   |
| |
№ 12'07 |
Азамат Юлдашбаев |
 |
|
XPOHOCФОРУМ ХРОНОСАНОВОСТИ ХРОНОСА
Русское поле:Бельские просторыМОЛОКОРУССКАЯ ЖИЗНЬПОДЪЕМСЛОВОВЕСТНИК МСПС"ПОЛДЕНЬ"ПОДВИГСИБИРСКИЕ ОГНИОбщество друзей Гайто ГаздановаМемориальная страница Павла ФлоренскогоСтраница Вадима Кожинова
|
Азамат ЮлдашбаевЗэка ЗАКИРЬЯНЗакирьян не стал распрягать лошадь, только ослабил чересседельник, отстегнул удила да бросил ей охапку сена. Бесцельно пройдясь по двору туда-сюда, он несколько раз внимательно оглядел небо — вроде бы, слава Аллаху, дождя не предвидится. Будто решившись на что-то, он не стал делать лишних шагов до строения, которое внук-непоседа, сын младшей дочери, называл «скворечником», а подошел к навесу, справил малую нужду и, с удивлением обнаружив в руке пуговицу от штанов, направился к аласыку — летнему домику. Никогда не веривший в приметы, не поддававшийся суевериям старик в последнее время непонятно с какого перепугу во всем видел какой-то потаенный смысл... Подойдя к своей старухе, вышедшей на крыльцо и сапогом раздувающей самовар, он тихо, будто про себя, буркнул: — Ты, мать, поторапливайся, что ли... Жажда одолела. — У меня все готово, — быстро откликнулась старуха. — Проходи, садись... Сейчас самовар закипит... Продолжая бурчать, старик прошел в аласык, не заботясь о том, слышит его старуха или нет. — Попью чайку и обратно, а то вдруг опять польет, — говорил он. — Только-только разворошил сено. Ладно, проветрится пару часов, можно будет сгребать. А Шарифа и в самом деле его не слышала. Она не успела подготовиться к возвращению старика. Приболела было с утра, прилегла чуток. Старуха, изо всех сил стараясь ходить бойчее, насколько это было возможно в ее годы, собрала на стол, покуда старик ничего не заметил. А ведь его хлебом не корми, дай побурчать по поводу и без; сейчас заноет, что разлеглась в такой день. Закирьян — видно, в самом деле жажда его одолела — молча выпил одну за другой две пиалы чаю и лишь потом пробурчал: — Радио не слушала? Что там с погодой? Нынче трава хорошо уродилась, главное, собрать толково, поставить… — Нет, не знаю, не слышала… — машинально откликнулась старуха и встрепенулась: — Ты почему картошку-то не ешь? Уж сколько лет живут они поживают вместе, да все равно одной мысли о том, что вот сейчас он придет, у старухи начинает колотиться сердце. Она засуетилась с иноватым лицом, дрожащими руками стала придвигать поближе чашку, тарелки: — Придется, наверное, зарезать барана. А то каждый раз мучаюсь, что к твоему приезду приготовить… — Того, которого корова боднула, не выпускай завтра в стадо. Вроде поднабрался жирку. В сенокос без мяса никак… — И к приезду хорошо будет… Про детей говорю… Скосят большую поляну, позвоним. Небось хоть на чай найдут время. Поняв, что старик на третьей чашке не остановится, старуха потянулась было добавить заварки в аккуратный чайничек, как вдруг, приметив что-то на улице, согнулась у окошка. — Что там? Лошадь отвязалась, что ли? — Лошадь-то на месте… — глянул старик зорким еще глазом. — Вроде как машина остановилась. Может, кто из детей? — Откуда, сегодня только вторник. Раньше субботы не жди. Приглядевшись, старуха негромко вскрикнула: — Ах, ах, милиционер, что ли… Не успели старики опомниться, как в низеньком дверном проеме летнего домика показался человек в форме. Ссутулившись в дверях, еще не перешагнув через порог, он поздоровался: — Здоровы ли, Закирьян-агай? Как поживаете, Шарифа-апай? — Ба, да это никак сын Хайбуллы? — Он самый, Закирьян-агай… — С нашим Муниром учился? Хотя вопрос был адресован старухе, человек в форме отозвался сам: — С Муниром вашим учился мой брат, мы с Сарией одногодки… — Точно, точно… Родились в год, когда мы островок с Китаем поделить не могли… — Давай, проходи, не стой там у порога… Как раз к чаю подошел — хвалишь нас, видно… Милиционер, стащив с головы фуражку, достал платок, вытер облысевший раньше времени лоб, сказал: — Ну что же, чайку-то всегда можно, — и прошел за стол. — Как твой отец, сынок? — придвинулся к нему старик. — Слава Аллаху, здоров, вашими молитвами, Закирьян-агай. Вот только мать лежит. — Да… Давно уже не встаёт… Отец сенокос еще не начал? — Нет еще, подумывает после этой пятницы. Неспешно выпили чаю. Хотя участковый отвечал как положено, старику показалось, что на сердце у него неспокойно. Похоже, сын Хайбуллы собирается с духом и никак не может что-то сказать — беспрестанно вытирает пот со лба, посматривает на часы. Его нервозность передалась и Закирьяну. Помаявшись чуток, старик не выдержал: — Ты, сынок, по делу, что ли, какому зашел? — По службе, Закирьян-агай, сегодня … — с каким-то облегчением сказал участковый. — А что за служба такая? — За тобой вот приехал… — Печь выложить, что ли? Не обессудь, смогу только после сенокоса. — Нет… Велели отвезти тебя в райотдел… — Ах, ах, в какой такой отдел? — встрепенулась старуха. — Придется, наверное, посидеть, отдохнуть там… немножко. — Что-то я никак не уразумею, сынок… В тюрьму, что ли? — Сохрани Аллах! Типун тебе на язык, что ты такое говоришь… — Старуха испуганно поплевала через плечо. — Выходит, что так. Я, конечно, понимаю, Закирьян-агай...Только, пожалуйста, и меня поймите… — Да…да… С чего бы это? Грехов за собой вроде как не припомню … — Было дело… Весной, когда я в отпуске был… К вам приходил незнакомый милиционер? — Ах ты боже мой, приходил, помню… Это когда с картошкой управились, я, дурень, хлебнул лишку шайтанова пойла. Вот бес и попутал меня: кулаками стал размахивать… И в самом деле, старик вспомнил, как взбеленился — увидал, что его старуха, вышедшая встречать стадо, разговаривает со стариком Барыем. — Апай, оказывается, тогда сообщила в сельсовет… Старуха не дала ему договорить: — Скажешь тоже, с чего это я пойду жаловаться на отца своих детей… Да в жизни такого не было… Если каждый раз в сельсовет бегать… Будто у меня дел других нет… Это вон та растрепа, соседского учителя жена, побежала тогда… — Что у вас там было, не знаю. Видать, парень, который заместо меня оставался, взял да и составил протокол. Молодой ведь, совсем еще несмышленый… А раз попало на бумагу, обратного ходу нет — решение вынесли: выплатить штраф. Эх, сразу бы уплатили эти несчастные сто рублей, и дело с концом. — Постой-ка, сынок. Да откуда ж мне было знать, что надо заплатить?.. Старуха, до того молча теребившая подол платья, осторожно кашлянула. Привыкший распознавать каждое ее движение, старик медленно повернулся к ней: — Что?.. Было что-то? — Было, да… Как-то, не помню уже когда, девчушка из сельсовета, как ее там?... Имя запамятовала… Она прибегала… — И?.. — Разузнала у нее, что это за бумажка, испугалась, что опять взбесишься… сожгла в печке… — Ай, Аллах… Невтерпеж было меня в тюрьму посадить… — Закирьян-агай, ты уж поторопись… Из района машину прислали… — Привставший с места участковый инспектор, вертя в руках фуражку, повернулся к старухе. — Спасибо, апай, чай был очень вкусный. — Сейчас. Сейчас… — старик со словами «аминь, Аллаху акбар…» сдвинулся с места. — Одежду, наверное, сменить надо… Ах ты боже мой, срам-то какой… На старости лет… Давай, собирай вещи, провожай своего старика в тюрьму… Старуха, понурившись, вышла следом, и оба скрылись в доме. Медлить не стали, вскоре старик в костюме стоял на крыльце. За ним показалась запыхавшаяся старуха. — На, медаль свою не забудь… Пусть все видят, как измываются над честным человеком… — приговаривая себе под нос, старуха дрожащими пальцами стала прицеплять на грудь своему старику медаль… Участковый инспектор с интересом подошел ближе. И тут же громко захохотал, перепугав обоих. — Что случилось?.. А?.. Нельзя с нею, да? — Можно-то оно можно… Но только со своей… — Ты что, думаешь, это мне дед с первой германской привез?.. — В голосе старика зазвенел гнев… — Да нет… Закирьян-агай, это же старухи твоей… Вон, написано «Материнская слава»… Старуха совсем растерялась: — Ай, Аллах… Глаза не видят… Давай сейчас твои вынесу… Сейчас… Сейчас… — Не надо… — Закирьян окончательно разобиделся. — Распряги лошадь, заведешь в сарай. Не выводи, потеряется еще. Будешь давать сена и воды, ничего с ней не случится. Небось долго держать не будут. — Погодите, я быстренько еды соберу… — Не надо, апай, там кормят. Наверняка ненадолго… Дня через два вернется… — Боже мой, как это два дня… — Сынок, вот только просьба у меня к тебе одна… — обернулся к участковому старик. — Давай… — Я в твою машину не сяду, вдруг соседи увидят… Лучше прямиком отсюда, по задам выйду на большую дорогу. Там подождешь. — Закирьян-агай, уж не собрался ли ты в бега? — Не бойся, вышел я из того возраста, чтобы в прятки с властью играть… Участковый, поиграв желваками, постоял, подумал и вышел на улицу, а старик и старуха, семенящая уткой в двух шагах сзади — шмыгнули к калитке у сарая, что вела к трассе.… В райотделе милиции старика, видимо, ждали: без промедления заполнили бумаги, забрали документы и, проформы ради проверив карманы, отвели в холодный подвал, освещенный тусклыми желтыми лампочками. Открыли взвизгнувшую железную дверь, завели в камеру. Закирьян, до самого конца думавший, что все это глупая шутка, что быстро разберутся и немедля отправят его домой, ошарашенно стоял на месте с узелком в руке. В камере было душно, и какая-то непонятная вонь шибанула в нос. Окон нет. Три лежанки в ряд. Две из них пусты, справа кто-то лежит. Повернув голову, человек смерил старика взглядом и только потом приподнялся: — Проходи, старик! Случаем, курева не припрятал? А то уши в трубочку сворачиваются. Старик молча покачал головой и сел на лежанку слева. Боже мой, вот оно как, живешь себе, живешь, косишь сено, и когда уже было собрался в вечный приют, вдруг садись в тюрьму. Что поделаешь, как говорится, что на роду написано, того не миновать, никуда не денешься. Посидел старик, глядя на окружающее словно бы сквозь смутную пелену, потом осторожно снял ботинки, засунул их аккуратно под нары, лег, подложив под голову так же аккуратно свернутый пиджак. Так лежал он и смотрел на потолок. Опавшая местами штукатурка и желтые пятна делали потолок похожим на залатанную простыню. Сосед-здоровяк, словно играя на нервах, принялся шататься по камере, несколько раз пытался завязать разговор. Но Закирьян не поддался. Не пошевелился и тогда, когда из маленького окошка в двери еду подали. Лишь перед сном под конвоем сходил на пару с соседом нужду справить. Неведомо сколько времени лежал он ни жив ни мертв, покуда шум в коридоре не вернул его в этот мир. С натугой открылась дверь, кого-то силой втолкнули в камеру. Тот вроде все еще не хочет сдаваться — что-то выкрикивает, размахивает руками, в общем, буянит. Вот принялся биться в запертую за ним дверь. — Салавата заточили в темницу!!! Вы все рабы… Рабы сидят в вас… Холуи императрицы… Выпустите, выпустите меня… Снимите оковы… Салавата-батыра ждут великие дела… Наконец, не дождавшись ответа, ночной гость пьяно повернулся к сокамерникам: — Эй.. Чего испугались, жалкие трусы?.. Где ваши сабли и копья?.. Там — битва … Враги заполонили землю… Народ ждет, народ! А вы?.. Старик, слыхавший о страшных тюремных историях, лежал не шевелясь, не дыша — лишь бы к нему не пристал этот буян. Кто знает, сколько бы горланил бунтарь, но тут здоровяк не выдержал и вполголоса упомянув какую-то мать, подал голос: — Эй, народный мститель, если сейчас же не заткнешь глотку, завтра будешь смотреть на мир одним глазом… Повторить? Услышав раскаты зычного голоса и разглядев габариты его источника, новичок попритих. Прервав пламенную речь, он, не раздеваясь, рухнул на пустые нары. Полежал какое-то время, еще бормоча что-то себе под нос, и вскоре захрапел. Старик еле дождался рассвета. К завтраку даже не притронулся. Хлебнул только чаю… Днем, впервые с той поры, как попал сюда, заговорил — спросил у задержанного ночью парня, который вздыхал, обхватив голову. — Сынок, ты ночью все кричал — Салават да Салават… Что это было? — Помешался, наверное, малость… Я в спектакле играю… В нашем народном театре… Вчера премьера была… Уф, голова трещит… Потом, как водится, обмыли… Лишнего хватили, видать… Раз сюда попал… А может, наоборот, не хватило чуть-чуть. Там же, на месте вырубился бы, и все дела. — Сам говоришь, будто Салавата Юлаева1 нашего играешь, а сам чисто пропойца Рафаил из соседней деревни… — Эх, агай, не Салавата я играю… Всего-то одного из солдат царских… Кто мне с такой-то фигурой Салавата играть доверит? Видишь, тело, как брат у меня говорит, что твой велосипед — одна рама, и только. — Вот и я удивился… — Старик, я-то ладно, пару раз в год ночую в этой кутузке, а тебя за что закрыли?.. В разговор вмешался здоровяк, умявший кашу Закирьяна и теперь принявшийся за порцию новичка: — Небось у соседа овцу украл и зарезал… Или соседку молодую в бане подсматривал…
——————————— 1 Салават Юлаев — башкирский национальный герой.
Старик вскинулся, но ответил не сразу. — Эх, сынки… Кто бы подумал, что на старости лет сюда попаду… Перед людьми стыдно… Семерых детей выучил, ни разу к директору школы не вызвали… Лежи теперь здесь… Позор какой, хоть под землю провались… Осиливший три порции здоровяк, сыто крякнув, осклабился: — Ладно уж, старик, не переживай… Кстати, небось ты из верных сынов Ленина и Сталина? — Как же… Верил когда-то… Ленина не знаю, не застал, а вот Сталин был сила… При нем был порядок. Теперешние царьки против него как мальчишки голозадые… — Знаешь, наверняка — оба вождя тоже сидели когда-то… Вот и говорю, не мучай себя… Не ты первый… Хотя бы на старости лет повторяешь их славный путь, старый зэк. Теперь ты у себя в деревне «авторитетом» будешь. Посмеялись. Здоровяк раскатисто ржал хриплым прокуренным басом, показывая крупные, как у лошади, зубы; артист хихикал тоненьким голоском, не открывая рта. Закирьяну было не до смеха — вспомнились развороченные вчера покосы. Пропадет сено, как пить дать пропадет… Артист, оказывается, не забыл про свой вопрос: — Ты, агай, так и не сказал, за что срок дали? — За то, что не заплатил сто рублей штрафу. — Иди ты!.. — удивились сокамерники. Привязались к нему: расскажи… Старику не оставалось ничего другого, как выложить все как было. Посмеялись еще раз. Здоровяк похвалил старика: — Уважаю! Если и в эти годы бабку гоняешь… Артист поцокал языком: — Вот тебе на! Вот тебе и правовое государство… В стране крадут миллионами; целые заводы, колхозы-совхозы в чужие карманы уходят — никто ничего не видит и не слышит… А какого-то старика, который еле ноги переставляет, из-за ста рублей закрыли… У старика свои заботы: — Как там, на воле, дождя не было? Еле высушил сено, эх, пропадет… — Вот она, старая гвардия: сам в темнице лежит, а всё о хозяйстве печется. Смотри и бери пример, салага, — весомо сказал здоровяк. — А то артист, понимаешь, нашел себе дело — ходить с деревянным ружьем, в солдатики царицы играть… Со скрежетом открылась дверь, заглушив оправдания артиста. В проеме двери показалась голова милиционера в фуражке: — Старик, выходи. К тебе гости. — Ах, ах… Кто бы это мог быть?.. Упаси Аллах, если кто из детей прослышал. Открыв правую дверцу в самом конце коридора, его провели в маленькую комнатку рядом с дежуркой. У стола, испуганно обняв увесистый узелок, сидела его старуха… — Ты? Каким ветром… — С утра в сельсовет ходила. Ничего путного не сказали. Тогда решилась сюда... — Ну ты даешь! Как это решилась, одна?! — старик и вправду был поражен: Шарифа одна даже в клуб на выборы не ходила. — Что поделаешь, решилась, и все тут. Пошла прямиком к главе... Пошла, ах-ах, что тут такого? Лошадь взаперти, сено лежит несобранное, сам тут маешься. Не пустили... Простояла у входа, подождала... К обеду только вышел, я и остановила, объяснила. Вроде человек хороший, хоть и большой начальник. Выслушал. Посмеялся, достал из кармана ту маленькую штучку, позвонил, с кем-то поговорил... Не волнуйся, говорит, апай, завтра выпустят... Потом зачем-то назвал меня декабрьской женой. Старая, знаю, но зачем обзываться-то?.. — Декабристкой назвал, наверное... — Не знаю, может, и так. Все равно, какая разница, обзываться — некрасиво. Почему не майская, не апрельская? Что поделаешь, сказала спасибо. Глава ведь, у него сила. Вот, поесть тебе принесла... Приговаривая, Шарифа развязала узелок, выстроила в рядок вареную курицу, хлеб, огурцы, помидоры. Со вчерашнего дня не евший старик потянулся к желанной еде, привычным движением ловко выдернул куриную ножку. Что ни говори, нет мяса лучше курятины. До конины, конечно, не дотягивает, да с тех пор, как променяли кобылу на коня, пришлось о ней позабыть. Да и зубы начали подводить с недавних пор. — А кого попросила-то зарезать? — Да кого уж... Из мужиков никого нет, все на сенокосе... — Сама, что ли, решилась? — Да нет… Боже упаси… К Барыю зашла… Челюсти старика, только что начавшего оживленно жевать, резко замедлили скорость, потом и вовсе остановились: — К Барыю, говоришь… Закирьян положил ножку обратно на стол. Старуха только тут догадалась, что опять дала промашку, сболтнула лишнее. Ну вот, опять… всю жизнь не могла догадаться прежде подумать, а потом уже говорить. — Отец, да ведь… Не к кому было идти… — Всё Барый у тебя на уме… Так и не можете позабыть друг дружку… Небось не успели меня забрать, побежала на чай звать… — Да ладно тебе, отец… — Ладно, говоришь… Ох, извелся же я с вами обоими… Если бы не этот твой Барый, я б не взбесился тогда и не сидел бы теперь здесь… — О, Аллах, сколько лет прошло, а все придираешься… Что пила ржавая, всю жизнь душу мне пилишь, — старуха кончиком платка вытерла слезу. Старик отодвинул чашу с курятиной подальше. — Ну спасибочки, ежели угостить хотела, то хватит. — О, Аллах, и зачем я только зашла к этому Барыю… Не к кому больше было… Что за напасть, ладно раньше по молодости ревновал, а теперь-то зачем мучить? Еле ноги передвигаю, задницу свою кое-как волочу. При виде ее рук, дрожащих как осиновые листья на ветру, старик немного смягчился, заговорил о другом, хотя в его голосе все еще чувствовалась жесткость: — Сена-то лошади положила? Поить не забываешь? Смотри там, как бы не убежала… Детям не сообщила, надеюсь? — Да нет… Зачем их расстраивать… У них и без того хлопот выше крыши. — Ладно, в деревне тоже не рассказывай. А еду эту, коли принесла, обратно не понесешь, заверни, я тутошних парней угощу… Шарифа ловко завернула и передала старику узелок. — И как же ты теперь домой доберешься? — Я с сыном Мирфаиза приехала. Помнишь, который давеча машину-то купил. Оказывается, сейчас народ в район возит… Сказал, возле милиции меня подождет. — Ладно, иди… За лошадью присмотри там… Перед уходом старуха, все еще побаиваясь старика, не забыла напомнить, чтобы забрал потом полотенце, хотя бы в карман запихнул. Парни из камеры не могли нарадоваться гостинцам — то-то праздник душе, особенно для здоровяка. Однако начатую ножку старик никому не отдал, потихоньку обглодал сам — не помирать же ему с голоду оттого, что курицу резал Барый. Надо же как-то провести здесь еще одну ночь. А она снова прошла без сна. Лежавший на голых нарах в полутемной вонючей камере старый зэка пытался представить себе, как старуха осмелилась пойти к главе района, потом почему-то мучился, припоминая ее подрагивающие руки. В эту ночь впервые в жизни в его сердце шевельнулась жалость. Назавтра, уже после обеда, ровно через двое суток, старика выпустили на свободу. Прищурив один глаз, он посмотрел высоко в небо, потом постоял, оглядываясь по сторонам, пару раз глубоко вдохнул воздух — аж голова закружилась, и, повесив на левый локоть пиджак, послуживший ему подушкой, надев отряхнутую о колено кепку, Закирьян пошел из райцентра в сторону своей деревни. Не стал он сворачивать к большой дороге, пошел по проселочной, прямо через луг. Отшагав двадцать семь километров, дошел до горы, что нависла над деревней. Закирьян присел на камень, осмотрелся. Тени растущих внизу деревьев успели удлиниться. Потому не стал он долго рассиживаться, вскоре двинулся дальше. Но не домой пошел зэка Закирьян, на покос лежал его путь. Сено ждать не станет.
* Перевод Айдара Хусаинова и Гузель Байгутлиной.
Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
|
|
|
|
© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2007Главный редактор - Горюхин Ю. А. Редакционная коллегия: Баимов Р. Н., Бикбаев Р. Т., Евсеева С. В., Карпухин И. Е., Паль Р. В., Сулейманов А. М., Фенин А. Л., Филиппов А. П., Фролов И. А., Хрулев В. И., Чарковский В. В., Чураева С. Р., Шафиков Г. Г., Якупова М. М. Редакция Приемная - Иванова н. н. (347) 277-79-76 Заместители главного редактора: Чарковский В. В. (347) 223-64-01 Чураева С. Р. (347) 223-64-01 Ответственный секретарь - Фролов И. А. (347) 223-91-69 Отдел поэзии - Грахов Н. Л. (347) 223-91-69 Отдел прозы - Фаттахутдинова М. С.(347) 223-91-69 Отдел публицистики: Чечуха А. Л. (347) 223-64-01 Коваль Ю. Н. (347) 223-64-01 Технический редактор - Иргалина Р. С. (347) 223-91-69 Корректоры: Казимова Т. А. Тимофеева Н. А. (347) 277-79-76
Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru WEB-редактор Вячеслав Румянцев
|
