|
|
Аркадий РОВНЕР
ИСТОК ПРЕДВЕЧНЫХ РЕК
***
Во мне сидит язык как штопор в пробке
во мне слова – живые жала звезд
и рифы рифм
полифония гласных и согласных
каденции каскадов строк и строф
я ими пьян как чудом вихря ветра
ворвавшегося в бездыханность лета
поющего терзающего в клочья
траву деревьев паклю облаков
но я гляжу поверх голов оград
мне блики не мешают видеть небо
слова послушным клином птиц
взмывают
падают шаги
и контуры огромного верблюда
чьи лапы уши бедра шея хвост
мозаика из маленьких верблюдов
сонорных альвиольных и шипящих
рокочущих поющих и свистящих
сведенных вместе прихотью творца
на миг встают предвосхищеньем чуда
которое приходит ниоткуда
и остается до конца
***
Можно ли голосом выказать пыл клавесина
может ли речь передать искушенный орнамент органа
можно ли словом сказать то что выдохнут вздохи гобоя
но человеческим голосом давно уж владеют смычок
и четыре струны
снова как прежде мятутся смурные народы
ропщут рычат и беснуются к бойне знакомо готовы
снова нужны дозарезу им стоны и вопли
но человеческим голосом давно уж владеют смычок
и четыре струны
пыл своей мудрости весь ли мы отдали клавесину
свет искушенности до конца ль передали органу
да и дано ли нам вздохом гобоя вздохнуть
но словами с людьми уже больше нельзя говорить
ИЗ ДНЕВНИКА ТРАНСЦЕНДЕНТНОГО ЭГОИСТА
тяжелые тернистые высоты христианства
безрадостный земной путь
калужский помещик
Константин Николаевич
случайно женился случайно умер
приняв тайный постриг
форма есть деспотизм идеи
сдерживающей материю
Петербург
литературная пошлость
пиджаки цилиндры
рационализм
прибавьте к этому молнию
внезапной болезни
телеология случайности
страх Господен:
если я смирился то не потому
что в свой собственный разум стал меньше верить
а вообще в человеческом разуме разуверился
взгляните на эту всемирную толчею
толкущую все и вся
в одной исполинской ступе
псевдогуманнейшей пошлости
и оставьте наконец разговоры
о свободе равенстве и благе человечества
эгалитарный процесс везде и всегда разрушителен:
развитие всемирного равенства
и всемирной свободы
ведет к тому
что жить на земле
скоро станет совсем невозможно (стало)
главное преступление общества
единодушная ненависть всех
к искре дара:
кастрировав дар общество гниет (сгнило)
средний человек –
идеал и орудие всемирного разрушения
свобода лица загнала личность
в зверинец всеобщей безответственности
цель прогресса – спокойный средний человек
среди миллиона таких же покойников
ненавидеть следует не самих людей
а только ожидающее их будущее
никогда еще история не знала
такого уродливого сочетания
умственной спеси перед Богом
и рабского смирения перед пролетарием
гуманность эгалитарная
и гуманность христианская
антитезы
любовь к ближнему
надо отличать от любви к человечеству
надуманной и лживой
не сознающей непоправимого трагизма жизни
поэтому оставим утешительное ребячество сострадания
откажемся от близорукой сентиментальности
обратимся к суровому и печальному пессимизму
мужественно смиримся перед непоправимостью земной
жизни
тяжелые тернистые высоты христианства
человеческий путь
1986
МОНТЕВЕРДИ
Боже, вздох, каскады вздохов!
Я умираю от нежности.
На тебе и на мне печать тлена.
Мы гибнем, гибнем!
Но он наш, этот отравленный миг:
он дрожит от судорог света,
он пропитан горечью смерти.
О господи, я переполнен слезами!
Сердце не вмещает нежности,
которая плачет во мне.
Как сладко,
как больно обнимать тебя,
друг мой, жизнь.
Встретим же мужественно
то, что нас ждет,
что бы нас ни ждало.
Слава и хвала преходящему, тленному.
Прощай все.
Прости – до свидания
***
я живу в черном небе
между серых стен
и я жду в черном небе
перемен
стены серого холода
ползут на меня
а я жду в черном небе
не теряя времени
дня
временами мне кажется
меня нет
а в другое время –
свет
иногда я взлетаю
меня сносит поток
но увы не знаю
где закат
где восток
в черном небе потерян
среди серых туч
Господи помоги мне
кинь луч
слышу беззвучный голос
впереди
жди во тьме сколько нужно
не теряя времени
жди
1970
***
Застрявши в Довере
я ночью кофе пил
(с той стороны французы бастовали)
и слушал голос из радиоточки,
советовавший терпеливо ждать
английского парома. Тот спешил
на выручку к застрявшим землякам.
Я ждал сначала в поезде. Потом
нашел тележку и, сложивши вещи,
я на перроне прикорнул.
Мне снилось,
как будто бы я в Довере застрял.
Я жду паром, прихлебывая кофе
из белого вощеного стакана,
и чемодан, и сумку на тележку
забросив, я дремлю, поскольку ночь.
Я сплю, поскольку ночь.
Я в Довере поскольку. А паром
нелепым механическим фантомом,
тележкой проплывает по перрону –
живой, но только белый и вощеный,
он прах, но для чего-то оживленный,
он дух, и в то же время воплощенный
резина и солярка, и металл,
и голосом почти что человечьим
он говорит запутанные речи,
И что-то в них знакомо от Предтечи,
но большей части я не разобрал.
1980
БЕСТИАРИЙ
La nature est un temple
Charles Baudlaire
Природа более не храм,
она – гастрономическая лавка:
свисает с потолка колбасный хлам,
окорока томятся на прилавках,
а лупоглазые тела огромных импортных сыров
посланцами иных миров
глядят на вас с неодобреньем,
сочатся символы из мякоти мозгов,
озера рыбьих глаз ушли из берегов,
и белый человек – венец творенья,
кочующий из сновиденья в сновиденье, –
приветствует здесь дружеских богов,
пленяющих и вкус его и зренье.
Но серый человек иным внимает снам:
он честно платит по чужим счетам,
зажатый между чуждыми мирами,
преследуемый тайными долгами
и древним страхом перед пустотой,
бетонными проходами подземки,
спасаясь от жары и от поземки,
он в учреждение на медленный убой
бежит и плачет над своей судьбой.
Природа для него не храм,
а щебень жизни,
макадам.
А красный человек готов назад в вигвам,
где терпкий дух лесной смолист и вязок,
где скальпы белолицых по шестам
развешены между чесночных связок,
где сторожит тебя за каждой веткой
нож, тамагавк, стрела или выстрел меткий,
где всякий брат и друг, но нет надежней друга,
чем цапля востроносая шушуга,
где дым костров змеится по горам
и целый мир – один большой вигвам.
На выжженной траве среди поляны
остановился человек зеленый,
вцепился в землю сильными руками
и машет в воздухе зелеными ногами.
На них качаются плоды и листья. Сам
себе и богомолец он, и храм.
Гривасто-золотистой мордой льва
ощерившись в раструбе облак,
плывет стозевно, зло, озорно, обло
без туловища голова.
О желтый человек, нет мочи отпусти –
глаза слезятся, ум мутится –
не разберу, ты обруч или птица,
дай в тень уйти!
Ты смотришь на меня разгневанным Ягве
и мне покорному велишь смириться,
но есть ли мысль в капустной голове,
иль только жар пустой протуберанцами ярится?
Отмеривая строго по делам,
ты плавишь мысль и сокрушаешь храм.
О ты, творенью непричастный,
определенью неподвластный,
пред кем немеет немота
и гаснет глухо глухота,
ты выше храма и природы,
ты больше рабства и свободы,
белее белого листа.
Ты о! и а! и у! Ты – лоно,
откуда вышли пантеоны,
небесных полчищ легионы –
Эреб и Ночь, и дщерь земли –
куда назад они ушли.
Ты – древний хаос, завязь мира,
глухой исток предвечных рек,
ты ужас – черный человек!
1983
***
Мы живы пространствами
мы шивы расстройственны
мы лживо раздвойственны
лишь ивы спокойственны
да здравствует бдение
дымков воскурение
из воска варение
и словодурение
я вышел торжественный
раздельно-тождественный
лукаво естественный
поистине девственный
в печалях скудения
в восторге радения
да здравствует бдение
и стихосмирение
он щедро дарит мне несчастья
за то что я его люблю
1970
КИРИЕ ЭЛЕЙСОН
Когда открыл я рано утром окна
я Трою увидал в дыму веков
и сна тяжелые и вязкие волокна
окутавшие войско и богов
Увидел я сраженных сном троянцев
и спящие фаланги мирмидонцев
побег одних я уподоблю танцу
другие настигали их как солнце
И я увидел спящего Ахилла
он в Гектора метнул свое копье
уснувшего
пронзило
оно героя горло но спросонок
он все же произнес свой монолог
И спящий спящего добил его Ахилл
потом копье свое из трупа вырвал
и снял с него доспехи
подоспели
тут мирмидонцев бодрые фаланги
что шлемами и яркими щитами
слепили и навеивали одурь
И каждый в тело спящего вонзал
копье или стрелу
меч или дрот
тот искривил от отвращенья рот
невидяще таращась в небо
А там расставив медные треноги
самозабвенно пировали боги
во сне разыгрывая сочный куш
гроздья грезящих бездомных душ
И я воскликнул Кирие элейсон
и я еще сказал Христе элейсон
нас бдящих воинов
средь спящих мирмидонцев
в оконной прорези
в чаду веков
1987
Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа
|
