Василий Шарлаимов

© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

XPOHOC

"РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

"МОЛОКО"

СЛАВЯНСТВО

"ПОДЪЕМ"

"БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"

ЖУРНАЛ "СЛОВО"

"ВЕСТНИК МСПС"

"ПОЛДЕНЬ"

"ПОДВИГ"

"СИБИРСКИЕ ОГНИ"

РОМАН-ГАЗЕТА

ГАЗДАНОВ

ПЛАТОНОВ

ФЛОРЕНСКИЙ

НАУКА

ПАМПАСЫ

Василий Шарлаимов

Степан и меценат

 За стеклянной витриной кафе в тихом пруду игриво плескались пестрые уточки. Зеркальная гладь рукотворного озера отражала могучие стволы и кроны пихт и кедров, горделиво возвышающихся на его пологих берегах. И только печальная плакучая ива склонила свои гибкие ветви над поверхностью пруда, разглядывая жалкие остатки своего когда-то пышного наряда. Утренняя буря сорвала с нее золотистое осеннее одеяние и она, словно нимфа, стыдливо пыталась прикрыть руками-ветвями свою грациозную наготу. С обрывистых берегов небольшого островка посредине озера жидким кристаллом с тихим журчанием падали воды искусственного водопада. Воздушно-ажурный пешеходный мостик соединял этот крохотный клочок суши с берегом, позволяя немногочисленным зевакам любоваться живописным видом со смотровой площадки островка.

 В кафе было тихо и уютно. Перед Степаном на столе стояла разнокалиберная батарея пивных бутылок с ярким разнообразием всевозможных наклеек. Здесь было и светлое пиво, и темное, и бархатное, и крепкое, и безалкогольное. Часть бутылок Степан принес с собой, часть же заказал уже здесь в кафе. Прищурив глазки, он с пристальным вниманием исследовал надписи на этикетке одной из бутылок, затем глубокомысленно промычал: "У-у-у-гу!" и, пристроив горлышко между своими мощными челюстями, резко повернул бутылку вверх. Раздался металлический щелчок и горлышко бутылки появилось изо рта Степана уже откупоренное. Гигант сделал несколько жевательных движений и выплюнул пробку на средину стола.

 -Main Gott!- воскликнула почтенная пожилая дама, видимо немецкая туристка, сидевшая за соседним столиком. Она судорожно прижала к себе маленькую пушистую собачонку, будто опасаясь, что та может случайно попасть между челюстями этого грубого и неотёсанного дикаря. Мне самому стало не по себе, словно я засунул в рот зеленоватый лимон и откусил его добрую половину. Скулы свело нестерпимой болезненной судорогой.

 -Ты что делаешь? Ты же повредишь эмаль. Считай, что кариес теперь обеспечен!- наконец, выдавил я из себя.

 Степан недоуменно поднял со стола пробку, внимательно осмотрел её со всех сторон, а потом удивленно протянул мне со словами:

 - Да чего ты зря волнуешься! Погляди! Не одной царапины нет! А ты что, их коллекционируешь?

 -Нет. Я коллекционирую зубы,- раздраженно буркнул я. Похоже, Степан и слыхом не слыхивал о кариесе и о том, с чем его едят. Исполин добродушно улыбнулся, показав два ряда безупречно ровных белоснежных зубов, затем неспеша поднес бутылку ко рту. Его кадык три раза дернулся, и пустая бутылка брякнула донышком о столешницу. Степан размашисто вытер рукавом губы и довольно крякнул на весь зал.

 Дама с собачкой пересела на дальний край своего стола и стала быстро доедать пироженное, запивая его большими глотками кофе с молоком.

 -Ты так и работаешь у сеньора Педру?- спросил я у гиганта.

 -Педру?- удивился Степан.- Ах, нет! К несчастью, нет. Педру у нас был мелкой сошкой, мальчик на побегушках. А настоящим гранд-патроном был дон Фернанду. Вот это личность! Стройный, подтянутый, весь полон благородства и достоинства. Ну, настоящий идальго!

 Я чуть насмерть не поперхнулся своим кофе, услышав такое заковыристое испанское слово из уст Степана, который и о существовании самой Испании узнал только проезжая через неё в Португалию. Я зашелся неудержимым душераздирающим кашлем. Воздуха не хватало, сознание помутилось, на выпученных глазах выступили обильные слезы.

 -Что? Не в то горло пошло?- сочувственно поинтересовался Степан.- Ничего! Сейчас помогу!

 И он несколько раз своей могучей дланью хлопнул меня по спине. Если бы он ударил чуть-чуть сильнее, то, наверное, лёгкие с бронхами вылетели б через мой открытый рот, а вместе с ними так же и переломанные ребра грудной клетки.

 -Ну что? Прошло?- ласково спросил Степан, склоняясь надо мной.

 -Я думал, жизнь моя прошла окончательно и бесповоротно,- прохрипел я, утирая слёзы салфеткой.

 -Ну, для того и существуют друзья, чтоб помочь в трудную минуту,- добродушно промолвил услужливый медведь и опрокинул внутрь себя содержимое очередной бутылки пива. Лицо его вдруг окаменело, глаза выпучились, и он громко срыгнул.

 В кафе наступила мёртвая тишина. Я осторожно осмотрелся вокруг. Немецкая туристка застыла с куском пироженного во рту, не решаясь его проглотить. Посетители смотрели на нас без особого восторга и энтузиазма. Лишь пожилой сухопарый англичанин с понимающей улыбкой пояснил своей не менее тощей и чопорной супруге:

 -Child of nature! (Дитя природы).

 А Степан потянулся и невозмутимо спросил меня:

 -О чём это я гутарил?

 -Об идальго,- напомнил я.

 -О чём, о чём!?- несказанно удивился Степан.- Ах, да! Дон Фернанду имеет огромную усадьбу на берегу реки Доуру. Её окружают хорошо возделанные виноградники и сады. Но основной доход патрону приносит его дорожно-строительная фирма. В преддверии Чемпионата Европы по футболу фирма имела многочисленные и щедрые заказы. Но португальские рабочие не желали работать более 8 часов в день. Услышав об украинцах, готовых работать хоть по 24 часа в сутки, патрон нанял нашего брата в количестве около 50 человек. Часть жила в вагончиках по месту работы, а нашу бригаду шеф поселил во флигеле возле своего особняка. Патрон нас всех легализировал! Жили мы в чистоте и достатке. Платил нам Дон Фернанду по-честному, как своим. Завтракали и ужинали мы в столовой флигеля, причем готовила нам наша повариха Мария из Бердичева. Обедали же  обычно в ближайшем к месту работы кафе или ресторане. И все за счет патрона! А по праздникам и выходным нам приносили бочонок вина из погребов шефа. Хотя и без того к завтраку, обеду и ужину подавали по бутылке "сухаря" на брата. Конечно, нам этот бочонок на один зуб. На такую-то ораву! Приходилось посылать гонца в ближайшую деревню. Еще в первый месяц работы мы как-то набрались, и давай петь во всю глотку: "Цвiте терен, цвiте терен..." Да так задушевно! Патрон тихонько подошел, долго задумчиво слушал. Ничего не сказал. А через месяц нам привезли украинские музыкальные инструменты. Оказалось, что в украинских бригадах многие ребята умели играть на них. А горничная шефа Оксана и ее муж, садовник Виталий, закончили в Херсоне культпросветучилище. Они организовали нечто вроде маленького ансамбля народной песни. И, когда к Дону Фернанду приезжали высокие гости, устраивали на летней сцене в парке усадьбы концерты. Мы играли и пели, а Оксана с Виталием танцевали гопак. Лично я стучал в бубен.

  Степан одним махом опорожнил очередную бутылку пива, снова довольно крякнул и спросил:

 -О чём это я?

 -О музыке,- напомнил я.

 -Ах, да!- встрепенулся Степан.- Купил на днях CD-диск Карлоса Сантаны "Шаман". Потрясающий концерт! Особенно композиция "Новус", где поет Пласидо Доминго.

 К несчастью,  я как раз поднес чашку ко рту и во второй раз поперхнулся своим кофе. Кашель согнул меня пополам, слезы ручьями потекли из раскрасневшихся глаз. Я ведь думал, что Степан знает лишь о Софии Ротару и то понаслышке, а тут такая осведомленность о новостях шоу-бизнеса!

 Степан снова поднял свою могучую лапищу, намереваясь облегчить мои страдания.

 -Не надо!- в ужасе прохрипел я,- Как-нибудь и сам выкарабкаюсь. Ты говорил о том, как хорошо относился к вам ваш гранд-патрон.

 -Но далеко не ко всем одинаково,- скорчил кислую мину исполин,- Вот Серёгу-роялиста из моей бригады Дон Фернанду постоянно допускал в свой дом.

 -И приверженцем какого короля был ваш Серёга?- искренне удивился я.

 -Да причём тут король!?- посмотрел на меня, как на идиота, Степан,- Серёга был профессиональным консервáтором-роялистом.

 Наверно, вид у меня действительно стал идиотским.

 -Сергей, как и я, стучал, но не в бубен, а по клавишам рояля. Допёр?- растолковал мне гигант,- Он закончил в Киеве консерваторию, но долго не мог найти дома работу, и нужда заставила его податься на заработки. Не знаю, как шеф узнал о его способностях. Но он разрешал Серёге регулярно тренироваться на белом рояле в гостиной своего особняка. И, в конце концов, запретил роялисту работать на дороге, сказав, что тот не имеет право гробить такие изящные музыкальные пальцы. По протекции патрона Серёга устроился и играет теперь в каком-то оркестре во Франции.

 -Я вижу, вы жили у Дона Фернанду, как у Христа за пазухой!- позавидовал я тернопольцу. 

 -Ну, да!- кивая, продолжил Степан.- Все было бы хорошо, да вот только сеньор Педру уж очень нас недолюбливал. Чуть что - сразу бежал с доносом к гранд-патрону. Португальцы обычно вместо "доносить" говорят "критиковать". Особенно этот критик-аналитик меня не переваривал. Я был для Педру, как Бельмондо в глазу.

 -Ты хотел сказать, "как бельмо в глазу",- осторожно поправил я гиганта.

 -Еще хуже!- отчаянно махнул рукой Степан.- Я был, как сучек, в глазу души его!

 Я воздал хвалу Богу, что не пил кофе в этот момент, а то б несомненно снова поперхнулся. Слова исполина поразительно напоминали цитату из "Гамлета".

 А Степан, неторопясь, продолжал свою повесть:

 -Однажды Иван из Стрыя, мой сосед по комнате, "надравшись" до поросячьего визга, намалевал куском угля на стене над моей кроватью голую бабу. Или, как говорят в артистических кругах, обнаженную с маху. (Прим. Именно так было сказано.) Ну, чего удивляться? Мужик почти год дома не был. Истосковался по женской ласке. А Педру увидел этот натюрморт с арбузами и окороками, и бегом с доносом... то есть с критикой к Дону Фернанду. Мол, имущество патрона испортили! Тот пришел, долго-долго глазел на мазанину Ивана. То подойдет, то отойдет, то голову задумчиво наклонит, потирая подбородок. А затем спросил меня: "Твоя работа?" Но я ведь не штатный критик! Молчу, как партизан в гестапо, крепко стиснув зубы. А Иван, честный парень! Как выскочит вперед, как заорет, рванув ворот на рубахе:

 -Режьте меня на куски, стреляйте в меня из "Базуки"! Я это сделал, моя это работа!" (Прим. "Базука" — здесь - модель гранатомета США. Базука - музыкальный греческий инструмент).

 Патрон ничего не сказал, развернулся и ушел. А на следующий день Ивану привезли мольберт, кисти, карандаши, краски, бумагу. И представь себе! Иван, вместо того, что б дудлить вино, все свободное время рисовал разные картины. А портрет патрона его работы висел в кабинете Дона Фернанду на самом видном месте.

 -Да ваш Дон Фернанду - меценат!- пораженно воскликнул я.

 -Нет-нет!- вполне серьезно возразил Степан.- Его фамилия - Магельяеш.

 -Вот те на! Не тот ли это Фернандо Магеллан, который плавал вокруг земного шара?- плоско пошутил я. (Прим. Фернау Магельяеш - португальское произношение фамилии мореплавателя).

 -Не думаю,- отрицательно покачал головою Степан,- В бассейне своей усадьбы он иногда плавал в жаркую погоду. А вот плавал ли он где "на шару"...? Не думаю. Он ведь не дитя малое.

 Очередная порция пива с бульканьем исчезла в бездонной утробе великана.

 -О чём это я?- спросил он рассеянно.

 -О дите малом, - напомнил я.

 -Ну, не совсем уж и малое! Есть у Дона Фернанду сынишка! Настоящий лодырь, тунеядец и разгильдяй! Вечный студент. За папины денежки окончил университет в Куимбре. Так ему мало! Поехал в Сорбонну учиться и там несколько лет штаны протирал. А теперь в Оксфорде дурака валяет. Бывало, приедет к папаше на каникулы, и нет, чтобы родителю по хозяйству помочь, а сразу - шусь! - в библиотеку отца! И днями оттуда не вылазит. Кстати, библиотека у Дона Фернанду - огромнейшая! Там даже есть полное собрание сочинений Ленина, правда, на французском языке. Если б у нас в Украине да сдать эту библиотеку на макулатуру, то можно б было безбедно прожить всю оставшуюся жизнь. А на следующие каникулы сынок патрона собирается ехать в экспедицию в джунгли Амазонки, что б там найти какое-то затерянное, забытое Богом племя индейцев. Миклухо-Маклай недоделанный! Как бы он сам лично не оказался гуманитарной помощью голодающим каннибалам Приамазонья!

 Степан залпом опустошил очередную бутылку пива, поднял свои голубые, подернутые поволокой глаза к потолку и растерянно спросил:

-О чём это я?

 -Об Амазонке,- подсказал я.

 -Ну, да!- оживился Степан.- Дочь Дона Фернанду - настоящая амазонка! С утра на пегой кобыле галопом вылетала из конюшни и за полчаса объезжала обширные папашины владения. Иногда в трусах и в майке бегала кроссы по пересеченной местности, а то в бассейне по часу плавала туда-сюда, будто собиралась переплыть Ла-Манш или Гибралтар. А то в тире часами стреляла из лука, а Оксана только и успевала ей вешать новые мишени. И была же охота ей заниматься этим!?

 Степан откупорил зубами следующую бутылку, внимательно изучил надпись на ее этикетке, брезгливо поморщился, но пиво всё-таки выпил.

 -И что я только что сказал?- заплетающимся языком спросил он.

 -И была охота...- начал было я.

 -Ах, да!- перебил меня рассказчик.- Об охоте! Любил Дон Фернанду ходить на охоту, но, как дедушка Ленин, ружья с плеча никогда не снимал. Ходил по горам, долинам, любовался зайчиками, лисичками, птичками разными. Так порожняком домой и возвращался, зато довольный и счастливый от живого общения с Природой. Виталий говорил, что ни разу не счищал копоть из стволов его ружей. А в одной из комнат особняка патрона все стены были увешаны разнообразными охотничьими ружьями. Гордостью  Фернанду была тульская двустволка, инкрустированная серебром. Он её очень любил.

 И снова пенное пиво забулькало в глотке Степана. Гигант бережно поставил пустую бутылку на стол и тщательно вытер рукавом мокрые губы, а заодно и нос, которым он нервно шморгал.

 Какой-то сердобольный француз, сидящий со своим многочисленным семейством за столиком справа от нас, галантно предложил Степану свой изящный кружевной носовой платок со словами:

 -Сильвупле!

 Степан, неожиданно для меня, изыскано поклонился французу и бегло произнес:

-Же ву сюй трэ реконэсан. Сэ бьен домаж, мэ же сюй зоближэ де рефюзэ. (Я вам очень благодарен. Очень жаль, но вынужден отказаться).

 Он вытащил из кармана носовой платок размером с альпинистскую палатку и, набрав воздуха в свои могучие легкие, оглушительно высморкался. Казалось, легкий шквал пролетел над столиками кафе. С соседних столов послетали на пол салфетки, а за окном пестрые уточки испуганно сорвались с поверхности пруда и стремительно унеслись в небесную даль.

 -Donner-Weter!- взревела разгневанная немецкая туристка, вскочила на ноги, подхватила свою до смерти перепуганную собачку и чеканным строевым шагом направилась к выходу. Столы вокруг нас как-то сразу опустели. Лишь невозмутимый англичанин хладнокровно заметил своей изящной супруге:

-Savage country (Дикая страна).

 И залпом выпил стакан шотландского виски.

-Смотри! Как-то сразу посвежело, и воздух стал чище!- заметил гигант, с любопытством оглядываясь по сторонам,- Так на чём же я остановился?- поинтересовался он, вытирая свой раскрасневшийся нос.

 -Он её очень любил,- повторил я его последние слова.

 -Кого?- ошалело посмотрел на меня великан и, вдруг, затуманенный его взор прояснился.- Ах, да! Патрон просто обожал свою дочурку Биатрис. А она с первого дня втрескалась в меня по самые уши. Ну, сам понимаешь - парень я видный, привлекательный!- и Степан самодовольно пригладил свой короткий чубчик и приосанился,- Она ходила вокруг меня, томно вздыхала, строила глазки. Но не тут-то было! Я стойкий боец! Тем более, что меня дома ждёт Катюха."

 -А как же Джулия?- лукаво ухмыльнулся я.

 -Ну, то совсем другое дело!- смутился Степан и потупил свой взгляд,- То было какое-то  затмение, помрачнение разума. Я был тогда под стрессом, в шоке от нежданно сложившихся обстоятельств. И давай больше не будем вспоминать об этом!- вдруг не на шутку рассердился исполин.

 -Да ради Бога! Замётано!- примирительно улыбнулся я.- Так чего там было с Биатрис?

 -А чего-чего? А ничего!- передразнил меня Степан,- Да и не нравилась она мне! На лицо она, конечно, была смазливая, синтетичная.

 -Ты хотел сказать "симпатичная",- ненавязчиво поправил я.

 -Ну, да. Именно так я и хотел сказать. А вот фигура...- и на лице Степана появилось брезгливое выражение.- Кожа да кости! Биатрис возомнила себя великой балериной. В особняке была зеркальная комната, где она под музыку под руководством какой-то тощей ведьмы из Лиссабона дрыгала ножкой и вертелась волчком. Иногда у нее очень даже неплохо получалось, но до Анастасии Волочковой ей расти и расти.

 Я не поперхнулся кофе в третий раз лишь потому, что давно перестал подносить чашку к своим губам, опасаясь, что Степан в очередной раз поразит меня "бриллиантом" своего познания. Я еще не встречал в Португалии человека, который знал бы имя примы Большого театра. (Прим. В 2001-ом году Волочкова еще работала в Большом театре.) Так можно было и заполучить расстройство психики, причем в тяжелой форме. В Степане удивительным образом сочеталось невежество с "искрами" знания в самых неожиданных сферах.

 -Биатрис худела, чахла и увядала от неразделенной любви,- продолжал, почесывая затылок, Степан.- А потом уехала лечить свою затянувшуюся депрессию в Швейцарию. Там она лазила по скалам, нюхала эдельвейсы, лечила нервы, созерцая прекрасные альпийские горные ландшафты. И, в конце концов, сорвалась с обрыва и сломала ногу. Но клянусь, это всё не по моей вине.

 Гигант тяжело вздохнул и склонился над столом. Очередная пробка брякнула на уже солидную кучку своих подруг, и свежее пиво перекочевало из темной бутылки в желудок моего собеседника.

 -О чем это я?- озабоченно спросил меня Степан, поднимая свои лазурные, затуманенные алкоголем глаза.

 -О вине,- напомнил я.

 -Да-да! Из-за вина я, собственно говоря, и погорел.- печально пробормотал Степан,- Недалеко от нашего флигеля был огромный винный погреб в высоченными дубовыми бочками. Там  Дон Фернанду хранил вина из урожая собственных виноградников. Конечно, нам перепадало из этих запасов на завтрак и ужин, а по выходным дням и праздникам и на обед. Но на нашу орду - это капля на рыло! Висел на дверях погреба такой вот простенький замочек "сим-сим откройся". И ребенок согнутым гвоздем откроет. Ну и стал я туда наведываться. С бочек как-то стрёмно было брать. Там везде стеклянные трубочки с заметками уровня. А в глубине погреба стоял старый  деревянный стеллаж, такой пыльный и ветхий на вид. Там все бутылки лежали в ячейках, причем наклоненные пробками вниз. Посмотрел я на эти грязные бутылки; наклейки какие-то выцветшие, буквы корявые, кое-где нарисованы дамы и кавалеры в допотопных нарядах. И все покрыто толстым-толстым слоем пыли. Ну, думаю, валяется всякий хлам, до которого у патрона руки не доходят, чтоб выбросить. Когда я работал в Тернополе на товарной станции, старые грузчики-алкаши научили меня сливать содержимое бутылок, не нарушая вида целостности пробки. Ну, чтоб было совершенно незаметно. Для этого нужны не очень-то и хитрые приспособления. И стал я тихонько сливать вино из тех бутылок, а чтоб в глаза не бросалось, наполнял их дождевой водой из бочки, что стояла возле погреба. А потом еще и притрушивал бутылки серой мукой, что позаимствовал на кухне. И сам бы Шерлок Холмс со своим доктором-прилипалой не заметили бы подвоха!

 Несколько месяцев я тайно наведывался в винохранилище, сливал vinho (Прим. вино. порт.) в пятилитровую канистру и радовал сотоварищей нежданным угощением. И все было бы хорошо, если б к Дону Фернанду не припёрся его старый друг из Франции. Такой себе старенький профессор в очёчках, с усиками и бороденкой клинышком. Ну, вылитый тебе Троцкий! Патрон с ним так долго обнимался, целовался, будто они с пеленок не виделись! А потом Фернанду самолично вприпрыжку помчался в погреб. Смотрю, тащит одну из тех заброшенных бутылок. Стер муку с наклейки, пальцем в неё восторженно тычет и так радостно что-то рассказывает старому оппортунисту. Зашли они в усадьбу. С полчаса было тихо. А потом я услышал нечеловеческий рёв, от которого кровь в жилах стыла. Будто мумия Имен-Хотепа восстала и воскресла! "Степан!!!"- в дикой, звериной ярости орал Фернанду. И как он только догадался, что это моя работа!!? Не иначе кто-то "заложил". Выскакивает из двери с тульской двухдулкой в руках и, как резаный, поросенок визжит: "Убью!!!" Да так истошно, что я поверил! Наверно, вода, которую я заливал из бочки в бутылки, оказалась насквозь протухшей. Лицо перекошенное, глаза налитые кровью, из оскаленной пасти клыки торчат и слюна капает! Ну, точь-в-точь кровожадный властелин вампиров граф Драчила!

 -Дракула!- запротестовал я.

 -Нет-нет! Ещё страшнее!- отмахнулся от меня Степан,- Ну, я дёру! Я ведь его таким разъяренным никогда не видел. А этот альтурист хренов как шарахнет из обоих стволов мне в след!

 -Альтруист,- несмело поправил я.

 -Ну и вот, результат на лице,- тяжело вздохнул Степан, не обращая внимания на мою реплику.

 Я с тревогой осмотрел лицо своего собеседника. На нем на первый взгляд как будто все было в порядке. По крайней мере, в лучшую сторону ничего нельзя было уже исправить.

 -Ты хотел сказать "результат на лицо"?- нервно переспросил я.

 -Ну, не совсем, чтоб на лице. Я бы даже сказал совсем не на лице,- болезненно поморщился Степан,- А вот две дробинки до сих пор в левой ягодице сидят. Теперь я приближение непогоды за 24 часа чувствую. Хорошо хоть не картечью стрелял!

 -И чем же все это закончилось?- с нетерпением полюбопытствовал я.

 -Да чем-чем...- Степан огорченно откинулся на спинку стула,- Ночью ребята вынесли мои вещи и я подался искать счастье в другие края. Оказывается, я уничтожил коллекцию элитных вин, которую Фернанду всю жизнь собирал, а до него еще его отец и дед. Там были вина чуть ли не 300-летней давности! Но откуда же мне было знать?

 -Но хоть какое это элитное вино на вкус?- не унимался я.

 -Да так себе. Кисляк кисляком!- пренебрежительно махнул рукой гигант,- Хотя иногда попадался "крепляк" не хуже херсонского "Рубина" или "Беломицина". (Прим. "Беломицин" - народное название крепленого вина "Біле міцне".) С тех пор я вина больше не пью. У меня на него появилась стойкая алегрия. (Alegria-радость, веселье. порт.)

 -Аллергия,- быстро поправил я Степана.

 -Теперь пью только пиво.- не замечая поправки народного депутата, продолжал рассказчик,- Сейчас я работаю в другой дорожно-строительной фирме. Платят не так хорошо, как у Фернанду. А всех украинцев Магельяеш по истечению срока контрактов поувольнял. "Остыл" он к нашему брату. Правда, рассчитал всех по честному, до эскудо! Только Оксана и Виталий остались работать у него в доме. А гранд-патрон набрал в свою фирму бразильцев. Они хорошо пели, танцевали ламбаду и самбу для гостей на летней сцене в его саду. Но работали не очень-то и усердно. А как только шеф их легализовал, они, как тараканы, разбежались по крупным городам. Работают теперь в разных барах, кафе и ресторанах официантами, барменами, музыкантами и танцорами.

 Потом Фернанду набрал африканцев не то с Анголы, не то с Кабу-Верды. Теперь они танцуют для гостей патрона вокруг костра в боевой раскраске и с копьями наперевес. И дико завывают. Я иногда звоню Виталику, чтобы узнать свежие новости.

 Степан не очень уверенным движением откупорил последнюю бутылку и, в этот раз, не спеша, смакуя, "выцедил" ее содержимое.

 Внезапно тишину зала кафе разорвал резкий оглушительный звук. Нечто подобное я слышал только один раз в жизни. Двадцать лет назад мы с кумом на маленькой яхте в Черном море попали в жестокий шторм. Неожиданно налетевший шквал со звуком пушечного выстрела разорвал в клочья наш грот парус.

 Воздух наполнился газом с едким запахом, который разъедал глаза и серьёзно затруднял дыхание.

  Степан густо покраснел, повернулся к окаменевшему англичанину, у которого глаза стали больше, чем его очки, и виновато по-русски произнес:

 -Простите, сэр! Нервы совсем стали ни к черту!

 -Понэмай!- вдруг по-русски ответил джентльмен, бросил на свой стол крупную банкноту, подхватил под руку свою теряющую сознание супругу и, на негнущихся ногах, быстро поволок ее к выходу.

 Оставшихся посетителей, словно ветром сдуло, и кафе мгновенно опустело. Лишь обслуживающий персонал испуганно выглядывал из-за стойки раздаточной. Через открытую дверь кухни я увидел, что повару стало плохо, и официант отчаянно пытался привести его в чувство. Ошалевший поваренок суетливо бегал по кухне, распрыскивая во все стороны аэрозоль дезодоранта.

 -Ну, Степан!- заметил я, когда запах "иприта" немного рассеялся,- Ты сегодня нанёс катастрофический, непоправимый ущерб португальской туристической индустрии.

 -Это всё пиво!- уныло пробубнил Степан,- Меня всегда после него пучит.

 -А ты не пробовал пить пива чуток поменьше?- укоризненно спросил я.

 -Пробовал!- горько вздохнул гигант,- Всё равно пучит!

 -Идём отсюда!- скомандовал я и потащил Степана за руку к выходу,- Пока нас не обвинили в злонамеренном умысле! Вспомни теракты в Токийском метро!

 Мы вышли из кафе и побрели к обрывистому берегу реки Доуру. На западе с трудом пробивалось сквозь серую дымку неяркое зимнее солнце. Внизу над водою клубился густой призрачный туман. В ветвях кедров и елей раздавались звонкие голоса певчих птиц, будто бы не сумрачный декабрь подходил к концу, а жизнерадостный май настойчиво стучался в двери.

 По крутому склону берега, мелодично журча, сбегал с уступа на уступ хрустальный ручеек.

                      "Щебечут птицы, плачет соловей,

                      Но ближний дол закрыт ещё туманом.

                      А по горе, стремясь к лесным полянам,

                      Кристаллом жидким прыгает ручей".

 -Как красиво сказано!- восторженно прошептал взволнованный Степан,- Чьи это слова?

 -Петрарка,- коротко бросил я, не заметив, что только что произнес стихи вслух.

 -Петрарко, Петрарко...- задумчиво повторил Степан.- Я как-то встречал в Фамаликау Ивана Петрарко из Борислава. Но не думаю, чтоб он смог такое сочинить. С ним, кроме как о бабах и о выпивке, не о чем было и поговорить.

 Мы неспешно брели по пустынным аллеям под сенью гигантских деревьев, вдыхая полной грудью живительно-чистый лесной воздух. И, казалось, сама Природа-Мать вливала в нас неодолимую силу и надежду в то, что счастье всё-таки озарит своей доброй и щедрой улыбкой нашу серую иммигрантскую жизнь.

Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа

© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

WEB-редактор Вячеслав Румянцев