Станислав ХАТУНЦЕВ
ЧТО ВЕК ГРЯДУЩИЙ НАМ ГОТОВИТ?
Борьба, происходящая в современном мире – столкновение глобально-тектонических сил Истории – заставляет задуматься о том, какое будущее ждет человечество.
В настоящее время явный перевес в этой схватке – на стороне сил, которые ещё во времена Французской революции начертали на своих знаменах “Свобода, Равенство, Братство”. Политические режимы различных уголков мира провозглашают свою приверженность ничем не ограничиваемой рыночной экономике и либерально-демократическим идеалам. Значит ли это, что именно они и неразрывно связанный с ними образ жизни и потребления восторжествуют на нашей планете через какое-то время, скажем, через одно-два столетия?
Едва ли. Никакая наука, даже XXIII века, не будет в состоянии поднять производительные силы человечества настолько, чтобы обеспечить 10 – 15 миллиардов людей (примерно таким станет население земного шара к тому времени) хотя бы по современным стандартам либерально-рыночных обществ, а ведь и эти стандарты растут день ото дня. Однако уже сейчас сырьевые и экологические проблемы, в которых захлебывается планета, требуют ограничения роста и даже снижения уровня потребления, создания и внедрения “охранительных”, а не экспансионистских, моделей социально-экономического развития (1). У нас просто-напросто не остается времени для того, чтобы придумать нечто, что позволит нам совершить скачок из царства нужды в царство всеобщего материального благоденствия. Это – аксиома современной футурологии. И если у человечества есть еще будущее, хотя бы на одно-два тысячелетия, то оно – не за тотально-безграничным либерализмом с абсолютно “отвязанной” рыночной экономикой, а за такой системой, в которой различные свободы для большей части людей (в том числе – права человека) и рыночные отношения будут ощутимо ужаты.
Способен ли современный Запад – США, “капиталистическая” Европа, Канада, Австралия, Новая Зеландия и страны, находящиеся в его орбите и развивающиеся путем, который в главных, фундаментальных своих чертах сходен с путем западным (Латинская Америка, а также Вест-Индия, острова Карибского региона), выработать такого рода систему? Скорее всего, нет, не способен.
Для этого ему следует приобрести черты, свойственные традиционным культурам – тому, что называют “Востоком” – черты, безнадежно утраченные им на пути к “вершинам прогресса”. Кроме того, западные державы должны будут отказаться – хотя бы и сохранив в своих лозунгах либерально-эгалитарную фразеологию, от основополагающих принципов, которые определяют их бытие, то есть от самих себя. Если принять во внимание нынешнее положение дел в этих странах, характер их внутренней и миграционной политики, подавляющее господство во всех их жизненных сферах либерально и ультралиберально настроенных деятелей, соответствующим образом воспитанную общественность, оказывающую значительное влияние на политические процессы, происходящие там, то это кажется невозможным, даже в виде реализации концепции “золотого миллиарда” (2).
Что касается Латинской Америки, этого маргинала Запада, то она, по всей вероятности, неспособна породить что-либо оригинальное в социально-политическом плане, да ещё и мирового значения, поскольку в течение всей своей полутысячелетней истории Латинская Америка лишь воспроизводит, с местными, не слишком разнообразными вариациями, черты, притом далеко не лучшие, истории тех стран, колонией которых она являлась – Испании, Португалии.
Поэтому появление интересующей нас модели можно ожидать только из стран Востока: из Китая, из России и областей “третьего мира” с их традиционным пренебрежением к правам и свободам личности, комфорту и экономическому процветанию общества в целом, а не только его верхушки, непреоборимыми тенденциями к сосредоточению в руках этой политически организованной, всесильной элиты важнейших экономических и социально-государственных сил.
Общества Востока относятся к шести цивилизационным типам: африканскому (государства “Черной”, или же “Тропической” Африки, Африки, лежащей южнее пояса Великих Пустынь), афразийско-мусульманскому (страны, находящиеся в пустынях Северной Африки, Ближнего и Среднего Востока), южноазиатскому (Индия, Шри-Ланка, Непал, Бангладеш), восточноазиатскому (Китай, Корея, Вьетнам), евразийскому (Россия, Украина, Белоруссия, Казахстан) и океанийскому (Фиджи, Самоа, Вануату, Тувалу, Тонга и т.п.). Кроме того, имеется большая группа стран лимитрофных, т.е. “пограничных”, сочетающих в себе черты различных цивилизационных типов, названных выше. Это – государства зоны Сахеля, Сомали и Эфиопия в Африке, Турция, Афганистан, Пакистан, центральноазиатские обломки СССР, Монголия, Индокитай, Индонезия, Филиппины, Папуа-Новая Гвинея и т. д.
Очевидно, что страны, находящиеся на “цивилизационных разломах”, в глобальной геополитической игре являющиеся не субъектами, а объектами дележа “сфер влияния”, страны, подчиненные или подчиняемые вне их лежащими “центрами силы”, внутренне всегда неустойчивые, не обладают базой для выработки и дальнейшего развития глобальных социально-экономических моделей, а также для утверждения этих моделей в качестве всемирного эталона. Поэтому перейдем к рассмотрению перспектив “чистых” цивилизационно-культурных типов.
Океания. Маловероятно, что на этих клочках суши, разбросанных в гигантских водных пространствах, в ближайшие десятилетия появится что-то, что может быть принято человечеством или, тем более, навязано ему в качестве “нового мирового порядка”. Пироги, боевые катамараны и даже мощные катера, которыми располагают нынешние океанийцы, совершенно неубедительны в сравнении с авианосцами, атомными подлодками и межконтинентальными баллистическими ракетами крупнейших стран мира.
Африка. Черная Африка тоже не обладает необходимым потенциалом для возможного глобального торжества. Здесь, как и в Океании, нет для этого необходимых экономических, интеллектуальных и просто военных сил, а также традиций крепкой, устойчивой государственности имперского типа, способных хотя бы сам этот континент сплотить в единое целое и поднять на тот уровень, на котором можно было бы сколько-нибудь серьезно выказывать те или иные мировые амбиции. Все более-менее значительные государства, известные африканской истории, были образованиями рыхлыми, довольно слабыми и недолговечными (средневековые Гана, Мали, Сонгаи, Сокото, Мономотапа, Буганда и т.д.). Страны этого континента разобщены непреодолимой враждой, погрязли в бесконечных клановых и племенных войнах.
Южная Азия. Теоретически возможно объединение стран южноазиатского мира в единый военно-политический блок (конечно же, под эгидой Индии), однако данный субконтинент сам по себе, вероятно, неспособен претендовать на роль глобального лидера, по крайней мере неспособен в одиночку тягаться с Западом по двум коренным причинам: 1) из-за несоизмеримости их военно-экономического потенциала (при сопоставимости потенциалов людского и интеллектуального); 2) из-за того, что культуры Индии и всех других государств, которые в Южной Азии существовали и существуют, ориентированы на духовное развитие человека, а не на социально-экономическое и политическое развитие общества. Лучшие умы этих стран созерцательны, устремлены на поиски мистического освобождения, того, что называют “Мукти”, “Нирваной”, слиянием с Абсолютом. И эту традицию чрезвычайно трудно преодолеть, хотя Индия и приняла в себя (в колониальный период) большую дозу западного рационализма и Просвещения, располагает современно мыслящей политической элитой. Ориентацией на внутреннее, духовное, а не на внешнее, социальное, объясняется и постоянно проявляющаяся в истории слабость государств индийского субконтинента, даже его великих империй, рушившихся под напором иноземных завоевателей, приходивших со всего света. Новая, освободившаяся от английского владычества Индия тоже не поражает своей военно-политической мощью: она уступала в войнах Китаю и Пакистану, не может совладать с тамилами и другими сепаратистами, ведущими партизанскую войну с правительством Дели.
Цивилизация Ислама. Мусульманский мир знал сильные и долговечные империи, влияние которых распространялось далеко за его пределы (Арабский халифат, Персия, держава Османов). Однако сейчас он сильно разобщен политически, наполнен смертельно враждующими друг с другом режимами, и кажется совершенно невероятным, что в сколько-нибудь близкой перспективе эти страны объединятся, выработают на основе Корана или секуляризованных принципов Ислама действенную доктрину и начнут распространять её во все концы света. Кроме того, хотя в экономическом отношении (финансы, нефть, газ) и в плане “человеческого фактора” мир ислама в целом располагает весьма значительной силой, в чисто военном аспекте он безнадежно отстал от держав, обладающих ракетно-ядерной мощью. Изобретение собственного атомного оружия Ираном или Ираком, даже если и случится оно по недосмотру “мирового сообщества”, вряд ли изменит уже сложившийся на международной арене баланс сил.
Остаются лишь две страны, два цивилизационных типа, теоретически (и практически) способных бросить перчатку Западу, создать “охранительную” социально-экономическую модель глобальных масштабов. Это – Китай и Россия.
В настоящее время шансы Китая выглядят предпочтительней. Китайская Народная Республика – динамично, хотя и не беспроблемно развивающаяся держава с неуклонно крепнущей экономикой и постоянно модернизируемой армией, держава, которая накладывает свою “тяжелую лапу” на окружающие её страны и территории, достаточно успешно подчиняет себе Юго-Восточную Азию. Вот уже несколько тысячелетий (с небольшими сравнительно перерывами) Китай является империей – Империей с большой буквы. Её функционирование определяется фундаментальной доктриной, основанной на конфуцианстве с его абсолютно неевропейским представлением о гуманности, и учениях крупнейших и наиболее удачливых политиков древности (Шан Ян), доктриной, которая лишь укрепила себя своеобразно, по-китайски истолкованным марксизмом-ленинизмом. В международных отношениях эта доктрина ориентирована на вековую культурно-политическую экспансию.
Как известно, Китай обладает неограниченным человеческим, огромным интеллектуальным, военным и экономическим потенциалом, значительными запасами природных ресурсов, входит в пятерку ведущих ядерных держав мира, располагает хорошо отлаженными каналами для распространения своего влияния в странах “третьего мира” и является политическим оппонентом Запада. В последнее десятилетие он всё сильнее “поджимает” Запад экономически, тесня его на рынке дешевых товаров массового потребления. Поэтому Китай имеет неплохие шансы пробиться в мировые лидеры, а его социально-государственная доктрина может стать основой для создания альтернативной нелиберальной доктрины глобальной значимости.
Однако доктрина эта, несущая на себе неизгладимую печать восточноазиатской ментальности, для всемирного усвоения кажется не вполне подходящей: слишком специфична она для людей, не обладающих соответствующим строем мышления и жизненного уклада.
Не является абсолютно выигрышным и геополитическое положение Китая. То, что он находится в зоне, которой пророчат наиболее динамичное развитие в XXI-м веке – в зоне Азиатско-Тихоокеанского региона, для него чрезвычайно выгодно, но такое расположение Китая – на восточной окраине Евроазиатского континента, на периферии Старого Света вообще, существенно затруднит распространение китайского влияния на Ближний Восток, Европу и Африку. Особенно негативна для Китая его отдаленность от Ближнего Востока – важнейшего на нашей планете источника углеводородных энергоресурсов – нефти и газа: любая держава, стремящаяся к мировой гегемонии, должна иметь как можно более прочные позиции в этом регионе. Кроме того, Китаю для борьбы за мировое лидерство будет недоставать собственных природных ресурсов, запасов промышленного сырья.
Однако всё это находится у него под боком – в Сибири и в Казахстане. Если Китай сумеет в ближайшие 30-50 лет установить контроль над Казахстаном, центральноазиатскими государствами (Киргизией, Узбекистаном, Таджикистаном, Туркменией) и Сибирью, то можно будет с уверенностью сказать, что по окончании эры глобального превосходства Запада начнется эра планетарного лидерства Китая, потому что в этом случае он приобретет не только необходимую ему ресурсную базу, но и геополитический трамплин для прыжка к переднеазиатской нефти и газу, а также заметно приблизится к границам Европы и Африки.
Чем располагает последняя из нерассмотренных нами сил – Россия? Во-первых: чрезвычайно выгодным геополитическим положением. Занимая север Евразии, она как бы нависает над всем Старым Светом – крупнейшим на земном шаре массивом суши, на котором сосредоточена большая часть населения и экономики нашей планеты, и соприкасается со всеми цивилизациями, здесь расположенными (исключая второстепенную – пока, во всяком случае, – Черную Африку); расстояние от границ России до любой точки Старого Света меньше, чем от границ Китая. Как и последний, Россия имеет выход в богатую перспективами зону Азиатско-Тихоокеанского региона. Кроме того, близка она и к территории Американского континента. Однако в последние годы границы России заметно отодвинулись от Ближнего Востока и от Европы, и это существенно уменьшило выигрышность её геополитического положения. Безусловным минусом для России является наличие слишком протяженной и малонаселенной границы с миллиардным Китаем; активизация китайского элемента на Дальнем Востоке (да и в Сибири) становится всё более зловещей и ощутимой.
Россия имеет значительный людской и всё еще огромный интеллектуальный потенциал. Однако удручающая демографическая ситуация в стране, уменьшение её населения и его старение, “утечка мозгов”, хроническое недоиспользование высококвалифицированных кадров вкупе с известной расшатанностью системы образования в России существенно ослабляют мощь её “человеческого фактора”.
Огромный сырьевой потенциал. Общеизвестно, что весьма заметная доля планетарных запасов самых разнообразных ресурсов сосредоточена на территории нашего отечества. Значимость данного фактора будет возрастать на протяжении всего XXI века, по мере обострения глобального сырьевого кризиса. Однако этот великий “плюс” в большой степени съедается отдаленностью, труднодоступностью большей части имеющихся природных богатств, слабой освоенностью земель, где они находятся: малой их заселенностью, недостаточным развитием необходимой для их эксплуатации инфраструктуры (транспорта, связи и т.д.).
Могучая традиция имперской державности, давнее (со времен окончания Северной войны Петра I) нахождение России в числе великих держав планеты. Россия, собственно говоря, и строилась как великая, т. е. мировая держава, создавшая весьма оригинальный и сильный тип государственности, претворивший в себе, помимо особенностей русского национального духа, имперские традиции самых различных культур и народов: византийцев, домонгольских кочевников, самих монголов, получивших прививку китайского великодержавия, и немцев. Укрепление государственного начала, стоящего над аморфной гражданской массой, было доминантой исторического пути России, она на протяжении почти что семисот лет именно на этом концентрировала главные свои силы, отвлекая на развитие всей остальной культуры и повышение жизненного уровня своего народа лишь необходимый их минимум. Сейчас российская государственность тяжело хворает, она не может (или не хочет, что также является симптомом серьезной болезни) справиться с сепаратизмом на Кавказе, пассивно наблюдает и даже экономически поощряет сецессионные (3) тенденции в Поволжье и Приуралье (Татарстан, Башкирия), спокойно позволяет ущемлять свои интересы странам как Дальнего, так и Ближнего Зарубежья. Означает ли это крах многовековой тенденции российского бытия? Поживём – увидим, однако необходимо отметить, что Россия прошла через несколько серьезных кризисов своей государственности, в том числе – и более катастрофических, чем нынешний (Смутное время, 1917 –1918 годы), но её имперская мощь после их преодоления лишь усиливалась. Не исключено, что и на этот раз политическая анемия российской державности через два-три десятилетия завершится укреплением её организма.
Крупная армия, колоссальный ракетно-ядерный щит. Однако “щит” благополучно ржавеет, тонет, изнашивается, обычные вооружения модернизируются относительно слабо, и вообще сила и слава российской армии в настоящее время живут главным образом лишь на страницах учебников истории. Вернуться в полном объеме и с новым блеском они могут только с усилением державно-государственного начала.
Суммируя всё вышесказанное, необходимо признать, что кратко- и среднесрочные перспективы у Китайской “республики”, являющейся на деле самой настоящей Империей, намного радужней, чем у России, и именно ей будет принадлежать тактический перевес в течение нескольких ближайших десятилетий, в которые, вероятно, и решатся судьбы грядущего мирового порядка – как со стороны Запада, так и со стороны Востока.
Но есть еще один неучтенный фактор, который для отечественных консерваторов является безусловным “минусом”, но который в глобальной геополитической игре скорее всего окажется “плюсом”. Речь идет о гораздо более полной, по сравнению с Китаем, потере Россией своих национальных традиций, своей исконной культуры, её ориентиров и установок. Это увеличивает пригодность России на роль потенциального мирового лидера, и вот почему. Россия, в значительной мере потеряв этническую, культурно-обосабливающую специфику, отгораживавшую её от “современного”, то есть западного мира, в большей степени, чем “Поднебесная”, восприняла его универсализм, тот универсализм, ту космополитическую “всеядность” и “всепригодность”, которые позволили Западу занять ключевые позиции на планете. Она сама стала носительницей, “излучателем” этого универсализма (и космополитизма) в пределах сферы своего идейно-политического влияния. Китаю превратиться в носителя космополитического универсализма мешают остатки его национально-культурного, цивилизационного багажа, не истребленные ни “буржуазными”, ни социалистическими революциями, происходившими в нем. Поэтому скорее Россия, а не Китай, способна сыграть в новейшей истории роль, которую в античности сыграл Рим, создавший мировую державу, просуществовавшую почти 700 лет. Стратегическая задача России в XXI веке – сделать свои социально-политические институты пригодными для эффективного управления разнокультурным и многонациональным организмом глобальной империи, уладив для начала с их помощью внутригосударственные конфликты. Тогда она действительно станет новым Римом – третьим и последним. В противном случае её постигнет судьба греко-македонской державы: Россия распадется на ряд уделов с самостоятельными правителями во главе, которые затем подчинятся Западу и Китаю, подобно тому, как эллинистические царства преемников Александра Великого подчинились Риму и Парфии.
(1) Так называемый “реальный социализм” тоже являлся (и является там, где до сих пор сохранился, например на Кубе, в Северной Корее) моделью не “охранительной”, а экспансионистской, и во многих отношениях эта модель даже менее предпочтительна, чем капиталистическая.
(2) Эта концепция предполагает превращение Запада в “закрытую” от всего остального мира социально-политическую систему с высоким по сравнению с другими человеческими обществами уровнем жизни, который будет обеспечиваться за счет сознательного держания последних в состоянии нищеты и контролируемой нестабильности, использования их исключительно в качестве источников сырья и мест для складирования своих технологических отходов.
(3) Сецессия – выход из состава государства какой-либо его части.
|
