – и нам достанет сил,
Устали душеньки от срама.
Чего искать, коль путь соседа -
Испытанный удачей путь?
Лишь Бог отцов вернется в грудь -
Грядет над нечистью победа.
На небесах – не в Думе – право,
Есть право Троицы Святой.
Отсюда – православный строй,
Он Русь в столетиях прославил.
Народы под российским кровом
Единство в духе обретут.
По вере монстрам воздадут -
Ветхозаваетным «русским новым».
Х Х Х
Одной земли послы
В иранском славном мире,
Сюда мы принесли
Привет своих Башкирий
И космоса Сибири.
Мы из страны Толстых,
Гагариных, Джалилей.
Созвездия святых
Нас в путь благословили,
Любовь нести внушили.
Иран, ты видишь сам
По нашей светлой группе,
Что мы, как ты, - ислам
Да с православьем вкупе,
Для нас раздоры – глупость.
Мы испокон веков
Без войн религиозных
Живем в краю отцов.
Идем порой сквозь грозы,
Но лишь дорогой - звездной.
ВОСПОМИНАНИЯ
Сверкнув прощальным взглядом,
Взлетев прощальным вздохом,
Рассеюсь словно дым.
В просторе, тьмой объятом,
Не под гуслярным звоном –
Под ветром воровским.
Христос и я являлись
Пройти тропинки детства,
Терзанья, ложный суд.
Была минутной радость,
Где Русь – мое наследство?
Лишь реки слез текут.
Рос без отца, окрепнул.
Хорош иль плох, сгодился
Отчизне в час лихой.
Иду как всякий бренный,
Ужасная година
Пихает в мир иной.
ИЗ ПРИДНЕСТРОВСКОЙ ТЕТРАДИ
Х Х Х
Мир, единство и прочность –
Чистота ваших душ:
Приднестровских рабочих,
Всех, кто предан труду.
Тем и добрых, и нежных.
Созидатель всегда
Гуманизма безбрежность,
Бытия красота.
Не фиктивный, не дутый,
В упоенье не врет,
Как хапуги-иуды,
Каждый – роющий крот.
Безнаказанной кражей
Весь потрясшие свет…
Взвил Тирасполь отважный
Знамя честных побед…
Мир, единство и прочность –
Умных душ чистота:
Эрудитов, рабочих –
Побратимов труда.
Х Х Х
Пела девочка в Бендерах,
Улицу переходя.
Жизнь приветливо глядела,
Не маячила беда.
Ах, какое встретил счастье
Я в безоблачной душе!
Молодость, мечты всевластье…
Это прошлое уже.
Появились горекраты,
Просто извергоослы.
Лили кровь, палили хаты
В райском уголке Земли.
От разбойничьих налетов
И от жульничьих афер
Выпестованных уродов
Строгим стал блаженный взор.
Нынче песня не девчонка,
Что среди машин плыла, -
Колыбельная ребенку,
Сплав из грусти и тепла.
Х Х Х
Берега днестровские
Силой, светом веяли –
Оттого там счастлив был.
Видел не анархию,
Нигилисток стриженых –
Оттого там счастлив был.
Распря, зверский умысел
Отошли от душеньки –
Оттого там счастлив был.
Встречи и прощания
Искренностью искрились –
Отого все счастлив я.
Х Х Х
Вера в Господа нашего
Иисуса Христа
Да в героя Фокшанского –
Бодрость и лепота.
Побережье днестровское –
Светоч жизни моей.
Отрешился от плоского,
Стал шумней, веселей.
Государственный праздник
Так блистал, величав!
Человечности сказку,
Как ребенка, качал.
Спас ее от безвестья
Пробужденный народ.
Нет опоновцев зверских,
Пуль прервался полет.
Ты твердынею стала
Божьей,
наша земля.
И Суворов немало
Порадел против зла.
Х Х Х
Ненавидеть врагов и друзей обожать
Учит славный простор от Днестра и по Гжать.
Простодушную веру, порывы сердец
Защищать завещали и мать, и отец.
Не сдуреть, не сгубить племя иже себя –
Помним крови наказ, души предков любя.
Плещут волны речные, плывут облака,
В них свобода и вечность, мечта и тоска.
Нет, не станут тюрьмою поля и леса,
Где и радость, и святость, и близких слеза.
В.Фомичев. Лирика.
Продолжение.
Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа
Здесь читайте:
Владимир ФОМИЧЕВ (авторская страница).
|
