|
О проекте
Проза
Поэзия
Очерк
Эссе
Беседы
Критика
Литературоведение
Naif
Редакция
Авторы
Галерея
Архив 2009 г.
РуЖи
|
Русское слово
Стихотворения
От редакции:
Постоянному автору нашего журнала, поэту и прозаику из
Красноярска Александру Щербакову, недавно исполнилось 70! Круглую дату
«заметили» не только местные издания, но и такие уважаемые из столичных, как
«Литературная газета», «Наш современник», опубликовав его стихотворные
подборки. Предложил Александр Илларионович и в «Молоко» свои стихи из новой
книги «Хочу домой», что готовят к выпуску красноярские издатели.
Сердечно поздравим нашего товарища с юбилеем и пожелаем
дальнейших творческих успехов.
РОДНОМУ СЕЛУ
Самым дивным, что видано мною
От рожденья до нынешних лет,
Было звездное небо ночное
Да встающего солнышка свет.
Да еще деревенька родная
В стороне подсаянской лесной,
Где впервые любовь потайная
Жгла мне сердце к девчонке одной.
Там познал я и радость, и горе,
Жаркий труд сенокосов и жатв,
Скорбный путь на погостную гору,
Где родные в могилках лежат.
И меня в том сельце небогатом,
В две шеренги бревенчатых изб,
До сих пор принимают, как брата,
Безо всяких прописок и виз.
Может, тем и храним от напастей,
Что мне с родиной так повезло
И навек было вписано в паспорт
Наше лучшее в мире село.
Всё тоскую о нём… Знать, оно
По названью не зря – Таскино.
РУССКОЕ СЛОВО
Скажи, луг росистый, скажи, бор сосновый,
Скажите, речные буруны,
Ну, чем оно так, наше русское слово,
Тревожит душевные струны?
Ответь, отчий дом, свежим хлебом пропахший,
Согретый дыханием печи,
За что с юных лет слово русское наше
Люблю я до боли сердечной?
Шепните, заветные книжек страницы,
Зачем в одиночестве снова
Листаю я вас и, как отблеск зарницы,
Ловлю самородное слово?
Оно – и молитва, и клятва, и песня
В устах наших грешных и душах.
Неужто и впрямь победит чужебесье
И русское слово задушат?
Наверно, беспамятным быть и беспечным
Мне к слову родному негоже.
Не зря ж на кресте моем осьмиконечном
По-русски напишут: «Раб Божий…»
СОБЕРУ СИДОРОК…
Борису Кузину
Соберу сидорок и поеду на дачу,
Отдохну от людей, залатаю забор,
Cо своею душой не спеша посудачу…
И, возможно, о главном зайдет разговор.
Нам не счёты сводить, но пора об итогах
Поразмыслить уже и прикинуть вчерне,
Что мы с ней нашагали по этим дорогам
И каков наш багаж на согбенной спине.
Обнесло куржаком поредевшие пряди,
Ну, а много ли истин добыто в пути?
Кроме вечных –
любви, справедливости, правды –
За плечами, пожалуй, иных не найти.
Может, лишь красоту, как укор безобразью,
У которого образа Божия нет…
Не погоне за той красотой мною разве
Столько отдано сил и потрачено лет?
Но встречал я её в грустный час и отрадный
В круговерти земной и полётах мечты
В тех же ликах –
любви, справедливости, правды,
Что полны первородной для меня красоты.
Как рассудит душа? На какую в придачу
Между истин открытых направит мой взор?
Я о том расскажу, когда съезжу на дачу,
Отряхну суету и поправлю забор.
***
Вы меня не жалейте, пожалуйста,
Вашим вздохам я вовсе не рад,
Потому как нет истины в жалости,
А лишь некий её суррогат.
И другие нам чувства как главные
Заповеданы между людьми:
Полюбите меня, православные,
Ибо истина только в любви.
И не верьте навету облыжному,
Что гордец я и старый ворчун,
За одно братолюбие ближнему
Я любовью сторицей плачу.
***
А я хватательным инстинктом
Вовеки не располагал.
По жизни в стоптанных ботинках
(И, слава Богу!) прошагал.
Зато без болей от мозолей
И без нытья, что где-то «жмёт».
Я обладал той русской волей,
Что выше всяческих свобод.
Не гнул спины перед мошною,
Пред чином шапки не ломал,
И всё моё всегда со мною –
Ум, честь и прочий капитал.
Потенциальный «небожитель»,
И там не буду в батраках,
В могилу только положите
Меня в разбитых башмаках.
***
Отошло, отлегло, оттомилось…
Не нужны ни ответ, ни привет.
Почему же, скажите на милость,
Мне от этого радости нет?
Столько лет тосковал о свободе,
А теперь – и себя не пойму! –
Обретённая, мне она вроде
Оказалась совсем ни к чему.
Видно, в мире, где все мы пришельцы,
Нам даётся от дольних щедрот
Лишь свобода того погорельца,
Что постылее всех несвобод.
Не её возводить бы нам в степень,
А на долг да любовь уповать:
Эти цепи – священные цепи,
Кои впрямь не грешно целовать.
***
Дождик намочит – солнышко высушит,
Как говорит наш народ.
Вроде всё просто, да только ведь выше суть
Слов, что таит оборот.
Грусти минуют – и явятся радости,
Жизнь полосата у нас.
Не пребывайте лишь в неге да праздности,
Бог вам сторицей воздаст.
Были детьми – быть и старцами жидкими.
Ныне же, полные сил,
Хлебом делитесь, своими зажитками
С теми, кто беден и сир.
Ну, а в беде уповайте на Высший Суд.
Тяжба? Измена? Подлог?
Дождик намочит – солнышко высушит,
И да поможет вам Бог...
ЗАСЕНТЯБРИЛО
Говорят, всех вещей он мерило,
Человек, и слывёт мудрецом…
Что с того мне, коль засентябрило,
Небеса обложило свинцом?
Что с того, если посеребрило,
Как осенней порошей, виски,
И в душе моей засентябрило,
Преисполненной серой тоски?
Косяки журавлей седокрылых
Потянулись печально на юг
Оттого же, что засентябрило
И, увы, безвозвратно, мой друг.
Ну, а ежели засентябрило,
То о чём разговор вообще?
Не утешиться славой мерила
В этом мире ненужных вещей.
Не живою водой окропило,
А накрыло холодным дождём,
И едва ли, коль засентябрило,
Чуда бабьего лета дождём.
Всё иллюзии…С кирзовым рылом
Не соваться бы в замшевый ряд.
Говорят ведь, что засентябрило,
И заиндевело, говорят.
***
Всё погосты, погосты, погосты…
Вроде раньше их не замечал,
Забывая, что всякого гостя
Ждёт один в этом мире причал.
Очень странное, право, забвенье.
Ведь, казалось бы, ночью и днём
Каждый миг даже сердцебиенье
Заставляет нас помнить о нём,
Но, увы… В суете и соблазнах,
Поощряемые князем тьмы,
Что нам льстит и в глаза, и заглазно,
Так живём, словно вечные мы.
И придёт ли прозренье, не знаю.
Но с годами, невольно притом,
Я всё чаще себя осеняю
У погостов широким крестом.
***
Всё-то слышал, всё-то видел,
Всё-то в жизни испытал…
На судьбу я не в обиде,
Просто малость подустал.
Укатали Сивку горки,
Подгорбатили года.
Верно, лишку на закорки
Брал в дороге иногда.
Все мы жили - не тужили,
Не впадая в лень и грусть.
Что нам стоили, двужильным,
Этот путь и этот груз?
Под команду «раз-два, взяли!»
Сверхдержаву возвели.
Вознесли. Да разве знали,
Разве знали-ведали…
Нынче нам не до империй.
Впрочем, если позовут,
Вновь готов я, сивый мерин,
Добровольно влезть в хомут.
Не боясь прослыть святошей,
Помолюсь на каланчу
И на горб заброшу ношу –
Мне любая по плечу.
***
Полный света, сияния, блеска –
Лучезарный весенний восход
Всё мне видится над перелеском,
Упиравшимся в наш огород.
Не бывает чудесней видений…
Столько лет пролетело и зим,
Но мне памятен свет тот весенний,
Всё любуюсь я мысленно им.
Его отблеском дальним согретый,
Ныне исподволь осознаю:
Это ясным и радостным светом
Светит родина в душу мою.
И до вечного пусть до покоя
Озаряет мне думы и сны,
Ибо в жизни не знал ничего я
Ярче той лучезарной весны.
УХОДИТ НАШЕ ПОКОЛЕНЬЕ
А пули падают всё ближе,
И ворон кружит за спиной…
Ещё один скоропостижно
Ушёл ровесник в мир иной.
Подкатит завтра колымага,
Контора выпишет ярлык –
И оттартают бедолагу
На божью нивку Бадалык.
Что был покойный, между прочим,
За труд Державой награждён,
Вспомянет разве только Отче,
В Которого не верил он.
Уходит наше поколенье,
От «прав» уходит и «свобод»
Ждать милостей до околенья
От новоявленных господ.
***
Нынче живо припомнил наш дом я,
Весь – до юрких цыплят во дворе,
Журавля над колодцем бездонным,
И собак, и щенят в конуре…
Да, ведь были ещё собачата.
Как же я собачат подзабыл,
Коли в детстве душой непочатой
Больше их никого не любил?
Чёрных, белых, мышастых, муругих
Из высокой породы дворняг.
Где ж теперь вы, ушастые други,
Не забыли ли т а м про меня?
Я вот вспомнил вас… И на том свете
Был бы рад, если встретимся вновь,
С вами сам в конуре у подклети
Жить-дружить до скончанья веков.
***
Куда вы так летели
Мои года и дни?
В глазах, как от метели,
Лишь промельки одни.
Уже без упований
Полёт ваш приструнить
Ищу я между вами
Связующую нить.
Пытаюсь поразмыслить
Об этом и о том,
О дыме коромыслом,
И о душе винтом.
О юности беспечной,
О старости смурной
И, наконец, о вечной
О жизни внеземной.
С небес не жду потачки,
Едва ли заслужил.
В грехах, как пёс бродячий
В репейниках, прожил.
Ну, разве только будет
Отпущен лишний балл
За то, что в грех иудин
Я всё-таки не впал.
***
Угасанье, болезни и смерть…
Больше нам ничего не осталось.
Завершается вся круговерть,
Что привычно за жизнь почиталась.
Жизнь – движение? Да, но не то,
Каковому мы следуем с вами,
Называя не зря суетой
И другими плохими словами.
Наша жизнь есть движенье души
И ещё сокровенное чудо
Мысли, что возникает в тиши
Самостийно, как голос о т т у д а.
Видно, правду поведал поэт:
В этой жизни и ныне и присно
Назначенья иного нам нет,
Как страдать и, страдаючи, мыслить.
***
Был когда-то таким молодым
Я в своём захолустном селенье,
Что серьёзно и вовсе не «в дым»
О бессмертье мечтал и не менее.
Вечным стать. Но не как Вечный Жид
Иль Кощей (тоже вроде бы вечный),
А путём, что от века лежит
Через слово к сердцам человечьим.
Пусть не очень кудряв и красив,
Но народен от пят до макушки,
Верил я: буду и возносим,
И любим, как Есенин и Пушкин...
Да, смешно. Только я не о том.
Вы скажите, откуда всё это:
Глушь, деревня, нужда с темнотой –
И мечта стать бессмертным поэтом?
МИНУСИНЬЕ
Александру Кулёву
В Минусинье небо сине,
Дали сини в Минусинье,
И на диво там красивы
И синильги, и аксиньи.
А ещё жила в Подсинем,
На пороге Минусинья,
Хороша и неспесива
Молодайка Ефросинья.
Я когда-то был в Подсинем
И влюблялся в Ефросинью,
Да и мной, ещё не сивым,
Увлекалась Ефросинья.
Мы сидели на тесине
Возле дома Ефросиньи
И весь вечер голосили
«Я люблю тебя, Россия…»
Помню, помню, ярче синьки,
Фросин взор из-под косынки…
Говорят, у Ефросиньи
Ныне дочь большая – Сина
И что Сина та красивей
Всех синильг и всех аксиний,
И что сватался к той Сине
Аж какой-то…абиссинец.
Я не против абиссинца,
Но обидно за подсинцев,
За тесинцев, большеинцев
И за прочих минусинцев…
Потускнеет Минусинье
Без дочуры Ефросиньи.
…Ныне вновь по Минусинью
Мы с друзьями колесили:
Меж Ничкой, Сизой, Подсиним,
По увалам, по низинам,
Вдоль боров, берёз, осинок,
Обступавших тракт Усинский,
Мимо кур, гусят с гусыней,
Красных дев – ничкинок, инек,
И сизинок, и подсинек –
Ефросиний и аксиний…
И всё опять превозносили:
«Ах, Минусинье, Минусинье!»
НАСЧЁТ РАЗВОДА
Бывают такие, бывают
Моменты почти каждый год,
Когда я в душе затеваю
С дражайшей своею развод.
Впряжёт, как при матриархате,
Словцом стеганёт, как хлыстом, –
И скрипнешь зубами: «Ну, хватит!
Уйду, пожалеешь потом!»
Я вынес бы всю процедуру,
Позор пережил и беду…
Но где еще русскую дуру
Такую на свете найду?
***
Не толпитесь, я вам не фигляр
И зевак потешать не охотник.
Я не шуточный в прозе столяр,
И серьёзный в поэзии плотник.
Не кивайте на меч и на щит.
Расступитесь, уйдите с дороги.
Дайте крест до конца дотащить –
Одному, самому, без подмоги.
Нет, врагов я отнюдь не простил,
Ибо ведали, что сотворили,
Под откос Русь родную пустив,
Мать убив с хладнокровьем рептилий.
Только мстить никому не хочу
И глумиться над кем-либо тоже.
Я по-русски врагам отплачу –
Правду брошу в лукавые рожи.
Потому мне ни меч и ни щит
Не нужны и не надо подмоги.
Сам свой крест я смогу дотащить
На горбу… Уходите с дороги!
***
Нищета я, нищета я,
Живу, денег не считая,
Потому что по карманам
Шарит ветер постоянно.
Голытьба я, голытьба я,
Хоть живу навроде бая,
Круглый год, как он, кочую,
Где приспичит, там ночую.
Лимита я, лимита я,
Живу, город подметая,
Потому что для поэта
Гонораров нынче нету.
Сирота я, сирота я,
Жизнь угрюмо коротаю
Без друзей и без подружек,
Коим я давно не нужен.
Простота я, простота я,
Встретил рынок, просто тая
От надежд и от посулов, –
Ныне лапу вот сосу я…
Но за всех, болтавших всуе,
Как и прежде, голосую.
ПРИВЕТ ИЗ АЗИОПЫ
Не нужен мне язык эзопов,
Я напрямую вам скажу:
Сижу в глубокой Азиопе
И на мели притом сижу.
Моё ж открытое забрало
Обезоружило меня –
В итоге шайкой либералов
Обобран я средь бела дня.
Но мало им, что нас лишили
Державы, крова и зарплат:
Вчера карманы потрошили,
Сегодня – души норовят.
Так неужели же я струшу
Или разину рот опять
И Богом вдунутую душу
Позволю нехристям отнять?
Не склонный к басенкам Эзопа,
Отвечу без обиняков:
Да, есть разини в Азиопе,
Но не ищите дураков!
Красноярск
Коротко об авторе: Александр Илларионович Щербаков – потомственной сибиряк,
родился в селе Таскино Красноярского края, в крестьянской семье. По
образованию – учитель словесности и журналист. Автор двух десятков книг: в
том числе прозаических – «Свет всю ночь», «Деревянный всадник», «Мельница
времён», поэтических «Трубачи весны», «Глубинка», «Жалейка», «Венцы» и
др.
Печатался во многих журналах России – от «Нашего современника»,
«Огонька» до «Сибирских огней», «Уральского следопыта» и «Дальнего Востока».
Заслуженный работник культуры РФ. Член СП России. Лауреат литературных
премий. Живет в Красноярске.
Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа
|
