Владимир ВАРАВА
РУССКИЙ “ГЕНДЕР”
Мир не хочет быть плоским и ясным,
как доска, как день, как утро, как биржа...
В. В. Розанов
Разрушение семьи (уже не святости брака,
не метафизических основ, а “биологии”) достигло
сейчас невероятных размеров. Вакханалия
программы “планирования семьи” (РАПС) своей
псевдочеловеческой риторикой застилает глаза
многим родителям. Сегодня, можно сказать,
спланировано организованное разложение семьи и
организованное разложение человека. Метод
выбран коварный: вроде бы помощь семье
консультации “психологов” и т. д. На деле же -
ужасающая профанация философии половой любви,
выхолащивание духовной сущности пола и в
результате апология голого (в прямом смысле)
физиологизма.
Что можно противопоставить тактике
уничтожения русской семьи, русской любви и
русского бытия? Восстановление традиции,
православной традиции, с одной стороны, с другой,
философское изучение метафизических аспектов
пола, семьи и брака. Поможет в этом постижение
того огромного материала, который был накоплен
отечественной философской традицией
(“метафизика пола”). Русские философы не
“планированием семьи” занимались, а постигали
само существо, духовный смысл любви. Обратимся к
взглядам оригинальнейшего русского мыслителя В.
В. Розанова, чьи воззрения на проблему полка
могут стать реальной (интеллектуальной и
духовной) альтернативой современным
примитивизированным представлениям на этот
счет.
* * *
Необычайная даровитость В. В. Розанова
была отмечена многими и неоднократно.
Писатель-философ, антиномист, великолепный
стилист, мастер афористического схватывания
сути бытия - знаки глубины русской культуры. Но
наибольшей силы Розанов достигает в вопросах
религиозных. Умение передать и облечь в слова
глубоко внутренние религиозные чувствования –
то, чем Розанов обладал сполна. Можно сказать, что
он весь – писатель исключительно
религиозный, имевший величайший дар
религиозного мироощущения.
Нужно быть очень нечувствительным
человеком ни к каким про-явлениям бытия
(первофеноменам, по Гете), чтобы не поразиться
Розановым, его глубочайшей религиозной
искренностью и естественным (почти
натуралистическим) постижением трансцендентных
начал. Он делает трансцендентное близким, а
близкое трансцендентным; вводит его в быт. Дело
невероятное не только с точки зрения
“трансцендентальной философии”, полагающей,
что высшие измерения бытия зарыты от обыденного
сознания громадой аналитических изысков. Дело
невероятное само по себе. Розанов через
привлечение внимания к некоторым
(физиологическим) аспектам жизни способен
“приближать Небеса”, показывая в обычных
природных и житейских ситуациях действие
светоносных, нетварных начал. Глубочайший дар
видеть религиозное как реальное,
преломленное в быту, семье, природе, теле. -
потрясающее качество русского философа.
По сути это и есть истинно православное
миросозерцание, согласно которому именно в вещности
мира, в его “материальности” воплощается
Божественное Слово, Сын Божий, Иисус Христос.
Принимая “зрак раба”, совлекаясь в человеческую
плоть, умаляясь до “смертного” (кеносис),
Господь показал высочайший смысл тварного
начала бытия, высвятил глубочайшее значение
материи. Манихейство (1) (то есть фарисейство и
противохристианство) - неведение о священном в
природной эмпирии; она здесь мыслится как зло,
как зло абсолютное, подлежащее искоренению и
уничтожению. Но разве мог Бог воплотиться в то,
что не от Бога? Тварный мир содержит семя зла,
тления, смерти; но сам по себе, в своей чистой
“эйдетической” сущности он так же свят и
непорочен, как свято и непорочно все сотворенное
Богом. И падшее достойно благословения,
одухотворения и преображения. Св. Ириней
Лионский говорит: “Как бы человек пришел к Богу,
если бы Бог не пришел к человеку? Как бы человек
освободился от смертного рождения, если бы не
пережил в вере новое рождение, щедро дарованное
ему Богом и возможное благодаря рождению Девы?
Вот причина, по которой Слово Божие стало плотью
и Сын Божий – Сыном Человеческим: для того, чтобы
человек вступил в общение со Словом Божиим и,
обретя сыновство, стал сыном Божиим. Мы не смогли
бы стать поистине причастными бессмертию без
тесного единения с Бессмертным. Но как бы мы
могли соединиться с бессмертием, если бы оно не
стало подобным нам для того, чтобы поглотить
смертное бытие и чтобы мы также были усыновлены и
сделались чадами Божиими?”
Человек обретает во Христе,
воплотившемся в человека, полноту бытия.
“Обожение” (теосис) - конечная цель всех
онтологических “борений” в процессе
Боговосхождения человека. Бессмертие, вхождение
в Вечность даровано человеку именно тем, что Бог
умалился, воплотился, вошел в смертность и
конечность.
Не собрание бесплотных духов Царствие
Небесное, а союз преображенных - телесно и
духовно - людей. Всякая борьба с материей как с
источником зла - неверие и иконоборство. Не
только Господь воплотился в “материю”, но и
духоносные образы святых изображаются на холсте
краской, то есть материально. Для иконоборца –
это “язычество”, для христианина - высший
онтологический смысл материи, как элемента
Божественного домостроительства, как того
“духовного вещества”, из которого сотканы наши
телеса и весь природный мир.
Розанов обладал живым чувством святости
плотского в, казалось бы, наименее духовной сфере
- “половой”. “Метафизика пола” - наиболее
точное название для философских интуиций
русской мысли, которая глубочайше прикоснулась к
теме “пола”. В русской философии раскрыт
сокровеннейший смысл таких понятий, как
“любовь”, “брак”, “женственность”. Владимир
Соловьев, бесспорно, здесь один из первых, кто
всерьез поднял эту тему и заложил традицию. Но
Розанов вносит в эти построения новую струю,
открывает новый угол зрения. Его интуиции на тему
семьи и брака высвечивают отнюдь не
социальные аспекты, а вонзаются в самый корень
бытийного естества, постигая самую
“махровость” эмпирии (“махровость есть
благоухание именно плоти”). Розанов как бы
“хватает” человека за “пол”, выявляя
метафизические основоположения нашего
существования.
Достигается это особой философской
техникой (“розановский стиль”), не имеющей
никаких “мировых” аналогов. Пройдет более
полувека, когда Хайдеггер развернет свой
философско-филологический штурм
фундаментальной онтологии и глубинной
семантики. А русский мыслитель уже оговорил, ословил,
осмыслил бытие своим неповторимым “логосом”.
Философский стиль Розанова - особенность,
выводящая его в ряд вершинных имен в философии.
Статья “Семя и жизнь”, небольшая по
объему, но принципиально важная по смыслу,
выявляет наиболее значимые проблемы
человеческого существования. Современной школе
необходимо ознакомление с этой статьей, чтобы
несколько отрезвиться от слишком рьяного
участия в различных программах “планирования
семьи”, которые на деле преследуют одну цель -
разрушить Россию через разрушение семейных
основ русского быта.
Статья посвящена жизни. Женщине и жизни.
Розанов обращает внимание, что имя “Ева” значит
“женщина” и “жизнь” одновременно. Здесь
тончайшая “завязь” той грандиозной
непостигнутости, имя которой - бытие. Способность
рожать (давать жизнь, умножать живое бытие) - вот
сверхбиологическая тайна, постичь которую можно,
лишь религиозно всматриваясь в мироздание.
Для нашего (погрязшего в контрацепции)
времени, когда не только бытие утратило
великолепие метафизической свежести,
превратившись в исчадие детерминистического
ада, но и быт, опошлившись и принудив жить
исключительно по законам СМИ, - розановские
воззрения на мир не лишние. Розанов нужен сейчас,
и не только философам-мужчинам, но, может быть,
больше женщинам, охваченным лихорадкой
“гендерных исследований” и забывшим о своем
исконном смысле “быть женщиной”.
Тонко-интимные моменты “чадорождения”
приобретают у Розанова высоко-философское
звучание. Важно видеть, как “пол” связан с
религиозностью, с Богом. Только два взгляда
возможны на событие рождения. Или это - чисто
биологический акт, объясняемый в
примитивно-дарвиновской терминологии, или - чудо
и тайна, которая потрясает и перед которой
склоняют голову мудрые мира сего. Розанов
говорит: “... сейчас и здесь, стоя лицом перед
кардинальною тайной мира, перед труднейшей его
задачей и вместе - задачей самой высокой по
предмету сюда замешанному (человек), мы будем
“мнить мир с Богом”, но с “Богом” именно отсюда
начиная, здесь и впервые Его непосредственно,
субъективно, в таинственном материнстве
ощущая”.
“Таинственное материнство” -
величайшее определение. Физиология залепила
глаза людям секулярного времени; о Тайне даже не
может быть речи в век “Просвещения”, который
культурно и духовно, превратившись в постмодерн,
длится до сих пор.
Розанов смело и резко разламывает
бастион примитивно-животного воззрения на жизнь.
Спустившись на “физологическое дно” человека –
в половую сферу, там, во мраке сексуальных
вожделений, которыми живет
секулярно-однозначный человек, в этом болоте
чистого физиологизма, Розанов открывает... Бога.
Происходит освящение Божественным светом темных
сторон нашего греховного естества. Розанов
темное делает светлым; современные “половые
просвещенцы” (РАПС), наоборот, светлое делают
темным. “Прольем религию в самый пол; - говорит
Розанов в другой статье, “Женщина перед великою
задачею”, - ощущение высокого и чистого, что уже
сейчас мы соединяем с религиозным отношением,
внесем это ощущение в его незагрязненности и
святости в самый пульс своего бытия, кажущуюся
“животную” его часть - и мы выселимся извнутри
себя, религия брызнет из крови нашей
(выделено В. В.) в сочных и кровных ее чертах,
взамен теперешнего религиозного номинализма и
индифферентизма”.
Две идеи теснейшим образом
переплетаются у Розанова: великий
метафизический смысл деторождения и материнства
и связанное с этим чудо явленности в мир. Это
философский эрос - потрясение, высочайшее
удивление бытию, и в нашем случае живому бытию -
младенцу. По определению Розанова, младенец - это
выявленная мысль Божья. Вот оно, свершившееся
величайшее чудо: из ничего нечто, из небытия в
бытие. Как это может быть “естественным”, какой
физиолог может объяснять эту поистине мета-физическую
операцию перехода из одного плана бытия в другой.
Рациональное (бестайное) мировосприятие лишь
констатирует процесс внешний, констатирует лишь
факт: сам же глубинный акт метаморфозы -
внутриутробное созревание и выхождение на свет
Божий - остается в тени, и вся таинственность и
непостижимость процесса выслушивается в
гуманистически-тривиальную “естественность”.
Созерцание младенца уже одно способно
пробудить нашу мысль к осознанию того, что
источники жизни “не от мира сего”. Розанов
обращается к Достоевскому: “Бог взял семена из
миров иных и насадил сад свой; оттого и начала
жизни постигнуть нельзя; но все, что живет, - живет
ощущением касания своего таинственным мирам
иным”. Не нужна аналитика, лишь сердечное
прикасание к явившемуся в мир чуду, вызывает
“трансцендентное волнение” в нас. Всяк
философом становится, кто хоть на миг поймет
смысл младенца. “Младенец и в нас пробуждает
чувство этих только что им оставленных миров,
коих свежесть, яркость, а также и святость он
несет на губках своих, на безлукавых глазах; и,
бросая всякое дело, мы к нему бросаемся”, -
заключает Розанов.
Здесь наше внимание привлекается к
трансцендентному аспекту деторождения. Если
есть подобные ощущения и отношение к
деторождению, то о каких абортах, оставленных,
убитых, подкинутых младенцах, о детдомах и
детских колониях, детской проституции и детской
преступности и наркомании можно говорить?
Социальные проблемы возникают тогда, когда в
рождении не постигается чудо, а видится лишь
физиологический процесс с последующими
социальными тяготами. Утрата духовного видения
мира (что приравнивается к умопомрачению)
приводит в конце концов и к социальным бедам.
Связь очевидна и определенна. Мать, которая
соприкоснулась в своем младенце с “мирами
иными”, будет любить чадо свое не только в силу
“материнского инстинкта”, не по социальному
принуждению. Она будет питать истинно любовные
отношения к ребенку, и в силу этого организует
такую систему воспитания, в которой просто не
будет места тем патологиям, которые возникает в
случае, если на ребенка и само рождение смотрят
грубо биологически.
Совершенная невинность младенца - то,
что умиляет и смягчает самые жестокосердные
сердца, - знак абсолютной непорочности и святости
того мира, из которого он прибыл. Ребенок этот
островок безгрешности в нашей жизни очень скоро,
взрослея, заражается ядовитыми испарениями
пошло-секулярного и непреображенного мира. Нужно
ловить краткие мгновения, чтоб хоть на малое
время, даром увидеть необыкновенное; то, чего
не бывает во взрослом мире греха и преступлений, -
непорочность. Вот почему слезы начинают литься
из глаз заскорузлых грешников, когда они видят
новорожденного. Вот оно, “Царствие Небесное”, из
заоблачных трансцендентных далей, по сути, из
“небытия” - спустилось в грешный мир, и здесь из
детской колыбельки освящает темные лики
взрослого мира своим неземным сиянием
безгрешности.
Женщине в акте рождения, в ношении плода,
в зачатии открывается многое. Чего лишен мужчина,
только отчасти компенсирующий “трансцендентный
дефицит” в философии, женщине дано по самой
природе ее. “Кто же не наблюдал, - говорит
Розанов, - что, поднимаясь из “девушки” в
“жену”, всякая женщина почему-то и как-то, но
становится религиознее; что “роженица” после
великого труда и страдания высвечивает какою-то
явно новою, святою влагою теперь лучащихся
глаз”.
Женщина является непосредственным
страдающим агентом метафизики зачатия. Здесь
корень вещей, исток живого бытия, по сути,
таинство появления живой материи. “Тут, и
никогда еще, - продолжает Розанов, - еще нигде, -
хоть на секунду, но соединяются “пуповиною”
земля и таинственное, не астрономическое, небо:
ибо огонек новой, тут зажигаемой жизни - “не от
сего мира”, он “в стихии” ниспадает, но сам
вовсе не из “стихии”, а откуда-то и тоже не от
астрономических “звездочек”, от каких-то
лилейных частей мира”. Женщина-мать,
мать-материя – священный принцип производства
живого в мире.
Мир не хочет быть плоским и ясным, -
говорит русский философ. Но человек сам хочет
быть плоским и одномерным. Он боится глубины
мироздания, трусит перед ее грандиозными
колыханиями. Рождение и смерть - вот два Начала,
истоки вообще бытия. Здесь нельзя быть просто
человеком, здесь все действительно
трансцендентно, по мере приближения нашего
Сердца к истинно-кровавому Истоку мироздания.
Плачь скорби - радость плача - выявленность в свет
и сокрытость в мрак. Рождение - смерть - вот та
“пара”, близнецы, дающие начало философии. Здесь
хочешь - не хочешь, а вынужден думать.
Вот истина, которую постигает человек, в
мир вошедший. Тайна Входа и Исхода слишком далека
от “естественно-натуралистических” объяснений.
В мир вброшен человек... Удивись. И стань
Человеком.
В атеистической культуре, где принят
взгляд на человека как на homo sapiens, происходит
потрясающая профанация (биологизация) процессов
рождения и смерти. К этому приводит не в
последнюю очередь утрата женщиной своей
онтологической сущности. Если есть эмансипация,
то нет здоровой культурной жизни: тогда
“гендер” берет револьвер, надевает кожанку,
залезает в парламент, баллотируется в
президенты, занимает управляющие должности,
начинает править государство... в конце концов,
затуманивается светозарная лучезарность в
семье, поле, браке, а значит в мире и в человеке.
“Какова женщина, такова есть или очень скоро
станет вся культура”, - отмечает Розанов.
Деградация духовной жизни резко ударяет
и по “социальной гармонии”. Она разрушается,
когда размываются метафизические скрепы бытия,
хранимые женщиной; только внешний
репрессивно-правовой механизм поддерживает
общество. Человеку становится сначала скучно,
затем страшно и одиноко, потом абсурдно. Он
превращается в “постороннего” для всех и для
самого себя. Жизнь, не разбавленная изрядной
дозой рекламно-наркотического комфорта,
становится невыносимой. Не последнюю роль в
разрушении религиозных основ западной
цивилизации сыграло разрушение священных основ
семьи и брака. Эмансипация - онтологическая
деформация светло-природных приливов бытия, что
собственно образует полноценный процесс
жизненности в нашем мире. Через эмансипацию
укорачивается связь женщины с Богом, а значит
домостроительный, земной аспект также терпит
крах. Розанов чутко следил за
духовно-культурными процессами своего времени и
видел источник глобальной порчи: “без света
религии в таинственных “завязах” бытия своего
человек неудержимо стал загнивать в них, и
“европейская” цивилизация, именно и только
“европейская”, неудержимо расплывается из
“пассивного” брака просто в проституцию. Нет
огня, нет таинственного и жгучего огня,
стягивающего человека в “брак”, - это так
очевидно, и это очевидно только в Европе, с ее
начинающимся “вырождением”!”
Эмансипация - либеральный эвфемизм
проституции. Эмансипация - легализованная форма
проституции в демократические времена (2).
Большей измены женщины и помыслить нельзя. Очень
красноречиво об эмансипации высказывался другой
русский философ, Николай Бердяев, в статье
“Метафизика пола и любви”: “... мужская политика
царит, и политическая роль женщины слишком часто
становится смешной, жалкой. Все эти девицы из
зубоврачебных курсов, потерявшие облик женщины,
с исторической торопливостью бегающие на все
сходки и митинги, производят отталкивающее
впечатление, это существа, не имеющие своего
“я”, обезьяны, мужчины третьего сорта.
Неэстетичность, надругательство над Вечной
Женственностью - вот в чем осуждение современных
эмансипированных женщин, набрасывающихся с
подражательным жаром на мужские дела. Глаза этих
женщин, отрекающихся от начала Вечной
Женственности, слишком быстро становятся
подслеповатыми от несоответствующих их
назначению занятий, и они надевают очки,
превращаются в символ обезьянничества,
искажающий природу женщины. Женщины как бы уже не
хочет быть прекрасной, вызывать к себе
восхищение, быть предметом любви, она теряет
обаяние, грубеет, заражается вульгарностью.
Женщина не хочет быть прекрасным творением
Божиим, произведением искусства, она сама хочет
создавать произведения искусства”.
То, что писал Розанов сто лет назад,
имеет прямое отношение к сегодняшнему дню. Мысли
оригинальнейшего русского философа могут стать
реальной альтернативой (и духовной и
интеллектуальной) тому примитивному пониманию
вопросов пола, которую можно обнаружить у
адептов “планирования семьи”. Грубому и пошлому
физиологизму, в лучшем случае не выходящему за
пределы Фрейда, противопоставляется глубочайшее
понимание внутренних (метафизических)
механизмов формирования чувства любви и
связанное с этим постижение великого смысла
традиционной семьи.
Английское слово gender произошло от лат.
genus “происхождение”, “род”, “потомство”,
“пол”, “порода”, “гендерные исследования” -
названия ныне популярного в России изучения
“половой проблематики”, т. е. отношений между
мужчиной и женщиной, в свете евроамериканского
опыта такого рода.
(1) Манихейство - нехристианское
религиозно-философское учение, согласно
которому мир состоит из двух извечно
противоборствующих начал: добра и зла, света и
тьмы. Вся область материального бытия является,
по этому учению, злом, которое подлежит конечному
уничтожению. Христианству в корне чуждо такое
противопоставление духа и материи, ибо
материальный мир не является злом сам по себе, но,
как и все падшее бытие, подлежит преображению и
конечному восстановлению.
(2) На связь разврата (проституции) и
раскрепощения женщины (эмансипации),
проявляющейся в утрате женщиной своей
женственности, совершенно определенно указывал
еще Гоголь. В повести “Невский проспект” он
писал: “Тот приют, где человек святотатственно
подавил и посмеялся над всем чистым и святым,
украшающим жизнь, где женщина, эта красавица
мира, венец творения, обратилась в какое-то
странное, двусмысленное существо, где она вместе
с чистотою души лишилась всего женского и
отвратительно присвоила себе ухватки и наглости
мужчины и уже перестала быть тем слабым, тем
прекрасным и так отличным от нас существом”.
Здесь читайте:
Розанов В.В. Суворин
и Катков - Статья была впервые опубликована в
газете "Колокол" 11 марта 1916 года под
псевдонимом В.Ветлугин.
Розанов В.В. Памяти
Вл. Соловьева
Розанов В.В. Легенда
о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского
Розанов В.В.
Апокалипсис нашего времени |
