   |
| |
Олег Глушкин |
|
|
© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ" |
XPOHOC"РУССКАЯ ЖИЗНЬ""МОЛОКО"СЛАВЯНСТВО"ПОДЪЕМ""БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"ЖУРНАЛ "СЛОВО""ВЕСТНИК МСПС""ПОЛДЕНЬ""ПОДВИГ""СИБИРСКИЕ ОГНИ"РОМАН-ГАЗЕТАГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКАПАМПАСЫ |
Олег ГЛУШКИНВЕНЧАНИЕИсторический роман нашего постоянного автора и члена редколлегии журнала Олега Глушкина «Парк живых и мертвых» соединяет прошлое и современность. Поиск своих корней приводит героев повествования в Кенигсберг начала XVIII века, где русский врач Яков Счедрин – основной герой повествования борется с эпидемией чумы. Среди действующих лиц романа, как вымышленные, так и исторические персонажи. Роль личности в истории, теория воскрешения отцов философа Николая Федорова, сохранение зеленого наряда города и другие проблемы вплетены в напряженную ткань повествования. Роман включен в число номинантов на премию «Большая книга». Мы представляем главу из этого романа. Измученный моровым поветрием Кенигсберг задыхался в горячечном сне. Осенний дождь не остужал жар тел. Чумной барак стонал и вздрагивал, словно загнанный в яму медведь. В эту ночь ни один врач не смягчил страданий обреченных. Два дня назад исчез последний уцелевший доктор. Это был Якоб Счедрин. И зараженный чумой бургомистр, не умеющий терпеливо переносить страдания и призывавший смерть для избавления от них, на рассвете нашел силы, чтобы встать и доползти до порога. Он не хотел умирать в духоте, в запахах гноя и людских испражнений. Молчаливый стражник у входа в барак ничего не сказал ему и не преградил путь алебардой. - Солдат, - обратился к нему бургомистр, - где Якоб? Где этот русский всезнающий лекарь? Похоже, он сбежал от нас, опасаясь за собственную жизнь. Сбежал сам и увел санитаров. И он думает, что спасется! Господь видит все – и те, кто думают, что ускользнули от гнева его, в аду испытают муки, ниспосланные нам! Бургомистр сделал несколько шагов и упал. Дождь омывал его искаженное болью лицо. Он понял, что теперь уже никто не придет ему на помощь. Это ведь он сам приказал оградить чумные бараки, никого не впускать и не выпускать, стрелять в беглецов без предупреждения. Сегодня и выстрелить некому. Одна пуля – и конец мучениям. Он знал, что только русский доктор мог остановить чуму, русский доктор с его колдовскими снадобьями. Якоб, прохрипел бургомистр, в дождевую хмарь, нависшую над умирающем городом. Никто не отозвался. Тот, которого он звал, ничем уже не мог помочь. Он сам был на краю гибели. В этот утренний час, в сырой глинистой яме, измученный бессонной ночью, он смотрел вверх на светлеющее пространство далекого неба и молил Господа сохранить жизнь хотя бы возлюбленной. О себе он уже не думал. Прошлой ночью его пытались убить такие же, как и он, обреченные. Потом он сам, едва не стал убийцей, надо же было защищать себя. На рассвете им бросили веревочную лестницу, и те двое соузников, которые замышляли коварное изничтожение русского царя, первыми бросились к ней, и полезли вверх, отталкивая друг друга. А когда настала его очередь и он ухватился за веревки, наверху резко рванули лестницу. «Что вы делаете! Это они замышляли покушение на жизнь царя. Они!» Вверху в отверстии показалась бородатая голова, и раздался смех. «Радуйся, что остался! Этих двоих мы сегодня вздернем на виселице!» Веревочная лестница мелькнула вверху и исчезла. Вниз полетела краюха хлеба. Первая пища за три дня. Он набросился на нее, хотя понимал, что надо есть понемногу. Но голод выбивает все знания из человека, выбивает все человеческое. Голод и пытки. Его соузников, конечно же, будут пытать перед тем, как сдавить петлей. Они будут все сворачивать на него. Но и выдадут третьего, который сейчас добрался до Рагнита. Надо было сообщить все, что знал о том, третьем. Но напрасно он кричал, расходуя последние силы, никого не волновали его крики. Никогда бы не подумал, что так закончатся его дни. Поддался на уговоры Ивана, стражника узнавшего о заговоре против Петра, но только ли ради спасения царя рискнул прорвать карантинную цепь. В Рагните жила Гретхен, последняя была возможность передать ей деньги и письмо. Как они не умели раньше ценить отпущенные Господом дни! Почему не обвенчались? Теперь она родит сына, безвестного, родит без отца, и все почтенные ее соседи, и все рагнитские родные и друзья отвернутся от нее. Лишь венчальное кольцо с вырезанным на нем своим именем, которое он успел передать раньше, как знак того, что свадьба произойдет, как знак жизни, будет служить немым свидетельством. Ведь не вечен же ниспосланный на Кенигсберг мор! Но теперь он не увидит освобождения от морового поветрия. И не увидит своего сына! Сумеет ли Гретхен поднять его на ноги? Яков опустился на мокрую землю, на дне ямы скопилась вода. Он с трудом отыскал полусухой бугорок. Отчаяние охватило его. Всегда умевший принимать единственно правильное решение, теперь он не видел никакого выхода. Оставалось только вновь обратиться мыслями к прожитой жизни, которая была отдана медицине и в которой самым светлыми и яркими были воспоминания о Гретхен. Сколько времени они потеряли, соблюдая так называемые правила приличия. Сначала был жив муж Гретхен, умный и добрый профессор Иоханнес, и можно ли было обмануть учителя, и тянулись годы, когда оставалось только в мыслях обладать той, что владела сердцем и всеми его помыслами. И в доме Иоханнеса надо было отводить свой взгляд от ее искрящихся глаз, стараться не смотреть на соблазнительный изгиб ее бедер, и за эту верность учителю получить от него благословение, когда умирающий он соединил их руки и умолял не бросать друг друга. Да разве мог он, Яков, бросить Гретхен, время останавливалось, когда он смотрел в ее глаза. Она раскрыла перед ним не только душу, но и всю сладкую прелесть любви. Она – само совершенство! И теперь в свой предсмертный час можно признаться самому себе, что это она держала его в иноземной стороне, что он не мог покинуть ее. Возвращение было неизбежно. Но только вместе с Гретхен… Хотелось верить, что сейчас Иван, стражник, узнавший о заговоре против царя, добрался до Рагнита и не только предупредил Петра I, но и передал письмо и деньги Гретхен. Счастливый, он видел ее! И если есть милость божья, то хотя бы на мгновение пусть дано будет увидеть возлюбленную… Наверху обозначился светлый круг неба, прекратилось шуршание дождя и невидимое солнце начало обогревать землю. Но тепло не доходило в глубокую яму. Сырость и холод проникали в каждую мышцу. Он понимал, что надо двигаться, надо не упустить дневное тепло, сейчас, когда солнце по его расчетам достигло зенита, хоть немного его теплоты достигнет дна ямы. Незаметно он задремал. И во сне тепло пришло к нему, и во сне он обнимал Гретхен, ее нежное горячее тело. «Любимый, - явственно слышался ее завораживающий голос, - мы никогда не расстанемся. Нет на земле таких сил, чтобы разлучили нас! Смерть она ведь тоже не разъединяет, она навечно соединяет души! Мы продлимся в сыне, а он в своих сыновьях. Они все будут похожи на тебя, золотоволосые, умные, они будут излечивать людей… Из этого сладкого сна его вырвали грубые окрики. Он неохотно открыл глаза, увидел спускаемую в яму веревочную лестницу – и понял, пришел его черед. Он медленно перебирал веревки лестницы, медленно ставил ногу на очередную перекладину. Он поднимался вверх и солнечный свет становился все ярче, он не знал, что принесет ему выход на поверхность - смерть или освобождение. Но любой вариант был лучше тягостного сидения в засасывающей глине. Наконец он достиг выхода, руки протянулись навстречу ему, но он нашел силы, сам ухватился за край ямы, налег грудью и вытащил свое тело наверх. И еще он сумел подняться с колен. Солнце слепило глаза. Он вдохнул полной грудью свежий осенний воздух и распрямил плечи. Теперь он был готов к любому исходу. К нему подошел стражник в плаще, лицо его показалось Якову знакомым, поначалу подумал – уж не Кузьма ли это, но когда стражник приблизился вплотную, понял, что это, увы, совершенно незнакомый человек. Судя по тому, как два других стражника обращались к нему, это был самый главный начальствующий над охраной. И не окрики услышал Яков, а извинения. Он протер глаза – уж не продолжение ли это счастливого сна. Распрямил плечи, словно хотел окончательно стряхнуть с себя тяжесть бессонной ночи. Ни слова упрека, все бывает в жизни. Его привели в сторожевой дом и он, все еще не верящий в свое освобождение, пил горячий чай и ел пирог с мясом. И объяснил начальствующий над стражей - не могли они предполагать, что всеми уважаемый врач Якоб будет прорываться через заслон карантина, но теперь они поняли, что русский врач стремился остеречь от злоумышленников своего царя. И что может не беспокоиться Якоб – злодеи повешены. И раскрыты их козни, ибо не выдержали они каленого железа и во всем повинились. И еще сказал он: «Не держите на нас зла и не судите строго, мы ведь тоже рискуем своей жизнью, когда задерживаем беглецов, были случаи и заражения чумой и смерть от этой страшной язвы. Там на расстоянии ста шагов от нас есть другая охранная цепь, но там другие стражники, для которых общение с зараженными исключено. Так вот, к этим стражникам пришла вчера знатная женщина из Рагнита и все рассказала про вас. Это очень красивая и бесстрашная женщина и счастье тому, кому отдала она свою любовь!» Яков вскочил со стула, воскликнул: «И вы сразу не сказали о ней!» «Нет, мы должны сначала привести вас в надлежащий вид, обмыть, одеть и потом представить вашей спасительнице!» Радость подступила комом к горлу, Яков не мог остановить слез. Гретхен здесь, где-то рядом! Он увидит ее! Господь услышал его молитвы. И тут же понял – встречаться нельзя, он не может гарантировать того, что чума не проникла в его тело. Есть скрытый период заражения. И он стал объяснять, что сам опасен для других, и даже среди стражников ему нельзя находиться. И тогда, покручивая длинный ус, старший стражник сказал ему о том, что за них он может не беспокоиться, каждый день они все обтираются уксусом и в любую погоду ныряют в находящееся поблизости озеро. И что конечно, они не имеют права допустить сюда женщину из Рагнита, потому что если она придет сюда, то по установленным правилам ее нельзя выпускать, она станет узницей карантина. И потому решено, что он, Яков, и его освободительница увидятся на расстоянии. И пока солнце еще не село, надо спешить. Несколько ведер воды вылили на Якова, обнаженный он не чувствовал холода, потом его обтирали уксусом и обряжали в сухие одежды. Ему казалось, что все слишком медлительны, и он торопился сам и торопил постоянно их. Было еще светло, когда его подвели к разделительному ограждению, это был низкий заборчик из сухих веток. Он не мог служить препятствием для беглецов, а был просто той запретной чертой, которую не дано было переступить жителям зараженного города. Здесь же, по ту сторону, где в расстоянии ста шагов от этого заборчика был подобный же, только несколько выше, была проложена широкая доска, на которой стояли медные чаши. Именно при помощи этих чаш и велась здесь торговля, понял Яков. В чаши с уксусом клали талеры и письма для передачи на ту сторону, а потом бичевой перетаскивали чаши по доске. Яков подошел вплотную к заборчику и застыл. Все в нем онемело от нахлынувшего счастья. Он увидел Гретхен, она шла к нему навстречу своей легкой походкой. И казалось, она плывет над травами, над поднимающемся от земли редким туманом, над всей этой землей, переполненной страданиями. Она почти летела к нему и вдруг замерла, словно наткнулась на невидимую преграду. Подле нее остановились стражники со скрещенными алебардами. Между алебардами Яков хорошо мог различить волну светлых волос ниспадающую на плечи, нежные руки, тянущиеся к нему. Он первым выкрикнул ее имя. И потом воскликнул; «Я счастлив и теперь мне ничего не страшно!» Она отозвалась: « Мы должны быть вместе, я не выдержу, если потеряю тебя!» Ему стали объяснять, что Гретхен договорилась со своим начальником стражи о том, что Яков может перейти запретную черту, пройти карантин и не возвращаться в гибельный Кенигсберг. Сказать «нет» почти не было сил, но может ли он, врач, нарушив все запреты, обрести свое счастье. По затянувшейся паузе Гретхен поняла, что сейчас в этой почти зримой вечерней тишине решается их судьба, и что, как бы не поступил возлюбленный, она примет и поймет его решение. И когда она увидела, как Яков смущенно разводит руками, она потянула за бечевку, и медная чаша заскользила по доске в ее сторону. Потом уже Яков тянул эту чашу к себе. Он ожидал увидеть там письмо, но на дне чаши в уксусе разглядел золотое кольцо. Его кольнула обида – неужели Гретхен решила вернуть обручальное кольцо?! Он вертел кольцо в руках, еще бы мгновение и он отбросил бы его в траву. Но в это время он услышал голос Гретхен. Как он мог только подумать такое. «Посмотри на внутреннюю часть кольца!» - просила она. Он поднес кольцо к глазам, внутри ясно была видна надпись - ее имя! Он мысленно обругал себя. Конечно, их любовь нерушима. Это было другое обручальное кольцо, потому что на том, которое он преподнес ей, было выбито его имя. И он понял, почему она настаивала на его переходе. Она ведь подготовилась к венчанию. Теперь она стояла несколько боком к нему, и он заметил, как округлился у нее живот. Ему захотелось прильнуть к ней, положить руку на ее живот, чтобы услышать биение зарождающей жизни. Он надел кольцо на безымянный палец правой руки. Вдали он услышал, как бьет колокол, а может быть, это просто звенело в его ушах. Но потом он явственно различил, как провозглашал густым басом некто невидимый на чистом русском языке: «Господи, Боже наш, славен и честен, венчай младых возлюбленных наших вступающих в брак. И да будет союз их вечен и неколебим…» Яков сквозь слезы радости увидел, как там вдали, тот, кого он принял за стражника, пел молитву на немецком языке, и был он вовсе не стражник, потому что слишком длинны были полы его плаща, и была его длинная борода абсолютно седой… В Кенигсберге в чумном бараке, где прощался с жизнью последний бургомистр Альтштадта, никто уже не зажигал на ночь светильники. Изредка издавемые стоны и просьбы о последнем глотке воды повисали в безответной темноте. И вдруг от двери по направлению к полатям, на которых лежал бургомистр, двинулся огонек масляной лампады. Человек, сохранившей силы и избежавший морового поветрия, обходил ряды коек. Когда он склонился над умирающим бургомистром и протянул ему кружку с водой, тот привстал, вгляделся в его лицо и почти выкрикнул: «Я знал, что ты вернешься, Якоб!..»
Вы можете высказать свое суждение об этом материале в |
© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ" |
|
|
WEB-редактор Вячеслав Румянцев |
