SEMA.RU > XPOHOC > РУССКОЕ ПОЛЕ  > РУССКАЯ ЖИЗНЬ
 

Михаил БУДАРАГИН 

 

СЛОВО О НЁМ

ДОМЕН
НОВОСТИ ДОМЕНА
ГОСТЕВАЯ КНИГА

 

РУССКАЯ ЖИЗНЬ
МОЛОКО
ПОДЪЕМ
БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ
ЖУРНАЛ СЛОВО
ВЕСТНИК МСПС
"ПОЛДЕНЬ"
ГАЗДАНОВ
ПЛАТОНОВ
ФЛОРЕНСКИЙ
НАУКА
ПАМПАСЫ
ВЕНСКАЯ ЛАСТОЧКА
Я писал всю жизнь,
Даже когда молчал.
Убегая днём
В раскаты города Беч.
 
Там текли глаза,
Бились в вечерний мрак,
Чтобы увидеть след
Твоих полудетских плеч.
 
Я ловил в ладонь
Крыльев размах тугой
И вплетал его
В стен городских канву.
 
Я носил всю жизнь
Свет в рюкзаке твоём,
Там где дождь увёл
В запахи сна траву.
 
 
***
 
Вместо лодок и озера - свет над старинною башней,
Улыбается флюгер, в лице отражаясь твоём.
Лишь касание плеч - я не знаю тревоги всегдашней,
Мы ещё не знакомы, мы только себя узнаём,
С каждым взглядом всё дольше ловя на лету оправданья
В осторожности слов, в невозможности дальше идти.
Город смотрит на нас с высоты своего ожиданья,
Веткой вербы рисуя, как сходятся наши пути.
 
 
***
 
День на излёте, как песня стрелы.
Дым над водой и весёлых шатров перебрань.
Не достать бы на брата из-под полы
Ладно кованый меч.
Лишь бы тёмная рань
 
Позабыла язык половецкой воды.
А кровавые руки мы вытрем о пыль -
Мы всё знаем давно, и на пальцах следы
Полумёртвой травы.
Но за ночью - ковыль,
 
Но идут в предночной тишине облака,
Чтобы дождь принести и развеять смрад.
А у нас в каждом доме - Каял-река,
И лица не умыть,
и не выплакать взгляд.
 
 
СОНЕТЫ К ЗИМЕ
1.
Твое убийство узаконено:
(Эдип, скучающий в Колоне,
встает с постели полусонный
и слышит, как дорога тонет
в апрельском теплом перезвоне).
 
Ты можешь молча возвратиться
и на Страстной мести полночи,
но утром свет в твои ресницы
начнет настойчиво проситься:
ты отказаться не захочешь.
 
Твоих агоний еле теплых
весне рассветной не услышать:
она ползет дождем по крышам,
и ты уснешь в порханье хлопьев,
где синей ниткой ветер вышит.
 
2.
Ты тихо проспала и дождь, и слякоть,
И крестный ход ты снова проспала.
Прорвав небес синеющую мякоть,
Звонят не по тебе колокола.
 
Да что тебе! Уткнувшись в теплый запах
Весенней пробудившейся земли,
Ты глухо спишь в густых еловых лапах,
Что на спину покойницы легли.
 
Вдали гудит, запаздывая, скорый,
В оврагах гулко хлюпает грязца.
Тревожно замирает лес, который
Тебе остался верен до конца.
 
 
***
 
Даль размазана, и фонари спросонья
Улыбнуться форточкам спешат.
Мир застыл, тревожней и огромней,
Чем тебе казалось год назад.
 
Ты измерил долгий этот опыт
Музыкой усталой и больной.
Но в колонках - только треск и шепот
Спорит с запоздалой тишиной.
 
 
ДУ ФУ
 
На руинах немых пагоды
тихой памятью о богах.
В ожиданье растут ягоды,
и смыкают глаза снега.
 
Поднимаясь с земли загодя,
не оставив следов огня,
по далекой моей радуге
ты идешь, позабыв меня.
 
 
***
 
И ни слова сказать, ни к руке прижать…
Пыль по дороге.
Жёлто-серым отписан прощальный привет.
 
Ты останешься там, где часы вытекают
Из тонких стволов
И рвётся с причала коня силуэт.
 
За ним облака и тяжёлые волны
Сметают остатки
Всего, чего между нами нет.
 
 
ИДИОТ
 
Человек или больше своей судьбы, или меньше своей человечности.
В жалостных скитаниях по городу
Всё теперь уныло и старо…
Не найдя для оправданья повода,
Он нырнет в автобус до метро.

 

В облака вечерний ветер прячется,
Свет фонарный умножает тьму.
Сквозь проспекты осень-неудачница
Горько улыбается ему.

 

Отводя глаза куда-то в сторону,
Как давно забытый всеми князь,
Херувим в помятой маске клоуна
Молится, за поручни держась.
 
 
ПУТИ
1
Когда-нибудь каждый из нас не вернется домой -
Не станет, не будет постылой дороги назад.
И день-пилигрим по вечерней дороге хромой
Проводит деревьев тяжелый и ласковый взгляд.

 

Когда мы начнем прорастать, как неведомый злак,
Пусть Ангел положит на плечи живое крыло.
Ни слова… не надо… все ныне понятно и так.
Нам некого ждать, нас почти уже двое дошло.
 
2
Возвращайся когда-нибудь
в город, где талые стекла
опускают глаза
и хотят о тебе рассказать,
и рука переулка
спускается к сумеркам теплым,
и герань, как когда-то,
с подушками делит кровать.

 

Возвращайся когда-нибудь
в дом за распахнутым садом
и пытайся не помнить
пьяные всплески огня.
Возвращайся когда-нибудь
влажным, сиреневым взглядом,
в белом яблоке сердца
дороги пустые храня.
 
 
***

 

Умирала, крестясь,
и пела.
Словно тонкая
связь
тела
и души
заждалась
света.
И молитва
почти
спета.
Голос нитью
дрожит
в свечке.
И осталось прожить
вечность.
 
 
***

 

От тихости снега…
сонность
за скорость паденья
пробуй
считая мгновенья
помнить
как в детстве далеком
верил
что ждет беспокойно
где-то
последняя скрипка
снега
и не было песни
чище
и не было правды
горше
чем плач на плече
детства
о том что огонь
гаснет…
 
 
Д. П.
1
…холодных дней чужими именами
стекло прильнет к оттаявшей щеке,
внизу пройдут баркасы письменами
на древнескандинавском языке…

 

…и утром встретив медленную пристань,
снегов неуловимая канва
оставит в недосказанности писем
никем не объясненные слова…

 

…ты спустишься по трапу теплой ранью,
не разбирая в шуме ничего,
но море повторит моё дыханье,
чтоб ты одна услышала его…
 
2
Был дом,
и пустое пространство
между полкой и шифоньером,
там игрушечных армий полки,
превращенные детской рукою в живых,
каждый день умирали до завтра.

 

Но однажды
никто не воскрес, и уехал не мальчик,
а угрюмый подросток, и старое войско
было отдано в добрые руки, как мебель
и каштанов сгоревших
тяжелый и приторный запах.

 

Десять лет
все на свете пустые пространства
заменяли ему сигареты, футбол,
и никто не кричал: "Марш домой,
сколько можно на улице…", время
было вскользь на его стороне.

 

Но однажды
ты вошла в полутемную комнату, где
ни солдатиков не было, ни разогретых
каштанов. Он искал твоих губ, потому
что твой голос звучал, как у мальчика
между полкой и шифоньером.

 

Он не знал никогда,
что такое малая родина, и большая,
но твой взгляд приравнял его
к движению воздуха,
к обжитому пространству, к любови,
к настоящему, прошлому непрошедшему,
к тому, что становится верой в Бога…
 
 
ТЕЛЕМАК ОДИССЕЮ

 

Отец, отец, мне минуло двенадцать,
и деревянных сабель частокол
сменяется железными мечами,
война спешит, мать сматывает пряжу,
и странствие готово разразиться
грозой на горизонте. Корабли
бросая Посейдону на съеденье,
где ты, отец? Как местное вино,
стада, войска и женщины чужие?

 

Спеши, отец, спеши пока не поздно,
по звездам путь пусть сосчитает кормчий…
я от страстей Эдиповых избавлен,
но в комнате, ведущей на чердак,
пугает блеском медная заколка.
И взгляд на море при плохой погоде
грозит вернуться полной слепотой.
 
 
НОВЫЙ ГОД

 

Мы знали, что иного мира нет…
Уоллес Стивенс

 

То ли это зима, то ли что-то опять не сложилось.
Пахнет снегом асфальт, пахнет плесенью снег неживой.
По утрам через узкую форточку тянется сырость
И в зашитую грудь бьётся голос распахнутый твой.

 

То ли это зима, то ли чай неожиданно горек,
От случайного вздоха еловые ветки звенят.
Замирает под вечер детьми растревоженный дворик,
И сегодняшний день - не длиннее вчерашнего дня.

 

То ли это всё блажь, и не будет иного расклада:
Тот же мокрый асфальт, тот же тихий уют дармовой.
Никуда не уйти, потому что не очень-то надо.
Только б слышать сквозь форточку голос распахнутый твой.

 

2002-2003

Написать отзыв

 

© "Русская жизнь",  обозрение

 
Rambler's Top100

Русское поле

WEB-редактор Вячеслав Румянцев